Глава 1: Скука Гения и Княжеская Просьба
Петербург. Конец ноября 1842 года. Холодный, промозглый день вполз в окна скромной квартиры на Гороховой улице, принеся с собой серый, унылый свет и навязчивый запах мокрой штукатурки, дегтя и нечистот из соседнего двора. За окном грохотали телеги, бренчали конки, слышались отрывистые крики разносчиков и глухой гул огромного города, живущего своей неумолимой, часто жестокой жизнью.
Игнатий Сергеевич Орлов сидел за простым дубовым столом, заваленным бумагами, инструментами и странными, на первый взгляд, предметами: коллекцией старинных русских навесных замков разной степени сложности, увеличительным стеклом в черепаховой оправе, микроскопом, несколькими пузырьками с реактивами и аккуратной стопкой книг по химии, криминалистике и анатомии. Сам хозяин кабинета казался островком абсолютного спокойствия посреди этого творческого хаоса. Высокий, худощавый, с острыми чертами лица, пронзительными серыми глазами и темными, чуть вьющимися волосами, зачесанными назад, он был одет в простой, но добротный черный сюртук, слегка потертый на локтях. Его длинные, нервные пальцы медленно и методично разбирали на части изящный французский замок «Брама», но в глазах не было ни интереса, ни сосредоточенности – лишь глубокая, всепоглощающая скука.
«Скука, – думал он, прислушиваясь к монотонному стуку маятника старинных стенных часов, – истинная чума гения. Город кишит пороком и преступлением, а мне приходится возиться с… этим». Он бросил взгляд на лист бумаги перед собой. Записка была написана небрежным купеческим почерком:
*«Многоуважаемый господин Орлов! Умоляю, помогите! Пропала моя драгоценная собака, Барбосик, породы той-терьер. Песик белый, с рыжим пятном на левом ухе. Очень умный! Похищен, несомненно! Злодеи требуют выкуп – 50 рублей серебром! Но я не верю им! Найдите моего Барбосика! Обещаю щедрое вознаграждение! С почтением, купец 2-й гильдии Ермолай Семенович Пупкин».*
Орлов сдержанно вздохнул. Пятьдесят рублей за пса, который, вероятнее всего, просто сбежал на прогулке к первой же течной суке в округе. Или был украден дворовыми мальчишками для забавы. Гениальность его метода, его дедукция – все это было не нужно здесь. Это было… оскорбительно. Он отложил записку и снова взял в руки замок, пытаясь найти хоть какое-то утешение в сложности его механизма.
В дверь кабинета осторожно постучали.
– Войдите! – отозвался Орлов, даже не поднимая головы.
Дверь скрипнула, и в комнату робко вошел молодой парень лет восемнадцати, одетый в поношенный полушубок и валенки, из-под шапки-ушанки выбивались рыжие вихры. В руках он сжимал конверт.
– П-пакет вам, барин… от купца Пупкина… – пролепетал он, озираясь по сторонам с явным испугом. Комната, наполненная странными приборами и мрачноватой атмосферой, явно его пугала.
Орлов наконец поднял взгляд. Его серые глаза, холодные и аналитические, скользнули по фигуре посыльного, впитывая каждую деталь.
– Подойдите ближе, – сказал он спокойно. – Положите пакет на стол.
Парень нерешительно шагнул вперед, оставив на чистом полу мокрые следы от валенок. Орлов следил за каждым его движением.
– Вы только что пришли с Сенной площади, – констатировал Орлов, его голос был ровным, лишенным эмоций.
Посыльный широко раскрыл глаза.
– Т-точно так, барин… Откуда вы…
– Ваши валенки, – пояснил Орлов, указывая пером, которое он держал в руке, на пол. – Грязь специфическая, желтовато-серая, с вкраплениями конского навоза и древесных опилок. Такую можно найти только возле коновязей и лесных складов на Сенной. К тому же, подошвы отсырели не просто от снега – вы наступили в лужу, где мыли рыбу. Запах еще не выветрился. А этот… – Орлов чуть сморщил нос, – …аромат дешевого табака «Зебра» и лукового супа? Трактир «У Якова» на углу Садовой и Гороховой. Вы там завтракали.
Рыжий парень стоял, разинув рот, как будто видел привидение.
– Ч-чтой-то… – пробормотал он.
– Ваш отец – плотник, – продолжил Орлов, его взгляд скользнул по рукам посыльного. – Вы часто ему помогаете. Видите эти заусенцы и мелкие порезы на указательном и большом пальцах правой руки? Следы от стружки и стамески. И эта характерная вогнутость на подушечке большого пальца левой руки – от упора рубанка. А еще… – Орлов присмотрелся к полушубку, – …вы недавно дрались. Вернее, вас побили. Смотрите: разорван карман, пуговица оторвана, на рукаве грязный след от сапога. И свежий синяк под левым глазом, который вы пытаетесь скрыть, нахлобучив шапку. Судя по размеру отпечатка и характеру повреждений на кармане – вас били ногами, двое или трое. Скорее всего, отбирали выручку. Но, судя по тому, что вы все же принесли пакет, отобрали не все. Или побили просто для острастки. Обитатели Сенной – народ грубый.
Посыльный побледнел еще больше и инстинктивно прикрыл лицо рукавом.
– Т-точно так, барин… Трое… с ножом… Отняли полтинник… – он всхлипнул. – Как вы… как вы все это…
– Наблюдение и дедукция, молодой человек, – сухо ответил Орлов, наконец беря в руки пакет от купца Пупкина. – Элементарные вещи. Надеюсь, ваши обидчики не причинили серьезного вреда? Кроме ущерба самолюбию и кошельку?
– Н-нет, барин… Спасибо, что… – парень не знал, что сказать.
Орлов кивнул, уже погрузившись в содержимое пакета. Там лежали пять рублей серебром авансом и еще одна записка от купца Пупкина, полная пафосных восклицаний о ценности Барбосика для его душевного спокойствия и репутации. Игнатий Сергеевич снова почувствовал приступ тоски. Он бросил монеты в ящик стола, а записку сунул под пресс.
– Передайте купцу Пупкину, – сказал он, не глядя на посыльного, – что его Барбосик, вероятнее всего, находится в доме №14 по Большой Подьяческой улице, в квартире мещанки Аграфены Петровой. Песик сбежал не от злодеев, а от любви. И, судя по всему, чувство взаимное. Пусть купец явится туда с поводком и обещанием не скупиться на сахарные косточки. Дело закрыто. Можете идти.
Посыльный, все еще ошеломленный, пробормотал что-то невнятное и поспешно ретировался, стараясь не оставить новых следов. Орлов остался один. Он откинулся на спинку жесткого венского стула, закрыл глаза и провел пальцами по переносице. Скука снова накатила тяжелой, свинцовой волной. Разгадывать детские загадки, когда вокруг настоящие преступления, настоящий ад, спрятанный за фасадами пышных особняков и в зловонных трущобах… Это было невыносимо. Он чувствовал, как его ум, отточенный, как бритва, тупеет от бездействия. Даже сложнейший механизм французского замка не вызывал в нем обычного азарта. Нужна была задача. Сложная, запутанная, опасная. Та, которая заставила бы кровь бежать быстрее, а мозг – работать на пределе возможностей.
Он открыл глаза и уставился в серое небо за окном. Петербург. Город контрастов. Город, где гениальность и подлость жили бок о бок. Где он, Игнатий Сергеевич Орлов, частный консультант по «особо деликатным делам», вынужден был искать пропавших собачек… Внезапный, резкий стук в дверь вырвал его из мрачных раздумий. Стук был не просто громким – он был отчаянным, истеричным. Кто-то колотил в дверь кулаком, а не костяшками пальцев.
– Войдите! – повторил Орлов, насторожившись. Его скука мгновенно сменилась вниманием. Так стучат только в одном случае – когда за дверью паника.
Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. На пороге стоял молодой человек, лет двадцати пяти. Высокий, стройный, с аристократически тонкими чертами лица и большими, сейчас дико испуганными, голубыми глазами. Он был одет по последней моде: отличного сукна сюртук, безупречно белоснежное белье, лаковые полусапожки. Но весь его вид был воплощением катастрофы: лицо мертвенно-бледное, волосы в беспорядке, на лбу выступил пот, галстук был сдвинут набок, а на дорогом пальто, наброшенном на плечи, явно не хватало одной пуговицы. Он тяжело дышал, словно пробежал несколько верст.
– Господин… Орлов? – выдохнул он, шатаясь на пороге. – Игнатий Сергеевич Орлов?
– Да, это я, – ответил Орлов, медленно поднимаясь. Его аналитический ум уже работал: испуг подлинный, сильнейший стресс. Человек не спал, судя по темным кругам под глазами. Пришел пешком, несмотря на наличие, очевидно, экипажа – на дорогих полусапожках следы уличной грязи. Аристократ. Очень богатый. И в отчаянном положении.
– Спасите! – вырвалось у молодого человека, и он, не в силах устоять, схватился за косяк двери. – Ради Бога, спасите меня! Меня… меня уничтожат! Разорят! Оправьте в Сибирь! Это конец!
– Успокойтесь, князь, – сказал Орлов спокойно, делая ударение на титуле. Он узнал его. Князь Дмитрий Владимирович Голицын. Известный в свете молодой повеса, игрок, но не злодей. Человек скорее легкомысленный, чем порочный. – Присядьте. Глубоко вдохните. И расскажите все по порядку. Что случилось?
Орлов указал на единственное в кабинете приличное кресло, стоявшее напротив его стола. Князь Голицын, казалось, не слышал. Он шагнул в комнату, захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, словно боялся, что за ним гонятся.
– Расписки! – выпалил он, дрожащими руками доставая из внутреннего кармана сюртука несколько листков бумаги. – Поддельные! Чудовищно поддельные! Но все поверят! Все поверят, что это я! Я пропал, Орлов! Пропал!
Он швырнул бумаги на стол Орлова, рядом с разобранным замком. Орлов не спеша поднял одну из них. Это была долговая расписка, написанная размашистым, уверенным почерком, якобы князя Дмитрия Голицына. В ней он обязывался уплатить некоему Карлу Фон Мекку астрономическую сумму – двадцать пять тысяч рублей серебром – в счет карточного долга. Датирована вчерашним числом. Подпись князя внизу выглядела… почти безупречно. Почти.
– Двадцать пять тысяч? – поднял бровь Орлов. – Впечатляюще даже для ваших аппетитов, князь.
– Но я не проигрывал! – закричал Голицын, теряя остатки самообладания. – Вчера я играл у Оголинского, да! Играл в штосс! Но проиграл смешную сумму, сотню-другую! И ушел до полуночи! Этот… этот Фон Мекк… я его едва знаю! Видел пару раз в клубе! А сегодня утром он является ко мне с этими… этими бумагами! И требует деньги! Грозит подать в суд, опозорить меня на весь Петербург! Отец… отец меня убьет! Или отречется! А мать… – Князь схватился за голову. – Вы должны помочь! Вы… вы же находите пропавших собак! – Он вдруг осознал, что сказал, и покраснел. – То есть… я слышал… вы расследуете сложные дела…
Орлов уже не слушал его последних слов. Он внимательно изучал расписку под увеличительным стеклом. Его серые глаза сузились. Скука испарилась без следа, уступив место холодному, цепкому интересу.
– Интересно… – пробормотал он. – Очень интересно. Подделка… но какая искусная! Видимость полного сходства, но… – Он провел кончиком пальца по завитку в букве «Г» в подписи. – …здесь микроскопический затор пера. И здесь… едва заметный сдвиг нажима. Копировали. Тщательно, но копировали с оригинала. Где вы обычно расписываетесь, князь? На документах? Квитанциях?
– Да… но… – Голицын растерянно смотрел на него.
– Значит, у кого-то был доступ к вашим настоящим подписям, – заключил Орлов. – Или к вам подобрали ключ, подменив документ в нужный момент… Это не просто мошенничество, князь. Это тонкая, продуманная работа. Дорогостоящая. Кому вы так насолили?
– Я?! – князь выглядел искренне пораженным. – Да я ни с кем… Я просто… живу! В карты играю, на баллах бываю, ухаживаю…
Дверь в кабинет снова распахнулась. На пороге стояла девушка.
Появление ее было столь же неожиданным и ярким, как вспышка молнии в сером петербургском небе. Лет восемнадцати, не больше. Высокая, стройная, с осиной талией и гордой посадкой головы. Лицо – овал совершенства с огромными, живыми карими глазами, пухлыми алыми губами и чуть вздернутым носиком. Каштановые волосы, выбившиеся из-под модной шляпки с короткой вуалью, обрамляли лицо пышными локонами. Она была одета в роскошное бархатное пальто цвета бордо, отороченное соболем, из-под которого виднелось платье из тяжелого шелка. Но весь ее вид дышал не просто красотой – он дышал неукротимой энергией, дерзостью и абсолютным бесстрашием.
– Дмитрий! – ее голос, звонкий и властный, прозвучал, как удар хлыста. – Я же говорила тебе бежать сюда как можно скорее! И не ныть! – Она шагнула в кабинет, скинула перчатки и бросила их на стол, рядом с расписками, словно это была самая обычная вещь на свете. Ее взгляд, быстрый и любопытный, скользнул по разобранному замку, книгам, микроскопу, задержался на Орлове – и в ее глазах вспыхнул такой необузданный восторг, что Игнатий Сергеевич, обычно непроницаемый, почувствовал легкое замешательство.
– Анна! – князь Голицын ахнул, окончательно потеряв дар речи. – Как ты… что ты здесь… без горничной… без…
– Горничная только мешала бы, – отмахнулась девушка, не сводя сияющих глаз с Орлова. – А я не могла пропустить это! Наконец-то! – Она сделала шаг вперед, протянула Орлову руку. Не для поцелуя, а для рукопожатия. Жест был настолько неожиданным и непривычным для светской барышни, что Орлов машинально подал свою. Ее пальцы были сильными и теплыми. – Княжна Анна Владимировна Голицына. Сестра этого неудачника, – она кивнула на бледного Дмитрия. – И ваш… самый преданный почитатель, господин Орлов! Наконец-то я вижу вас во плоти!
Орлов медленно высвободил свою руку.
– Княжна, – произнес он сдержанно. – Ваше появление… неожиданно.
– О, я знаю! – засмеялась она, и ее смех зазвенел в мрачноватом кабинете. – Но Дмитрий так медлителен! А я не могла ждать! Я слежу за вашими подвигами с тех пор, как вы раскрыли дело о подмене бриллиантов у графини Зубовой! И о том, как вы нашли похищенного ребенка купца Рябинина, переодевшись трубочистом! Это же гениально! Настоящий дедуктивный метод! Как у… у тех англичан, о которых пишут, только вы – наш! Русский гений сыска!
Она кружилась по небольшому кабинету, разглядывая все с жадным любопытством: коллекцию замков, химические склянки, развешанные на стене карты Петербурга с отметками, стопки бумаг.
– Какая атмосфера! – восторженно прошептала она, касаясь пальцем микроскопа. – Настоящий храм разума! И это увеличительное стекло… Вы им находите микроскопические улики? Волокна? Пыль? Частички грязи? Как в деле Зубовой?
Орлов наблюдал за ней, скрестив руки на груди. Его обычная холодность дала трещину. Эта девушка… она была как ураган. Несусветная наглость – ворваться в кабинет к незнакомому мужчине! Бесстыдное восхищение, написанное у нее на лице! И… поразительная наблюдательность. Она знала детали его старых дел, о которых не писали в газетах.
– Княжна, – начал он, стараясь вернуть разговор в деловое русло. – Ваш брат…
– Дмитрий дурак, – легко перебила его Анна, подходя к столу и беря одну из расписок. – Играет в карты с кем попало. Но подделать его подпись так искусно… Это же настоящее преступление! Настоящее дело для вас! – Она посмотрела на Орлова, и в ее глазах горел азарт охотника. – Вы обязательно возьметесь?
– Анна, не вмешивайся! – попытался вставить слово Дмитрий, но его тут же осадил взгляд сестры.
– Я не вмешиваюсь, я помогаю! – парировала она. – Господин Орлов, вы должны взять это дело! Это же так сложно, так интересно! Кто стоит за этим Фон Мекком? Как они получили образец подписи Дмитрия? Зачем им именно такая крупная сумма? Или цель – не деньги, а его репутация? Разорение рода? – Она говорила быстро, страстно, ее ум работал с неожиданной для ее возраста остротой. – И я буду вам помогать! Я могу все! Я знаю всех в свете! Я могу разузнать, кто этот Фон Мекк, с кем он водится, где бывает! Я могу проникнуть туда, куда вам, мужчине, будет трудно! Я…
– Княжна, – Орлов поднял руку, прерывая этот поток. Его голос был спокоен, но в нем прозвучала сталь. – Вы предлагаете себя в помощницы? В расследовании уголовного преступления? Это не салонная игра. Это может быть опасно.
Анна Голицына выпрямилась во весь свой невысокий рост. Ее карие глаза сверкнули вызовом.
– Я не боюсь опасности, господин Орлов. Я боюсь скуки. Боюсь духоты балов и пустоты светских разговоров. А то, чем вы занимаетесь… – ее взгляд снова стал восторженным, – …это жизнь! Настоящая жизнь! Со смыслом! Я прочла все, что о вас пишут! Я знаю, что вы гений! И я хочу учиться! Хочу помогать! Хочу видеть, как работает ваш ум! Пожалуйста! – В ее голосе прозвучала искренняя, почти детская мольба, смешанная с непоколебимой решимостью.
Орлов молчал. Он смотрел на эту юную, ослепительную княжну, которая смотрела на него, как на божество. На ее брата, который выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. На искусно подделанные расписки на столе. Скука отступила окончательно. Перед ним была сложная, многослойная задача. И… неожиданный, взрывоопасный элемент в лице Анны Голицыной. Опасный? Безусловно. Но… потенциально полезный? Ее связи, ее бесстрашие, ее острый ум… И это обожание, такое открытое, такое настойчивое… Оно было непривычным, раздражающим… и немного льстило.
Он медленно взял со стола расписку и снова поднес к ней увеличительное стекло. Его пальцы скользнули по бумаге, ощущая ее фактуру.
– Двадцать пять тысяч, – проговорил он задумчиво. – Сумма, достойная внимания. И подделка… действительно высокого класса. – Он посмотрел на Дмитрия Голицына. – Князь, вы сказали, играли вчера у Оголинского? Кто еще присутствовал? И где именно вы подписывали что-либо вчера вечером?
Дмитрий, обрадованный сменой темы, закивал:
– Да, у Сергея Петровича Оголинского… В кабинете играли… Присутствовали: сам хозяин, я, барон Штейн, Фон Мекк (он появился позже), еще Павел Арбенин… Подписывал… подписывал только счет за шампанское! Когда уходил! В прихожей! Официант подал…
– И где был этот счет? – быстро спросил Орлов.
– На серебряном подносе… Я расписался… и ушел…
– И поднос остался у официанта? – уточнил Орлов.
– Да… Наверное…
– «Наверное» – не доказательство, – сухо заметил Орлов. – Но это отправная точка. – Он перевел взгляд на Анну. Она замерла, ловя каждое его слово, ее глаза горели. – Княжна, вы упомянули светские связи. Фон Мекк. Что вы о нем знаете? Семья? Состояние? Репутация?
Анна оживилась мгновенно.
– Карл Фон Мекк! – сказала она с легким презрением. – Из остзейских дворян, но каких-то очень сомнительных. Появился в Петербурге года два назад. Играет много и, говорят, нечисто. Водится с сомнительной публикой. Живет на широкую ногу, но никто толком не знает, откуда деньги. Слывет интриганом. Женщин меняет как перчатки. Скучный, по-моему. И пахнет от него всегда какими-то дешевыми духами. «Фиалка» что ли…
Орлов кивнул, делая мысленную заметку. «Фиалка». Дешевые духи. Запомнить.
– Хорошо, – сказал он. – Это начало. – Он взял со стола все расписки и аккуратно сложил их в отдельную папку. – Дело я принимаю, князь Голицын.
Дмитрий вздохнул с таким облегчением, что снова чуть не рухнул.
– Спасибо! Огромное спасибо! Я… я заплачу сколько скажете!
– Оплата – вопрос второстепенный, – отмахнулся Орлов. – Сначала факты. – Он посмотрел на Анну. – Княжна… ваше предложение о помощи… необычно. И, возможно, опрометчиво.
– Но я не передумаю! – горячо воскликнула она. – Я буду полезной! Я клянусь!
Орлов долго смотрел на нее. На ее юное, пылающее энтузиазмом лицо. На ее умные, смелые глаза. В его взгляде мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее искру интереса. Или вызова.
– Возможно, – наконец произнес он медленно. – Возможно, вы и правда сможете быть полезны. В определенных… аспектах. Но, – его голос стал жестче, – только на моих условиях. И только если вы будете беспрекословно следовать моим указаниям. Без глупостей. Без самодеятельности. Понятно?
– Абсолютно! – Анна сияла, как солнце. – Я буду послушной! Как солдат! Слово княжны Голицыной!
Орлов скептически приподнял бровь, глядя на эту «послушную солдата» в соболях и бархате. Сомнений было много. Но скука ушла. Задача была сложной. И в воздухе витало предчувствие… приключения. Он взял со стола увеличительное стекло и снова поднес его к подписи на расписке.
– Тогда начнем, – сказал он, и его голос обрел привычную, сосредоточенную силу. – Князь, подробно опишите вчерашний вечер. Минута за минутой. Особенно момент подписания счета. Кто стоял рядом? Куда делся поднос? Княжна… – он бросил взгляд на Анну, – …пока просто слушайте. И учитесь.
Анна замерла на краю стула, на который она уселась без приглашения, не сводя с Орлова восторженных глаз. Ее брат, все еще бледный, но уже с проблеском надежды, начал сбивчиво рассказывать. Игнатий Сергеевич Орлов слушал, его острый ум уже анализировал, сопоставлял, строил гипотезы. Серый петербургский день за окном вдруг обрел новые краски. Скука кончилась. Игра началась.
Анна, не в силах сдержаться, прошептала:
– Вы просто гений…