Кровавый орел в багряных небесах. Энтропия. Книга 2

Глава 1

Бессмертным не страшны мор и бедствия, ведь они возрождаются без последствий. Но ангелы понимали, что если продолжать войну, в которой воины не могут умереть, то вскоре сражаться станет не за кого и не за что. Они решились на отчаянный шаг. Последний и яростный штурм бастиона Малекии, того самого храма, где воздвигли первый Колодец Вознесения. Это было бы невозможно, если бы не одна душа, мечтающая об искуплении.

Словно в насмешку за самонадеянность Серафа, небеса вспомнили о сезоне дождей и пролились ливнем на землю, стоило только городу исчезнуть за линией горизонта. Тяжелые капли разбивались о плечи и поля новой шляпы, которую он приобрел в Брандире, потому что старая утонула в сантремирском канале. Тучи низко висели над пустошами, казалось, вот-вот упадут на голову. Кони раздраженно фыркали и трясли головами, разбрызгивая влагу с промокших грив.

Ничто не спасало от всюду проникающей воды. Сераф дрожал от холода, изредка дыша горячим дыханием на онемевшие от поводьев пальцы. Его лошадь часто упрямилась, отказываясь идти по глубокой грязи, в которую превратилась дорога, от чего ладони под перчатками покрывались болезненными мозолями. А бедра! О, его многострадальные бедра, которые уже до крови натерлись о лошадиные бока и промокшие брюки. Жрец поднял взгляд на Набату, ехавшую впереди их маленького каравана – инквизитор упрямо встречала удары стихии, от чего Серафу казалось, что его подруга совсем не испытывает дискомфорта из-за штормового ливня. Сам чародей ощущал себя неловко на ее фоне, поэтому, не желая показаться слабым, старался помалкивать и не ныть о своей тяжелой участи. В конце-концов, он сам настоял на том, чтобы отправиться в пустоши.

Но всякому терпению есть предел.

– Может, остановимся? – спросил он, стараясь перекричать шум падающей с неба воды, когда поравнялся с Набатой.

Инквизитор покосилась на Серафа. Жрец поджал губы, заметив уставший взгляд подруги. Нет, ливень и ветер истязали ее так же, как и его. Напрасно он решил, что Набата настолько способна оставаться невозмутимой.

– Здесь нет подходящего места для стоянки. Нужно потерпеть, к ночи мы должны быть в Рутхейме. Там и остановимся. Нас ждет сухая постель и горячая пища, пусть эти мысли придадут тебе сил.

Сераф обреченно опустил плечи.

– Ночью? – ему казалось, что ночь уже давно наступила. Из-за пелены грозовых туч стемнело рано и крайне быстро. – Не хочу ставить под сомнение твои способности проводника, но у меня чувство, что мы уже заблудились в этой темноте.

– Не заблудились. – коротко и уверено ответила Набата и отвернулась, толкнув бока Пятого, чтобы тот шел быстрее.

Сераф снова ощутил тлеющую злобу в сердце, глядя в спину подруге.

Теневис.

Это он служил Набате глазами в непроглядной тьме, вел их через бурю к ближайшему Свободному городу. Сераф все еще не понимал, как она может так сильно полагаться на одержимого и доверять. Он ведь демон. Зло.

Зло, способное прийти на выручку…

Жрец тряхнул головой. В каждой попытке демона выглядеть полезным Сераф видел ложь и притворство. Вся его суть противилась тому, что это греховное существо способно на сотрудничество и честность. Что бы тварь не задумала, она не навредит Набате, пока дышит Сераф.

Будто в ответ на мысли священника, из темноты проявился знакомый силуэт. По мере приближения он становился плотнее и четче, словно тень, постепенно обретающая плоть и кости. Бесконечный ливень сказался и на демоне, он стал похож на вымокшего стервятника. Неизменными остались только яркие фиолетовые глаза, горящие в темноте, подобно взгляду чудовища из легенды.

– Плохие новости. – выкрикнул он, остановившись, чтобы дождаться, пока Набата и Сераф подъедут ближе. – Рутхейма нет.

– Что значит «нет»? – недоумевающе спросила инквизитор.

– Нет значит нет. – слабо огрызнулся демон. – Сами увидите. Но есть и хорошая новость.

– Ну?

– Мы все еще идем по следу Демисенты.

Рутхейм встретил Набату могильным молчанием. Нигде не горели фонари или свет, не было слышно голосов, из салуна не доносилась музыка и разговоры. Въехав в город, она спугнула тощую одичавшую собаку, которая грызла…

Инквизитор ощутила горькую желчь, подступившую к горлу. Это был мужчина, его тело лежало, погруженное глубоко в грязь, в разорванном собачьими зубами горле собралась дождевая вода. Она спрыгнула с коня и опустилась на корточки рядом с телом. Услышала чавкающие по грязи сапоги Серафа, который остановился у нее за спиной, придерживая фонарь.

В слабом свете робкого пламени фонаря, дрожащего на ветру, Набата пыталась понять судьбу несчастного, что лежал перед ней. Капли воды падали прямо на открытые глаза, остекленевший взор которых устремился в низкое черное небо.

Дыра в горле появилась недавно и не являлась причиной смерти. А вот смятый череп, из-за которого голова приняла неестественную форму – вполне. Кожа и волосы в месте удара обуглились. Набата принюхалась, и сквозь холод сырого воздуха все же смогла разобрать знакомый запах, от которого щекотало ноздри – сера.

Демисента была здесь. Фурия, дочь Астарота, демонесса гнева, она могла обращать свою злобу в нечеловеческую силу, от которой сама начинала гореть. Она и убила этого человека, проломив голову одним ударом.

– Поищите выживших. – Набата выпрямилась, бросив взгляд на Теневиса с Серафом. – Кто-то должен был уцелеть.

– Искать необязательно. – демон указал когтистым пальцем на здание в середине улицы. – Я слышу их. – он слегка прищурился. – Кажется, семеро. Все еще дрожат от страха.

– Как ты узнал? – удивился Сераф, направив на демона фонарь.

– По стуку их сердец. – довольно оскалился Теневис. Казалось, он упивался чужим страхом, даже если не являлся его причиной.

– Отыщи место для ночлега. – инквизитор хотела в зародыше пресечь зарождающуюся свару между ее спутниками, почему передала Теневису поводья своего коня. Пятый удивленно задрал голову, почуяв чужой запах. – И позаботься о лошадях. Мы с Серафом осмотримся.

– Тц. Так говоришь, словно имеешь право командовать.

– Это не приказ, а просьба, Теневис. Ты должен понимать, что не тебе вести переговоры с теми, кто тут остался.

Помедлив, демон все же повиновался, уходя в темноту вместе с животными. Набата покачала головой.

– Клянусь, вы двое измотали меня больше, чем эта буря.

– Он первый начинает…

– Как это по-взрослому. – устало отозвалась инквизитор, поднимаясь на веранду. Судя по вывеске, которую на мгновение выхватил луч света от фонаря Серафа, это была лавка бакалейщика. Инквизитор нарочно ступала тяжело, чтобы ее шаги услышали заранее. Не хотелось поймать случайную пулю от испуганного до смерти фермера.

– Может, я пойду первым? – предложил жрец, выходя немного вперед. – Эти люди наверняка пережили ужас, я смогу найти нужные слова.

– Именно потому, что эти люди пережили ужас, первой пойду я, потому что у меня больше шансов выжить, Сераф.

Она понимала, что хотел сказать ее друг, хотя слова повисли в воздухе, так и не сказанные. Инквизиторов боятся и ненавидят. Ее вид вряд ли поселит спокойствие в сердцах выживших горожан. Возможно, даже настроит против, но это не повод закрываться Серафом, словно щитом.

Набата постучала, громко объявив о том, кто она, и что собирается войти. Какое-то время жрец и инквизитор стояли в молчании, увязнув в монотонном шуме ливня. Дыхание сизым паром клубилось у нашейного платка. Внутри лавки все было тихо, свет не горел.

– Может, демон ошибся? – тихо предположил Сераф.

– Теневис. У него есть имя. И он не мог ошибиться.

Достав револьвер из кобуры, Набата толкнула дверь, но та не поддалась. Приглядевшись сквозь завешенное стекло, инквизитор увидела, что вход забаррикадирован мебелью. Поджав губы, она отступила на шаг и врезалась плечом в дверь. Боль заставила стиснуть зубы, но хлипкий замок поддался, однако пришлось повторить это еще трижды, прежде чем проход стал достаточно широким, чтобы можно было войти. Она втиснулась в проход, зацепилась плащом за ножку перевернутого стула, проклиная все, на чем свет стоит, пыталась освободиться от мебельной хватки. И в этот момент ощутила знакомый холод, от которого волосы на затылке зашевелились. Подняв взгляд, Набата встретилась лицом к лицу со стволом винтовки, на другом конце которой находилась сурового вида светловолосая женщина. Судя по тому, как она держала оружие и смотрела на инквизитора, стрелять по людям незнакомка умела.

– Это лишнее. – спокойно заметила инквизитор, медленно поднимая руки. – Я не враг.

Шевеление за спиной Набаты заставило женщину с винтовкой перевести внимание на дверь. Алейн воспользовалась этим, рванув вперед, и ударив противницу в живот одной рукой, в то время как другая уже вырвала оружие из ослабших пальцев. Возможно, это было лишним, но так будет спокойнее.

– Сука! – попятилась незнакомка, сдавленно хрипя и пытаясь вернуть дыхание. – А говоришь, не враг!

Набата вынула патроны и положила пустую винтовку на прилавок.

– Так безопасней. Прости. – сухо отозвалась инквизитор. – Что произошло?

– Да пошла ты! – прошипела сквозь зубы женщина.

Сераф, наконец, протиснулся через баррикаду вместе со своим фонарем. Благодаря свету Набата смогла получше рассмотреть выжившую – немногим старше Набаты, над глазом шрам, обветренная загорелая кожа и крепкая талия, стянутая мягким корсетом. Жители Свободных городов часто одевались похожим образом, часто образ жизни оставлял на их лицах общие черты, но в глазах этой женщины Набата видела то, чего не всегда можно заметить у других – решимость и бесстрашие. Она из тех, кто скорее умрет, чем смирится или сдастся. Инквизитор подумала, что и сама когда-то была такой. Или думала, что является таковой. Но с той самой ночи все изменилось.

В ответ на оскорбления Набата тяжело вздохнула. Она понимала эту женщину, но понимание не уменьшало ее собственного раздражения от ситуации.

– Прошу, простите мою подругу. – жрец говорил мягко, будто с расстроенным ребенком. – Понимаю, вы пережили кошмар, но…

– Пошел ты в пустоту со своим пониманием, ювелир! – последнее слово было брошено в лицо Серафу, как ком грязи или любой другой неприятной материи, которая могла бы ее заменить в роли физического оскорбления. – И ты, инквизитор! Где вы были?! Почему только теперь?! – сильный голос выжившей дрогнул, глаза замерцали от слез. Если до этого она держалась ради кого-то, то увидев помощь, вновь окунулась в недавние воспоминания, что подточили ее решимость. Она отвернулась, явно не желая, чтобы чужаки видели ее слабость. – Слишком поздно. – шепнула она, поднеся ладонь ко рту.

Эти слова Набата едва разобрала. Они не были адресованы никому. Просто признание жестокого факта.

Инквизитор переглянулась с Серафом, без лишних слов потеребила мочку уха. Опомнившись, священник снял серьгу с фальшивым рубином. Здесь, в пустошах, ему необязательно выдавать себя за того, кем он не является. Наверное, стоило подумать об этом раньше…

– Кроме вас здесь есть еще выжившие? – спросила Набата, убрав револьвер только теперь.

– Дети. Я спрятала их в своем погребе. Ждала, пока все закончится, но когда все закончилось… – она судорожно вздохнула, борясь с эмоциями и слезами. Но не договорила.

– Как ваше имя? – Сераф не менял тона. А Набата отступила, давая жрецу самому разбираться. У него больше опыта общения с теми, кто пережил подобные потрясения.

– Васка. – шумно шмыгнув. – Васка Варгас. – она одарила чужаков тяжелым взглядом из-под бровей. – Снаружи безопасно? Кто-то еще уцелел?

Сераф уже набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, но Набата его опередила.

– Безопасно. Однако, боюсь, вы и ваши дети – это все, что осталось от Рутхейма.

Она поймала выразительный взгляд Серафа, который можно было понимать только как «Не могла бы ты заткнуться?!».

– Что? – возмутилась инквизитор в ответ. – Она имеет право знать. Ни к чему давать пустые надежды.

– Правду можно сообщать менее жестоким образом. – возразил жрец.

– Нет. – голос Васки снова обрел твердость, когда она смогла совладать с эмоциями. – Нет. Инквизитор верно говорит, давать пустую надежду куда более жестоко, чем бросать в лицо суровую правду. – она по очереди осмотрела на чужаков. – Вы не представились.

– Набата Алейн, инквизитор, как вы уже заметили. – она коснулась края шляпы, называя свое имя.

– А меня можете звать Сераф. Я… – жрец осекся. Они не обсуждали, кем он должен представляться. К слугам Триединой по-разному относятся в Свободных городах. – Рубиновый маг. Из Сантремира.

– Пф. Откуда ж еще. – фыркнула Васка. Обойдя прилавок, она скрылась за ним. Послышался звон ключей, а за ним глухой стук дерева об дерево. До ушей Набаты донесся детский плач, заставивший ее скривиться. У нее никогда не получалось ладить с детьми, особенно с плачущими. Особенно когда она и являлась причиной этих слез.

– Я займусь делом. – бросила она через плечо, и поспешила покинуть лавку. Ее и правда ждали дела – нужно заняться телами, чтобы не допустить появления оскверненных. Набата верила, что Сераф сможет справиться сам.

***

Они выбирались из погреба по очереди. Самому младшему едва ли исполнилось три, старшему от силы восемь. Мальчики и девочки, альвы, люди, даже один робкий фамиан. Услышав о детях, которых защищала Васка, он решил, что это ее собственные дети. Но теперь понимал, что малыши совсем не приходятся этой женщине кровными родичами. Она просто защищала тех, кто сильнее всего в этом нуждался. Очень благородный поступок…по меркам Сантремира. Жрец понял, что ему стоит пересмотреть свои взгляды на обитателей пустошей, которых он считал бессердечными и эгоистичными.

Сераф помог Васке устроить детей в ее доме. Пришлось объяснять, почему нельзя выходить на улицу, и почему не вернется мама. Последнее далось жрецу особенно тяжело, ведь пришлось много лгать. Но ему поверили. Кроме, кажется, маленького фамиана. Худой мальчишка смотрел на Серафа своими большими глазами, в которых горела искра далеко не детского осознания того, что случилось.

– Расскажешь, что случилось? – спросил священник, запирая за собой дверь и оставшись с Ваской наедине на небольшой кухне.

– А так не ясно? – устало огрызнулась женщина, борясь с отсыревшими дровами в давно потухшем очаге. Огонь упрямо не желал разжигаться.

– Ясно, но… – он поджал губы, сев на край стола и сложив руки на груди. – Нам нужны детали.

– Детали…Пустота и энтропия! – выругалась Васка, когда длинная спичка сломалась у нее в руках.

– Позвольте мне? – Сераф сел рядом, приняв из рук выжившей спички. – У меня неплохо получается ладить с пламенем. – он неуверенно улыбнулся, а Васка встретила эту улыбку угрюмым выражением лица.

Сняв одну из перчаток, Сераф чиркнул спичкой, обнаженными пальцами поймал искру, заставив ее превратиться в устойчивое пламя, после чего направил его в очаг, мягко поддерживая. Спустя пару мгновений очаг все же приятно затрещал, возвещая о том, что скоро станет тепло и светло.

– Готово. – он вернул спички Васке, на лице которой сменялись благодарность и презрение.

– Спасибо. – сухо бросила она, протягивая руки к набирающему силу огню.

Сераф вернул на руку перчатку, но все же заметил любопытный взгляд в свою сторону.

– Расскажи, что случилось в Рутхейме.

Васка долго вдохнула и еще медленнее выдохнула, глядя в танцующее в очаге пламя. В кухне становилось теплее, неприятные мурашки постепенно переставали бегать по коже. Сераф снял пальто и шляпу, разложив их у огня. Он наблюдал, как Васка собирается с мыслями, чтобы начать говорить, видел, как мечется ее взгляд от того, что перед внутренним взором проносятся картины пережитого кошмара, как в отражении ее светло-серых глаз мерцает огонь. Сераф не торопил ее, терпеливо ожидая.

– Все началось после того, как мы увидели синий столп. Где-то со стороны Сантремира. Потом налетел ветер такой силы, что у многих снесло черепицу, а у старика Сэма обрушилась каминная труба…Мы тогда не знали, что наши беды только начинаются. Столп исчез, а за ним…Сразу двое обернулись одержимыми. Едва обретя тело, демоны стали убивать всех, кто попадался на пути. Мы пытались использовать железо, но это помогало слабо. Я была в лавке, когда началась резня. Ребятня часто приходит ко мне клянчить сладости. – Васка фыркнула. – Это их и спасло. Поняв, что происходит неладное, я спрятала их в погребе, взяла винтовку и присоединилась к обороне. – она обреченно покачала головой. – Это как сражаться с бурей. Бессмысленно. И смертельно. Пули давали слишком короткую передышку, чтобы мы успели сделать хоть что-то.

У Серафа сердце сжималось от того, что он слышал в тоне Васки острое чувство вины. В этом она схожа с Набатой, его подруга тоже любит взваливать на себя ответственность за то, за что не должна.

– Ты не виновата. Вас не учили, как бороться со злом. – тихо проговорил он. – Но ты поступила доблестно. Это заслуживает уважения, но не осуждения.

– Знаю, но… – снова вздох. И снова она не договорила. – Когда не осталось тех, кто мог бы дать отпор, демоны взялись рвать друг друга. Ничего ужаснее я не видела. Эти твари не чуют боли, их раны заживают с поразительной скоростью, это было похоже на какое-то безумие. Куски плоти летели во все стороны, от их воплей внутренности скручивало в узел. В Рутхейме нет церкви, но я впервые в жизни по-настоящему молилась, чтобы они не нашли меня и детей. В конце концов, один из них одержал верх над другим. И ушел. Куда-то в пустоши, не знаю. Мы наконец-то смогли выйти из своих домов, чтобы помочь раненным и позаботиться о тех, кто вернулся в цикл.

Васка замолчала, а Сераф догадывался, что случилось потом.

– А потом к вам прибыла демоница с огненными глазами.

– Ты знаешь ее? – взгляд женщины вцепился в лицо жреца и не отпускал.

– Не лично. Но инквизитор знает ее. Они уже сражались, но одержимая сбежала. Мы преследовали ее и… – теперь настал через Серафа опускать взгляд, ощутив острый укол вины. – Мне жаль, что мы не прибыли раньше.

– Я вас не виню.

Слова Васки звучали искренне, но почему-то Серафу не стало от них легче.

– Что сделала демонесса?

– Она пришла пешком. Потребовала лошадь. Мы отдали ей то, что она хотела, но ей не понравилась кобыла. За это проломила Териену голову. Не знаю, на что надеялись те, кто начал по ней стрелять. Но это привело демоницу в ярость. Она принялась убивать каждого. Не просто тех, кто носил оружие, а вообще всех. Врывалась в дома. Я скрылась здесь, велела детям сидеть тихо, а сама пряталась в шкафу, боясь даже дышать. Не знаю, молитвы или удача, но сюда она не вошла… – Васка закрыла лицо руками. – Что теперь с нами будет?

Сераф не знал, что ответить. А что он мог сказать? Что все будет хорошо? Что они отомстят за Рутхейм? Что она должна благодарить богиню за то, что сохранила ей жизнь? Ему казалось, что любые слова сейчас будут звучать неискренне. Лживо. Он привык встречаться со смертью в своей службе Погосту, умел находить слова утешения для тех, кто остался. Но Сераф никогда прежде не встречался с бедой подобного масштаба, что переживала сейчас Васка. Эта женщина потеряла не просто близких, а потеряла вообще все.

Он положил руку на плечо смелой выжившей. Ощутив касание дружественной ладони, Васка спрятала лицо на груди жреца, а ее плечи сотрясались от рыданий. Сераф не отстранился, наоборот, позволив бедняге выплеснуть свою скорбь на его груди. Он обнял ее, мысленно молясь за всех, кого потерял Рутхейм, которому теперь суждено стать городом-призраком, одним из многих, и горячая слеза бежала по щеке священника.

***

Она продрогла до костей. Холод и влага пропитали одежду до самого белья, Набата изо всех сил старалась не зажиматься от холода, чтобы не стало хуже, но у нее все равно уже зуб на зуб не попадал к тому моменту, когда она вручила последнему мертвецу финальный железный штырь. Больше всего тел она нашла в мастерской гробовщика. О части из них он успел позаботиться, пока сам не пал жертвой в собственном доме, присоединившись к своим мертвым клиентам. К тому моменту, когда она закончила мрачную, но необходимую часть своей работы, она уже не чувствовала пальцев от холода и с завистью смотрела на свет в окне дома, в котором остался Сераф с выжившими. Жрецу сейчас куда теплее, чем ей. Удивительно, что именно Набате пришлось заниматься мертвецами, в то время как священник Последнего пути утешал тех, кому повезло не вернуться в цикл преждевременно. За это Набата не в обиде на друга, все же он лучше умел подбирать слова, чем она. К тому же, называть везением выживание в этой бойне утверждение спорное.

Инквизитор проверила лошадей, которых Теневис оставил в пустой разоренной конюшне. Должно быть, горожане пытались сбежать любой ценой, когда в Рутхейме началась резня. Набата ненадолго задержалась у Пятого, поглаживая длинную лошадиную морду и размышляя, сможет ли город обрести вторую жизнь, или ему суждено стать призраком, коих в пустошах имелось немало по самым разным причинам?

Теневиса она нашла в пустом салуне. Разбитая посуда и перевернутая мебель лишний раз напоминали о том, что случилось в городе, как и еще влажные пятна крови на полу. Демон был занят тем, что расхаживал в полуголом виде по барной стойке с початой бутылкой бурбона в руке и что-то пьяно бормотал, разговаривая сам с собой. Если бы Набата не знала, что не он причина погрома в салуне, то его легко можно было бы принять за того, кто за ним стоит.

– Что ты делаешь? – спросила она, торопливо устраиваясь у камина, который демон догадался разжечь. За что ему, конечно же, спасибо, но которое, конечно же, не будет сказано вслух.

– Разве не видно? – он остановился, театрально разведя руками, от чего расплескал немного бурбона. – Отдыхаю. Этот ливень и меня раз-дра-жа-ет, в такую погоду невозможно летать. Бр-р.

– Ты пьян? – хмурилась Набата. Демоны ведь не могут опьянеть. Или все же могут? Теневис вполне выглядел и говорил так, словно уже немного перебрал. Мягко говоря.

– Ха! – она слышала, как он прекратил ходить и уселся прямо на бар. – Если бы. – голос снова стал привычным. Трезвым. – Возможно, хотел бы, но не могу. Вот она, цена бессмертия. – демон швырнул бутылку в стену, и та звонко разбилась, оставив на стене коричневатое пятно. В воздухе запахло выпивкой. – Сколько бы я не выпил, без толку. Это уже третья бутылка бурбона. Была.

Набата поджала губы, опустив уголки рта и покачав головой, впечатленная таким масштабом уничтоженного алкоголя.

– Меня бы такое количество, наверное, убило. – она тянула дрожащие руки к огню в надежде согреться. – Зачем тебе напиваться?

– А зачем напиваются смертные?

– Чтобы забыться. – ответила Набата после недолгого раздумья. – Чтобы отпраздновать. Чтобы повеселиться. По-разному.

– Я бы хотел забыться. – голос Теневиса звучал обреченно. – Хотя бы до утра. Было бы прекрасно.

Инквизитор сидела спиной к демону, но слышала, что последние слова тот произнес с печальной улыбкой. Она обернулась к нему, выбираясь из промокшего пыльника и стаскивая с головы тяжелую от влаги шляпу. За ними последовала кобура с револьвером.

– Если изображать из себя пьяного, это не поможет тебе забыться.

– А то я не знаю! – он отвернулся, зло глядя на дверь салуна, за которой завывал ветер и шумел ливень.

Набату невольно кольнуло сочувствие. Не хотелось испытывать подобных эмоций к Теневису, он этого не заслуживал. Но ее сердце думало иначе. Она подняла на него взгляд и только теперь обратила внимание на рваный рисунок, поперек пересекавший грудь и живот демона. Рисунок едва заметно мерцал в полумраке синеватым свечением.

– Теневис, твоя… – она указала на торс одержимого. Но демон отмахнулся.

–Оболочка разрушается, разве неясно? – он бросил взгляд на рисунок на своей коже, который выглядел, как края разошедшейся раны. – Будет только хуже.

Инквизитор приблизилась к нему, заглядывая в лицо, но Теневис упрямо смотрел на улицу, сидя на барной стойке. И хмурился.

– Я могу тебе как-то помочь?

Его взор все же обратился к Набате. Они смотрели друг другу в глаза какое-то время, вслушиваясь в шум бури за стенами салуна.

– Боюсь, этого будет мало, инквизитор. И, – он болезненно оскалился. – Я не уверен, что смогу сдержаться. Не хочу тебя убивать. Раньше времени.

– Раньше времени. – эхом повторила Алейн, хмыкнув. – Ну конечно.

– Я всегда с тобой честен, если ты не заметила.

– Сказал демон. – устало огрызнулась она. Но не ожидала того, что последует за этими словами.

Теневис набросился на нее, схватил за горло и, рывком поменявшись с инквизитором местами, опрокинул ее спиной на бар, не ослабляя хватки. Когти больно впились в кожу, однако, не нанесли вреда. Он не желал ее ранить. По крайне мере сейчас.