Паутина

Глава 1.

Антон Каракада был раздосадован. Ещё он был пьян. Досада напополам с алкоголем бултыхалась в нём туда-сюда, превращаясь либо в злость, либо в жалость к себе.

Этот мудровыделанный червь, который по какому-то недоразумению являлся его, Антона, начальником, зарубил на корню дело двух декад. И это не считая подготовительного периода. Без каких-либо объективных причин. Конечно, он что-то говорил, что-то казавшееся убедительным, но Антон прекрасно знал истинную причину, которая сегодня прямо сияла от радости. Марина – тварина. Как этот слизняк распинался, рассказывая, насколько менее ресурсозатратен и насколько более эффективен её проект… Но Антон прекрасно понимал, в каком месте находится эта эффективность. По случаю удачного завершения проектной деятельности было устроено небольшое торжество, Антон мрачно стоял в углу и пил, готовясь сказать начальнику и этой каракатице всё, что он о них думает, а потом… забрал ящик вычислителя со своим проектом и ушёл. Никто и ухом не повёл. Теперь он сидел в пустом вагоне поезда, который вёз его домой, на Южную. «Надо было всё им сказать, надо было…» – думал он с запоздалым сожалением и корил себя за малодушие.

Чтобы как-то подавить это дурацкое чувство, он стал фантазировать, что бы он сделал с этим и его подстилкой. Фантазии вновь всколыхнули в нём злость, он даже стал злобно улыбаться своим мыслям… А потом в вагон вошла девушка.

На ней было короткое чёрное платье, тёмные, слегка волнистые волосы свободно спадали вниз, карие глаза на чётко очерченном овале лица смотрели чуть насмешливо и открыто. Она села прямо напротив Антона, закинула ногу на ногу, положила сумочку на бедро и замерла, глядя прямо перед собой. Прямо на Антона.

Он смутился и опустил глаза вниз, но там, внизу, были её ноги. Гладкие, загорелые, с красивыми коленями, крепкими икрами, изящными щиколотками и красивыми стопами в чёрных открытых туфлях. Антон сглотнул и смутился ещё больше. Он хотел было отвести взгляд куда-то в сторону, всё равно куда, но эти ноги… Они манили, притягивали… Звали. Мысли о том, что он сделает со своими обидчиками с работы, мгновенно улетучились, теперь он думал совсем о другом. Его бросило в жар, он почувствовал, что краснеет, но продолжал смотреть, нет, буквально таращиться во все глаза.

Антону не везло с женщинами. Нет, он не был каким-то уродцем или что-то вроде, он обладал вполне нормальной внешностью, среднего роста, не жирный, лицо с правильными чертами, никакой повышенной волосатости на теле, никаких татуировок или иных излишеств, волосы на голове на месте, даже седины не было, да и возраст достаточно востребованный, ему было 35… Но ему не везло с женщинами.

Он несколько раз начинал отношения с понравившимися ему девушками, и даже пару раз они начинали жить вместе, но всё заканчивалось весьма быстро. Инициаторами расставания всегда были они. Его бесило то, что никто из них никогда не объяснял причину. Ни разу.

Когда ему исполнилось 29, он бросил эти затеи и стал пользоваться услугами женщин, для которых определённая часть отношений была способом заработка. У него даже были «любимицы». Зарплата позволяла… Здоровье позволяло, внутренняя мораль тоже. Он вдруг подумал, а что, если его попутчица тоже… Но поразмыслив, решил, что нет. Слишком уж она была для этого… Он никак не мог подобрать слово.

«Следующая – Южная» – прохрипели динамики. Как быстро! Когда она вошла, ехать ему оставалось минут пятнадцать, как же они пролетели!

Он всё-таки смог оторваться от созерцания идеальных нижних конечностей девушки и поднял взгляд. Она сидела в том же положении и всё так же смотрела прямо перед собой, прямо на него… И вроде как слегка улыбалась. В этот раз он не отвёл взгляд и посмотрел прямо ей в глаза.

«Южная! Пересадка на надземную линию!» – испортил момент динамик. Антон даже не успел испытать сожаление, как девушка сняла одну идеальную ногу с другой и легко поднялась. Он возликовал. Она выходит, она тоже выходит! Мелькнула мысль, что всё происходит не просто так, возможно, это вознаграждение за его унижение, за его страдания, за всё, что он испытал сегодня, да и вообще за долгое время.

Девушка вышла на платформу, Антон, едва не забыв кофр – за ней. Он шёл в нескольких шагах позади и думал, как бы начать разговор, он твёрдо решил, что сделает это, но не придумал ещё как. Никогда раньше он не знакомился вот так.

Выход со станции был один. Они поднялись на эскалаторе, она всё так же впереди, и направились к турникетам. Антон сунул руку в карман и понял, что пропал. Пропал проездной… Он лихорадочно начал шарить по карманам, решив, что, возможно, положил его не туда, куда обычно, но его не было. Девушка тем временем достигла турникетов, миновала их и вышла через стеклянные двери. Антон в панике начал снова искать, но теперь уже мелочь. Нельзя было упустить её, нельзя… нельзя… нельзя… ЕСТЬ!! Он подскочил к билетному автомату, закинул монеты в щель приёмника, выронив несколько, нажал нужную кнопку. Автомат заурчал. Слишком долго! Потом таки выдал билет.

Антон подбежал к турникету, приложил билет, а потом выскочил в переход, вертя головой. Её нигде не было. Ни справа, ни слева… Хотя переход был длинный, и она не могла так быстро пройти его, особенно если бы пошла в сторону пересадки. Он выругался. Да как же это! А потом тишину пустого перехода разорвал истошный женский крик:

– ААААААаааа! НЕТ! НЕ НАДО!!!! ПОМОГИТЕ!!!

Это была она! Он не знал, откуда он это знал, но это точно она была она. Звук исходил со стороны пересадки на надземку, Антон, не задумываясь, рванул в ту сторону.

Крики продолжались. Успеть! Что бы там ни происходило… главное успеть!

Почти в конце перехода было несколько технических ниш, по сути коротких коридорчиков… В одном из них он заметил движение. Девушка лежала спиной на грязном полу, открытая сумочка с рассыпанным рядом содержимым валялась рядом, а на девушке… На девушке копошился какой-то мужик, одной рукой пытаясь заломать обе её руки, а второй пытаясь разорвать её платье. Времени раздумывать не было. Антон как следует размахнулся и врезал тяжёлым кофром прямо по затылку мужика. Раздался мерзкий треск, мужик выгнулся дугой назад, а потом девушка толкнула его в грудь, и он беззвучно повалился набок. Антон сделал шаг, чтобы помочь ей подняться, а потом увидел две вещи. Девушка улыбалась. Такой же зловещей улыбкой, какой совсем недавно улыбался он сам… Только гораздо более широко, так что были видны её зубы, мелкие, острые, и потом лицо мужика. И его глаз, который находился теперь не там, где положено. Он снова посмотрел на её лицо, очень надеясь, что ему показалось, просто померещилось от шока. Но нет. Улыбка, вернее оскал, был на месте, как и маленькие, но очень острые зубки. Её брови взлетели вверх и тут же вернулись назад, как бы говоря: «Вот такие дела, братишка!».

Потом у него в глазах потемнело, и своего падения на грязный пол он уже не почувствовал.

Глава 2.

В тот день мы выбрались в кино. На "Лунную Тень". Непонятно какой гений решил выпустить фильм с таким содержанием во время Светлого Сезона, пусть и в последний его месяц, но он вышел и мы с Эрикой на него пошли.

Аннотация к фильму:

На пятый день второй декады месяца Кару, когда луны выстраиваются в линию, закрывая свет Анг Кош тень их падает на Антерру и наступает День Перерождения.

Так себе аннотация, почти не связанная с сюжетом. В фильме рассказывалась история человека, который каждый год в этот самый день вытягивал "счастливый билетик" и самые низменные его желания и потребности выбрасывало на поверхность из глубин его натуры и они затмевали разум, превращая его в монстра. И он должен был бороться с ними, преодолевать, возвращать себе человеческое. Сама суть Дня Перерождения изначально состояла в том, чтобы минимизировать зло творимое людьми не путём адресного наказания тех, кто это самое зло практикует…а наказания произвольно выбранного человека, в назидание всем, так сказать. Коллективная ответственность, ага…

Я всегда считал эту концепцию, скажем так, нежизнеспособной, недейственной, абсурдной…но создатели фильма пошли дальше и придумали персонажа, который подвергается этой…процедуре не единожды, а постоянно. И каждый раз вынужден начинать всё с начала. Один за многих.

Всё действие фильма происходило в День Перерождения, в доме главного героя, куда он пригласил своих друзей, знакомых, коллег, которые будучи даже не знакомыми друг с другом оказались связаны.

Фильм был сумбурным, концовка была смазана…но Эрике он понравился.

Мы вышли из зала и я решил, что самое время посетить заведение иного формата. Сейя-лан Карис незамедлительно хотела обсудить увиденное, а я хотел выпить. И что-нибудь съесть. Чтобы вы понимали – обсуждение чего-нибудь с Эрикой в большинстве случаев сводилось к изложению ей её впечатлений, версий, теорий ну а мне в основном отводилась роль слушателя. Лучше всего мне слушалось когда в желудок поступала пища, а в мозг элементы подстёгивающие синапсы.

На Эрике было длинное чёрное платье в белый горошек, красный атласный пояс с бантом, волосы с висков были убраны назад и украшены большой заколкой, или как там эта штука называется, в виде цветов. Сказать, что она была красива – не сказать ничего.

Мы сидели в самом дальнем углу ресторана "Алантис", я тянул лантийский эль, Эрика разглядывала меня сквозь своё любимое розовое вино и улыбалась. Людей в зале было немного, середина недели, день, прекрасная погода – всё это не способствовало наплыву посетителей, но было на руку нам – официант был куда более расторопен, а повара – старательней.

– Угу…– Знаешь, я немного удивлена, – сказала Эрика. – Чему? – Ты совсем не противился, когда я предложила пойти на этот фильм! – Должен был? – Ну, я знаю, как ты относишься к ДП, да и вообще к этой теме… – Ха, ну а я знаю, как ты хотела пойти на него. – И это стало решающим фактором? – Это побочный эффект наших отношений…когда ты рядом я думаю о тебе больше, чем о себе… – Это плохо? – Это очень плохо! Когда-нибудь это сыграет против нас. – Как-то это слишком мрачно. – Серьёзно? Это ты говоришь? Тебя что, подменили там, в темноте зала? Не ты ли постоянно твердишь, что когда всё хорошо, то значит скоро станет всё плохо? – Это было пару раз…

В этот момент, как нельзя кстати появился официант с нашей едой. Запечённая на открытом огне вырезка в маринаде с картофелем для меня, филе рыбы – серебрянки с овощами для Эрики, штук пять соусов, половина пирога с зеленью и сыром (нехилых размеров такая половина), какой-то салат, она выбирала, и потом ещё планировался десерт.

И повтор напитков, конечно же.

И вы, вероятно спросите – а где же то самое анонсированное обсуждение? Но вы не знаете Эрику! Она никогда не начинала его сразу, с ходу, напрямую. Более того, она почти всегда делала это используя какие-то отвлечённые мотивы, относительно отвлечённые. Когда мы прикончили примерно четверть содержимого наших тарелок она решила, что время пришло. Положила приборы на тарелку. Взяла бокал. Сделала хороший такой глоток. Поставила бокал. Достала сигарету, прикурила, выдохнула дым…и начала:

– Ничуть. Ноги отпад. Как и всё остальное. Не знаю как тебе, но у меня о совершённом…ноль процентов сожаления! Я ведь понимаю почему тебе не нравится ключевая идея Дня Перерождения. Всё дело ведь в ответственности. Ну вот, приехали! Вот оно в чём дело, значит! – Вот оно, в чём дело, а! Хитрое ты создание, Эрика Хэлливел Карис! Другим путём решила пойти…стоило мне заикнуться о том, что я взял на себя ответственность за тебя…и теперь ты решила напомнить мне об этом? – Но ведь ты сам об этом сказал…тогда… – Сказал! Эта словесная конструкция, Эрика, это штамповка, условность…которая годится для перекладывателей бумаги в офисе О.С.И. но неприменима для жизни! С чего ты вообще так вцепилась в это? Она посмотрела на меня. Её рубиновые глаза блестели, как-то слишком уж сильно блестели. Видимо от дыма… – Я устала, Юджин. Устала постоянно разгребать то, что на меня падает, то, в чём нет моей вины! Я как тот парень из фильма – всё время возвращаюсь в начало и всё время боюсь, что в очередной виток не справлюсь и всё покатится в пропасть…вместе со мной…я хочу просто жить…спрятаться где-нибудь…и жить… – И ты решила спрятаться за мной? – Но ты ведь сам… – Я сам что? Я повесил себе на шею пушечное ядро, когда заключал сделку с О.С.И. Пообещал им то, чего никогда не смогу выполнить…а теперь ты хочешь к ядру добавить ещё и пушку вместе с долбаным лафетом…ты ведь не сможешь спрятаться за мной и забыться там, в тени, и я не смогу НА САМОМ ДЕЛЕ быть ответственным за тебя…она, эта ответственность подразумевает контроль. Полный контроль…ты сможешь так жить? Под моим контролем. Постоянным. Таким, который лишит тебя…самой себя. Сможешь? Не день, два, неделю…а всегда, до самого конца? – Я не думала об этом так… – А я думал. Я только и делал, что думал об этом. И когда я ставил подпись я тоже думал об этом. – Почему тогда ты пошёл на это, если понимал, что не сможешь выполнить условия полностью? – Хм…потому, что я как тот парень из фильма. Это ведь не Хранители закольцевали ему День Перерождения. Он это сам сделал. Кроме самого первого раза, когда он не справился и придумал себе это бесконечное повторение…он хотел найти смысл с помощью преодоления невыполнимого… – Ловко вывернул! Ты говоришь мне о том, что… – Я говорю тебе о том, что мы те, кто мы есть и избавиться от того, что мы вынуждены нести, переложив это друг на друга, мы не сможем. И никуда спрятаться мы не сможем…но мы сможем помочь друг другу…держать зонтик двумя руками куда как легче… – Ага, ты повесил это, как ты называешь ядро себе на шею, чтобы потом сообщать какой ты благородный… – Нет конечно! Не только для этого, то есть. – Ммм? – Я твои фотографии видел, те, что были в деле, которое к ордеру прилагалось. Не очень фотографии, но очень на них получились твои ноги! Я когда их увидел, то сразу понял, что они, в комплекте со всем остальным конечно не должны сгинуть в клетушке два на два. Вот вообще никак не должны! – Ты издеваешься!

– Ничуть. Ноги отпад. Как и всё остальное. Не знаю как тебе, но у меня о совершённом…ноль процентов сожаления!

Эрика открыла рот, потом закрыла его, потом посмотрела на меня с величайшей жалостью и всё-таки выдала:

– Вот это я вляпалась!

Глава 3.

– Ты веришь в перерождение, Юджин?

– Не особо.

– Ожидаемо…

Неужели я теперь так… ожидаемо ожидаем?

– Наоборот, при всей своей практичности и рассудительности иногда ты невероятно безответственен в отношении своей жизни. Неожиданно безответственен…

– Ха! Возникает несколько вопросов. Когда ты успела стать мозгоправом? Если мой ответ был ожидаем, для чего был вопрос? Ну и утверждение о безответственности требует разъяснения.

– То, что происходит с тобой сейчас, прямое и явное подтверждение этой безответственности.

– И что же это?

– Это я… Точнее, наша с тобой… связь.

– Вон оно куда ты заехала… И что с ней не так?

– Ну… Всё не так! Хотя бы не так то, что ты всего лишь человек…

– Хорошая попытка, сейя-лан Карис, но, видишь ли… Прелесть наших отношений состоит в том, что их продолжительность совершенно непредсказуема. Эрика сидела на парапете ограждения, ногами наружу, конечно же, и ногами этими время от времени болтала. За парапетом твёрдого пространства было ещё буквально несколько десятков сантиметров, а потом начиналась практически отвесная скала. Высота была относительно небольшая, метров семь, максимум десять, внизу следующая скальная ступень, покрытая грунтом, травой и редким кустарником. Если бы мы расположились правее, прямо напротив машинных зданий, оставшихся от шлюза, то там уже никаких «ступеней» не было. Честные пятнадцать метров свободного полёта до самого низа. Весьма твёрдого и бескомпромиссного. Но даже здесь падение было бы неприятным как минимум.

Эрика сидела на парапете ограждения с мороженым в одной руке, болтала ногами и усиленно интересовалась тем, о чём мне совсем не хотелось разговаривать. Не прямо только с ней, а вообще. Ни с кем.

– Можно раскрыть тему? – спросила она, откусила хороший такой кусок мороженого, на секунду замерла, потом начала его жевать, довольно щурясь.

Я сел рядом с ней, спиной к обрыву, обнял её за талию правой рукой, а другой убрал её волосы назад. Это чтобы ты меня лучше слышала, деточка....

– Тут всё просто. На каком-то этапе, когда отношения уже установились, люди начинают думать, что это навсегда, ну или как минимум очень и очень надолго. Более того, у них появляется в этом уверенность. Вот представь, что двое стоят друг напротив друга и держат что-то тяжёлое в руках. Один из них удержать это не может, только вдвоём. И вот эта штука в их руках и есть та самая уверенность. И вот уверенные в своей уверенности они начинают совершать ошибки в отношении друг друга…

– Акие офыбки? – спросила она, предварительно откусив ещё один хороший кусок мороженого.

– Да любые, это не важно. Понимаешь, они считают, что ничего с их отношениями не случится. Они твёрдо стоят на земле. Крепко держат в руках уверенность и считают, что так будет всегда. Думают, что всё это незыблемо, непоколебимо… Но каждая ошибка создаёт небольшую, но стабильную трещину в почве между ними. Ошибка, ещё одна, вторая, третья, десятая… И вот в один ни разу не прекрасный день все эти крошечные трещины вдруг соединяются вместе и образуют провал, который растёт, создаёт сам себя, уже даже без всякого их участия… И вот они стоят каждый на своём краю провала… И у них всё ещё есть уверенность. Но есть и страх. Они боятся, каждый из них, что провал расширится до такой степени, что они упадут. И они начинают понемногу отступать, отдаляться друг от друга. И тем не менее они продолжают держать в руках эту уверенность… Но однажды они отходят друг от друга так, что эта тяжесть оказывается лежит на их вытянутых руках, и наступает момент, когда кто-то один выпускает её из рук, и она летит вниз и исчезает там, в чёрном тумане… И они остаются каждый на своём краю провала… И они уже даже дотянутся не могут друг до друга… Да и не хотят. Вот так.

Она доела мороженое и тоже обняла меня. Потом положила голову мне на плечо и сказала:

– Занимательно! А мы?

– А мы можем начинать каждый новый день, как последний, налегке и не тяготить себя ложной уверенностью…

Она придвинулась ещё ближе и зашептала мне на ухо:

– Ты знаешь, что мне достаточно сделать одно движение, и мы полетим вниз? Недолго, правда, лететь будем… Я, скорее всего, отделаюсь царапинами, а ты в лучшем случае очень надолго лишишься способности совершать ошибки… Любые, неважно какие… Есть ли у тебя уверенность, что я этого не сделаю?

С этими словами она лизнула мне мочку уха, потом ещё, потом обхватила её губами и слегка прикусила своими острыми зубами. Язык и губы были всё ещё холодными, и волна, родившаяся где-то в районе затылка, прокатилась по моему телу, да так, что меня передёрнуло. Она отпустила моё ухо и хищно засмеялась. Тогда я потянул её на себя, так чтобы её лицо оказалось перед моим. Она смеялась, а я смотрел в её безумные рубиновые глаза, смотрел, смотрел, смотрел, а потом прекратил её безудержное веселье.

Её губы и язык были всё ещё холодными от мороженого, сладкими от мороженого, а может уже и не от него. В какой-то момент мне показалось, что мы всё-таки летим…

Когда я нашёл в себе силы оторваться от неё, оказалось, что от земли мы всё-таки не оторвались… Она больше не смеялась, в её глазах было то странное выражение, которое я потом, да и до этого видел неоднократно, и никогда не верил, что это возможно.

Я отдышался и ответил на её вопрос, заданный, казалось, миллион лет назад: – У меня есть кое-что куда весомей и опасней уверенности. Такая штука. Называется доверие.

Она как-то болезненно улыбнулась, уткнулась мне в плечо, шмыгнула носом и сказала:

– Вот… Ещё одно доказательство твоей бесконечной безответственности! Невероятно бесконечной! Доверился фликке, которая ещё и мора… А ведь скажи я об этом кому-нибудь…

– Заткнись, Эрика! – сказал я и снова поцеловал её, впился в её губы, которые уже не были холодными, а совсем наоборот – были горячими, как она вся, как камень парапета под нами, как весь этот день, который мы начали, как последний…

Я терзал её, как орлийский стервятник добычу, а может наоборот, она меня, её пальцы впивались мне в спину…

Потом, в секунду просветления, я вспомнил, где мы находимся, буквально оторвал её от себя, ничего уже почти не соображающую, с блуждающим взглядом, дышащую, как кенлик после финиша…

Впрочем, сам я был не лучше… Так или иначе, наше мероприятие на свежем воздухе на этом завершилось… Существенно раньше, чем планировалось. Всегда с ней так.

Глава 4.

Меня покинет разум мой…– Откуда ты не знаю я… Так вдруг и вовремя, Но если буду я с тобой,

Оу, сердце твоё…черно как ночь..И ты способен на всё, Ты можешь помочь, Но сердце твоё… Но сердце твоё…

Эрика пропела окончание, дважды не попав в ноты, засмеялась, развела руки в стороны, каким-то чудом не расплескав содержимое бокала, и на последних секундах песни закрыла глаза и резко опустила голову. Музыка закончилась. Она подняла голову, открыла глаза и прищурилась, глядя на меня.

– Ну как? – поинтересовалась она.

– У тебя определённо есть потенциал, сейя-лан Карис! Она перестала изображать статую Фрейны, встречавшую всех въезжающих в город по Мисталийскому тракту, подошла, на ходу опустошая бокал, присела на подлокотник кресла и повертела у меня перед носом пустой ёмкостью. Я потянулся за бутылкой…

– Всё-таки есть, значит?

– Определённо и несомненно! – заверил я её, наполняя бокал вином.

Она легко, одним движением поднялась и направилась к окну. Её красное, ближе к бордовому, платье контрастировало с интерьером, выполненным в бело-серо-чёрных тонах. И мне это нравилось.

– Отличный вид, – сказала она.

Он и вправду был таким, тут не поспоришь. Особенно вечером или ночью, когда серые, унылые здания города превращались в тёмные силуэты, включалась подсветка, уличное освещение и зажигались огни в витринах магазинов, многочисленных кафе, ресторанов, салонов красоты и прочих заведений. Второй день подряд шёл снег, его огромные пушистые хлопья неспешно опускались на город, придавая ему действительно праздничную атмосферу.

Даже река Нор в этом году была скована льдом, а теперь ещё и засыпана снегом.

– Даа… и это чуть ли не единственный плюс, – сказал я, встал и подошёл к ней, посмотрел на часы. Без трёх минут восемь. Скоро начнётся.

– Неужели?

– Угу, я тут лифт жду по пятнадцать минут минимум… вне зависимости от времени суток.

– Хм… печально…

– Ещё бы, самостоятельно ни за какие коврижки не заселился бы сюда… А, ну ещё один есть… Контора оплачивает счета. По лимиту. Всё, что сверх, с меня. И лимит, я тебе скажу, совсем небольшой.

– Но вид всё равно отличный…

– Тут не поспоришь.

Мы смотрели на Башню Корпорации, с которой вот-вот должны были произвести первый залп, знаменующий начало празднования. Проекторы Башни высвечивали на снежные облака обратный отсчёт:

10… 9…

…на вершине Башни сверкнуло, и вверх, оставляя едва заметный след, устремилась яркая искра. Выше… ещё… ещё… и исчезла в облаках. Я посмотрел на Эрику. Она заворожённо следила за происходящим, её широко раскрытые рубиновые глаза блестели, алые губы приоткрылись, обнажая ряд мелких, острых, белых зубов…

8… 7… 6… 5…

…внутри облачного массива возник огненный шар, переливающийся всполохами разных цветов, от него во все стороны потянулись, раскручиваясь по спирали, переплетающиеся друг с другом светящиеся нити…

4… 3… 2…

…на секунду всё как будто остановилось, а потом в облаках, над ними, под ними… везде, начали распускаться огненные цветы, жёлтые, красные, розовые, малиновые, синие, зелёные… разных размеров и цветовых комбинаций…

…1... 0…

…и поздний вечер превратился в день…

Эрика повернулась ко мне. Её глаза сияли, она улыбалась во все свои 40 или сколько у неё там зубов и, судя по всему, была совершенно счастлива. Я вдруг осознал, что и сам лыблюсь, хотя и непонятно чему.

Она подняла бокал и сказала: – Да минует тебя участь перерождённого!

– И тебя, милая! – ответил я, мы чокнулись, выпили, а потом я, совсем не отдавая себе отчёт в своих действиях, бросил пустой стакан на диван, схватил Эрику, притянул к себе и впился губами в её губы, она ответила, я услышал глухой стук – её бокал упал на ковролин, почувствовал её руки у себя на затылке и шее, ощутил её вкус, запах и горячее, напряжённое тело под тонкой материей платья.