- -
- 100%
- +
Пролог. Жестокое начало
Вечернее солнце заливало белые плиты внутренних троп мягкими, длинными бликами. Сад словно дышал теплом уходящего дня.
Верхний павильон персиковых лепестков стоял посреди живописной лужайки – тихая, залитая золотым светом, невероятно спокойная для резиденции императорской семьи.
Здесь не было придворной суеты, шёпота интриг и стеснённой роскоши дворца. Здесь можно было выдохнуть и почувствовать себя семьёй.
Аэлия любила эти минуты.
Любила их так же, как любила своего двенадцатилетнего сына – пока ещё просто мальчика, пока ещё не Императора, но уже наследника, за которого болела всем сердцем и душой.
Каэлон сидел на верхней ступеньке небольшой лестницы, примыкающей к платформе павильона. Он вытянул ноги вперёд, лениво разглядывая, как солнечные блики скользят по камню.
Он не заметил, как свет начал ломаться.
Аэлия – заметила.
Сначала – лёгкое дрожание лучей. Будто невидимая рука провела по воздуху, сгибая прямые золотые линии.
Она приподняла голову, вглядываясь в то, что ещё секунду назад было ровным и привычным.
Свет стал чуть холоднее. Тени – длиннее.
Звук сада – глуше, будто под тонким слоем воды.
Тревога поднялась мгновенно, ледяной ладонью сжав сердце.
– Каэлон, – тихо позвала она, стараясь не выдать беспокойства. – Вставай. Мы уходим.
Он повернулся, недовольно нахмурившись, но послушно.
– Уже? Но солнце…
Он не успел договорить.
Мир треснул.
Не громко, не ярко – наоборот.
Тихо, как ломается хрупкое стекло в уплотнившейся тишине.
Световые лучи согнулись, как сухие стебли, смятые о стену невидимой силой. Павильон накрыла дрожащая, густая тень. Всё вокруг стало странно неплотным, ненадёжным.
Аэлия резко втянула воздух.
– Сейчас же уходи! – голос её сорвался на резкость, которую Каэлон никогда прежде не слышал.
Он поднялся – и именно в этот миг пришла вторая волна.
Звук.
Не удар.
Не раскат.
Не крик.
Это было искажение воздуха, разорвавшее тональность мира.
Сухой, рваный, невыносимый звук – будто тысячи металлических нитей одновременно лопнули в тишине – ударил им в уши.
Каэлон вскрикнул, зажав голову ладонями. Аэлия тоже закрыла уши – и сразу почувствовала горячую кровь, стекающую меж пальцев.
Звук не стихал. Он менял частоту, ломался, вибрировал, раздирая пространство на неровные ритмы.
Первый смешанный разрыв.
Аэлия уже поняла это.
И поняла ещё одно – они вдвоём не успеют.
Время вокруг неё стало тягучим, как густой сироп. Каждое движение – усилием.
Слишком поздно.
Она схватила Каэлона за ворот и, вложив в движение все силы, швырнула его – прочь от трещащего, смещённого узла реальности.
Он закричал – от ужаса, не от боли, – и, ударившись о каменные плиты, инстинктивно свернулся, всё ещё прижимая ладони к окровавленным ушам.
Кровь тонкими тёмными линиями стекала по его шее.
Из двери резиденции выбежал мужчина – вдали он был Императором, здесь же просто отцом, потрясённым, испуганным, неготовым.
Он увидел сына на земле. И – тонущий в мороке, павильон персиковых цветов, дрожащий, будто втягивающий в себя собственные тени.
– Каэлон! – он кинулся к мальчику, опускаясь на колени. – Живой? Скажи мне…
И услышал крик.
Аэлия.
Он вскинул глаза. Она стояла – нет, держалась – за перила беседки. Её ноги ниже колен… исчезли. Не были оторваны. Не растеклись. Они были смещены – выдавлены из плоскости реальности, словно провалились в иной, недоступный слой.
Камень у её колен был тёмно-красным, и неправильно ровное густое пятно медленно расползалось по плитам.
Аэлия сделала вдох – долгий, мучительный, но спокойный.
Тень вокруг неё дрожала, как живое существо.
– Береги его, – выдохнула она.
Кому – мужу, миру или самой реальности – никто так и не узнает.
Следующая волна пришла настолько быстро, что никто не успел закричать.
Слоевой сдвиг.
Он прошёл через неё, как вода проходит через сеть. Грудная клетка Аэлии не разорвалась – она смещалась, в сторону, внутрь, вниз. Тело сложилось по невидимому разлому, будто мир вырезал кусок пространства и забрал с собой вместе с ней.
Кровь брызнула короткой дугой – и исчезла, втянутая в ту же точку реальности, куда ушли её ноги.
Последнее, что Каэлон увидел, – её глаза.
Страшно ясные.
И полные любви.
Разрыв схлопнулся – тихо, как смыкается дыхание. Будто его никогда не было.
На камне осталась только неровная линия крови и пустота, которая осела в груди мальчика.
Он поднял голову.
Отец – каменный, побелевший – прижал его к себе, но Каэлон почти не чувствовал тепла.
Он смотрел на то место, где только что видел мать.
– Мам…? – прошептал он.
Это слово было таким тихим, что сад его едва услышал.
Но мир услышал.
И содрогнулся вместе с ним.