- -
- 100%
- +
Глава 6. Проявка
Химикаты пахли иначе, чем те, что он использовал для таксидермии. Более едко и остро. В красном свете лабораторной лампы, устроенной в кладовке, все приобретало кровавые оттенки. Грэг чувствовал себя алхимиком, колдующим над эликсиром из тьмы.
Пленка была проявлена. Он аккуратно, пинцетом, развешивал мокрые полоски негативов. В багровом свете изображения были призрачными, инвертированными. Узнаваемыми и чужими. Сердце билось чаще. Он боялся и жаждал увидеть результат.
Перенести изображение на бумагу было следующим шагом. Он работал в полной тишине. Каждое движение – проявление, остановка, фиксация – было ритуалом.
На белом листе бумаги, плавающем в проявителе, начали проступать контуры. Сначала размытые, как тени, а затем все четче. Ее лицо. Глаза, смотрящие прямо в объектив. Настороженные, оценивающие, живые.
Он развесил готовые отпечатки сушиться. Двенадцать моментов. Двенадцать искажений.
Когда фотографии высохли, он разложил их на большом столе в мастерской. И по коже побежали мурашки.
Это была она. Но не та, которую он видел своими глазами. Объектив камеры поймал что-то иное, ускользавшее от его взгляда. На одном кадре ее глаза были полны бездонной тоски, от которой хотелось отвести взгляд. На другом – в уголках губ играла язвительная, почти жестокая усмешка, от которой становилось холодно.
Он видел на фотографиях то, что чувствовал кожей, но не осознавал разумом: ее одиночество, ее страх, ее силу. И свое отражение в ее глазах. Себя – не мастера, а человека, который смотрит на нее с обреченным влечением и бессилием.
Он был энтомологом, который приколол редкую бабочку и теперь разглядывал ее под лупой, поражаясь совершенству и уродству.
Дверь открылась без стука. Он даже не вздрогнул. Казалось, он ждал этого.
Каролина вошла. Она выглядела уставшей, но ее глаза сразу же загорелись любопытством при виде разложенных снимков.
– Ну что, мастер? Покажи мне, каким ты видишь мое отражение.
Она подошла к столу и стала медленно изучать фотографии. Грэг наблюдал, ожидая гнева, насмешки. Но ее лицо было серьезным и сосредоточенным.
Она брала в руки каждый отпечаток, вглядывалась, как в зеркало, и ставила на место. Наконец, она подняла снимок, где ее глаза были полны тоски.
– Это… правда, – тихо сказала она. – Ты поймал это. Как?
– Я не ловил ничего. Это то, что ты мне показала. Камера не врет.
– Камера врет всегда, – она покачала головой. – Она показывает то, что хочет видеть фотограф. Ты хотел увидеть мою боль. И ты ее увидел.
Она взяла другой снимок – с усмешкой.
– А это… это моя маска. Та, что я ношу для таких, как Лео. Для галерей. Для мира. – Она посмотрела на него. – Ты снял с меня все маски, Грэг. До самого нутра. Это страшнее, чем раздеть меня.
Она обошла стол и встала перед ним.
– Теперь моя очередь. Я хочу увидеть тебя.
– Я не фотографирую себя, – отрезал он.
– Я не прошу фотографий. – Она положила ладони ему на грудь. – Я хочу снять тебя. Раздеть до самого нутра. Показать тебе тебя самого.
Она потянула его за руку к центру комнаты.
– Встань здесь.
Он повиновался. Было что-то гипнотическое в ее спокойной уверенности.
Каролина отошла и начала медленно ходить вокруг него, как хищница. Но ее взгляд был изучающим.
– Ты прячешься за своими чучелами, Грэг. Ты думаешь, что контролируешь смерть, но на самом деле ты просто боишься жизни. Ты боишься, что она испачкает твой идеальный, стерильный мир. Ты боишься меня.
Она остановилась перед ним.
– Ты снял мою боль. А теперь я хочу твою. Покажи мне ее.
Она не ждала, что он заговорит. Она ждала действия. И он его совершил.
Он молча подошел к стеллажу, взял одну из банок с формалином – ту, где плавал разлагающийся кролик. Поставил ее на пол между ними.
– Вот, – его голос сорвался. – Вот моя боль. Разложение. Тление. Я вижу его каждый день. Я вдыхаю его. Я пытаюсь его победить, сохраняя форму, но внутри все равно остается это. Гниль. И я боюсь… – он впервые сказал это вслух, – я боюсь, что однажды я разложусь сам. Или что ты разложишься у меня на глазах. И я не смогу тебя остановить.
Он сказал это, и мастерская замерла. Даже застывшие звери, казалось, слушали его признание.
Каролина смотрела на него, и в ее глазах не было победы. Было понимание. Почти жалость.
– Мы все разлагаемся, Грэг. С момента рождения. Искусство, любовь, страсть – это всего лишь попытки сделать этот процесс красивым. – Она подошла к банке, прикоснулась к холодному стеклу. – Но ты знаешь что? Только признав тление, можно по-настоящему оценить жизнь. Только осознав, что мы все – будущий прах, можно по-настоящему захотеть гореть.
Она подошла к нему и обняла. Не страстно, а по-матерински, по-дружески. Она прижала его голову к своему плечу, и он, к своему удивлению, не сопротивлялся.
Они не занимались любовью в тот вечер. Они сидели на полу, спиной к стеллажу с чучелами, пили вино и говорили. Говорили о страхах. О детстве. О том, что привело их в эту темную мастерскую.
Это была самая откровенная и самая спокойная ночь за все время их знакомства. Без масок, без борьбы, без яда. Только две одинокие души, нашедшие друг в друге странное, болезненное утешение.
Когда под утро Каролина уснула, положив голову ему на колени, Грэг смотрел на ее лицо, освещенное уличным фонарем. Он думал о фотографиях. Он поймал ее боль. А она – его.
И в этом обмене они стали ближе, чем когда-либо во время страстных объятий. Он понял, что их яд – это не только разрушение. Это еще и лекарство. Горькое, опасное, но единственное, что способно заглушить боль существования.
Глава 7. Инсталляция «Симбиоз»
Нежность оказалась самым опасным наркотиком. Та ночь, когда они просто говорили и спали в обнимку, изменила все. Исчезла яростная борьба, но появилась новая, более глубокая напряженность. Теперь они знали друг друга слишком хорошо. Видели трещины в броне. И боялись их расширить.
Каролина стала приходить чаще. Она приносила еду, книги, странные пластинки с авангардной музыкой, которая резала слух, но, как она утверждала, «очищала душу от шелухи». Она могла часами сидеть в углу на подушках, читая вслух стихи, пока Грэг работал. Его мастерская, некогда царство молчания и смерти, наполнилась жизнью – непредсказуемой, шумной, но желанной.
Грэг менялся. Он начал новый проект – двух куниц, замерших в игре. В их позах была динамика, почти радость. Он ловил себя на том, что напевает под ту самую авангардную музыку.
Однажды вечером, разглядывая фотографии Каролины, он предложил:
– Сделай здесь перформанс.
Она подняла на него удивленные глаза.
– Здесь? В твоем святилище? Ты же не выносишь, когда я что-то двигаю.
– Сделай перформанс для меня. О нас.
Идея зажгла в ее глазах знакомый огонь. Она провела в мастерской весь следующий день, что-то придумывая, расставляя предметы. Она использовала его чучела, ткани, инструменты.
Вечером она объявила, что все готово.
– Это будет называться «Симбиоз». Закрой глаза.
Он повиновался. Она взяла его за руку и провела через мастерскую. Он слышал, как под ногами хрустит что-то, чувствовал, как его одежда цепляется за натянутые нити.
– Можно смотреть.
Он открыл глаза и замер. Его мастерская преобразилась. Чучела птиц были подвешены к потолку на лесках, создавая иллюзию полета. Белая ткань была натянута между стеллажами, как паутина. А в центре, на столе, лежала она. Каролина. Обнаженная. Ее тело было частично покрыто белым полотном, а частично – гипсовыми слепками его рук и инструментов. Скальпели и булавки были вплетены в ее волосы. Она лежала неподвижно, но грудь дышала глубоко и ровно. Это была живая скульптура. Жертва и творение.
– Подойди, – прошептала она.
Грэг подошел, завороженный. Он видел свое отражение в огромном зеркале. Он был частью инсталляции.
– Ты – таксидермист, – сказала она, не двигаясь. – А я – твой материал. Но материал, который сопротивляется. Который живой.
Он протянул руку и коснулся гипсового слепка на ее плече. Холодный, как смерть. Но под гипсом была теплая, живая кожа.
Их близость в тот вечер была не борьбой и не нежностью. Она была ритуалом. Медленным, осознанным соединением двух вселенных. Его – упорядоченной, холодной. Ее – хаотичной, горячей. Он касался ее тела, снимая с нее гипсовые формы, освобождая кожу. Каждое прикосновение было актом освобождения и одновременно обладания.
В зеркале он видел их отражение – двух существ, сплетенных в странном танце среди застывших птиц и зверей. Это было так красиво, что было больно смотреть.
Когда они достигли кульминации, это был не взрыв, а тихий, всепоглощающий выдох. Они лежали на столе, среди обломков гипса, и смотрели в потолок, где парили чучела птиц.
– Я люблю тебя, – прошептал Грэг. Слова вырвались сами. Он замер, ожидая.
Каролина перевернулась на бок и посмотрела на него. В ее глазах не было радости. Была печаль.
– Это самое страшное, что ты мог сказать, Грэг. Потому что мы не умеем любить. Мы умеем только отравлять и быть отравленными.
– А разве это не одно и то же?
– Нет. Любовь должна давать жизнь. А мы… мы даем друг другу только более изощренные формы смерти.
Она встала и начала собирать гипсовые осколки. Перформанс закончился. Магия рассеялась.
На следующее утро раздался звонок. Не в дверь, а на ее телефон. Она говорила с кем-то быстро, нервно. Грэг услышал имя «Лео». Когда она положила трубку, ее лицо было озабоченным.
– Мне нужно ехать. В галерее кризис. Лео в панике.
Грэг молча кивнул. Имя «Лео» прозвучало как похоронный колокол по их хрупкому миру.
Она собралась быстро. У двери остановилась.
– То, что было вчера… это было реально. Запомни это.
Она ушла. Грэг остался один среди руин их «Симбиоза». Он подошел к зеркалу и посмотрел на свое отражение. На человека, который сказал «я люблю тебя» и не получил ответа.
Он взял со стола гипсовый слепок, отпечаток ее руки. Хрупкий и холодный. Как их отношения. Прекрасные, но нежизнеспособные вне стен этой мастерской.
Он понял, что их «Симбиоз» был всего лишь инсталляцией. Временным искусственным миром, который был обречен на разрушение, как только в него проникнет реальность. А реальность звонила по телефону и звалась Лео.
Глава 8. Чужой запах
Прошла неделя. Семь дней оглушительной тишины. Грэг перестал звонить. Не из гордости – из страха. Страха услышать в ее голосе ту самую светскую, отстраненную нотку, что появлялась, когда она говорила о мире за стенами мастерской.
Он пытался работать. Белка с орехом – простой детский заказ. Но пальцы были неуклюжими. Он перечитывал ее старые сообщения, разглядывал фотографии. Какая из них настоящая? Та, что с тоской в глазах? Или та, что сказала: «Мы умеем только отравлять»?
На восьмой день дверь открылась. Он сидел за столом, чистя кисточку, и не обернулся. Он знал по воздуху – это она. Но воздух принес с собой не тот, родной запах дыма и глины. Этот был другим. Чистым, дорогим, чужим. Запах другого шампуня, другого парфюма. Запах другой жизни.
Он поднял глаза и чуть не вскрикнул.
Каролина стояла на пороге, неузнаваемая. Волосы уложены в идеальную гладкую прическу. Безупречный макияж скрывал все следы усталости. Строгое платье цвета хаки, высокие каблуки. Она выглядела как успешная галеристка. Как женщина Лео.
– Привет, – голос звучал ровно и устало.
Грэг не ответил. Он смотрел на нее, и внутри все сжималось в ледяной ком. Она вошла в его мир, но принесла с собой запах чужого гнезда.
– Извини, что пропала. Адская неделя. Лео чуть не сорвал все проекты, пришлось спасать. – Она прошлась по мастерской, взгляд скользнул по чучелам, как будто видя их впервые. – Ты как?
– Живу, – бросил он. – А ты? Как поживает твой Лео?
Она остановилась, во взгляде мелькнуло раздражение. – Хватит, Грэг. Не начинай. Это работа.
– Работа? – он встал, и его тень накрыла ее. – А это что? – Он ткнул пальцем в ее платье. – Это униформа для работы? А этот запах? Это тоже для работы?
– Да! – вспылила она. – Это все для работы! Чтобы выжить в том мире, которым ты так брезгуешь! Не все могут позволить себе прятаться в склепе и играть с мертвыми зверями!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.