Пятнадцатый отряд
- -
- 100%
- +
В плане общих посиделок большая комната в бараке гораздо удобнее и уютнее. Когда у офицеров что-то вроде каникул, мы устраиваем такие расслабляющие вечера, например Бити играет для нас на гитаре или Малоун показывает, как правильно украшать деревянные изделия резьбой. Иногда мы играем в карты, логические настольные игры, и даже мрачная Сельвигг к нам присоединяется время от времени. Но с приходом осени капитан возобновит наши теоретические и практические занятия, свободного времени поубавится. Я уже прошла добрую часть пути до лестницы, как вдруг до ушей долетает непонятный звук. Чей-то сдавленный стон. Необычно для утренней, звенящей тишины. Я останавливаюсь, чтобы получше прислушаться и определить примерное направление, и иду в ту сторону. Вскоре свожу брови от озадаченности и тревоги, потому что звуки, напоминающее то ли рычание, то ли плач, привели меня к комнате Джинно. Ему опять снится кошмар? И что мне лучше сделать в такой ситуации? Можно его не трогать, так как ему не нравится вторжение в личное пространство. Можно его разбудить и попытаться разговорить, успокоить. Вдруг, если он поделится своими переживаниями, ему самому станет легче. И пока я стою перед дверью, колеблясь, та сама еле-еле приоткрывается, будто приглашая зайти внутрь. Ну, попытка не пытка, захожу.
В его комнате всё по-армейскому строго и, как всегда, чисто. Стол стоит перед окном, выходящим на зелёный лес, и этот вид навевает мысли о прекрасных далях. На столешнице порядок, всё стоит на своих местах: от закрытой чернильницы до жестяной коробочки с металлическими перьями для ручки. На кровати, расположенной спинкой к каменной стене, ворочается Джинно, обнажённый до пояса, поскольку одет в пижамные штаны. Он явно пребывает по ту сторону сознания, нервно комкает пальцами спутанное одеяло, плотно стискивает зубы, выгибается, хрипло стонет и что-то неразборчиво говорит, пытаясь отползти куда-то; на лбу выступила испарина. Нет уж, это совсем не дело. Нужно его разбудить, это будет лучшее решение. Тихонько подхожу к нему, потряхиваю его за плечо правой рукой.
– Джинно, проснись, – стараюсь, чтобы голос звучал твёрдо и спокойно, – Джинно.
Глаза под сомкнутыми веками беспорядочно двигаются, он морщится и пытается что-то ухватить рукой на матрасе. Внезапно дыхание учащается, и он на вдохе открывает глаза и резко садится. По расширенным зрачкам я понимаю, что он ещё во сне и не отличает его от реальности. Поэтому не слишком удивляюсь, когда через долю секунды парень больно хватает меня за запястье правой рукой, а левой мгновенно достаёт нож из-под подушки и почти что приставляет мне его к горлу. Послушно замираю, так как любое неосторожное движение может плохо закончиться. Спустя ещё пару секунд светло-карие глаза проясняются, но добрее от этого не становятся. Он пристально смотрит на меня, выравнивая дыхание.
– Тэсс? – голос звучит сипло и неуверенно. – Что ты здесь делаешь?
Джинно облизнул пересохшие губы и медленно убрал нож обратно под подушку. Не знала, что он спит так, с оружием наготове. Что же так его мучает?
– Ты стонал во сне, что-то говорил, – немного отстраняюсь, давая ему больше пространства, – я проходила мимо, подумала, что лучше будет разбудить тебя. Снова дурной сон?
Парень ничего не отвечает, молча потирает рукой лоб и глаза, ерошит намокшие от пота русые волосы, затем водит затёкшими плечами. Вижу, как под светлой кожей перекатываются мышцы. Он, конечно, не такой сильный как Малоун, но всё же достаточно натренированный боец. Мне хочется прикоснуться к нему, дать знать, что я рядом и хочу помочь.
Только я знаю, что на этот жест он лишь сильнее разозлится. А у меня нет желания делать его утро ещё хуже, чем оно по итогу намечается. Пока он потряхивает головой, сидя на кровати, я, не дождавшись ответа, решаюсь предложить хоть что-то.
– Принести тебе воды?
– Нет, – достаточно резко обрубает он, – всё нормально, иди отсюда.
– Уверен? – переминаюсь с ноги на ногу, буквально кожей ощущая идущее от него отчуждение.
– Да, уходи, – он бросает взгляд на меня, и я вижу в его глазах какой-то странный блеск.
Но не успеваю его толком рассмотреть и понять. Парень уже закрыл веки, показывая, что он всё уже сказал. Наверное, мне правда лучше сейчас оставить его. Разворачиваюсь и, удерживая себя от того, чтобы оглянуться, выхожу за дверь, плотно притворив её за собой. Пройдя пару шагов вдоль высеченного коридора, прислоняюсь к стене и прикрываю лицо руками. Он снова меня оттолкнул, даже мою осторожную попытку хоть как-то помочь он отверг, что уж говорить о более серьёзном разговоре. От этого тяжело и так промозгло на душе, словно внутрь поместили кусок льда. Он мешает вдохнуть полной грудью и лишь усиливает тоску. Не успеваю я переварить случившееся, как до меня доносятся чьи-то приглушённые и явно неспешные шаги. Отрываю руки от лица, не хочу, чтобы кто-то меня застал в таком расстроенном виде, и почему-то совсем не удивляюсь увиденному.
Впереди вижу Сельвигг, медленно поворачивающую из-за скруглённого угла. Тёмные волосы распущены и растрёпаны, как если бы она только встала, на ней наспех запахнутый серый халат, полы которого она придерживает скрещенными на груди руками. Выглядит так, как будто девушка накинула его на голое тело. По холодному полу идёт она босиком. Тёмно-синие глаза смотрят на меня со скучающим вопросом, и я спешу дать ей объяснение, зная, что она-то сможет помочь дорогому мне человеку лучше меня.
– Джинно приснился плохой сон, я его разбудила, но… – покачиваю головой, не зная, как закончить фразу.
– Ясно, спасибо, Тэсс, – говорит капитан и спокойно, не торопясь, идёт мимо меня.
Вот она доходит до нужной двери, открывает её безо всякого стука, прекрасно зная, что её обитатель уже не спит.
– Что, Джинно? Молодая кровь даёт о себе знать? – долетают до меня её слова, затем дверь тихо хлопает, отсекая меня от этих двоих.
Какое-то время глупо жду, что парень и прибывшую отправит восвояси, но, конечно же, этого не следует. Сельвигг остаётся там, с ним – между ними определённо есть какая-то связь. Чувствую укол безосновательной, жгучей ревности, разворачиваюсь и иду к выходу. Безосновательной, потому что никаких прав ревновать того, кто мне не принадлежит, у меня нету. Главное, что в общем итоге Джинно станет лучше. А я пока схожу в баню и помоюсь, не пропадать же вчерашнему труду.
2.6 Первые потери, Этелберт
Я мучительно просыпаюсь на своей койке со вполне определённой мыслью. Мне что-то снилось, но я не могу вспомнить, что именно. Голова тяжёлая, но это чувство почему-то носит несколько приятный характер. Я даже решил вяло подумать над этим минуты четыре. Пожалуй, это чувство полной пустоты в голове и отсутствие всех этих неприятных мыслей, что обычно не дают покоя. Отлично. Ничего не хочу. В кровати приятно, тепло и уютно, а тело ощущается таким слабым, что мысль о том, чтобы принять хотя бы сидячее положение, выглядит откровенно глупой. Сейчас меня это более чем устраивает. Ведь всё и так бесполезно, можно и не вставать. Нет ни сил, ни настроя на все эти недотренировки. Прислушиваюсь к своему телу получше, судя по всему, спал я непомерно много. Оно просто ватное, очень давно так себя не ощущал. Наверное, сказались перенапряжение последних двух недель. Как нервное, так и физическое, а письмо просто добило меня. Болезненно морщусь при воспоминании об этих ровных строчках, написанных маминой рукой. И чтобы не думать о послании, заключённом в них, я с усилием и неохотой приподнимаю веки. Небольшая комната вся залита ярким солнечным светом. Лучи высвечивают причудливо танцующие пылинки и будто бы добавляют цвета деревянной мебели и светлой обшивке стен. Да, почти наверняка использовали светлую сосну, только она даёт такой оттенок. В голове настолько пусто, что любопытство проявляется блёклой, почти что безэмоциональной тенью. Они все срубы делают сами или же нанимают мастера с ближайшей деревни? В любой другой день я бы подумал над этим или же просто спросил кого-нибудь из трёх адекватных офицеров, но сегодня значительно отличается от обычного дня. Поэтому вопрос быстро уходит из моей головы, и, чтобы не вернулись мысли о письме, чтобы не оставлять мою голову совсем уж пустой, я перевожу взгляд на окно. Яркое, голубое и безмятежное небо с плывущими облаками – такое бывает только летом. Очевидно, сейчас полдень или около того. Сколько же часов я проспал? Хмурю брови, пытаясь вспомнить: во сколько я вчера лёг?
Помню, как мы с Тэсс таскали воду, помню как ел в какой-то комнате… Стоп в комнате? Я же не мог ужинать где-то кроме двора. Тогда почему я смутно помню какую-то просторную комнату и то ли скамейки, то ли столы? Грохот посуды и чей-то тихий гомон. Точно, наверное это отголоски размытого сна. Я пытаюсь напрячь память, чтобы выцепить что-нибудь ещё, но ничего не выходит. Что ж, жаль, однако загоняться над этим я не буду, это всего лишь сон. Всё чего я сейчас хочу, так это завалиться обратно спать, и это наверняка у меня получится. Но нельзя совсем уж себя распускать, я ещё не настолько морально раздавлен. Просто нет ни желания, ни стремления чего-либо делать. Я спал больше двенадцати часов, и этого достаточно, нужно вставать. Ждут тренировки, ужин. Воспоминания об упражнениях в воздушной стихии заставляют кривиться. Сегодня у моего недоучителя будет много поводов для насмешек и поругиваний. Только вот пролетят они мимо моих ушей, это точно. Пока сажусь на кровати и медленно одеваюсь, мозг мельком напоминает о том, что я хотел прибраться и постирать вещи. Если успею, то сделаю всё это. Сейчас же около полудня, не проспал ли я часом утреннюю тренировку у озера? Да даже если меня и не смогли к ней разбудить – всё равно. Всё бесполезно, и ощущение мимолётного прогресса не имеет значения. Потому что в целом я бездарен. Попытки хоть как-то зацепиться за Делрегайт никому ничего не докажут. Как только я закончил одеваться и начал влезать в ботинки, в голову всё же аккуратно вплыл противный вопрос, делающий мне не по себе. Что я буду делать дальше? Может, самое время остановиться и трезво на всё взглянуть, по-взрослому? Как собственно и должен был сделать сразу после неудачных экзаменов в десятом отряде. С минуту жду, что вслед за вопросом появится и ответ, но в голове всё ещё пусто, а посему я встаю и выхожу из комнаты, не дожидаясь неприятных озарений. У меня сейчас нет настроения или хотя бы сил их «переваривать».
Пустой коридор, отсутствие каких-либо шумов в соседних комнатах подтверждают догадки о том, что рыбалку я пропустил. На выходе из сруба отмечаю, что впервые в жизни проспал урок, надо же. Образцовый ученик, что говорить. К своему слабому удивлению, во дворе я вижу очень немногих. Понурившуюся Астон, сидящую прямо на земле возле сруба и что-то нервно вертящую пальцами, безмятежного Реида, сидящего на крыльце моего сруба и разглядывающего небо, явно скучающую Феличе, бродящую по лагерю и рассматривающую внешний забор. На другой стороне вижу рослого Малоуна, разговаривающего с беловолосой Тэсс, одетых в одинаковые серые просторные одежды. И всё. Больше никого. Это явно не похоже на начало стихийной тренировки, скорее на перерыв после неё. Где же тогда остальные? Поколебавшись, решаю присесть рядом с Реидом и для начала узнать, что я пропустил и что происходит. Он приветствует меня, подняв правую загорелую руку и чуть повернувшись ко мне треугольным лицом. Вид у него довольный, но вместе с тем и какой-то удивлённый. О чём я сразу и спрашиваю его.
– Привет, что-то произошло, пока я спал? – мой голос звучит хрипло и неровно.
Странно, до того, как я раскрыл рот, я и не ощущал, насколько в горле всё пересохло. Что на самом-то деле неудивительно, учитывая количество сна, нужно будет попить воды после разговора.
– Удивительно, но нет, – парень покачал головой и улыбнулся, – просто не все встали к утренней тренировке, поэтому капитан сказала, что сделает нам поблажку сегодня. Сначала будут стихийные, а потом ближе к вечеру пойдём к озеру.
– Ох, – я тру сонное и как будто помятое лицо обеими ладонями, сгоняя краску, – надеюсь, когда ты говорил «не все», ты подразумевал не меня.
– Хах, – Реид рассмеялся, смотря на меня добродушными светло-зелёными глазами, – на твоё счастье – нет, ты не один такой. Видимо многих расстроили весточки из дома.
– Есть такое, а тебя что? – хмыкаю, поскольку друг пребывает в явно лучшем настроении. – Родители похвалили?
– А чёрт их знает, я даже не вскрывал письмо, – он меланхолично потёр свой выступающий подбородок.
– Тогда что ты с ним сделал? – недоумённо смотрю на него широко раскрытыми глазами.
– Ничего, закинул в тумбу и забыл про него, – он вновь довольно улыбнулся, – мне нет дела до того, что они там хотят или не хотят.
Я испытываю какое-то подобие шока, скорее всего от того, что оказывается, так реально можно делать. Не знаю, храбрец ли он или же просто дурак. Это же письмо от родителей, а не абы кого.
Парень говорил, конечно, что его не волнует его семья, но не думал, что всё обстоит именно так. Я бы так не смог, родители же не плохо со мной обращаются. Всё, что они говорят и делают, как я считаю, исходит из желания лучшего блага для меня же. Что в этом такого плохого, чтобы отгораживаться от них? Пока я со стороны своего воспитания пытаюсь осознать, как такое возможно, Реид продолжил, потягиваясь и разминая затёкшую спину и шею.
– И глядя на всех вас, я могу сказать, что принял правильное решение.
Что ж, тут я не могу с ним спорить: выглядит он гораздо лучше меня или, например, Астон, которая уже задумчиво перебирает распущенные каштановые волосы, спутывая их ещё больше. Особых сомнений в том, что её расстроило, у меня почему-то не возникает. Наверное, перевод сюда почти все родители восприняли, как перевод в отряд уборщиков или кухарок. Я могу понять своего отца, когда он служил, отрядов было всего четырнадцать. Новое формирование может у него просто не вызывать доверия, особенно на фоне всех разнообразных слухов. Отучившись тут больше недели и пробыв пару дней в томительном ожидании, я могу заключить, что часть сплетен просто искажена. Якобы бестолковость можно объяснить нестандартными подходом к обучению. Наверняка так можно объяснить и многое другое, но ближе к делам насущным.
– Значит, ты уже закончил тренировку по водной стихии? – спрашиваю, чтобы понять свой распорядок действий.
– Да, Бити явно было лень нас закидывать чем-то необычным, – он прикрыл салатовые глаза и запрокинул голову, – так что я и Феличе уже свободны. Поход на рыбалку будет сродни вечерней, необременительной прогулке.
– Ясно, не видел Джинно?
– Вроде крутился возле горы, – парень, всё так же смотря куда-то вверх, пожимает плечами.
– Спасибо, – я встаю и направляюсь к горе, чтобы там отыскать очередную порцию упрёков.
Однако настроение у меня такое, что это меня не тревожит, ровно, как и загадка озера. Сейчас вот вообще не до неё, мне хотя бы себя в порядок привести.
Солнце не такое жаркое и беспощадное, как вчера, в такие дни хорошо нежиться в его лучах. Поэтому я совсем не удивлён, когда отыскал первого офицера, одетого точно так же, как Малоун и Тэсс, сидящим прямо на земле перед ступенями, ведущими в высокую арку, которая служит входом в гору. Ноги парень скрестил, расслабленные руки положил на них сверху, спину держит прямо, а глаза закрыты. Судя по этой позе и мерному, глубокому дыханию, он медитирует. Ему не помешает доза самоконтроля и спокойствия. Отмечаю, что русые волосы он за ночь или за утро подстриг, теперь они небольшой длины и совсем не лезут в лицо или на шею. Перед ним лежит стопка поставленных друг на друга камушков. Всякий раз, когда парень набирает воздуха в грудь, они все поднимаются отдельно друг от друга. А когда он выдыхает – опускаются обратно. Скорее всего, суть упражнения в аккуратности исполнения. А это требует сосредоточенности и уравновешенности. Надеюсь, Орголиссо сделала ему втык или хотя бы прочла парочку нравоучений о том, что нападать на ученика неправильно. Стоит мне подойти ближе к нему, как один из плоских камней скользит и рушит небольшую пирамиду. Я поспешно замираю, прекрасно понимая, что, так или иначе, виноват в этом я. Джинно, плотнее сжав челюсти, сдержанно выдыхает и открывает светло-карие глаза.
– Вижу, ты проснулся, отлично, – произносит он на удивление ровным и спокойным тоном. —Тогда время начать тренировку.
Офицер встаёт с насиженного места и идёт куда-то к бараку. Я же просто молча иду за ним, справедливо испытывая недоверие к такому поведению. Впрочем, сейчас иной альтернативы, кроме как безвольно плыть по течению, у меня нет, я и не против. Весь урок с моей стороны прошёл в напряжённой обстановке. Хотя Джинно всё показывал как никогда спокойно и доходчиво, не делал едких замечаний. Что вроде бы должно было меня убедить в том, что всё действительно нормально и тот приступ агрессии больше не повторится.
Только вот настороженность не спешит меня покидать, что на фоне эмоционального опустошения делает мне нервы. К облегчению, тренировка длится всего лишь часа три и без особых происшествий. Офицер даже не ругает меня за отсутствие устремлённости сегодня, но и не хвалит за исполнение воздушных приёмов. Всё правильно, не заслужил. Был бы молодцом – вообще сюда не попал бы. После того как Джинно ушёл, сказав напоследок, что с тренировкой закончено и что до вечера я могу заниматься чем хочу, я пребываю пару минут в заторможенном ступоре. Во время упражнений было хорошо, потому что я мог ни над чем не думать, а так в голову снова начнут лезть мысли, вызванные родительским письмом. И, чтобы предотвратить это, поскольку я ещё не готов думать над этим, я поспешил заняться тем, что откладывал со вчерашнего дня – стиркой. Сходил к себе в комнату, снял постельное, взял грязные вещи и направился к бараку. Реид присоединиться ко мне не пожелал, так и остался сидеть на крыльце. Астон и золотоволосая Феличе куда-то исчезли, впрочем, как и Малоун. Наверное, офицер увёл свою подопечную на тренировку, а Феличе просто вернулась к себе в комнату. Остальные, видимо, ещё заняты какими-то своими делами. В коридоре барака я встретил задумчивую Тэсс, занятую разборкой каких-то документов. Она явно поглощена работой, поэтому я не стал задерживаться, чтобы поговорить с ней. Да и о чём? Правда, спустя пару минут я немного пожалел об этом, потому что отыскать принадлежности для стирки в бане оказалось тем ещё испытанием. В самом купальном помещении, непомерно большим на самом деле для простой помывки, инвентаря не оказалось. Всё необходимое отыскалось через десять в минут поисков в ближайшей кладовке.
Простой, однообразный процесс успокаивал своей монотонностью и помогал не думать о тяжёлых, нерешённых вопросах. В десятом отряде такого рода очистка проходила каждую неделю и по нарядам. Кому-то выпадало драить плац и знаменитую колоннаду, построенную давно по заказу человека, который и учредил десятый отряд как таковой. Кому-то драить кухонные котелки, кому-то вот возиться со стиркой. Собственно, как и в любой другой части, такая работа делилась на этапы, и общими усилиями поддерживалась чистота, ну а некоторым наоборот прививалось чувство чистоты как таковое. Опять-таки не все были готовы запачкать свои ручки, но по итогу почти все смирились с такой простой работой. Могу с гордостью отметить, что мне потребовалось мало времени, чтобы привыкнуть. Здесь же как будто каждый как самостоятельная и отдельная единица. Наверное, потому что сам отряд крайне небольшой. Вскоре я закончил отстирывать постельное и засаленные вещи, как следует отжал их и понёс к выходу. На крыльце я помялся: а где я буду сушить вещи? По логике, я мог бы повесить всё на перила барака. Свежий ветер, тёплый солнечный свет быстро сделают своё дело. Но что-то мне неловко и даже страшновато развешивать свою одежду на всеобщее обозрение. Поэтому иду в свою комнату где, проявив чудеса смекалки, смог всё более или менее аккуратно развесить. Оглядев свои труды висящими на комоде, стуле, спинке кровати, я киваю и открываю окно, чтобы всё быстрее высохло. На этом иду обратно на крыльцо к Реиду, где и провожу ещё целый час, пытаясь постичь его искусство ничегонеделания, прежде чем наступает время идти к озеру.
Солнце уже начинает плавно, незаметно опускаться к западу, когда откуда-то появляется капитан вместе с высоким Кирино и насупленной Нолой, очевидно, их урок прошёл не так гладко как у меня. Орголиссо что-то им говорит и направляется к девчачьему срубу, скорее всего, за Астон и Феличе. Пока её нет, из-за барака выныривает недовольный Сирил. О да, как Реид заметил, видок у всех ещё тот. Озадаченный, растерянный, недовольный, местами злой. Нашего капитана это никак не волнует, поэтому, как только все семь учеников собираются, она говорит, устало потирая пальцами лоб:
– Давайте живее, раньше уйдём – раньше вернёмся, – на этих словах низкорослая девушка уходит за удочками, оставляя нас выуживать из-под крыльца деревянные вёдра.
И вот мы уже идём по освещённому яркими солнечными лучами лесу. Причём в полной тишине: ни у кого нет настроения на разговоры. Я исправно смотрю себе под ноги и даже не рассматриваю чащу как обычно, не бросаю короткие взгляды на своих сотоварищей. Как-то не хочется. Рыбалка на берегу озера проходит почти так же, как и обычно, разве что я чаще впадаю в прострацию. Песок за день нагрелся и на ощупь гораздо приятней, чем утром. Хоть небольшой плюс. Попытки что-то почувствовать или уловить с помощью магических частиц ничего не приносят, что не добавляет мне радости. Как и в предыдущие семь дней – эта тренировка безрезультатна. К тому моменту, когда наступает пора идти обратно в лагерь, свет начинает тускнеть, предвещая скорые сумерки. Солнечные лучи набрали веса и осязаемости. Красок на деревьях явно поубавилось, да и тепла ещё более чем хватает, но всё же становится как-то неуютно. Пока идём назад по еле приметной тропинке, откуда-то доносятся сначала крики птиц, а затем какой-то рык. Сельвигг лишь медленно поворачивает голову, всматриваясь куда-то между стволов деревьев, но шагу не сбавляет. Я же бросил взгляд на Реида. Его волосы на солнце выглядят более рыжими, чем они есть на самом деле, а сам он крутит в пальцах подобранную веточку. Тут сверху слышится хлопанье крыльев, какой-то хищник спугнул птиц своим рёвом. Ночью, наверное, тут много зверей выходит на охоту. Всё-таки уголок нехоженый, дикий. И почему нужно было устраивать расположение пятнадцатого именно здесь?
Может, были причины, или это было распоряжение старейшин. Хотя хорошо, что так далеко от оживлённых городов, иначе родители могли решить лично меня проведать. При одной этой мысли к горлу подкатывает неприятный ком. Почему всё так тяжело? Почему они так уверены, что я сглупил? Или я правда сделал глупость? Я не знаю. Чувствую, как накатывает противное, удушающее отчаяние, от которого я удачно «прятался» почти весь день. От этого липко-горько на душе. Ко всему этому подмешивается страх сделать очередную ошибку на пару с вполне логичным вопросом: что дальше мне стоит делать? Как и в полдень – сформировавшегося ответа у меня нет. Поэтому я вновь стараюсь отгородиться от этих размышлений, слушая шелест листьев и вдыхая приятный, чистый воздух. Через пятнадцать минут мы дошли до лагеря, который выглядит на самом деле достаточно жалко. Особенно если сравнить с остальными отрядами. Видел я, конечно, только десятый, но не сомневаюсь, что и остальные тринадцать ему не уступают в величии, если так можно сказать о комплексе построек. Сельвигг, которая выглядит сегодня безэмоциональней чем обычно, распахивает створку ворот пошире, пропуская нас внутрь, и плотно закрывает её за собой. Ну вот учебный день и подошёл к концу, можно идти спать или дождаться порции скудной каши. Пока я закидываю пустое ведёрко на привычное место под крыльцо, краем глаза примечаю, что Астон неуверенно переминается с ноги на ногу. Это заставляет получше обратить на неё внимание. Она явно нервничает, нижнюю пухлую губу прикусила, а взгляд серо-розовых глаз совсем печальный и слезливый. Прежде чем я успеваю у себя в голове обработать эту информацию, девушка сжала кулаки и почти что побежала вслед за капитаном, направляющимся к бараку с мотком удочек на плечах.
– Капитан Орголиссо, – окликает её ученица.
Сельвигг останавливается, а затем поворачивается с ничего не выражающим лицом. Лишь сверлит Астон своими тёмно-синими глазами. Та судорожно набрала воздуха в грудь, и в этот самый момент меня осенило, что она собирается сказать. Меня сковало кольцо холода, внутри всё сжалось от осознания, что вот он: ответ на мой вопрос. Решение.
– Капитан Орголиссо, я хочу отчислиться.
2.7 Почерневшая бумага, Этелберт
Сельвигг смотрит на свою подчинённую, которая плотно сжала свои красивые губы, прямо в упор ещё секунд десять. Тёмно-синие широкие глаза не отражают ничего. Ни удивления, ни озабоченности, ни вопроса, ни тревоги, ни интереса. Одно такое большое ничего с лёгким оттенком усталости или скуки. Определить конкретней мне не удаётся, капитан моргает и что-то слишком тихо и неразборчиво говорит Астон, одновременно делая свободной рукой приглашающий жест в сторону. Очевидно слова предназначаются только ученице, поскольку не могу разобрать ни одного. Впрочем, я и так не смог бы ничего расслышать. Меня словно обухом топора ударили по затылку. В голове ещё неприятным, непрекращающимся звоном разливается понимание. Оно повисло на одной ноте и явно не спешит уходить. А я настолько поражён, что не могу что-то с этим сделать. Стою, не двигаясь, тупо провожая взглядом удаляющихся капитана и Астон. Правда, вскоре зрение начинает «уплывать», и вот я уже смотрю просто в никуда. На пару минут я перестаю ощущать руки, а затем и всё тело. Во всём этом остаётся лишь один, последний вопрос, вызывающий целую бурю отчаяния и проклятой неуверенности. Я… должен поступить так же? Должен? Это же исправит сделанные ошибки? Точно, иногда правильно вовремя отступить, пока не поздно. Иногда нужно своевременно признавать свою неправоту. Но я… не готов к этому, я больше не уверен в своих действиях. Сделал ли я что-то действительно неправильное, чтобы исправлять всё именно таким образом? Радикальным и бесповоротным. Ведь если отчислиться, то обратно можно и не попасть. Уйти из пятнадцатого отряда сейчас означает уйти и из Делрегайта. Это будет отражено в резюме и повторный вступительный экзамен будет гораздо сложнее первого, а я даже промежуточные не смог сдать. Что меня ждёт при таком раскладе? Если мне смогут найти учителя за дополнительную оплату, будет ли он лучше обучения здесь? Может, родители правда так считают. А может так оно и есть на самом деле.