Конец лета

Глава 1

Сегодня в семье Курачиновых особенно суетливо. Любой проходящий мимо стал бы случайным свидетелем шума, доносящегося из их открытых окон нараспашку: детские крики вперемешку с материнскими окриками и грохотом посуды. На первый взгляд казалось, что такой небольшой дом с потрескавшейся белой краской и выцветшими ставнями не может уместить в себе столько суеты. Однако жители этого дома готовы были опровергнуть это мнение. Несмотря на то что фасад давно не красили, а деревянная калитка едва держалась на петлях, гостеприимная хозяйка Джума всегда встречала гостей радушно и тепло, выставив за дверь главных зачинщиков беспорядка – своих сыновей. На пороге забывались все недостатки их жилища. Из-за уютной домашней обстановки и вкусной еды гость непременно злоупотреблял гостеприимством хозяйки и не спешил покидать этот дом.

Тетя Джума еще спозаранку приготовила два сладких пирога – по рецепту, который передается в их семье из поколения в поколение. Один из них она собиралась завернуть своей племяннице Фатиме, готовившейся отправиться домой примерно через полчаса. Этим и объяснялась её неспокойность с раннего утра. Вот так, как беспокойная пчелка, она и внешне походила на нее: круглая и упитанная, с завязанным платком на голове и фартуком, с которым она практически не расставалась. Её руки, привыкшие к постоянной работе, ловко перемещались между полками, доставая банки с вареньем, свежие фрукты и завернутые в ткань лепешки.

Правда, сегодняшнее утро мало отличалось от остальных. Как иначе, когда у тебя муж, который, несмотря на худое телосложение, любил сытно поесть, и два сына-чертенка? Дети не сильно походили в этом на отца. Но мать, обладающая недюжинной силой, могла запихнуть в них столько еды, что расплата за такое унижение не заставляла себя долго ждать – это могли быть и разбитая посуда, и опрокинутая ваза с цветами из их маленького сада. Поэтому даже родная мать награждала их обидными прозвищами, а те их только подтверждали.

Старший, Шамик, был настоящим сорванцом – его тёмные волосы вечно торчали в разные стороны, а на коленях всегда красовались свежие ссадины. Младший, Рамиль, хоть и был чуть спокойнее, но тоже не упускал возможности устроить какую-нибудь шалость. Оба брата ещё не ходили в школу: старшему скоро семь, младшему почти пять. Их крики разносились по всему дому, создавая ощущение, будто здесь живёт целая орава таких же хулиганов. Тётя Джума, несмотря на отчаяние, которое порой охватывало её, не могла не отметить и хорошую сторону: гоняясь за сыновьями день напролёт, она много двигалась, что было полезно для здоровья. Главное, чтобы братья об этом плюсе не узнали – иначе он мог вдохновить их на ещё более изощрённые подвиги.

В прошлом году в их доме поселилась племянница Фатима, поступившая после школы в медицинский колледж. На Джуме легла новая забота – девушка стала в доме как третий ребёнок. Для неё даже выделили отдельную комнату, принадлежавшую когда-то Шамику и Рамилю. Братья, конечно, возмутились, но крепкий подзатыльник от матери быстро положил конец их ропоту. Теперь они спали в гостиной на старом диване, и каждое утро младший неизменно оказывался на полу – без подушки и одеяла. Всё потому, что у старшего брата появилось новое увлечение: сталкивать его ногами под предлогом, что тот якобы мешал и занимал всё место.

Фатима разрывалась между двумя радостями: мыслью о близких и мечтой об отдыхе от неугомонных кузенов. Она надеялась, что двух месяцев дома хватит, чтобы привести нервы в порядок, и с замиранием сердца отсчитывала дни до отъезда. А когда этот день наступил, она поняла по учащённому стуку в груди: ничто не могло затмить тоску по родным стенам и голосам. Девятнадцать лет и всего один год самостоятельной жизни – этого было слишком мало. Прожив все эти годы в родительском гнезде, она теперь страстно желала обратно – в ту самую крепость, где, как ей казалось, не было места бедам и проблемам.

Заметив, что сумка с угощениями растёт, а тётя и не думает на этом останавливаться, Фатима осторожно выразила недовольство. Она собиралась возвращаться домой налегке, взяв лишь самое необходимое – ведь совсем скоро ей предстояло вернуться обратно на учебу.

– Это лишние хлопоты… Я не буду ничего есть, – сказала девушка, надув недовольно губы.

Тетя, известная всем соседям и родственникам своим упрямым характером, только махнула рукой.

– Смотри, чтобы обязательно что-нибудь да поела! А то знаю я тебя! Явишься к родителям, как дохлый цыпленок. И скажут потом: «тетя Джума морила ее голодом». Вся исхудала, смотреть невозможно, – проворчала она, продолжая укладывать сыр и сметану в банке.

Фатима, стоя рядом, разглядывала себя в зеркале. Её стройная фигура, подчеркнутая простым платьем, действительно выглядела чуть более хрупкой, чем раньше.

– Я считаю, что мне так лучше. Девочки в группе тоже так говорят.

– Да все вы такие, барышни! Нравится вам, когда кости торчат. Так и мужа не найдешь! – рявкнула тетя, резко открыв кран. Струя воды с шумом ударилась о дно раковины.

Помимо пирогов, Джума успела сегодня приготовить сытный завтрак, чтобы накормить своих домочадцев. Одному из сыновей достался подзатыльник впридачу за то, что тот умудрился вылить половину молока на пол.

– В следующий раз заставлю вылизать! – пригрозила мать, сверкнув глазами. Такие угрозы звучали по миллиону раз в день, но редко приводились в действие.

Приготовления к отъезду шли полным ходом. Тетя пыхтела и кряхтела, строго-настрого велела мужу ждать в своей старой «Волге» – и ничего, что он опоздает на работу. Как назло, её два сорванца сегодня проснулись с петухами и путались под ногами, уносясь со скоростью света от маминой тапочки.

Фатима из-за волнения перед отъездом лишилась аппетита.

– Ты у меня совсем ничего не ешь! – ворчала тетя, пододвигая к Фатиме тарелку с яичницей.

Фатима, вздыхая, взяла вилку. Пока племянница ела, тетя методично раскладывала продукты:

– Тут и банка с домашней сметаной, сыр, яйца…

– Только не яйца, тетя, – не сдавалась Фатима, – наши куры тоже несут яйца. И побольше ваших.

– Не говори глупости, Фатима! – рявкнула тетя. – Яйца никогда не бывают лишними. Гурзе с яйцом дома приготовь, покажешь своим, чему я тебя научила.

Ровно год назад, когда Фатима только поступала в колледж, тётя Джума – двоюродная сестра её матери – с искренней радостью распахнула перед ней двери своего дома. Теперь же в воздухе витала лёгкая грусть предстоящего расставания. За этот год они сроднились. Сессия осталась позади, и теперь сердце Фатимы рвалось домой, к родным стенам, где ждали родители и младшая сестрёнка Ася. В последнем письме девушка аккуратно вывела дату своего возвращения.

Двенадцатилетняя сестра в памяти Фатимы навсегда осталась той самой девочкой с аккуратными косичками. Теперь же, представляла Фатима, её сестренка, такая юная, но уже не по годам серьёзная, старательно справляется со всеми домашними хлопотами.

На момент приезда для сдачи вступительных экзаменов Фатиме было почти восемнадцать, и выглядела она по-ребячески наивно. Однако перемены не заставили себя ждать – уже через год ее фигура приобрела легкие очертания, а движения стали плавными. Длинные волнистые волосы темно-русого оттенка она иногда укрывала маленькой косынкой, а карие глаза смотрели на мир с тихим, но твердым любопытством. Красота племянницы не на шутку тревожила тетю Джуму, известную своею склонностью драматизировать. Тетя Джума побаивалась, что красота Фатимы привлечет к ней чересчур много внимания, и та, увлекшись каким-нибудь сладкоголосым ухажером, забросит учебу. Если бы Фатима догадывалась о таких подозрениях, она бы глубоко обиделась – своим поведением и прилежанием она ясно давала понять, что учеба для нее на первом месте. Что служило почвой для этих тревог – истории знакомых или просто привычка драматизировать – оставалось только гадать.

В это время муж Джумы, дядя Ибрагим – высокий и тощий мужчина с пышными усами, в своей неизменной шапке-кепке, уже сидел в дряхлой «Волге». Он украдкой поглядывал на крыльцо, поджидая жену и Фатиму. Но те пока не появлялись; мелькали лишь сыновья, носящиеся туда-сюда и без устали хлопающие дверью. Отец лишь невозмутимо вздыхал, наблюдая за их проделками. Будучи человеком немногословным, он редко делал замечания и слыл идеальным отцом для таких сорванцов. Флегматик по натуре, дядя Ибрагим мог читать газету с таким видом, будто отдыхает в уединенной садовой беседке, а не в эпицентре домашнего хаоса. Наконец, заметив обеих женщин с большими сумками, он молча вышел из машины и взялся за багаж. Ловко укладывая вещи в багажник, он вполуха прислушивался к наставлениям жены аккуратно обращаться с одной из сумок, где хранились куриные яйца.

Когда пришло время прощаться, пухлые руки тети обвили тонкие плечи Фатимы.

– Передавай привет родителям и Асе. Мы будем ждать их в гости.

– Хорошо, тетя. Большое спасибо за все, – сказала девушка, хотя знала, что тетя вряд ли соберется в гости. Она слишком была занята делами по дому.

Тетя крепко поцеловала племянницу и вдруг вспомнила о сыновьях. Она громко позвала их, так что, казалось, стекла задрожали. В это время озорники на кухне переворачивали все вверх дном. С утра они напрашивались на то, чтобы в их сторону полетело что-нибудь потяжелее тапочки. Но какие бы предметы домашнего обихода не летели в их сторону, это лишь подстегивало их на новые шалости; порой их желание озорничать только усиливалось. А сколько пришлось девушке помучаться за этот год из-за них: разрисовали учебники, пустили на самолетики листы с лекциями… Но даже на создаваемые проблемы она любила их по-своему. В чем она точно была уверена, так это в том, что эти два месяца станут для нее отдыхом от балованных кузенов.

Фатима стояла у уже заведенной машины, из глушителя которой вырывалось сизое облако дыма. С легкой улыбкой она бережно сжимала два тома – «Приключения Тома Сойера» и «Волшебник страны Оз», купленные для сестры. Она надеялась, что в этот раз автобус не будет трясти, как в прошлый, и ей удастся скоротать долгий путь за чтением.

В дверях появилась тётя, волокущая за шиворот обоих сыновей. Глаза мальчишек блестели от какого-то предвкушения.

– Эй, Фатима, больше не приезжай! – выкрикнул один из братьев.

Тётю Джуму от этих слов бросило в краску – такой стыд она испытала перед племянницей! Сорванцы же, закатившись хриплым хохотом, тут же рассыпались по двору, словно испуганные тараканы. Фатима только покачала головой с лёгкой усмешкой. Что с них взять? Очередная глупая мальчишеская шутка.

Спустя десять – пятнадцать минут, Дядя Ибрагим подкатил машину к пыльному зданию автовокзала. Когда Фатима вышла, порыв тёплого ветра едва не сдёрнул с неё платок. Она поспешно принялась его поправлять, пока дядя выгружал сумки из багажника. На всякий случай девушка достала из сумочки маленькое зеркальце, чтобы убедиться, что ни одна прядь из-под косынки не вылезла.

Убедившись, что никто не смотрит в её сторону, она заодно быстро нанесла бальзам для губ – ведь в такую погоду они моментально пересыхали. Убирая зеркальце, Фатима внезапно заметила мужчину средних лет с выпирающим животом, которого она раньше не видела. В отличие от спешащих пассажиров, он стоял напротив, облокотившись на машину, и неприятно ухмылялся, обнажая жёлтые зубы.

«Эй…» – прохрипел он, подмигивая. Девушку так и передёрнуло от такого внимания. Как хорошо, что она не одна: иначе этот невоспитанный мужлан мог бы бросить ей неприятные замечания вдогонку или, что хуже – навязать знакомство! Дядя Ибрагим как раз захлопывал багажник. Возможно, его вид мало кого мог напугать, но сопровождение мужчины убавляло пыл у ловеласов, желавших познакомиться с молодой женщиной. Увидев, что обе сумки уже стоят на земле, Фатима схватила ту, что поменьше. Дядя попытался остановить её, но девушка поспешила уверить, что ей не тяжело, и решительно шагнула к входу вокзала.

В этот день здесь было особенно людно – в основном студенты, только что сдавшие сессию и теперь спешившие домой, с рюкзаками, перекинутыми через плечо, и чемоданами на колесиках. Воздух гудел от разговоров и перешёптываний. Диспетчеры хрипло выкрикивали номера рейсов, но их голоса тонули в общем гуле. Где-то рядом зазывали пассажиров, а неподалеку металась семья: «Подождите, мы сейчас! Мы и стоя поедем! Главное – не уезжайте!» Некоторые водители, махнув рукой, соглашались – и вот уже переполненные автобусы отъезжали, набитые до отказа. Дядя, несмотря на тяжелую сумку, проворно пробивался сквозь толпу, а Фатима едва поспевала за ним. Мальчишки с тележками, предлагавшие помощь с багажом, неловко задели девушку плечом. Она вздрогнула – платок снова съехал набок. Хотелось остановиться, поправить его, но дядя шел так быстро и не оглядывался, что измученной Фатиме пришлось просто бежать за ним, крепче прижимая свою сумку и боясь потерять его из виду.

Ей не пришлось долго пробиваться через толпу: впереди она сразу увидела автобус, на который у нее уже был билет. Пассажиры потихоньку занимали свои места. До отправления оставалось двадцать минут – нужно было успеть занять место у окна. «Если бы тетя не приставала со своим завтраком, я бы уже сидела внутри», – с досадой подумала Фатима. Но тетя и слышать ничего не хотела, пока тарелка не опустеет. Она с благодарностью смотрела, как дядя Ибрагим несет самую тяжелую сумку. Одна бы она не справилась. Тетя Джума, как всегда, перестаралась – помимо пирогов и любимого Фатимой сыра, сунула в багаж даже кукурузу с огорода.

Попрощавшись и поблагодарив дядю за помощь, девушка села в автобус. Свою небольшую дорожную сумку с книгами и мелочами она положила на соседнее сиденье – пусть другие пассажиры думают, что место занято. Надежда проехать одной затеплилась в ней – если автобус не заполнится до отказа, соседнее место так и останется свободным.

Она оглядела салон. Среди пассажиров были не только студенты, но и пожилые люди, оживлённо болтавшие на родном языке. Их голоса, сливаясь в многоголосый гул, наполняли весь салон. Где-то мелькали знакомые слова на даргинском, но на другом диалекте; где-то – аварский, режущий слух и плавные, певучие тюркские фразы. Казалось, здесь собралась вся пестрая палитра дагестанских народов.

У Фатимы была лучшая подруга – Белла, лезгинка по национальности. А соседями по парте у неё были табасаранцы, азербайджанцы и горские евреи. Все они так и норовили научить её каким-нибудь словам или фразам на своих родных языках. За год учёбы в этой многонациональной среде Фатима научилась на слух отличать один язык от другого.

Поскольку больше всего времени она проводила с Беллой, её слух привык к мелодике лезгинской речи. И теперь, в автобусе, Фатима невольно прислушивалась к диалогам на этом языке, пытаясь проверить свои знания. Однако быстро поняла, что её словарный запас слишком скуден: она узнавала лишь отдельные слова, вроде «буба» – отец, «диде» – мать или «хувер» – сестра, а общий смысл разговоров ускользал от неё.

Воспоминания о Белле грустно отозвались в сердце. Два месяца не видеться с лучшей подругой – для Фатимы это настоящее испытание. Но перед прощанием она обещала писать ей и добавила в конце: «Не жди от меня частых писем. Наша жизнь так размеренна, что их чтение, боюсь, станет верным средством от бессонницы». Девушки посмеялись. Белла заверила, что будет рада, если она станет присылать письма хоть каждый день. В общем, прощание было под стать тому, как прощаются неразлучные подруги.

– Фатима? – кто-то позвал её по имени, оторвав от мыслей.

Перед ней стоял Темир – ее однокурсник, с которым ей никогда не приходилось разговаривать. После неловкого приветствия он осторожно спросил:

– Не ожидал тебя здесь встретить. Свободно? – он кивнул на соседнее сиденье, где лежала её сумка. Девушка и сама не ожидала его увидеть и на мгновение растерялась: щёки вспыхнули, предательски залившись румянцем. Перед тем как робко поздороваться, она вдруг осознала, что так и не поправила волосы и платок, и теперь боялась даже представить, в каком виде перед ним предстала. Но, заметив, что парень тоже нервничает (он явно ждал, когда она разрешит ему сесть рядом), она быстро убрала сумку, освобождая место.

– Пожалуйста, присаживайся. Прости, я всё ещё не пришла в себя после всей этой беготни, – сказала она, наконец поправляя прядь волос.

Темир, присаживаясь, тихо рассмеялся.

– Меня зовут Темир, – представился он. Фатима прекрасно знала его имя – и даже больше. Он частенько становился темой её разговоров с подругой. Интерес к нему возник неспроста: их взгляды встречались в колледже, а в коридорах он то и дело попадался на пути – он украдкой смотрел и тут же отводил глаза, ни разу даже не сказав «привет». Перед каждой переменой она была почти уверена, что он снова окажется рядом. И теперь она не понимала, что удивило её больше: то, что он оказался с ней в одном автобусе, или то, что он всё-таки заговорил с ней.

Белла часто дразнила подругу, приписывая ей симпатию к нему. Фатима, конечно, делала вид, что обижается, но скрыть, что ей это нравилось, было невозможно. Усевшись рядом с Фатимой, молодой человек засомневался, правильно ли поступил, взявшись за такую авантюру. Сердце его, до этого бившееся в привычном ритме, застучало сильнее, едва он опустился на сиденье рядом с ней. Воздух, до этого просто теплый, внезапно стал густым и обжигающим. Он ощутил его всей кожей; на лбу выступили первые капли пота. «Ну и жара начинается», – выпалил он, сразу же пожалев о банальности сказанного. Он растерялся: оказаться рядом с красивой девушкой из колледжа – это одно, но вот заговорить с ней… Раньше он мог просто любоваться ею на переменах, не рискуя быть замеченным, но теперь по глупости вызвался сесть рядом. Ну что ж, раз уж сел – придется говорить. Но о чем? Мысли путались, не давая сосредоточиться. Он подавил вздох и, стараясь выглядеть непринужденно, слегка заерзал на месте. Вдруг он увидел книгу у нее в руках и мгновенно сообразил, что сказать.

– Что читаешь? – спросил он, чтобы заполнить паузу.

– «Приключения Тома Сойера». Везу сестренке…

– «Том Сойер»? – рассматривая обложку, повторил он. – Интересная книга. Я ее в школе читал.

Повисло неловкое молчание. Слишком банально получилось. Нужно сказать что-то еще.

– У тебя есть сестра? – он тут же пожалел о глупом вопросе. Она же только что сказала, что везёт книгу сестрёнке.

– Да, младшая, – тихо ответила девушка, глядя в окно.

– У меня тоже есть братья, – почти сразу же выдал Темир, чувствуя, что нужно скорее заполнить паузу. – Старшему двадцать пять. Он молод, но давно женат, и у него уже трое детей. – Он нервно рассмеялся, сам не понимая, зачем делится такими подробностями. – Кажется, он на этом не собирается останавливаться. А младший скоро закончит школу.

Фатима задумалась на секунду, подбирая слова:

– Наверное, ваша мама всегда мечтала о дочери? С тремя сыновьями трудно справиться.

– Я бы не сказал, – с облегчением улыбнулся Темир, чувствуя, что тема сработала. – Мы с братьями маме и готовим, и убираем. Не хуже девочек справляемся.

– Тогда ей остается только позавидовать. Мои двоюродные братья, например, даже кружку после себя не могут помыть.

Темир тихо засмеялся, и его плечи немного расслабились.

– Ну, мама уж постаралась нас хорошенько приучить. Зато теперь хоть яичницу могу пожарить. Мой друг, с которым я делю комнату, между прочим, даже этого не умеет. Так что я ей благодарен.

– Зато теперь приходится готовить на двоих? – предположила девушка, и в уголках ее глаз дрогнула улыбка.

Парень снова издал смущенный смешок и откашлялся, глядя в пол.

– Все верно, – он улыбнулся, наконец-то посмотрев на нее. – Теперь я не уверен, кому больше все-таки повезло: ему или мне.

Двери автобуса закрылись, и новая волна пассажиров хлынула в салон. Свободные места исчезали на глазах, и те, кто только что стоял в проходе, теперь втискивались в густеющую толпу, задевая друг друга сумками и плечами. Воздух стал густым и тяжелым, пахнущим потом и пылью. Фатима с тревогой подумала, что сейчас начнется – неизбежная борьба за форточки. Вот-вот раздастся первый визгливый возглас: «Закройте, сквозит!», а ему в ответ – «Да тут дышать нечем, откройте сейчас же!». Она знала, что эти споры о крошечном оконце могли перерасти в нешуточные баталии, и, что удивительно, главными бойцами в них всегда выступали женщины. Мужчины же отсиживались в стороне с видом стоического безразличия. Даже водитель, обычно не желавший ввязываться в склоки, в таких случаях выкрикивал, не оборачиваясь: «Успокоитесь, а то встану – и все пешком пойдете!»

На какое-то время Темир и Фатима замолчали, глядя в окна. Оба были рады, что наконец-то отправились в путь. Ожидание всегда томит, а ехать хотелось поскорее.

– Далеко тебе? – спросил Темир, на этот раз увереннее.

– Село Чарада. Почти три часа пути.

– Ого… А мне всего час. Долгая дорога тебе предстоит.

– Я думала книгой время скоротать…

– И зрение испортить? – ухмыльнулся он, но тут же смягчил укол заботливой ноткой в голосе. – В дороге читать – себе дороже. Кстати, как сессия? Закрыла?

– На пятерки.

– Молодец! – искренне восхитился он. – А я последний экзамен еле сдал. Арсен Мухтарович меня, кажется, с первого дня возненавидел. Все время спрашивал не по билету.

Фатима робко улыбнулась.

– Он, по-моему, многих не любит. Нашу группу постоянно ругает, хотя мы всегда готовимся к его парам.

– Да он, наверное, просто старый уже, – вздохнул Темир, откидываясь на сиденье. – Говорят, ему под восемьдесят. Пора бы на пенсию, а не студентов мучить.

– Я слышала, что он хочет скоро уйти.

– Если только не в мир иной… – не удержался Темир.

Фатима слегка нахмурилась.

– Это жестоко. Давай лучше пожелаем ему здоровья.

– Ладно, пусть будет здоров и счастлив. Счастливые люди не бывают злыми.

– Наверное…

– Хотя, – перебил сам себя Темир, – моя тетя, например, любит строить из себя несчастную. Чем больше жалуется, тем больше у нее проблем.

Фатима засмеялась.

– Как ты все-таки сдал экзамен?

– Сказал, что у родственника свадьба на носу, и мне некогда на пересдачи бегать. Сработало как по волшебству! Он даже четвёрку поставил, а не тройку. Может, стоило сказать, что у меня самого свадьба, – тогда бы, глядишь, и пятёрку вкатил… – Они оба тихо рассмеялись.

Темир, сам того не замечая, становился всё разговорчивее. И Фатима, увлечённая его шутками, порой забывала о положенном стеснении – её смех звучал всё свободнее и громче. Это не ускользало от внимания старших: кто-то оборачивался, и на недовольных лицах читалось откровенное осуждение. Молодые люди вели себя неподобающе, а их непринуждённое общение в глазах консерваторов приравнивалось едва ли не к греху. И главная вина, конечно, ложилась на Фатиму.

Испугавшись перешёптываний и косых взглядов, она наклонилась к Темиру и прошептала о своём беспокойстве. Тот лишь усмехнулся: «Пусть своей жизнью занимаются, а в чужую не лезут». Спустя время он даже попытался выпросить у неё адрес, чтобы писать, подробно рассказывая, как проходит его лето. Но здесь Фатиме пришлось обуздать его пыл. Она твёрдо сказала, что это лишнее: если родители увидят письма от незнакомца, то точно поймут всё неправильно.

Всю дорогу, до своей остановки, Темир пытался поддерживать разговор, интересуясь буквально всем. Он вышел, и девушка осталась одна. И тут её осенило странное, почти нелепое чувство. Весь учебный год, при всех их случайных встречах в колледже, он не удостоил её ни единым словом. Ни одним. Она даже задавалась вопросом, не преследует ли он её: так часто она ловила на себе его взгляд. Именно этим во многом и объяснялась её застенчивость в начале – ей казалось, что она ему нравится.

И тут она вдруг вспомнила о содержимом своей сумки – там лежали книги, и одну из них она как раз собиралась почитать в дороге. Сделав усилие сконцентрироваться на тексте, она поняла, что недавний разговор с юношей мешал ей. Она до сих пор прокручивала в голове их диалог, вспоминая его рассказы, улыбку, взгляд. В последнее время мало что интересного происходило в ее жизни, все одно и то же: учеба и дом. Привыкнув к размеренной жизни, разговор с молодым человеком взбудоражил ее мысли. Она и подумать не могла, что когда-нибудь сможет так легко заговорить с человеком противоположного пола. С детства ее учили держаться от мальчиков подальше. Если верить рассказам тётушек и бабушек, выходило, что мальчики – это чистое зло, которое только и норовит обмануть доверчивую девушку и разбить её мечты. С Темиром она не почувствовала, что от него исходит какая-то опасность. Напротив, его спокойный голос и искренняя улыбка позволили ей немного расслабиться и даже рассказать о своей семье, подруге и родственников.