Кровь на холсте

Старый швейцар, стоящий неподалёку, внимательнее прислушивается к шуму ливня:

– Точно, чем-то похоже… – бормочет он, покачивая головой. Но через некоторое время его вялые глаза снова поднимаются на лицо Дэниэла: – Да, и спасибо вашему отцу, что он подписал гравюру. Моя сестра была очень растрогана, когда я её передал…

– Не за что, Кинзи, – Дэниэл глянул на него в ответ. – Как, кстати, она? Выздоравливает?

– Потихоньку, – отзывается старик. – Возможно, даже скоро выпишут…

– Это хорошо, – он кивает и снова возвращает глаза к затянутой серой пеленой улице и к грозному штормовому небу. Задумавшись на время обо всём, он позже шепчет на латинском: – Sub specie aeternitatis…

– Что, простите? – несмотря на шум дождя, старый швейцар все же расслышал его голос.

– Sub specie aeternitatis, – повторяет Дэниэл уже громче. – С точки зрения вечности, – переводит ему. – Это слова Спинозы. А Бертран Рассел в одной из своих работ с помощью этого выражения призывал взглянуть на сущность человеческих проблем через призму вневременного мира, полагая, что так с ними справиться будет легче…

Сразу после этих слов на глазах Дэниэла полнеба озаряет огромная молния, пронзающая тучи насквозь…

– Интересная мысль, – бормочет старик, но его голос полностью утопает в раскате грома. Однако постояв ещё пару секунд, швейцар кидает взгляд в глубь разных концов улицы: – Что-то ваше такси долго едет… Может быть, случилось что? – спрашивает, продолжая высматривать машину сквозь пелену дождя.

– По правде говоря, – произносит Дэниэл, – я его не вызывал…

Швейцар нахмуривается немного:

– Это следует сделать мне?

– Нет, – мотает головой. – Я думаю пройтись пешком. Мне ещё нужно зайти в магазинчик, здесь – неподалеку, – кивает направо в сторону перекрестка, виднеющегося вдалеке.

– У вас же нет зонта. Позвольте, я принесу?

– Только если вам не сложно…

На лице старого швейцара проступает услужливая улыбка:

– Если было бы сложно, я бы не предложил, – говорит он.

И, развернувшись, начинает шаркать обратно к двери.

Дэниэл же, ещё раз задумчиво поглядев на небо и на улицу, утопающую в тонне осадков, в последний момент всё же останавливает старика:

– Подождите, Кинзи, – тот замирает, уже распахнув дверь и стоя одной ногой в холле. – Я передумал, – говорит, – я пройдусь так…

Швейцар оборачивается с удивлением на лице:

– Уверенны? – сводит серые густые брови. – Вы промокните до нитки.

– Это ничего. Но у меня к вам есть другая просьба… – он делает несколько шагов навстречу старику и протягивает ему портфель. – Не могли бы вы подержать его где-нибудь у себя – я по привычке взял его и только сейчас понял, что он будет только мешать.

Старик ещё больше изумился и неуверенно потянулся к ручке портфеля:

– Вы что, закончили все дела? – спросил Кинзи, потому что знал – работники ассоциации никогда не расстаются со своими бумагами и дорожат ими даже больше, чем собственной жизнью.

– Что-то вроде, – Дэниэл разжимает руку, и вся тяжесть портфеля переходит на старика.

– Оставляете его до понедельника?

– Не знаю. Может, больше.

По-прежнему не скрывая удивления, швейцар всё же отвечает:

– Ладно, я позабочусь о нем.

– Спасибо вам, Кинзи. Всего хорошего.

– И вам удачи, Сэр.

Старик кивает, а Дэниэл, улыбнувшись напоследок, уже через секунду шагает прямо под потоки ледяного дождя.

Его волосы моментально намокают.

Несмотря на это, он продолжает идти по практически пустой улице, ощущая, как с каждой секундой его одежда всё больше тяжелеет от впитывающейся воды, как холодные капли срываются со лба и пробегают через всё его лицо, как влажными становятся его ботинки, и как порывы ветра неистово толкают его в спину.

Одновременно с этим, он наблюдал за столбами пара, валящими из канализаций, за пролетающими по дороге машинами, поднимающими фонтаны брызг из-под колёс, и за бесчисленными кругами на воде, которыми безостановочно покрывались океаны луж повсюду, а также за тем, как ветер меняет штриховку направления дождя над крышами домов…

Изредка Дэниэл смахивал со лба, щёк и век скопившуюся воду. Но в отличие от других прохожих, виднеющихся на другой стороне улице и в серой дали, он не прятался ни от дождя, ни от ветра. Такое ощущение, что этой непогоды для него просто не существовало, и он шёл спокойно и размеренно, будто прогуливался под зонтом, пропуская через себя каждое мгновение.

Однако на подходе к дверям небольшого одноэтажного киоска, поместившегося в пустом пространстве между домов, Дэниэл неожиданно останавливается, заметив, как неподалёку впереди на загоревшемся красным светофоре, стали скапливаться машины. Из-за канализационного пара и невероятно плотной стены дождя, автомобилей впереди практические не было видно, за исключением их растушёванных силуэтов и тусклых красных стоп-габаритов, выстроившихся в два ряда…

– Вот чудо, – бормочет он себе под нос, уставившись на необычный урбанистический пейзаж.

А уже в следующую секунду дверь магазинчика неподалёку распахивается, и оттуда под дождь вылетает человек в капюшоне и с букетом в руке.

Дзинь-дзинь…

Дэниэл заходит в помещение под звук наддверного колокольчика и первым делом смахивает лишнюю влагу с волос:

– Здравствуйте, – говорит он суетящейся женщине за стойкой.

– Проходите, проходите – не стойте на пороге, – отвечает она, занимаясь уборкой стойкой-стола от обрезков прошлого букета.

Тогда Дэниэл проходит в глубь небольшого магазинчика, полного цветов. Но несмотря на изобилие всевозможных красок, казалось, что серость пасмурного дня проникла и сюда, вместе с приглушённым шипением ливня.

– Чем могу помочь? – спрашивает немолодая хозяйка цветочного магазина, не отрываясь от своих дел.

– Я звонил вам сегодня днём, – отвечает, шагая к стойке. – Спрашивал по поводу роз сорта «Fabulosa Rosáceae»…

– А, это вы, – тут же откликается хозяйка. – Я помню. Их как раз недавно завезли… – сообщает она и впервые задерживает на посетителе взгляд. Но стоило ей лучше присмотреться, как выражение её лица тут же меняется: – Ой, как вы промокли…

Стоя уже у стойки, Дэниэл осматривает сам себя и оглядывается через плечо на мокрые следы, оставшиеся на плиточном полу от его ботинок:

– Не обращайте внимания. Я сам виноват… Как я говорил, – продолжает, – мне нужно…

Но она опережает его:

– Двадцать семь бутонов «Fabulosa Rosáceae» на необработанном стебле длиной пятьдесят пять сантиметров, – от скромной, но искренней улыбки вокруг её глаз наливаются морщины. – Помню, я же сказала… – Она ещё секунду внимательно смотрит на своего клиента, словно изучая его, а затем выбрасывает последние обрезки и, прежде чем испариться в подсобке, произносит: – Это замечательный выбор…

Чуть позже в соседней комнате раздаётся какое-то копошение, а Дэниэлу, оперевшемуся влажными руками на стойку, ничего больше не остаётся, как начать разглядывать коллекцию редких растений, что выставлены на полке на стене напротив…

Но вскоре из подсобки доносится голос:

– А вы знали, что эти цветы были очень популярны в середине XVI века?

– Конечно, – отвечает он, не отрываясь от растений. – А ещё на пару веков раньше из-за насыщенного цвета лепестков их использовали для окрашивания тканей. Правда, непродолжительное время – пигмент оказался не стойким.

– Ого! Значит, вы знаток, – подмечает она. – Любите цветы?

– В какой-то мере, – отвечает он и опускает взгляд на Латирус фиолетовый справа от себя на стойке. – Они красивые… – Осторожно касается пальцем его необычного пестика. – Настоящие символы жизни… – бормочет уже себе под нос.

Но тут хозяйка магазина неожиданно появляется из подсобки, держа в охапке огромный пластиковый вазон, полный ярко красных цветов.

– Вам стоило сказать, – произносит Дэниэл, – я бы помог…

– Не стоит, – она ставит цветы на прилавок. – Я предпочитаю делать всё сама, – мягко отмахивается рукой. – К тому же тут нет ничего сложного…

Не спрашивая клиента, она первым делом раскладывает картонную бумагу на столе и, разгладив её, отрывает лишнее отточенным движением.

– Вы извините… – обращается к ней Дэниэл, подглядывая на надпись с именем, вышитой на её жакете, – Лора. Можно задать вам личный вопрос?

Женщина за прилавком поднимает украдкой взгляд, не отрываясь от работы:

– Конечно, спрашивайте, – говорит с улыбкой.

Она возвращает глаза к цветам и, аккуратно приподняв всю охапку, вдруг отпускает её, отчего цветы легко стукаются о дно вазы, и Лора вдыхает поднявшийся аромат.

– Дело в том, что я уже заглядывал к вам пару лет назад, – объясняет Дэниэл. – Тогда вам с делами помогал, кажется, ваш супруг. Если не ошибаюсь, его звали…

– Бенни… – снова опережает его Лора.

– Да, точно… С ним всё в порядке? – спрашивает он.

К тому времени Лора уже начала отсчитывать цветы. Она аккуратно отбирала их в ладонь по пять и откладывала на стойку – благодаря этому подходу ей не нужно было держать счет в уме, и она могла спокойно отвлекаться. Но услышав вопрос Дэниэла, Лора прервалась на секунду:

– Не совсем, – ответила она и продолжила отсчитывать розы. – Он скончался больше года назад. Рак лёгких. Курение и ботаника – вот были две его страсти, – объясняет, глядя на темно-зелёные стебли с шипами, которые она подбирала по длине.

– Соболезную… – произносит Дэниэл.

– Спасибо, – машинально отвечает она и откладывает уже третью охапку из пяти цветов, но начав набирать новую, Лора задумывается на мгновение. – Впрочем, знаете, – произносит, – я не вижу здесь причин для соболезнований, – она поднимает глаза на покупателя, поправляя мизинцем волосы, заползающие ей в лицо. – Я верю, что со смертью всё не заканчивается. Я убеждена – нас всех впереди за этим что-то ждёт…

Она замолкает, после чего продолжает отбирать бутоны.

– А вы что думаете? – чуть позже интересуется она. – Или это все бредни стареющей женщины? – говорит, сосредоточившись на деле.

– Если откровенно… – произносит Дэниэл и останавливается, позволяя Лоре себя прервать, но вместо этого она одобрительно кивает. – Если откровенно, то я считаю, что только человек может мыслить такими категориями как: конец, начало. Жизнь, смерть… рождение…

Лора продолжает наблюдать за покупателем, изредка поглядывая на цветы, которые она складывает себе в руку.

– Я считаю, что наше существование чем-то напоминает след от падающей звезды, – говорит, выдержав небольшую паузу. – Он проскальзывает по небу за какие-то мгновения; а наши глаза – они способны увидеть только его, но что было до и после – никому не известно. Так и человеческая жизнь – она может пролететь на твоих глазах совершенно незаметно, но, так или иначе, она навсегда останется не тем, чем показалась и за что её приняли люди. Вот во что я верю.

Выслушав его до конца, Лора задумчиво отвела взгляд и, собрав букет из разложенных на столе цветов, внимательно поглядела на них:

– Это особенные цветы, – сказала она, наклонив голову на бок. – Они для вашей девушки?

Дэниэл кивает ей в ответ:

– Да.

На лице Лоры проступает печальная улыбка:

– Ей очень повезло, что у неё есть вы…

– Нет, – мотнул он головой. – Это мне повезло, что я её встретил.

– Она тоже особенная?

– Безусловно… – Дэниэл снова кивает ей.

После этого Лора поднимает перед собой букет и внимательно осматривает его уже со всех сторон. И тут кое-что замечает:

– О, – мягко усмехается, – я так с вами заболталась, что не заметила, как прихватила нераскрывшийся бутон…

Она достаёт его с края и собирается уже отложить в сторону, но Дэниэл останавливает её в последнюю секунду:

– Постойте, – просит он. – Оставьте его. И, если можете, вставьте в самый центр.

– Вы уверены? – удивленно поворачивается к нему. – Это не очень хорошая примета.

– Знаю, но сделайте, как я прошу.

– Ладно, только если расскажете почему? – предлагает ему, а сама принимается пристраивать цветок так, чтобы он как можно лучше смотрелся.

– Этот бутон чем-то напоминает мне её, – признаётся Дэниэл. – Она и вправду очень особенная, но пока даже сама не подозревает насколько… Ей ещё только предстоит раскрыться…

Лора аккуратно опускает тонкий стебель в самый центр между других бутонов:

– Тогда хорошо, – соглашается она. – Раз это ей и вправду подходит…

Лора поправляет ещё пару цветов, придавая букету завершённый вид, а когда дело подходит к концу, она снова обращается к покупателю:

– Я проработала флористом всю жизнь, – объясняет, – и могу с первого взгляда определить предпочтения клиентов. Поэтому предлагать вам бантики и другую мишуру не буду.

– Вы правы, я не люблю ничего лишнего.

Тогда Лора обвязывает стебли самой обычной бечёвкой и ловко заматывает букет в упаковочную бумагу.

– Вот и всё, – сообщает, подходя к кассе. – С вас пятьсот сорок.

– Сейчас… – пробормотал Дэниэл и достал из внутреннего кармана бумажник.

Он протянул ей шесть сотен, а она, отсчитав сдачу, вернула её пятёрками и двадцатками, после чего передала букет, держа его в обеих руках.

– Спасибо.

– Приятного вечера, – ответила она с добродушной улыбкой.

Поджав подбородок, Дэниэл кивнул ей на прощание и отправился на выход.

Дзинь… – вновь раздаётся у него над головой, и Дэниэл выходит под потоки ледяного дождя.

Прохладные капли воды снова заструились по его лицу, а телом он ощутил неистовые порывы ветра, пытающиеся его снести.

Но не успевает он продолжить путь, как замечает бездомного, которого он подметил ещё при входе в магазин, но не обратил тогда на него особого внимания.

Старик сидел неподалёку возле здания на размоченном куске картона и прикрывался от дождя проржавевшим металлическим листом.

– Эй, отец! – Дэниэл перекрикивает шум дождя приближаясь к нему.

Из-под гнутого металла поднимаются усталые, голубые, как океан, глаза, словно окантованные узорами из глубочайших морщин.

– На, возьми, – Дэниэл достаёт только что убранный бумажник. – Сходи куда-нибудь, обсохни и перекуси…

Обтекая водой, будто стоя под душем, он протягивает неумытому бродяге всю наличку, которая у него осталась, а тот вяло, но не раздумывая ни секунды, забирает деньги, по-прежнему придерживая металлический лист одной рукой. Однако стоило ему оценить количество и номинал купюр, как глаза старика тут же округляются:

– Тебе что, деньги совсем не нужны? – подаёт он изумленный голос.

– Ага, – отвечает Дэниэл и, сунув бумажник обратно в карман, продолжает движение. – Туда, куда я направляюсь, они мне больше не понадобятся… – бормочет он уже себе под нос.

– Благослови тебя Господь, сынок! – кричит старик ему в спину.

Но Дэниэл не проходит и пяти шагов, как снова останавливается, перед этим опустив взгляд на наручные часы.

Крупные капли дождя, успевшие упасть на стекло, искажают циферблат и стрелки, но и с ними всё было понятно:

«Ого, я так и опоздать могу… – подумал он. – Время, куда же ты летишь?..»

А уже в следующую секунду он оборачивается на старика:

– Слушай, отец! – кричит бездомному, который всё продолжает мять наличку в грязных руках. – Ты всё-таки не одолжишь мне двадцатку на такси?

В глубине синих глаз появляется алчный блеск, после чего взгляд старика снова опускается на баксы…

* * *

– Спасибо, что остановились.

Дэниэл хлопает дверью, запрыгивая в такси.

– Не за что! Ну и погодка сегодня, да? – спрашивает мужичок за рулём под звонкий бой капель дождя по крыше и нажимает на газ.

Машина трогается с места и приводит океаны луж на проезжей части в движение.

– Куда едем? – спрашивает водитель, поправляя зеркало заднего вида так, чтобы через него было лучше видно пассажира.

А щетки стеклоочистителя, включенные на полную мощь, непрерывно мотаются из стороны в сторону, издавая скрипучий звук:

Фью-фью… Фью-фью…

– Знаете ресторан на Сансет-авеню?

– Это который на первом этаже старого небоскреба?

– Ага.

– Тогда знаю. Но никогда в нем не был…

Тон водителя располагал к продолжению пространного разговора, но у Дэниэла не было желания его поддерживать. Поэтому он, поправившись на уже промокшем сидении, перевёл глаза в окно – на город, утопающий в осадках. Однако таксист не унывал: он потыкал что-то на телефоне, закрепленном на торпеде, а затем кинул взгляд назад и, увидев промокший букет у пассажира на коленях, поинтересовался:

– Вы на свидание собрались? – спрашивает, продолжая поглядывать на Дэниэла через зеркало заднего вида.

– Именно, – кивает, по-прежнему не отрывая взгляда от проносящихся мимо домов.

– И как же вы теперь появитесь в таком виде?

Услышав это, Дэниэл всё же заглядывает через зеркало в глаза таксисту:

– Думаю, это не имеет никакого значения ни для меня, ни для того, кто меня ждёт, – отвечает он, помедлив перед этим секунду.

– А, ну если так… – как-то обиженно отзывается водитель, после чего делает вид, что сосредоточился на дороге.

Но Дэниэл, ещё понаблюдав за ним через отражение, добавляет:

– Если всю жизнь думать только о том, что от тебя хотят другие, можно прожить чужую жизнь. Вернее – тень от своей собственной.

– Тень от своей собственной?.. – непонимающе повторяет таксист, поглядывая то на дорогу, то в глаза пассажира на заднем сидении. – А знаете, вы правы… – произносит он, покачивая головой, когда до него, наконец, начинает доходить. – Вот у меня есть один знакомый, так он всю жизнь…

И таксист принимается рассказывать о своём друге, который, по его словам, постоянно пытался всем угодить, но Дэниэл не стал это слушать. Он лишь тихо усмехнулся и, пропуская мимо ушей бубнеж таксиста, переводит взгляд обратно к окну, вновь прислушиваясь к ливню, что безостановочно барабанит по крыше и пускает водную рябь по стеклу, а также к звукам дворников, которые продолжают монотонно издавать:

Фью-фью… Фью-фью… Фью-фью…

Однако чуть позже Дэниэл всё же вклинивается в монолог таксиста:

– А знаете, что здесь самое смешное? – делает вид, что слушал его, и это срабатывает – водитель заинтересованно замолкает, прыгая взглядом с зеркала заднего вида на лобовое стекло и обратно. – Если вы расскажете вашему знакомому о нем самом, не упоминая имени, то, вероятно, он тоже поддержит вас и посмеётся над глупостью этого человека. Нам людям очень сложно примерить на себя то, что мы замечаем у других.

– Точно! – не взяв и секунды на размышление, таксист подхватил мысль и прям заёрзал на сидении от согласия. – Люди за собой ничего не замечают! Они вообще ни черта не замечают! Я уже давно это подметил… Вот, к примеру, был у меня случай…

И таксист снова принимается что-то рассказывать, а Дэниэл, возвращаясь взглядом к боковому окну, пробормотал вполголоса так, что разобрать его слова мог только он один:

«А ещё мы все слышим только то, что сами захотим…»

Вскоре машина сбрасывает скорость. Но не из-за того, что прибыла на место, а из-за плотного трафика на дороге. Постоянно притормаживая каждую пару метров, такси продолжает плестись в окружении других машин.

Ливень не прекращался…

Осадков уже выпало столько, что колёса припаркованных вдоль тротуара автомобилей утопали вплоть до с самых дисков. А потом, уставший тащиться в соседнем ряду автобус вдруг остановился, и из него выбежала группа туристов в ярко-жёлтых дождевиках. Они сломя голову неслись по тротуару, семенящими шагами разбивая лужи в такт барабанящему по крыше такси дождю, но буквально через полздания все жёлтые брезенты по одному занырнули в дешёвую забегаловку на углу…

– …но вам об этом ещё рано думать, да? – среди бубнежа, доносящегося с водительского сиденья, впервые за долгое время раздается вопрос, и таксист неожиданно замолкает, в ожидании ответа.

– Думать о чём? – Дэниэл неохотно возвращает к нему своё внимание.

– О чём, о чем? О смерти! – повторяет водитель. – К чему вам эти мысли?

Пристально поглядев ему в глаза через отражение, Дэниэл отвечает:

– А почему я, по-вашему, не должен об этом думать? Кто знает, может, завтра или послезавтра меня уже не будет в живых?

– Да бросьте! – отмахивается рукой. – Вы же ещё молодой! Какие ваши годы?..

Он переводит глаза к дороге, а Дэниэл ещё некоторое время продолжает разглядывать его лысеющий затылок и плоский профиль, как у породистого немецкого боксёра. Таксист выглядел всего лет на десять старше него, но внутри он и вправду уже был стариком без жизненной силы и настоящих желаний…

– Подождите, – наконец-то опомнился Дэниэл и стал оглядываться по сторонам. – Почему мы так долго стоим?

Таксист будто выглянул из-за впереди стоящей машины с сияющими стоп-сигналами:

– Пробка, кажется, – его неуклюжий палец проскользил по экрану телефона, на котором был включен навигатор. – Да, точно. Ремонт дороги. Впереди всё красное.

«Твою мать…»

Дэниэл вскидывает рукав и смотрит на часы:

«Так я точно опоздаю…»

Он снова бросает взгляд на улицу:

– Ладно, – бормочет он. – Вам двадцатки хватит? – спрашивает, уже запуская руку во внутренний карман.

– Сейчас проверю, – палец дважды щёлкает по экрану телефона. – Да, мы тут всего на шесть баксов наездили, – отвечает таксист и оборачивается к пассажиру. Он искренне интересуется: – Вы уверены, что хотите пойти пешком? Только больше промокнете.

– Уверен. Мне осталось всего пару кварталов, – говорит и подкидывает двадцать долларов водиле в подстаканник. – Возьмите. Это за мокрые сидения…

Пуф… – в следующее мгновение Дэниэл захлопывает дверь и снова оказывается под ледяным дождем.

По утопающему в океане луж асфальту, в который почти полностью погрузились его ботинки, он оббегает такси и, проверив, нет ли машин, пересекает встречные полосы, после чего продолжает движение по тротуару спешным шагом.

Ливень, столбы канализационного пара и брызги из-под колёс пролетающих навстречу машин уже совсем не радовали Дэниэла. На его одежде не осталось ни одной сухой нитки, и даже картонная бумага на цветах стала разваливаться на куски. Улица сильно свечерела, и, несмотря на то, что фонарные столбы ещё не разожглись, фары большинства автомобилей горели уже очень ярко, отчего их свет, вместе с длинными сияющими отражениями на лужах, сильно беспокоили глаза.

Пробка по-прежнему не сдвигалась с места, и нередко воздух вздрагивал от пронзительных гудков клаксонов, которые теперь заменяли молниям гром. Народ нервничал и злился, и несмотря на жёлтую двойную сплошную, многие машины разворачивались и уезжали в обратном направлении по свободным полосам.

Проскакивая перекресток на мигающий зеленый, Дэниэл в очередной раз кидает взгляд на часы и прибавляет ещё шага, а вскоре после перехода он замечает вдалеке знакомый автомобиль: чёрный старенький корвет, припаркованный неподалёку от ресторана.

Поняв, что его ждут, Дэниэл подумывал уже полностью перейти на бег, но, как только он попробовал это сделать, вдруг ощутил вибрацию в кармане, а затем услышал и звук звонка:

Трыть-трыть… Трыть-трыть…

Он достаёт трубку прямо под дождь и тут же врастает в землю. Помедлив пару секунд, Дэниэл всё же отвечает и, скользнув по сенсорному экрану холодным, мокрым пальцем, подносит телефон к виску:

– Да, отец…

В ответ ему из динамика доносится:

«Сын…»

От этого тяжелого, хриплого голоса даже капли дождя, казалось, потеплели:

«Знаю, я не вовремя… но я позвонил тебе, чтобы сказать… – старик снова прервался на мгновение. – Я понимаю, тебе не просто, особенно сейчас, когда ты подобрался так близко… я чувствую это даже по твоему дыханию… Но помни, несмотря на то, что иногда это бывает сложно, ты должен удержать баланс… Тебе необходимо забыть обо всем и оставаться чистым до самого конца… Я позвонил тебе, чтобы сказать только это… и то, что я знаю – у тебя достаточно сил, чтобы справиться со всем…»

Голос в трубке умолк, а Дэниэл ощутил, как, несмотря на ливень, его грудь изнутри наполняется огнём, и постепенно это тепло поднимается на лицо по шее.

– Спасибо, отец, – произнёс он. – Это как раз то, что мне нужно было услышать…

«Тогда не теряй времени, тебе пора…»

И после этих слов в динамике раздались гудки…

Дверь скрипнула, и Дэниэл оказался на пороге холла ресторана с приглушённым освещением.

– О, мистер Уризэн, – выдавил из себя молодой метрдотель за стойкой. – Это всё из-за пробки? – спрашивает он, глядя на обтекающую фигуру высокого мужчины с букетом в руке, от которого, казалось, исходят клубы пара.

– Можно и так сказать, – отвечает Дэниэл.

– Вас уже ожидают, – сообщает молодой человек и выходит из-за стойки. – Как вы и просили – ваш обычный столик. Проводить?