Жертва. Первый том

Тут Франц подошёл ближе и, поднеся факел к лицу Ганвы, спросил у Гэвина, не это ли королевская дочь. Гонец внимательно посмотрел на Ганву и радостно воскликнул:

– Да-да, это она!

Ганва проснулась из-за всего происходящего и сонно спросила своего нового приятеля:

– Что происходит, Сиф?

– Я не знаю, Ганва. Только ты не волнуйся, я надеюсь, скоро всё уладится… – сказал шёпотом он.

Тут Франц взял Ганву за запястье.

– АЙ! – вскрикнула девочка от неожиданности.

– ФРАНЦ, НЕМЕДЛЕННО ОТПУСТИТЕ ЕЁ! – Кандалы на руках не давали Сифу сдвинуться с места, поэтому он мог лишь яростно кричать. – ЗАЧЕМ ОНА ВАМ ПОНАДОБИЛАСЬ?! ВЫ ВЕДЬ САМИ ЗАКЛЮЧИЛИ ЕЁ ЗДЕСЬ, В ТЕМНИЦЕ! Зачем?!

– Франц, неужели это правда? Вы сами, по собственной инициативе, ничего не сообщив начальству, посадили девочку в темницу без суда и следствия?! Дочь… королевы?

Франц не хотел говорить на эту тему, поскольку считал своим долгом задерживать и заключать под стражу всех, кто вел себя неподобающе. И ждать, пока наверху примут решение, он не собирался. Он всегда был нетерпелив и горяч.

II

«Моя обязанность – охранять, – заговорил наконец Франц. – И я должен задерживать даже таких наглых и уверенных в себе детишек. Я не воспитатель, я не родитель, который всего-навсего отправит в угол. Я – страж.

Я тот, кто защищает этот свет от нечестивых уродов, держа их в темноте и под замком. Я охраняю спокойствие крестьян, дворян, духовенства и правительства.

И для меня преступник – в любом возрасте преступник, потому что каждый может в любом возрасте оказаться в таких обстоятельствах (например, плохое воспитание, унижение, поражение тебя как личности, а также связь с плохими людьми), которые ведут к нарушению закона. Сначала по мелочи: украденное на рынке яблоко, драка со сверстниками до крови и увечий, прогул церковных богослужений… А потом по-крупному: кража имущества у дворян и благочестивых людей, убийства ради развлечения, отступление от веры и в итоге – вступление в Секту Тени… – Франц повернулся к Сифу, грозно глядя на него. – Пусть меня казнят за это, пусть. Я всё равно буду верен своему делу. Ведь я его исполняю, как будто несу священное бремя. Оно – моё. И я его не брошу даже в тисках смертельных пыток. Раз пошёл по дороге, выбранной тобой обязанности, – так дойди до конца этого пути. Ибо если ты свернёшь с него, то чего-то стоящего ты явно не достигнешь, а получишь только обрывочные умения и навыки, которые в будущем тебя не поведут за собой, не помогут преодолеть дебри трудностей, что требует опыта. Поэтому изменить своему делу – значит обречь себя на тяжкие испытания.

Ладно, что-то разговорился я тут… Ведите девчонку во дворец».

– ФРАНЦ, СКАЖИТЕ МНЕ, ЗАЧЕМ?! – вдруг вскрикнул Сиф.

– А пусть она сама тебе скажет, «зачем» и «почему».

– Ганва?.. – обратился Сиф к ней.

– Я просто… Королевских кровей… Я сбежала, но меня… нашли. Если бы этого не случилось, то я бы не ушла. Меня нашли, но я успела сделать то, что хотела. Я выяснила о тебе самое главное. Сиф, обещаю, я приложу все усилия для того… – Тут Франц сердито посмотрел на Ганву. – Ну, в общем, я надеюсь, что ты уловил мои мысли. До скорой встречи, Сиф! – сказала она с еле заметной улыбкой на лице.

– До скорой встречи, Ганва… – тихо ответил мальчик.

Гонец повел Ганву во дворец. И каково же было удивление королевы, когда она узнала, что Ганва была вместе с «еретиком». Она могла предположить всё, что угодно, но только не это. И тогда королева решила наказать свою дочь за то, что она водится с такими, как Сиф. Ганва была заперта в своей комнате; ей не разрешалось выходить оттуда, гулять по дворцу; в этот день она должна была голодать, есть и даже пить ей запрещалось. «Жестоко», – скажете вы. Но какой поступок, такое и наказание. Всё же её поведение было в глазах благочестивых людей ужасным и безнравственным.

Во время своего наказания Ганва долго размышляла, справедливо это или нет: «Стоит ли мне обижаться на это? Грустить и унывать? Любой другой на моём месте так бы и сделал, причитая: «Так не честно! Где справедливость?! Это безжалостно!». Но что мне об этом им кричать? Они все равно не поймут. Люди, что смотрят только на поверхность, никогда не смогут понять чего-то истинно глубокого.

С такими людьми не о чем говорить, им нечего доказывать. Потому что они и вправду не поймут и сочтут это за плохое, преступное.

… А что сказать по поводу наказания? Всё это придумано для раскаяния для того, чтобы пристыдить меня. Чтобы мне стало невыносимо находиться в этой комнате со своим душным грехом. Но ведь у меня своя правда, я видела то, что не видели они. Я слышала то, что не слышали они. Променять правду на стыд для ублажения других – это ли не страшно? Пусть они считают меня за человека, у которого в приоритете находится гордость. Пусть… Но это никогда не сломит мою истину».

Примечания