Обнаженные статуи, толстые гладиаторы и боевые слоны. Необычные истории о жизни в Древней Греции и Риме

1

Почему греки и римляне не носили трусы?

Представьте, что вы прогуливаетесь по оживленной улице в Древних Афинах. Стоит летнее утро, жаркое, но не такое уж знойное, чтобы не спешить по делам. Белоснежные стены домов на солнце отливают глянцем. В пыльном воздухе разносится раскатистая греческая речь. Аппетитный аромат медовых лепешек из соседней лавки смешивается с характерным зловонием города, лишенного канализации.

Большинство ваших знакомых, спешащих мимо, – мужчины. Большая часть из них не разгуливают полуголыми: у некоторых вокруг туловища обернут плащ, другие прохаживаются в свободных туниках до колен. У немногочисленных женщин туники длиннее и закреплены на плечах длинными булавками[2]. Одежда бедняков – и женщин, и мужчин – грязно-белая, из некрашеной шерсти. Более зажиточные горожане могут позволить себе одеяния желтого, зеленого и коричневого оттенков[3].

Теперь перенеситесь на одну из улиц раннего императорского периода истории Рима. Хотя уже почти полдень (или шестой час, как называют его римляне[4]), в городе все еще сумеречно – улицы утопают в тени от возвышающихся по обе стороны жилых домов. Булыжники мостовой покрыты зловонной слизью. Дым, валящий из дверей таверны на другой стороне улицы, доносит запах жареного нута. Многоязычный гомон звенит в ушах, а спешащие мимо пешеходы одеты совсем иначе, нежели в Афинах.

Некоторые мужчины носят тоги – огромные отрезы шерстяного полотна, и, если их полностью развернуть, шириной они окажутся примерно двадцать футов (около 6 м). Облачение в это море ткани – процесс настолько сложный, что некоторым аристократам приходится поручать дело специально обученным рабам, чья главная обязанность – закладывать складки и драпировать наряд по фигуре.

Ношение тоги – в равной степени искусство и испытание, ведь любое неловкое движение, меняющее угол сгиба в локте левой руки, мгновенно рушит всю композицию из бесчисленных идеальных складок. Поэтому большинство мужчин на нашей улице оставили свои тоги дома и отправились по делам в коротких туниках. Некоторые женщины завернулись в традиционную мантию римской матроны – паллу. Остальные одеты в длинные туники всевозможных расцветок.

Слева направо: греческий мужчина в плаще (гиматии), греческая женщина в тунике (хитоне), римский мужчина в тоге и римская матрона в мантии (палле). Изображение из открытого доступа

И греческая, и римская одежда превращалась из куска ткани в наряд непосредственно на теле. Льняная, шерстяная или хлопковая[5] драпированная одежда прекрасно подходила для средиземноморского климата, ее легко было приспособить, если вокруг менялась обстановка или погода. Однако в холод и сырость ходить в таких нарядах было неудобно. Правильное ношение некоторых предметов гардероба, например тоги, требовало постоянного внимания. Вся одежда была лишена карманов[6].

Казалось бы, Древний мир просто не мог больше обходиться без штанов в гардеробе. И все же за редким исключением (в частности, эксцентричный император Гелиогабал щеголял в шелковых шароварах свободного покроя)[7] греки и римляне считали ношение брюк варварством. Афинянам они напоминали о персах – когда-то несметные полчища носивших мешковатые штаны воинов вторглись в Грецию. У римлян обладатели брюк ассоциировались с покрытыми татуировками и пьющими пиво северянами, особенно с германцами[8].

Однако в конце концов римляне дрогнули. Все началось с легионов. Туники длиной до колен, которые носили легионеры, хорошо подходили для жаркого средиземноморского лета, а вот в зимнем холоде они легко продувались. Воины стали по примеру варваров-кавалеристов носить короткие бриджи из шерсти или кожи. Вскоре некоторые из них сделали еще один практичный шаг – надели штаны, полностью скрывающие ноги. Последовали их примеру и командиры: один император III века, возглавляя войско, в пух и прах разбил устоявшиеся традиции, облачившись в такие штаны (да еще и пышный белокурый парик)[9].

На протяжении IV столетия, по мере того как солдаты вводили военную одежду в моду в политических кругах, мирные жители начали менять туники на брюки. К концу века эта практика стала настолько распространенной, что ношение брюк в Риме запретили императорским указом. Любой мужчина, замеченный в вызывающем одеянии, подлежал аресту, его лишали имущества (видимо, и штанов тоже) и отправляли в вечное изгнание. Однако процесс уже было не остановить. Через несколько десятилетий сенаторы стали носить брюки даже в присутствии императора[10].

Узнав о том, как в обиход вошли штаны, мы должны ответить на еще более животрепещущий вопрос: носили ли греки и римляне нижнее белье?

Большинство женщин, несомненно, носили повязку, напоминающую современный бюстгальтер, который мы называем нагрудным поясом[11]. Обычно он выглядел как простые полоски ткани, обернутые вокруг туловища, хотя существовали и приталенные варианты с плечевыми ремнями. Поскольку в то время привлекательной считалась маленькая грудь, женщины часто использовали эти ленты, чтобы стянуть пышные формы[12]. Если верить поэтам Античности, пояса также служили импровизированными карманами для всего подряд – от любовных писем до флаконов с ядом. Считалось, что нагрудные ленты обладали даже лечебными свойствами: снятая с тела и обернутая вокруг головы, она унимала головную боль[13].

Что касается греческих мужчин, то они, по-видимому, скрывали под тогой лишь загар и уверенность в себе. В древнеримском мире некоторые приверженцы традиций носили набедренные повязки, а в банях мужчины щеголяли в некоем подобии изделий современного спортивного бренда Speedo. Однако большинство обходились без нижнего белья, предпочитая дышащие нижние туники изо льна или шелка. Будучи удобным, такое облачение все же не могло служить эталоном скромности. Один из позднеантичных авторов рассказывает историю о человеке, который пришел к костру святого Мартина Турского. Мужчина откинулся на спинку стула и развел в стороны колени, случайно открыв взору святого пикантную картину[14].

К IV столетию, когда со святым Мартином случился смутивший его казус, римская одежда приближалась к стандартам средневековой моды. Вообразите себя на улице Константинополя в эпоху поздней Античности. Чтобы создать нужную атмосферу, представим, что стоит бодрящий осенний полдень, в воздухе витает соленый привкус, а церковные колокола поют нежные серенады. Преисполненный собственной значимости придворный чиновник шествует в тонком варианте традиционной тоги. Мужчины рангом пониже суетливо пробегают мимо в туниках до колен, с широкими рукавами и вышивкой, какую только могут себе позволить. Женские туники длиннее, но они не менее пышные и нарядно украшенные. Несколько наиболее состоятельных пешеходов могут похвастаться одеждой из струящегося шелка. Руки самых набожных покрыты татуировками с христианскими мотивами. Будьте уверены: никто из них не носит нижнего белья.

2

Как они брились?

Самым загадочным из римских императоров считается Адриан – талантливый поэт, архитектор и флейтист, всем видам отдыха предпочитавший охоту на львов. Он вступал в академические дискуссии с величайшими учеными империи. При этом с не меньшим изяществом вел легионеров в форсированных маршах. Щедрый друг и справедливый судья. Наряду с этим Адриан отличался высокомерием и подозрительностью, а впав в ярость, мог и убить. Самое парадоксальное – он носил бороду. На протяжении многих веков почти все выдающиеся римляне скребли кожу щек до гладкости. Однако Адриан на протяжении двадцати одного года своего правления гордился обильной растительностью на лице. Возможно, борода свидетельствовала о его увлечении греками, возвращала к римскому прошлому или являлась данью уважения Зевсу. Хотя не исключено, как предполагает один римский автор, что император просто пытался таким образом скрыть шрамы от прыщей[15].

Как бы ни объяснялась верность Адриана бороде, она оказалась не просто прихотью. В античном мире к волосам на лице относились очень серьезно. Прежде всего борода служила признаком мужественности[16], а также указывала на статус: аккуратность и ухоженность являлись визитной карточкой джентльмена, а неопрятная щетина и всклокоченные волосы выдавали бедность. Ее внешний вид помогал определить внутреннее эмоциональное состояние человека: например, те, кто носил траур или пытался добиться расположения судьи, растительность на лице не трогали. Наконец, борода указывала на определенную культуру – варварскую, римскую или греческую[17].

В период Античности греческие мужчины носили бороды почти всегда. Несмотря на изменчивость моды, самым популярным вариантом оставалась естественная борода, при этом растительность над верхней губой выбривалась[18]. Чистое бритье считалось женоподобным – вплоть до эпохи правления Александра Македонского. Среди множества причуд великого завоевателя (от одержимости «Илиадой» до убеждения, что он является – ни много ни мало – сыном Зевса) фигурировало обязательное условие регулярного бритья. Мы не знаем, что являлось причиной: то ли желание Александра подчеркнуть свою молодость, то ли тот факт, что растительность на лице полководца оказалась скудной, но известно наверняка, что авторитет Македонского ввел моду на отсутствие бороды[19].

Адриан и его величественная борода, Classical Numismatic Group Inc. (www.cngcoins.com)

После смерти Александра, несмотря на непростое законодательство в отношении растительности на лице, тренд на гладко выбритые щеки быстро распространился по греческому миру. Новую моду приняли не все. В частности, своими бородами продолжали гордиться представители интеллигенции. Один философ утверждал, что, если бы ему пришлось выбирать между бритьем и смертью, он бы с радостью покинул этот мир. Сохранялось ощущение, что щетина выглядит благороднее, чем щеки в порезах. В императорскую эпоху один путник, приехавший в отдаленный греческий город, застал всех мужчин с традиционной бородой, за исключением одного негодяя, побрившегося, как говорили, чтобы произвести впечатление на римлян[20].

Поначалу римляне, как и греки, бриться отказывались. Однако в середине II века до нашей эры римская элита, вероятно, вдохновившись веяниями современной греческой моды, начала растительность на лице сбривать. Великий полководец, завоеватель Карфагена Сципион Эмилиан вошел в историю как первый римлянин, который ежедневно брился, и все знаменитые деятели поздней республики и ранней империи последовали его примеру. Юлий Цезарь, отличавшийся тщеславием, всегда появлялся на публике с зачесом – длинной прядью, скрывающей залысины – и гладко выбритыми щеками. Октавиан Август каждое утро уделял несколько минут бритью и стрижке волос, причем над этой задачей одновременно трудились три цирюльника. Честолюбивые мужчины по всей империи последовали примеру аристократии, вычеркнув бороды из списка символов респектабельности[21].

Затем на сцене появился наш приятель Адриан. Тысячи статуй и миллионы монет восхваляли его бородатое величие. Местные законодатели моды стали ему подражать, и после четырех веков жесткой, но справедливой любви римляне снова обрели бороды. В течение последующих двухсот лет – до тех пор, пока император Константин не задал новый тренд, начисто сбрив растительность на лице, – римляне-модники хвастались бородами любой длины и формы, обычно следуя примеру правящего императора. Иногда мода требовала, чтобы борода была аккуратно подстрижена, как у Адриана. В другие периоды она должна была походить на бороду философа Марка Аврелия или жесткую щетину военных императоров III столетия.

Многим грекам и римлянам уход даже за самой густой бородой казался проще, чем бритье. Обычная древняя бритва представляла собой бронзовое или железное лезвие, часто серповидной формы, закрепленное на короткой ручке. Даже счастливчики, обладавшие зеркалами приемлемого качества[22], едва ли могли гладко побриться таким тупым инструментом самостоятельно. Насколько мы можем судить, попробовать решались немногие. Богатых людей брили рабы. Остальные ходили к цирюльникам.

Хотя аристократов парикмахеры причесывали в роскошных салонах, большинство цирюльников являлись скромными ремесленниками и работали в маленьких лавках или просто под открытым небом. Мужчина, желающий побриться, садился на низкий табурет. Его плечи оборачивали льняной тканью. На щеки брызгали воду, чтобы смягчить кожу. Затем клиенту оставалось только с ужасом взирать на то, как цирюльник колдует над ним с бритвой в руках. В то время сохранять остроту лезвий было трудно, так что инструменты, когда ими проводили по трепещущей плоти, частенько царапали или скребли кожу. Бывало, что сдирали до крови. Хотя клиенты надували щеки, чтобы свести к минимуму риск пореза, мало кому, за исключением лучших цирюльников, удавалось брить с ювелирной аккуратностью[23]. Хуже всего было попасть в руки ужасным подмастерьям, демонстрировавшим, как правило, больше энтузиазма, чем мастерства, и им нередко разрешалось пользоваться только затупленными бритвами[24].

Для тех, кто хотел избавиться от бороды, но страшился испытания бритьем, существовало несколько альтернатив лезвию. Один греческий диктатор, опасавшийся, что ему перережут горло, натренировал дочерей соскабливать ему щетину докрасна раскаленной ореховой скорлупой. В список более традиционных методов входили обмазывание сосновой смолой, обладающей депилирующими свойствами, и кропотливое и мучительное выщипывание бесчисленных щетинок. Эти же средства, равно как и не менее неприятный способ вырывания волосков грубой пемзой, использовались для избавления от волос на теле[25].

Некоторые женщины, очевидно, брили (или, скорее, натирали воском, пемзой и выщипывали) волосы на ногах. Один римский поэт, например, советовал дамам перед встречей с потенциальным любовником убедиться в гладкости своих ног. Классический вариант с эпиляцией зоны бикини также, похоже, был достаточно распространен[26]. Меньше ясности в вопросе о том, беспокоились ли о подобных деликатных вещах женщины, не принадлежавшие к городской элите. По всей видимости, большинство из них не придавали этому большого значения, во многом потому, что их ноги почти всегда были спрятаны под одеждой. Древние авторы пролили не так уж много света на этот вопрос, поскольку их гораздо больше интересовали скандально обритые ноги мужчин[27].

Именно во времена Римской империи многие мужчины частично или полностью избавлялись от волос на туловище. Например, император Отон запомнился тем, как усердно старался придать гладкость всему телу. Эта практика всколыхнула в сознании традиционалистов густые заросли проблем. Для воинствующего меньшинства любое сбривание волос представляло собой сознательный отказ от мужественности. По крайней мере, однажды между усатым философом и оратором, избавлявшимся от растительности на теле, состоялась жаркая публичная дискуссия о моральной стороне удаления волос. Люди, придерживавшиеся умеренных позиций, были готовы признать, что ничего неприличного в том, чтобы открыть взорам некоторые части тела, нет. Джентльмены, говорили они, могут и обязаны приводить в порядок подмышки[28], но только последний негодяй может пасть столь низко, чтобы брить ноги[29].

3

Каких питомцев держали дома?

Разрушенный город Термессос окружен гробницами. Они усеивают холмы со всех сторон – саркофаги, стоящие ровными рядами и разбросанные беспорядочными группами, поросшие травой, разбитые и обнаженные. Большинство из них – тяжелые и массивные, но некоторые, наполовину скрытые своими громоздкими собратьями, более скромны. На надгробии одного из них, серого каменного ларца с выступающей крышкой, написана короткая эпитафия. Последнюю строку все еще можно разобрать: «Я – собака Стефанос. И Родопы устроили мне гробницу»[30].

Собаки в античном мире были любимыми домашними животными. Самыми массивными, которых условно называли молоссами, являлись мастифы с мощным корпусом. Изначально выведенные для охоты на кабанов, эти собаки использовались для охраны домов, иногда их впрягали в телеги[31]. Другой разновидностью крупных псов была «индийская» гончая, произошедшая, как говорят, от скрещивания самца тигра и самки собаки (считалось, что порода была редкой, потому что тигры часто съедали «партнерш» после спаривания). Изящная и стремительная лаконская гончая, выведенная для преследования оленей и зайцев, долгое время оставалась главной породой среди собак среднего размера. Однако в римскую эпоху ее вытеснил такой же стройный и быстрый вертраг, предок современной борзой. Самой известной мелкой породой была мальтийская болонка – крошечное косолапое существо с длинной шерстью, чьим самым полезным качеством являлась способность помещаться в дамскую сумочку[32]. Клички, как правило, отражали внешний вид животных. У молосских и лаконских гончих были такие мужественные имена, как Храбрец, Копейщик или Вихрь. Декоративных собачек же обычно называли Муха, Жемчужинка или Крошка[33].

Мальтийская собака на римском надгробии. Надгробная стела для Елены, 150–200 гг. Музей Гетти[34], коллекция Виллы Гетти. Цифровое изображение любезно предоставлено программой открытого доступа Музея Гетти

Многие богатые греки и римляне держали от одной до трех мальтийских собак. Изображения этих питомцев, привязанных к банкетным диванам хозяев, появляются на греческих вазах. В римском мире собачки стали модным аксессуаром дам из высшего общества, которые носили их в складках туник. Часто животные были возмутительно избалованы: некий римский поэт описывает, как один мужчина, обожавший свою декоративную собачку Мисси до безумия, заказал ее портрет. Охотничьи собаки-любимицы слыли не менее изнеженными. В одной из работ греческий историк с восторгом рассказывает о собственной борзой, лежавшей рядом с ним, пока он сочинял, и каждый день она сопровождала его в гимнасий[35]. Александр Македонский в честь верной гончей Перитас[36] назвал целый город[37].

Как бы богатые семьи ни были привязаны к собакам, кормление, выгул и другие обязанности по уходу они поручали рабам и приживалкам. Древний автор описывает, как одному мрачному философу-стоику поручили ухаживать за избалованным декоративным питомцем покровителя, что привело к забавным последствиям (пес постоянно запутывался в бороде философа).

Обычно собак кормили объедками со стола и черствым хлебом, хотя любимчики могли рассчитывать на специальные запеченные лакомства. В те времена уже владели простейшими медицинскими манипуляциями – например, кобелей иногда кастрировали, однако все же ветеринарная помощь была развита слабо. Например, считалось, что собаку можно вылечить от чесотки, укладывая каждую ночь рядом с человеком[38]. Продолжительность жизни животных в древности, по всей видимости, была примерно такой же, как и у их современных потомков: некоторые породы, по словам Аристотеля, могли жить до двадцати лет[39].

Кошки пользовались гораздо меньшей популярностью, чем собаки. В Грецию и Рим они попали из Египта, где издавна считались священными животными и почитаемыми домашними питомцами[40]. Однако греки и римляне относились к ним как к охотникам на мелких грызунов, а не как к спутникам человека. Похоже, даже для охоты на мышей их использовали реже, чем хорьков и прирученных змей, вплоть до возникновения Римской империи. По крайней мере, в домах высшего общества непопулярность кошек можно объяснить обилием прирученных птиц[41].

У одного греческого философа жил гусь, следовавший за ним по пятам. Другой имел привычку вести беседы с домашней куропаткой. Павлинов богатые римляне держали из-за красоты, соловьев и черных дроздов – из-за песен, а ворон и попугаев – из-за способности говорить. Особенно ценились индийские попугаи, которых часто обучали приветствовать гостей и выполнять другие трюки. Один греческий историк прожил двадцать лет с попугаем, который умел петь, танцевать и обращаться к гостям по именам. Других птиц учили приветствовать Цезаря и в обязательном порядке браниться. Похоже, популярным занятием на вечеринках было напоить домашнего попугая и заставить его повторять ругательства. Однако трюк мог оказаться рискованным: некий автор сетовал, что, если попугай принялся сквернословить, его уже не остановить[42].

Некоторые греки и римляне, к ужасу большинства собратьев, настаивали на содержании в качестве домашних животных крупных змей. Известными почитателями рептилий были хладнокровный император Тиберий, а также мать Александра Македонского. Похоже, змеи были популярны среди представителей римской аристократии – представители знати носили их на плечах, позволяя скользить среди блюд на пирах[43]. Столь же нежеланными гостями считались обезьяны (вероятно, барбарийские макаки), этих животных кое-кто держал в качестве домашних питомцев: мартышки имели привычку устраивать переполох за обеденным столом[44].

Самые экзотические и впечатляющие домашние животные принадлежали римским императорам. Фаворитами считались львы. Однажды Домициан заставил сенатора, к которому испытывал неприязнь, сразиться с самым свирепым из домашних львов (к несчастью для императора, политик оказался искусным охотником и победил хищника). Каракаллу всегда сопровождал лев по кличке Скимитар – правитель ласкал его, как бондовский злодей, восседая на троне. Один из его преемников любил в шутку выпускать стаю прирученных и безобидных львов к ничего не подозревающим гостям вечеринки[45]. Другими любимчиками императоров были медведи. Валентиниан I содержал медведиц-людоедок по кличкам Златогривая и Невинность, живших в клетке возле его спальни и сытно питавшихся, – в их рационе значились политические заключенные. Известно, что его предшественник, придерживавшийся таких же взглядов, вносил разнообразие в вечеринки, выталкивая мужчин к домашним хищникам[46]. Некоторые императоры организовывали в дворцах целые зоопарки. Нерон позволял стадам прирученных и диких зверей бродить по территории Золотого дома, а император более поздней эпохи, как говорят, владел слонами, лосями, львами, леопардами, тиграми, жирафами, гиенами, бегемотами и носорогом-одиночкой[47].