Государственный Алхимик

Глава 8

Я проверил Эла вдоль и поперёк.

За три дня мне удалось просмотреть множество воспоминаний Лаврентия, истратив на это целых три Формулы Проверки Памяти.

По одной ежедневно.

Я ждал, когда ячейка Вертикали восстановит заклинание, а затем снова отправлял его в голову Эла. Так тщательно я раньше никого ещё не проверял, да и опасался так делать – объект мог почувствовать проверку.

Но Лавров ничего не заподозрил – каждый вечер он был слегка навеселе, потому что выпивал за свою свободу, а в таком состоянии вообще сложно что-то заметить.

Вот он и не замечал.

И каждый раз я проникал в его память всё дальше, просматривал даже самое интимное, не предназначенное для чужих глаз.

Моральных мук при этом я не испытывал, даже когда казалось, что подглядываю за человеком через замочную скважину. Но и никакого удовольствия при этом не получал, а даже наоборот. Проверка Правды была крайней мерой.

Но в итоге – ничего.

Да, теперь я знал много чего из воспоминаний Сердцееда Лаврова. Его любовные интрижки, его горячие постельные развлечения, его пьянки, драки из-за девушек, ссоры с отцом и постоянное враньё матери.

А еще – его прямолинейность и чувство юмора, его раздолбайство и природный талант в магии, достижения в учёбе и попытки создать невероятный артефакт, чтобы повысить ранг до Прозревшего Мастера.

Я проверил всё, до чего мне хватило умений дотянуться, но всё равно не нашёл ничего, что указывало бы на связь Эла с моим отцом и попыткой моего убийства.

И наверняка, узнав о том, что я покопался в его воспоминаниях, Лаврентий «Эл» Лавров разворотил бы мне голову, скинул бы меня с поезда или действительно создал бы проклятый артефакт, чтобы я мучился всю оставшуюся жизнь.

Но он не знал, поэтому был счастлив от того, что едет куда глаза глядят и теперь свободен.

Относительно свободен, конечно.

Его матушка продолжала следить за ним через нательную метку, которую пообещала снять через полгода, когда Эл наконец пройдет семейный ритуал. То есть практически никогда.

Тем временем счастливый Эл уже забыл про нападение колдунов и частенько переписывался со своей сестрой Ольгой по Скриптории. Чаще всего, сидя за чашкой кофе или бокалом пива в вагоне-ресторане (он вообще оттуда почти не выводился).

– Написал Оле о том, что у меня появился друг, у которого я ещё не увёл невесту, – сообщил он мне на третий день путешествия. – А она, знаешь, что ответила? Ответила, что не увёл, потому что у тебя невесты нет. А если б была, то увёл бы.

Я зловеще сощурился.

– Это была бы последняя глупость в твоей жизни.

– Злой ты, Илья, – поморщился Эл, после чего окинул взглядом пустой ресторан. – Но жаль, конечно, что ты без невесты едешь. Не хватает компании дам. Или взять, к примеру, твою двоюродную сестрицу, Нонну Евграфовну…

– Вот её попрошу оставить в покое.

Эл опять поморщился.

– Ты ещё и зануда. Даже помечтать не даёшь. Вот была бы Нонна в этом поезде, то я бы даже соблазнять её не стал. Просто наслаждался бы её обществом. Чисто платонически. Признаюсь честно, так я никогда ещё не делал, но готов пожертвовать собой.

– Да ты герой, Эл, – усмехнулся я. – Какая сила воли.

Знал бы он, что Нонна сейчас находится в соседнем купе и пробует на вкус очередной пирог моей няни, то уже бы отправился на соблазнение неприступной девушки.

Но он не знал.

Он вообще мало что знал о моих делах, хоть порой и спрашивал, зачем я еду в такую глухомань.

На всякий случай я проверил ещё и своего помощника Виктора Камынина. Он служил у нас в доме уже много лет и был одним из секретарей отца, поэтому его надо было просмотреть.

На него я потратил ещё одну Формулу Проверки Памяти, едва дождавшись следующего утра и восстановления ячейки Вертикали.

Правда, это ничего мне не дало.

Все воспоминания Виктора, которые мне удалось увидеть, касались только поездки и чисто секретарской работы: билеты, размещение, услуги, оплата, договорённости.

Хотя был интересный момент.

Мой помощник, оказывается, в любую свободную минуту читал журналы со статьями о рысарях. Уж очень эти звери ему нравились. Их окрас, магические возможности, особенности ухода и прочее. Правда, не нравились цены. Это были невероятно дорогие звери.

В целом, Виктор Камынин содзавал впечатление человека верного, увлечённого и порядочного, хоть и немного тревожного.

Зато пока я занимался проверкой Эла и Виктора, Нонна успела сделать из моего купе свой будуар, а заодно – лабораторию. Кстати, не такую уж депрессивную.

В её маленький зелёный чемодан влезло неожиданно много вещей, от платьев, щипцов для волос и губных помад до мобильной алхимической лаборатории и миниатюрной плавильной печи – атанора от французской фабрики «Мулин».

Три дня я наблюдал, как кузина возится с набором пластинок из разных сплавов, разглядывает их под микроскопом, капает из пипетки всё новые растворы и сыплет порошок из китовой кости.

Реакции всегда были разные: от густого дыма до тихого шипения. Получилась и пара небольших взрывов. Однако Нонна не прекращала попыток, не обращая внимания на провалы. Она помнила все рецепты, даже если там было больше сотни ингредиентов!

Её защитные очки пестрели разноцветными брызгами, как и фартук, а рыжие локоны часто выбивались из-под косынки и падали на лоб влажными от пара пружинками.

И все три дня я думал о том, что алхимики из моего прошлого мира тоже были такими же увлечёнными. Они так же проводили эксперименты и искали новые рецепты по улучшению всего на свете, пока в итоге не сделали слишком страшные открытия.

На четвёртый день, вернувшись в купе после завтрака, я всё же не выдержал:

– Что ты делаешь, Нонни?

Она отвлеклась от микроскопа, выпрямилась и посмотрела на меня сквозь забрызганные раствором очки.

– Это называется «алхимия», Илья.

– Серьёзно? – Я потеснил её плечом и сам глянул в микроскоп. – А ты не считаешь это занятие бессмысленным? Мы ведь все умрём, потому что человечество…

– Заткнись, как говорят в народе! – фыркнула Нонна и предприняла попытку отпихнуть меня от микроскопа. – Ты мешаешь мне проводить серьезный эксперимент! Уйди!

Я не двинулся с места.

В голову пришла опасная идея, на которую я бы раньше ни за что не согласился. Да я бы удавился, чем такое предложил кому-то неделю назад!

Но сейчас предложил:

– Научишь меня?

– Чему? – оторопела кузина.

– Алхимии. Я тоже хочу проводить эксперименты и знать тёмные тайны этой науки.

Она посмотрела на меня, как на идиота.

– Илья, ты в порядке? Ты же в академии учился почти полгода. В самой элитной академии нашей страны!

– Меня отчислили. Диплома нет, научной степени нет…

– Совести тоже нет, – добавила Нонна.

Я улыбнулся, рассчитывая на ответную улыбку, но кузина лишь помрачнела.

– Ты меня прости, Илья, но как я буду тебя учить? Прямо тут? К тому же, у меня нет права преподавания и лицензии. Это нарушение закона.

– А никто не узнает. Даже если кто-то увидит твою мобильную лабораторию у меня в купе, то я скажу, что это моя. Я вообще-то тоже алхимик. К тому же, тебя официально тут нет. Прямо сейчас ты находишься в гостях у Софьи Солонец. У тебя есть прикрытие.

Нонна скептически хмыкнула и задумалась.

Не знаю, где были мои мозги предыдущие три дня – надо было сразу её попросить, но я почему-то не воспринимал Нонну как учителя. Только когда увидел, насколько она увлечённый алхимик.

И не просто алхимик, а мастер с Тагмой из трёх золотых ромбов!

В академии такого добра, как учителя, у меня было с лихвой, но учился я так себе – ненависть к алхимии во мне зашкаливала. К тому же, я был занят другой магией и попытками её восстановить. Но сейчас была совсем другая ситуация.

После того, как у меня получился удачный выброс Формул из Вертикали и их копирование с помощью алхимии, я подумал, что надо бы к этой самой алхимии присмотреться получше. Пусть даже с таким убогим даром ртутного мага, как у меня.

Во-первых, чисто из практической необходимости, чтобы ещё раз попробовать усилить собственную магию, но уже с другим подходом к проблеме – а вдруг получится?

Во-вторых, чтобы понимать, как эту чёртову алхимию потом уничтожить, если её адепты зайдут слишком далеко. Врага лучше знать изнутри, все его секреты и уязвимости, чтобы ему противостоять.

– Хорошо, – наконец согласилась Нонна. – Научу тебя некоторым основам. Но у меня есть важное требование. Очень важное.

Я нахмурился, но всё же решил выслушать.

– Никакого Лаврентия Лаврова рядом со мной! – объявила кузина строго.

– Гарантировать не могу, – честно признался я. – Он человек непредсказуемый.

Нонна выставила указательный палец.

– Никакого Лаврентия Лаврова, Илья! Прошу тебя и даже умоляю! Теперь я твой учитель и требую соответствующего отношения. Не подпускай Лаврова к этому купе даже близко. Пусть развлекается в ресторане, а ты будешь делать домашние задания и сдавать мне экзамены. На всю оставшуюся неделю поездки я разработаю тебе план обучения. Хорошо, что Имперские Железные Дороги такие протяжённые.

– Ладно, согласен. Спасибо, Нонни, – поблагодарил я, приняв её резонные требования, после чего уточнил с улыбкой: – А знаешь, что ещё хорошо?

– Что? – насторожилась Нонна.

– На ближайшие семь дней в твоей жизни появится смысл.

Она моментально разозлилась и пригрозила мне кулаком в белой резиновой перчатке.

– Ещё один такой выпад, студент Ломоносов, и вы опять будете отчислены!..

***

Нонна меня, конечно, не отчислила.

Наоборот, принялась обучать алхимии с таким рвением, будто в её жизни действительно вдруг появился смысл.

Отличница своего факультета и обладательница особых институтских титулов по специальностям «Классическая трансмутация» и «Элементарная алхимия», она вдруг забыла о своей депрессии.

Ну а я всю неделю открывал для себя алхимию, отодвинув лютую ненависть на второй план.

И учился я совсем не так, как в академии.

Когда ты действительно хочешь получить знания, то впитываешь всё, до чего можешь дотянуться. Тебе всего мало и хочется узнать ещё больше. Не нужно угроз и требований – ты делаешь всё с большой охотой.

Порой я так увлекался, что Нонна нахально выдёргивала из моих рук книгу по основам Классической Трансмутации или очередную пластинку сплава, оттаскивала от микроскопа или мини-атанора, а потом указывала пальцем на кровать.

– Спать! Это лучшее средство от выгорания! Впитывай знания постепенно, а не жадными глотками, иначе рискуешь захлебнуться. И не факт, что тебя потом реанимируют. Так ушло много великих учёных. Не будь, как они!

– Не будь, как великие ученые?

– Не будь, как болван!

Время шло, поезд мчался «куда-то на восток», стучал колёсами; моя няня Ангелина пекла пироги, отобрав духовку у местного повара, и кормила весь персонал поезда; мой приятель Лавров просиживал штаны в вагоне-ресторане и переписывался с сестрой Ольгой; а я и Нонна продолжали обучение.

Возможно, это были самые спокойные и прекрасные дни за последнее время, но когда-то они должны были закончиться.

И вот на десятый день, уже после полуночи, наш поезд прибыл в маленький городок на востоке страны – Белогорск.

Нонна давно собрала чемодан, не оставив ни одного свидетельства своего пребывания в моём купе, после чего отдала мне своё золотое кольцо и притаилась за портьерой.

– Кольцо я уже зарядила на Транспозицию, но следи, чтобы меня никто не заметил, – прошептала она, махнув мне на прощание ладонью в зелёной перчатке.

По задумке, я должен был выйти из поезда вместе с охраной и помощником Виктором, а потом отправиться на станцию, где нас уже ждали нанятые заранее извозчики-шофёры. Нонна присоединилась бы ко мне уже в экипаже.

На всё это времени было немного.

Но, как назло, со мной увязался Эл, а ведь он говорил, что даже не собирается гостить у меня в усадьбе. Ещё вчера он сообщил: «Прости, друг, но деревня не для меня. Как станет скучно, лучше приезжай ко мне в Петербург».

Но когда я спустился с поезда на перрон, то вдруг услышал за спиной:

– А почему бы не приблизиться к народу? Ты же приближаешься, а я что, хуже? Напишу матушке, чтобы прислала слуг прямо сюда. Пусть они тоже приблизятся к народу, им полезно!

Я обернулся.

Ко мне с чемоданом в руке спешил Лавров.

– Ты пьяный, Эл? – нахмурился я.

– Я уже неделю не пью, если ты не заметил! – оскорбился тот. – Хотя как бы ты заметил, если из своего купе почти не выходил. Проводник сказал, что ты опыты алхимические проводишь. Пытаешься создать философский камень?

Так и не ответив на его идиотский вопрос, я задал свой:

– Ты уверен, что готов к жизни в деревне, Эл? Там слишком свежий воздух и на дорогах нет брусчатки.

Эл опять оскорбился.

– Ты за кого меня принимаешь? Если воздух свежий, то мы его испортим, а если нет брусчатки, то мы её положим!

Я вздохнул и глянул на часы. Сейчас любой спор с Лавровым стал бы потерей драгоценного времени.

– Хорошо, тогда добро пожаловать в «куда-нибудь на восток»! – кивнул я наконец. – Всё, как ты хотел. Только поторопись.

– Ну держись, провинция! Такого Бога Женщин тут ещё не видели! – заулыбался Эл и поспешил за мной.

Через пять минут он уже не был таким бодрым и решительным. Особенно когда испачкал дорогие туфли в глине, а она тут была повсюду.

– Ещё не передумал? – спросил я, когда Эл уже собрался усаживаться в экипаж.

Он мрачно глянул на свои измазанные туфли; потом – на мои измазанные туфли. Не знаю, что именно щёлкнуло в голове Эла, но на его физиономии опять появилась решимость.

– Нет, не передумал!

Когда я наконец спровадил Лаврова и уселся в свой экипаж, то сразу зашторил окна. Затем положил золотое кольцо Нонны на сиденье и опять посмотрел на часы. Успел вовремя. Скоро кузина должна была появиться.

Она не могла видеть, куда именно переносится, поэтому всегда сильно рисковала, когда пользовалась своим кольцом.

Прошло три минуты.

За окном экипажа всё ещё переговаривались шофёры, салон чуть подрагивал, пыхтели трубы и прогревались паро-магические двигатели машин – экипажи готовились к выезду. Путь до усадьбы должен был занять всю ночь с дозаправкой маго-пара на двух почтовых станциях.

Прошло ещё немного времени.

Я продолжал наблюдать за кольцом на сиденье и ждал… ждал…

Внезапно дверь экипажа распахнулась, впуская в салон холодный ночной воздух и свет фонарей.

– Ехать одному – скука смертная! – объявил Лавров и, не спрашивая разрешения, залез ко мне в экипаж.

– Эл, твою ж мать… как говорят в народе, – скрипнул я зубами, едва сдержав выражение посерьёзнее.

Этот паршивец уселся задом прямо на золотое кольцо Нонны!..

Глава 9

– А в чём проблема? – уставился на меня Лавров. – Подлечи нервишки, Илья. Могу дать контакты одного петербургского психоаналитика.

Он откинулся на спинку сиденья с очень деловым видом.

Я же был готов вырубить его ударом кулака, чтобы убрать из экипажа. Только не хотелось потом разгребать последствия и разбираться с его семейством, а самое главное – с его мамой.

Поэтому я выбрал импровизацию.

– Эл, мне вздремнуть надо! – Я ухватил его за грудки и сдёрнул с сиденья, подтолкнув к двери.

Кольцо бесшумно упало на пол, покрытый ковром, но Эл ничего не заметил, потому что уставился на меня в недоумении.

– Спать в пыхтящем экипаже? Ты не в себе? Тут же трясёт, как в преисподней!

Пришлось опять импровизировать, уже на другую тему.

– По приезду познакомлю тебя с одной красивой горничной. Только завтра. А сейчас я спать хочу, глаза закрываются. Эл, будь другом! Мне вообще всё равно, где спать, когда я спать хочу! Хоть в преисподней!

Он замер у двери и внимательно на меня посмотрел.

– А горничная точно красивая? Такая же, как Нонна Евграфовна?

– Почти один в один, – заверил я, пускаясь в откровенное враньё.

– Ну что ж… – Лавров ещё немного помедлил у двери, но всё же открыл её и вылез наружу. – Тогда добрейшей ночи! И не сломай себе шею, когда будешь тут спать!

Я уж было ухватился за дверную ручку и потянул дверь на себя, но Эл поставил ногу в проём и опять внимательно на меня посмотрел.

– Хочешь совет?

– Давай завтра, – отмахнулся я, но это было бесполезно.

Лавров качнул головой. Вид у него стал знающий и мудрый.

– Нет, завтра будет уже поздно. Чем раньше я тебе дам этот совет, тем лучше. Потом спасибо мне скажешь.

Он понизил голос и добавил:

– Тебе точно нужен психоаналитик, Ломоносов. Ты с этим не тяни. В наши неспокойные времена без мозгоправа никак.

И пока я не пообещал, что обращусь к мозгоправу, он не дал мне закрыть дверь.

Избавившись наконец от Лаврова, я выдохнул и быстро поднял кольцо с ковра.

Через секунду оно опять лежало на сиденье, а ещё через пару секунд сработал перенос материи, и в полумраке экипажа начала появляться Нонна, в накидке и с неизменным зелёным чемоданом в руке.

Я откинулся на спинку сиденья в ожидании.

– Надеюсь, обошлось без происшествий? – спросила кузина, как только материализовалась до конца.

– Если не считать за происшествие Эла, то да, – нервно усмехнулся я.

– Эла? Какого Эла?

– Того самого, который участвует в Императорских Скачках. У него прозвище такое. Эл.

Про Бога Женщин я добавлять не стал – слишком травмирующе звучит для целомудренного девичьего уха.

Нонна зыркнула на меня с недовольством.

– Так и думала, что с ним будут проблемы. Он же пьяница!

– Это он от горя тогда напился… ну а потом – от радости.

– Не хочу о нём говорить! – отрезала Нонна.

– Тогда поговорим о золотой печати на воротах и о том, как мы всё провернём, – тут же предложил я.

На это кузина сразу согласилась и даже почти улыбнулась. Ради этой печати она, собственно, сюда и прибыла.

Ну и ради спасения моей «бессмысленной жизни», конечно.

***

Это был долгий и ухабистый путь.

На почтовых станциях я сразу же выходил из экипажа, чтобы Лаврентий не вздумал ко мне подсаживаться, как в прошлый раз. Но он ни разу так и не показался на улице.

Оказалось, что он спит, как младенец. Я увидел это в незашторенном окне его экипажа.

– Эл спит, – сообщил я Нонне, вернувшись обратно.

– Мне всё равно, что делает этот пьяница. Я же сказала, что не хочу о нём говорить, – поморщилась та. Затем задумалась ненадолго и вдруг спросила: – Интересно, как скоро он признается, что не умеет ездить верхом на рысарях?

Я вскинул брови, изобразив удивление.

– С чего ты взяла, что он не умеет?

Она укоризненно глянула на меня.

– Ты тоже считаешь, что я не способна отличить хорошего рысарного наездника от никакого? У него же на лице написано, что он боится рысарей, как огня. Твой Эл за дурочку меня держит, да? Выдумал какую-то Белую Стрелу. В его случае это должна быть Белая Горячка. Но мне даже забавно увидеть, как Лаврентий будет выкручиваться на Императорских Скачках. По всем дворянским правилам, он теперь обязан там быть, иначе прослывёт трусом и пустословом, при свидетелях пообещав даме участие в таких престижных соревнованиях и не явившись на них.

Я мысленно хлопнул Эла по плечу.

Значит, весь зародившийся интерес Нонны сводился лишь к тому, как будет выкручиваться Лаврентий.

Что ж. Шансов с моей кузиной у него не было никаких.

Мне даже не пришлось вмешиваться, чтобы не дать Нонне попасть на крючок Сердцееда. Кузина сама всё сделала и даже переборщила, чтобы наказать Эла за то, что «он держит её за дурочку». Теперь ему действительно придётся что-то решать с Императорскими Скачками, чтобы не уронить репутацию.

А вот Нонну репутация Лаврова мало интересовала.

Весь оставшийся путь до усадьбы она раз пять обговорила наш план по открытию ворот. Надо было сделать так, чтобы Нонну никто не увидел, а меня никто не заподозрил.

Она сняла кольцо с пальца и передала мне.

– Никто не должен меня видеть, Илья. Ни одна живая душа.

Я и сам это понимал.

С печатью надо было разобраться максимально быстро и незаметно.

Никто из тех, кто присматривал за усадьбой, не знал, что печать на воротах особого вида и открывается не просто алхимикам из рода Ломоносовых, а именно золотым алхимикам.

По всем канонам, об этом знал только глава рода, то есть мой отец. Даже дядька Евграф не должен был догадываться. А если знал и не предупредил меня, то либо ему запретили, либо у него была заинтересованность в моей смерти.

Только чем я так помешал семье именно сейчас?

У Нонны на этот счёт тоже не было никаких мыслей, поэтому мы снова вернулись к обсуждению усадьбы.

По рассказам кузины, наш предок Михаил Васильевич бывал там нечасто, да и усадьба считалась скромной и самой дальней из всех, поэтому так и называлась – Дальний Дом.

То, что это был дальний… о-о-очень дальний дом, я успел оценить во время поездки, но то, насколько этот дом скромный, я увидел только на рассвете, когда мы остановились у хлипкого моста через одну из притоков Амура.

Мост был настолько старый и гнилой, что шофёры всех пяти экипажей хором заявили моему помощнику Виктору, что мы не проедем. Наши маго-паровые машины были слишком тяжёлыми для этого моста.

Я не стал выслушивать оправдания Виктора и пересказ разговора с шофёрами, а сразу направился к главному из них, рослому чернобородому детине.