Бестселлер 2025. Сборник номинантов одноименного конкурса

Эдуард Артюхов

Москва

Родился в Смоленске. Живет и работает в Санкт-Петербурге. Ветеран труда, государственный советник юстиции 3 класса в отставке, Почетный работник прокуратуры Российской Федерации, поэт, прозаик, общественный деятель, член Московской городской организации Союза писателей России, член редакционного совета журнала «Невский Альманах». Поэтические сборники: «О главном, о любви, о вере», «О главном, о любви, о вере. Издание второе», «Богатыри», «Город, в котором живут ангелы», «Саратов – мой учитель и наставник». Составитель, редактор и автор литературно-поэтического сборника произведений ветеранов и работников органов прокуратуры Санкт-Петербурга «Души прекрасные порывы» (2011—2021). Победитель народного голосования и лауреат Международной премии «Русская премия – 2022», победитель и дипломант ряда поэтических конкурсов. Имеет награды за профессиональную и литературную деятельность.

Урок Деда,

двенадцатый и при жизни его последний

(из цикла Уроки Деда)

Двенадцатый. Если нумерация уроков Деда моего, предыдущих повествований, достаточно условная, то двенадцатого – определенная.

Урок этот моего Деда, к моему величайшему огорчению, оказался последним, когда был он живым учителем. Потом ещё были уроки, но уроки виртуальные, говоря современным языком. Уроки памяти от нем.

Всякий раз, когда в жизни вставала проблема, задача, требующая ответственного подхода и решения, задавался я двумя вопросами. Что бы сказал Дед? Как бы поступил мой Дед?

В мыслях моих появлялся ответ, причём, иногда, совершенно не тот, что я ожидал. Но именно он, принятый и воплощенный в реальности, оказывался тем самым, единственно правильным, единственно верным, оберегавшим от ошибки.

Открою сокровенную свою тайну. Став сам дедом, бывает задаю я два вопроса Деду. И он отвечает, как всегда. Кто-то скажет, что это – мистика, заблуждения, это мозг сам находит решение, интеллект срабатывает. А я думаю иначе. Видно Бог, принимая к Себе, чтоб не заскучали в Райском Его Царствии, определяет послушание, назначая ангелами-хранителями наших сродственников. И ведут они нас незримо по жизни, давая ответы на наши вопросы, оберегая от ошибок, грехов, тянущих во тьму. Не раз в жизни получал я духовную поддержку от Деда и Мамы. Видно Бог послушание дает тем, кто при жизни был ближе всего, любил больше всех. Это нельзя увидеть, потрогать, но можно ощутить сердцем, осознать разумом и принять с благодарностью. Жизнь же подтвердит правильность поступка результатом решения и действия.

Перебравшись из дедовского, отчего, родового дома с нежеланием, но по необходимости, и вернувшись в большой город Смоленск, по месту рождения, поступил я в первый класс школы, воплощая его наказ – учиться, хорошо учиться и учится хорошо и отлично. Усердно познавал я науки начальной школы. В те времена на наших тетрадках по математике, родной речи, родному языку и чистописанию ставили на обложке звёздочки и флажки наши учителя. Как правило, это был один учитель, учительница, которая вела нас все три класса начальной школы, а ей помогали профильные педагоги.

Нет, я их называть педагогами не могу, язык не поворачивается. Несмотря на то, что так именуется профессия. Как и мой родной Дед, были они Учителями. Взрослыми, помогающими нам овладеть знаниями, навыками (в первую очередь читать, писать, считать, думать, принимать решения и отвечать за себя, свои поступки, и многому другому…), понять и освоить человеческую мудрость, научиться быть человеком.

Была у меня великая цель – на каникулах, в гостях у Деда, доложить ему об успехах и показать тетради свои в подтверждение того. Флажки – это отметка «четыре» или «хорошо», звездочка – «пятёрка» или «отлично».

Не выбрасывал я свои тетради, полностью заполненные, со звездочками на передней обложке и редкими флажками среди звездочек. Складывал их аккуратно в ящик письменного стола, берег как сокровища. Должен их показать Деду. Обязан.

Наконец-то наступили долгожданные каникулы и поездка к Деду, как я думал, но позже узнал истину. От Смоленска до Вязьмы на поезде, пригородном дизеле или автобусе не так уж и долго. Время же это казалось мне вечностью. Прижимал я к груди свой школьный портфельчик с самыми дорогими сокровищами.

Трудно было скрыть радость и возбуждение детское перед предстоящей встречей с Дедом. Вот дом, Бабушка… Тороплюсь, там меня ждет мой любимый, родной Дед. Не понимал я тогда, почему меня не пускают сразу к нему. Почему нужно подождать, а тетради уже достал, да рвусь к нему в дальнюю комнату за печкой.

– Подожди, подожди, не кричи, не шуми. Дедушка на печи лежит, отдыхает. Ты тихонько к нему подойди, – успокаивала меня Мама, – тетради покажи и возвращайся. Он пусть лежит, отдыхает, не шуми…

Но как остановить меня, как унять трепет и радость? Нет, не унять их.

Из комнаты вышла Бабушка, кивнула Маме.

– Иди, он ждет, – почему-то тихо и со слезами на глазах сказала Мама.

Я летел, будто на крыльях. В комнате на лежанке самолично сложенной печи сидел мой Учитель и Наставник, мой Дед. По-праздничному чисто выбрит, похудевший, но я на радостях на это внимание не обратил, в белоснежных рубахе и штанах, откинув в сторону тулуп-одеяло.

– Здравствуй, Дед, смотри я отлично и хорошо учусь, как ты наказывал. Вот мои тетради. Звёздочки – это пятерки! Как ты учил!

Взял Дед тетради слабой рукой, а я этого от радости не заметил, посмотрел на меня голубыми лучистыми глазами, обнял, слабо прижав к себе, а я этого от радости не заметил, поцеловал в голову сверху и тихо с трудом, а я этого от радости не заметил, сказал:

– Ты – молодец! Я в тебя всегда верил. Так и учись. Рад я за тебя. Ну, беги к маме, и бабушку ко мне позови.

Радостный, гордый от похвалы, обнял я крепко Деда, но того, что худой он и слабый от радости не заметил.

– Спасибо, Дед! Я тебя не подведу! Я еще пятерок получу много и тебе покажу, – помчался к Бабушке и Маме с тетрадями, гордый, счастливый. Похвалил меня Дед. Ура! Счастье и радость великая! И не заметил я от радости слез в глазах у Бабушки и Мамы. Мал еще был, не заметил самого важного и главного. Не глупый, а от счастья невнимательный.

Переночевали мы у родственников, до глубокой ночи носились мы и играли с двоюродными братьями в хате старшей сестры Мамы, взрослые за столом особняком. И не обращали мы внимания на то, что они озабочены чем-то, да разговоры невеселые у них. Мы были поглощены своим общением. Год как не виделись.

А по утру загрузились в автомашину младшего брата Мамы – дяди Володи. Ему в Смоленск надо было по делам, вот нас и отвез. С устатку я всю дорогу и проспал.

Пролетело лето. Опять в школу. Обязательства свои перед Дедом исполнять. Копить снова тетради со звездочками. Похвалиться же мне больше перед Дедом не пришлось. Ближе к концу осени, вместе с холодами пришла и страшная, мрачная, холодная весть… Ушел Дед, нет его больше.

Жгучая боль перехватила дыхание, сжала в мгновение сердце, накатились горячие, и, наверное, горькие слезы… Не вспомнил, а услышал я слова его, что он говаривал, видя, как от боли или обиды хочет внук зареветь:

– Ты ж мужчина, мужик русский! Негоже нам с тобой сопли да слезы распускать. Не дело это. Мужчины не плачут, они – огорчаются.

Уходила боль, высыхали, так и не пролившись, слезы. Крепчал духом внук. Улыбался хитро Дед.

Утихла, спрятавшись глубоко, боль в сердце. Распрямились плечи и задышала грудь. Сжались только крепко кулаки мальчишки, заиграли желваки, сжав зубы. Высохли слезы.

– Мам, а когда мы к Деду?

– Сегодня в ночь и поедем… Болел он тяжело…

Тут и открыла она мне семейную тайну и глаза, что не заметили главное и важное.

Ведь тогда – прощался Дед со мной. Год как заболел он, тяжело и смертельно. Ничего не помогало, слег он. К приезду моему третий месяц не вставал уже, сил не было. Бабушка Настя, святой человек, да взрослые родственники в помощь, ухаживали. Кормили, поили, как назначали лечили, мыть, да на двор ходить на руках носили. Но лихие времена, раны боевые, горе и боль потерь, судьба трудная свою уже лепту внесли.

Строго-настрого запретил внукам о болезни говорить. Как совсем худо стало, попросил Маму приехать со мной в гости на денек. Не знаю, как бы встреча состоялась наша, если бы знал я про все… Но мудр, духом силен и велик душой был мой Дед!

Прознал, что едем. Поутру рано Бабушку попросил побрить, в чистое одеть. И ждал. Заслышал, что прибыли. Меня, радостного и шумного. С великим трудом и помощью Бабушки сел на печи. А дальше было, как было.

Как вспоминаю, понимая, так – ком в горло… Но снова слышу слова его:

– Ты ж мужчина, мужик русский! Негоже нам с тобой сопли да слезы распускать. Не дело это. Мужчины не плачут, они – огорчаются.

Уроки и наказы его я хорошо учил и запоминал.

Видеть внука хотел, но не хотел, чтобы внук видел немощь его. Через боль, через силу при бессилии, на одной силе духа встретил, услышал, похвалил, попрощался, благословил… Навсегда в детской памяти остался светлым, лучезарным, сильным…

Урок двенадцатый. Урок – мужества, самоотверженности, силы духа русского, мудрости и любви.

И у гроба его я стоял, и за гробом шел, и землю на крышку бросал… Без слез. Только при прощании слабину дал:

– Спасибо тебе за все, Дедушка! Прощай, мой Дед!

Недолго после смерти Деда Василия прожила Бабушка Настя, по меркам реальности, почти как в сказке, хоть и не в один день, и жизнь не всегда была радостная. Вспоминая о них, думаю, что для них вместе счастливая. Как не берегли ее, как не помогали, как не лечили… Видно, не смогла она без него на земле грешной оставаться, так и ушла за ним, тихо, спокойно, достойно. Вечная память!

– Ничего ты мне не сказал тогда о болезни, Дед. Но узнал я, познал и понял, и урок твой, двенадцатый, на век выучил. Вечная тебе память, мой Дед!

Федот,

который погибал три раза в Новый год

(производственно-бытовая,

новогодняя фантасмагория)

Городок мой, когда-то великий город на путях мировых, а ныне невелик по современным меркам, но точно старый, по критериям обычной истории даже древний. Повидал он на своем тысячелетии с веками много: и хорошего, и худого, и вообще плохого. Рос и развивался, благоденствовал, нищал, вымирал, разорялся врагами, но всегда возрождался, даже из руин великих.

Однако, чтобы житель его три раза подряд умирал, думаю за все время своего бытия не видал и не припомнит. Как и я, частичка, песчинка его многовековой жизни и истории. Потому оба мы были весьма удивлены событию редкому и практически невозможному, но случившемуся в новогоднюю ночь.

Новый Год – праздник удивительный, сказочный, желанный и детьми, и взрослыми, для тех, кто верит, и для тех, кто сомневается или отрицает, но втихаря, как и все, ожидает чего-то нового, более радостного, счастливого, доброго, нежели уже случилось, да и не против повидаться с Дедом Морозом и Снегурочкой. Верят люди, что в новогоднюю ночь случаются чудеса, не только специально приготовленные взрослыми для детишек, но и Провидением для всех, кто верит и надеется на чудо, или уже разуверился, но его достоин. Сказочное, чудесное время.

Фантастика, вперемешку с чертовщинкой, редко, но случалась в служебной практике и раньше. Бывало, что покойники в морге оживали, но вот чтобы три раза подряд за ночь… Чудеса, да и только. Такое только в новогоднюю ночь, видно, может произойти.

А дело было. И было дело так.

В соответствии с горькой производственной судьбинушкой молодого сотрудника, я, молодой следователь следственной части прокуратуры области, заступил на почетное, хоть не очень желаемое, новогоднее дежурство. Уныние, навеянное эти событием, перемешанное на половину с пониманием служебного долга, отчасти смягчалось тем, что в следственно-оперативную дежурную группу вошли по своей или «злой», начальственной, воле люди, по делам совместным известные, общей «беды», как и праздника достойные, неунывающие и дело свое знающие, как многоопытные, так и служить недавно приступившие.

Новогодняя следственно-оперативная группа оказалась состава разнообразного, но очень достойного. Главный патологоанатом всех областных патологоанатомов, великолепный мастер своего дела, мудрейший руководитель, всеми уважаемый и добрейший души человек, искусный специалист из плеяды медиков, но не лекарей, которые знают об анатомии, физиологии и сути человека все, и диагноз которых последний и самый точный. Роста вышесреднего. С небольшой, но покладистой бородой, уже подернутой серебром седины. Если бы не обмундирование врача-патологоанатома, а ряса священника, не отличить, не зная. То и понятно, в какой-то мере виды человеческой деятельности близки. Оба последние, с кем общается усопший.

Не раз мы встречались с ним в его вотчине, на вскрытии усопших, в нашем профессиональном определении – трупов, после чего он с настойчивой ноткой в предложении старого, мудрого и всезнающего приглашал в гости, в свой кабинет, к заветному шкапчику, где неизменно стояли пару сосудов с его личным спиртосодержащим веществом, как-то самогон и наливка на самогоне, огурчики, помидорчики и грибочки личного посола, сальце и кровяная колбаска личного приготовления, безумно вкусно пахнущий и вкусный с перечисленным выше и без него лично испеченный хлебушек, и всякие иные съестные радости согласно сезону природному. Душевно и профессионально обменивались мы мнением о результатах вскрытия в контексте собранных молодым следаком доказательства. Очень продуктивно, замечу. Много подсказывал, многому и подучил. На научно-обоснованной и экспериментально-подтвержденной базе доказал мне и научил, как определять в линейке крепких спиртных напитков напиток из природного, естественного и принимаемого организмом человека сырья. Если нанесенный на кожу руки человеческой раствор выдает, испаряясь, запах, дух хлеба, значит это правильный напиток, в небольших количествах лекарственный имеет характер, для организма безвредный, в количествах неразумных, одаряя теплом, расслабляет тело и усыпляет разум, потому вреда употребившему и окружающим не несет. Нет духа хлеба – потреблять неуместно, ибо и в малых, и в неразумных количествах для человеческого организма вреден и для окружения социально опасен.

Олег Васильевич Шкапин. Нетрудно догадаться, какой первый вопрос я задал ему при первом знакомстве. На что, оценив нагловатый юмор молодца, отвечал с юмором мудреца богатырь русский, что, несмотря на общий корень, вероятнее фамилия происходит от клички всех его родственников по мужской линии – шкап, что в переводе на современный русский язык означает – шкаф. Предмет домашней обстановки большой и высокий, весьма необходимый. Потому-то общим решением следственно-оперативной группы назначен он был исполняющим обязанности Деда Мороза на новогоднюю ночь.

Дежурный оперативный работник аппарата областного управления внутренних дел с прекрасным именем Наташа. Девчонка молодая, непонятно зачем ставшая оперативным работником, милиционером. Тут, видимо, сыграла свою роль судьба семейная. Со времен имперских, как она сама шутила, – времен Царя-гороха – все мужчины по семейной линии служили Отечеству. Дед – милиционер, Отец – милиционер, Мама – милиционер. У последних мальцов не народилось, вот ей и пришлось отдуваться. Девица-красавица, умница. Многие пытались подкатить, но быстро откатывались. Потому, в безнадеге, величали девчонку-лейтенанта милиции на томно французский манер – Натали. Хороша Наташа всем – но не всем наша. Кроме потрясающей длинной русой косы и голубых глаз, присутствовала еще одна с ног сшибающая черта – кандидат в мастера спорта по самбо. Хоть парень я тоже не слабый, но имел счастье на тренировке пасть ниц перед красавицей, оказаться сшибленным с ног и брошенным на мат. Замечу, что сие никак не подорвало авторитет, но отключило способность к сопротивлению и желание перейти в партер, вывернувшись из-под молодого и крепкого соперника. С тех пор завязалась у нас профессиональная дружба, с моей стороны с надеждой и на что-то большее. Подмигивание озорного голубого глаза не давало умереть этой надежде, укрепляя веру и разжигая любовь. Можно точно не гадать, кто из группы был единогласно избран Снегурочкой в новогоднюю ночь, и почему моя унылость сменилась сердцетрепещущей радостью.

Следователь следственного отдела областного управления внутренних дел, милицейский следак на нашем сленге, Степаныч. Возрастной, профессиональный умница, и многодетный отец. С пятого ребенка в семье получил звание от коллег по службе и дружественных служб – Отец-героин. С юмором, как и все в собравшейся дежурной группе. На вопрос в истекающем году о том, сколько детишек то у него имеется, отвечал четко и честно:

– Дома имею семь, в перспективе жена восьмым одарит. А так, по землям разным и не знаю, полагаю еще с десяток наберется.

Дальнейшие расспросы перспективы сразу не имели. На дежурства ходил он с радостью, потому как жил в соседнем с управлением доме. Семью практически не покидал, потому она и росла быстро. Человек душевный, многоопытный. По нужде нашей молодой, советы давал дельные, на практике проверенные.

Дежурный следователь прокуратуры – это я, старший следователь следственной части прокуратуры области. Молодой, да ранний, да не отягченный семейными проблемами, потому одаряемый руководством дежурствами по выходным и праздникам, да служебными командировками дальними и близкими, да делами не простыми. Трудись, опыта набирайся.

Новогодняя ночь намечалась нескучной, по традиции веселой и вкусной, все к тому готовились. Определились, как упоминал, свой Дед Мороз и своя, привлекательная, несмотря на суровую профессию, Снегурочка. Предвкушение всеобщего праздника и неплохого настроения, несмотря на ограничения по службе, давали надежду и гнали прочь уныние. Но не тут-то было…

Подготовка к встрече Нового года с елкой, Дедом Морозом и Снегурочкой – дело ежегодно суетливое, озабоченное и хлопотное.

В преддверии ежегодного счастья, когда, выслушав новогоднюю речь текущего Отца народов, под переливы курантов Спасской башни Московского Кремля, с последним двенадцатым боем часового колокола можно, бахнув в потолок пробкой из бутылки «Советского Шампанского», разлить пенящуюся и салютующую пузырями спиртосодержащую жидкость под названием шампанское по бокалам, громко и с чувством проорав: «С Новым Годом! Ура! С новым счастьем!» – выпить ее, жидкость ту, жадно, залпом, ощущая сладость и радость. Кто-то загадывает желания, пишет их на бумажке, сжигает и с шампанским глотает пыль-пепел, и тому подобное… Для нас, профессиональных прагматиков, эти действия нелепы и бессмысленны. Да еще не выветрились глубокие знания марксизма-ленинизма, породившего атеизм и до того еще рожденного научного материализма.

Радость от того, что в семье или кругу друзей все же дождались момента зарождения чего-то нового, никому неведомого, неизвестного еще, но желанного, сулящего надежды и воплощение, хотя бы одной из многих, мечты. Это, в целом, если и не хорошо, то уж точно – нормально. Должно ж быть в Новом году лучше, чем в прошлом.

Счастливо от того, что все здоровы, а на новогоднем столе, как бы то ни было в текущем моменте, расставлено, как там у классиков сатиры и юмора, что Бог послал. А послал он: винегрет душистый, селедочку бочковую под шубой, ставшие символами новогодней трапезы салат оливье советский с вареной докторской колбасой, марокканские апельсины и абхазские мандарины, шкапинское сало, колбаса и дурманящий духом хлеб, снедь всякая другая, домашняя. От того, что радостно светятся у пахнущей свежей хвоей елки марокканские и абхазские «солнышки». От того, что шампанское все же слаще водки или самогона, шибанув в нос газиками, пощипав язык и далее все попадающееся по пути, лихо влилось в желудок, приятно там разливаясь и подготавливая его к непростым новогодним будням.

Случилось это и с нашей дружной новогодней «сборной» – следственно-оперативной группой через два с половиной часа позже момента повествования, в новогоднюю полночь… Но пока вернемся к текущим событиям.

Мечется народ в предновогодней суете по магазинам и рынкам, тащит по домам сумки, свежесрубленные елки и сосны, как кому по нраву, свои надежды и мечты, предвкушение праздника… Суета, суета, суета…

Не исключение в том трудовые коллективы с непрерывным служебным, производственным циклом и несправедливостью старослужащих по отношению к младшим по званию и стажу работы, в Советской Армии именуемой емко – «дедовщина». Спокойны и не суетливы лишь члены дежурной оперативно-следственной группы. Молодые сотрудники, безоговорочно начальственно определенные в ее состав. На возражения получившие четкое и окончательное мнение: «С наше поработаете, по праздникам отдыхать будите!» И бывалые, самоотверженные, опытные в делах и хитростях служебных мастодонты.

В не приподнятом настроении, с чувством безвыходной необходимости, пока не узнал, что дежурить будет Натали, заступил я на праздничное дежурство, которое превратилось сначала в «ужастик», а по истечению времени в легенду и анекдот.

Две приятные мысли, заставляли трепетать молодое сердце и будоражили молодой разум – дежурят Наташка и Шкапин, скучать не придется (и не пришлось, но по другим причинам), вызовов не будет и спокойно можно отметить приход Нового года за сборным столом, втихаря от придирчивых начальников, хоть и в пределах обязательных ограничений. Восполнится пробел в общеновогодней радости, развеются душевные терзания…

Но сформировавшиеся мечты молодого следователя и надежды вмиг улетучились с громогласными словами из рупора оповещения, совершенно объективно именуемого дежурным народом «матюгальником» и «инфарктником»:

– Дежурная группа на выезд!

С явным недовольным видом собрались мы все у дежурной части. До полночи два с полтиной часа и такая «свинья несъедобная» всей группе.

– Братцы, труп на пьянке, адрес у водителя, районный следователь прокуратуры на происшествии, надо помочь, разобраться, – без тени сочувствия и, как нам показалось, с ехидцей, проинформировал нас лучший оперативный дежурный, наверное, во всей стране, но у нас то точно – Степаныч, милиционер потомственный, как и Натали, из милицейской династии, из рядовых до майора, от того строгий по уставу до вредности, от того давно уже старший оперативный дежурный, знающий все и обо всех. Поговаривали, что его сам начальник областного управления, полковник, остерегался и потому уважал. Крут и строг по службе Степаныч.

– Дежурному следователю управления отбой, – улыбаясь, изрек он.

– Так я до дому добегу, – сориентировался Отец-героин, ощутив на себе суровые, но понимающие взгляды коллег по дежурству и тезки по отчеству Степаныча, делая шаг к примирению и реабилитации. – Как ребята вернутся, я с домашними пирогами приду.

– Добро, – буркнул Степаныч, – дежурка у входа.

– Как соберутся два Степашки – жизнь похожа на какашки, – невесело буркнул, резюмируя ситуацию, мудрый Шкапин.

Группа не возражала, а Степанычи, помня о сути и святости профессии его, глубокомысленно промолчали.

Дежурка – видавшая виды автомашина марки УАЗ, типа «таблетка», но бодрая и внутри весьма комфортабельная благодаря ее бессменному водителю дяде Володе. Стояли они оба уже у дверей управления, попыхивая оба же – дежурка выхлопом, дядя Володя самосадом. А в ушах у всех еще стоял напутственный монолог Степаныча:

– Труп в частном доме в Вязовеньке. Народу там много уже начало провожать Старый год. Чего-то видать не поделили. Вот один и преставился. Вы там по-быстрому разберитесь, к полуночи поспеете обратно. Туда-обратно по полчаса, час там.

Группа стойко молчала и грузилась в дежурку.

– Не унывайте, мужики! Ой, и девица. Мы вас с Манькой с ветерком домчим, – ободрил дядя Володя.

Манькой он, любя, нарек когда-то давно свою автомашину, так и приклеилось прозвище к ней. И она ему отвечала тем же, бегала шустро и почти безаварийно.