Рокот сердец

Слова его были жёсткими, но честными. В этом мире выживания такая прямота была дороже любой сладкой лжи. Сердце Коны на мгновение упало, сжавшись в холодный ком. «Все так и есть. Я – угроза. Чужая война, которую они не хотят разгребать». Старая рана одиночества заныла с новой силой.

– Я понимаю, – Кона уже мысленно смерилась с тем, что придется уйти. Она отвела взгляд на свои перевязанные ноги, чувствуя, как подступает знакомая стена усталости. Ее пальцы сжали край походной койки. – Позвольте мне восстановить раны, и я покину вас.

– Куда это ты собралась? Я не сказал, что брошу тебя в беде, – Ганс усмехнулся, и в его глазах мелькнула искорка чего-то, отдаленно похожего на уважение. – Нет. Поедешь вместе с конвоем в центр, внутри бастиона тебе ничего не будет угрожать. Они выезжают завтра на рассвете. Твои раны успеют затянуться достаточно, чтобы ты могла держаться в седле.

Облегчение, острое и почти болезненное, хлынуло на Кону, но она тут же взяла себя в руки. «Ничего не дается просто так». Она кивнула, стараясь выглядеть благодарной, но не слабой.

– Спасибо. Я в долгу.

– Так и есть, – согласился Ганс, поднимаясь с табурета. Он был практичен до мозга костей. – Долг лучше, чем труп в ущелье. Отдохни. Эйра, – он кивнул девушке с кружкой, – принеси ей что-нибудь поесть, что-то существенное. И проверь, чтобы к ее… питомцу… никто не подходил без дела. Скажи Реду, чтобы тот присмотрел за ним, но не провоцировал.

Эйра тут же вскочила и выбежала из палатки. Ганс на прощание бросил на Кону оценивающий взгляд.

– Завтра будешь представлена командиру конвоя. Будь готова ответить на его вопросы. И, Кона… – он уже откидывал полог палатки, но обернулся. – Твое живое оружие – твоя проблема. В бастионе свои правила. Убедись, что оно их понимает.

Он вышел, оставив ее наедине с гулом чужого лагеря и тяжестью новых обязательств. Она спасена. Но ее свобода снова оказалась в чужих руках, а ее судьба и судьба ее зубастого союзника висела на волоске. Завтра начиналась новая битва – не за выживание, а за место под этим чужим небом.

Утром Кона вышла на своих двоих, почти не хромая. Неприятная боль в мышцах сменилась просто глубокой усталостью, и это уже было победой. Ее дейноних, свернувшийся у входа в палатку, тут же поднялся при ее появлении, распушив перья от холода и настороженности. Он обнюхал ее с ног до головы, горячий воздух вырвался из его ноздрей облачком пара.

– Я в порядке, – Кона не сдержала улыбки, потирая шершавый, теплый кончик его носа. В ответ раздалось низкое, горловое рокотание, похожее на кошачье мурлыканье, только исходящее от полтонны мышц и ярости. – Ты, я вижу, тоже.

– О, наконец-то! – Парень с огненно-рыжей шевелюрой, ярко выделявшейся на фоне серых камней и кожи палаток, подошел к ним, держа в руках новую амуницию. Его движения были энергичными, чуть суетливыми. – Я хотел оседлать его, но он никого не подпускает. Даже с куском вяленого мяса.

– Все в порядке. Спасибо, что присмотрел за ним, – Кона приняла снаряжение, ощутив тяжесть и запах кожи. Она принялась седлать своего питомца привычными, выверенными движениями. Дейноних замер, лишь изредка поводя плечом, когда ремень касался недавно затянувшейся раны.

– Да уж, – кивнул Ред. Он инстинктивно протянул руку, чтобы помочь подтянуть подпругу, но тут же отпрянул, поймав на себе хищный взгляд дейнониха, в котором не читалось ничего, кроме холодного любопытства. – И как ты вообще на нем ездишь? Настоящий монстр в перьях.

– Мы помогли друг другу в трудную минуту, – Кона аккуратно затягивала узду, наблюдая, как напрягается шея ящера, но он позволил это сделать. – У нас что-то вроде… взаимоуважения.

– А, ты в этом сильно разбираешься? – Ред заинтересованно улыбнулся. – Я разбираюсь в том, как кормить этих зараз, но вот как заставить их не откусывать мне пальцы – слабо. Жаль, что ты не останешься, могли бы обменяться опытом.

Кона подняла взгляд на мальчишку. Он смотрел не на динозавра, а прямо на нее, и его взгляд был слишком открытым и внимательным. В горле у нее встал ком – не страха, а раздражения. Она собралась ответить ему что-то резкое и отстраненное, отгородиться, но в этот момент оглушительный вой запряженных в тяжелые телеги паразавров прорезал утренний воздух, заставляя ее дейнониха вздрагивать и издавать короткое предупреждающее шипение.

– А! Точно! – спохватился Ред, похлопав себя по лбу. – Я же должен был представить тебя командиру. – Он подождал, пока Кона ловко вскочит в седло, и, отступив на почтительную дистанцию от хвоста ящера, засеменил вперед, ведя их к собирающемуся в путь конвою.

Кона чувствовала себя увереннее, ощутив под собой привычную твердость седла. Запах кожи, скрип ремней и мощные мышцы, играющие под ней – это был ее островок стабильности в море неопределенности. Ее дейноних, словно чувствуя это, шел с особой горделивой поступью, бесшумно скользя между громоздкими, неуклюжими паразаврами и парой стегозавров, чьи спины были заставлены тюками с товарами. Он был тенью, хищником в стаде травоядных гигантов.

Ящер остановился перед массивным диаблоцератопсом, чей коричневый окрас был испещрен яркими алыми кругами на костяном воротнике. Животное было живой крепостью. На его спине восседал еще один мужчина, который повернулся к ним с той медлительной, несуетливой уверенностью, что свойственна силе. Он сделал это лишь тогда, когда Ред подошел почти вплотную.

– Торн, это Кона. Помнишь, Ганс говорил о ней, – выпалил рыжий, слегка запыхавшись.

– Помню. – Голос из-под шлема, сделанного из черепа юного аллозавра, был низким и глухим, словно доносящимся из-под земли. Мужчина приподнял голову, и Кона почувствовала на себе его взгляд, тяжелый и оценивающий, будто взвешивающий ее на невидимых весах. – Последняя выжившая. Желанный приз для охотников.

Кона замерла, готовясь к унизительной жалости или подозрению. Но его следующие слова прозвучали с простой, суровой прагматичностью.

– Не бойся, доведем в целости и сохранности. А взамен, проследишь за тем, чтобы наш конвой не попал в засаду. Справишься, Кона из племени «Стального Крыла»?

Вопрос был не просьбой, а проверкой. Он не предлагал покровительства, а заключал сделку. И это было честно. Гораздо честнее, чем сладкие обещания.

– Справлюсь, сэр, – Кона уверенно кивнула, и в ее голосе не дрогнуло ни единой нотки. Даже ее дейноних, словно уловив ее настроение, гордо выпрямился, издав короткое, низкое рокотание, брошенное в разреженный утренний воздух как вызов.

– Тогда выступаем.

Торн жестами, отточенными до автоматизма, указал своим людям готовиться. Его диаблоцератопс, почуяв команду, издал оглушительный, трубный клич, который тут же подхватили паразавры, наполнив долину громоподобным хором. И вся группа, как живой организм, медленно, но неотвратимо пришла в движение.

Кона же, следуя инстинктам, подождала, пока вся группа уйдет на полтора-два корпуса вперед, после чего легким движением поводья сошла с основной тропы, растворившись в сумраке между мощными, поросшими мхом стволами. Ее динозавр, пригнув голову, принюхивался к земле, его ноздри трепетали, улавливая десятки запахов – и свежий след конвоя, и старые метки лесных обитателей. Он двигался крадущейся, энергосберегающей рысью, легко нагоняя группу, пока Кона внимательно оглядывала местность. Ее взгляд скользил по подлеску, искал неестественные прогибы веток, следы на почве, любую аномалию. Чисто. Слишком чисто?

Она легонько дала пятками по бокам дейнониха, заставляя того ускориться. Динозавр фыркнул, будто бы негодуя, но послушно перешел на резкую рысь, выходя вперед и слегка обгоняя головную часть группы. Быть следопытом не было для Коны в новинку – это входило в обязанности каждого загонщика «Стального Крыла». Правда, раньше она выслеживала цератопсов для загона или юных хищников для отлова, а не подлые ловушки разумных существ. Но принцип один: ищешь то, что выбивается из привычного лесного пейзажа.

«Здесь, на архипелаге, без ящера – как без рук, – пронеслось у нее в голове, пока взгляд автоматически сканировал нависшие ветки. – Они – не просто транспорт. Они – щит и меч. Твой дом не снесет орава карнотавров-подростков, если у загона будут стоять пара взрослых трицератопсов. Есть, конечно, твари, перед кем бессильны любые стены… От таких бежать лучше верхом на верном друге, чем на своих двоих. Хотя от некоторых местных гигантов бежать бесполезно. Они догонят. Даже не прибавляя шага».

Погруженная в свои размышления, Кона не прекращала сканировать местность. И тут ее взгляд, выхватив мельчайшую деталь, заставил все внутри сжаться в ледяной ком. Впереди, пересекая тропу, лежала подозрительно ровная полоска земли, чуть более рыхлая, чем вокруг. Слишком правильная, чтобы быть работой лесной живности.

Она резко натянула поводья, и дейноних замер как вкопанный, издав тихое предупреждающее шипение. Кона спрыгнула с седла, подошла ближе и опустилась на одно колено. Да, так и есть – слегка вспаханная земля, маскирующая едва заметную, туго натянутую леску, идущую от края тропы в гущу кустов. Сердце ее не заколотилось, а, наоборот, замерло в холодной, ясной пустоте.

– Стойте, ловушка! – ее голос, резкий и не оставляющий места для сомнений, прорезал воздух.

Торн, не проронив ни слова, тут же вскинул руку, и вся движущаяся масса конвоя замерла с той выученной точностью, что говорит о высочайшей дисциплине. В наступившей тишине был слышен лишь тревожный храп паразавров и звуки останавливающего движения.

Кона едва успела вскочить обратно в седло, ощутив под ладонями знакомую шершавость кожи поводьев, как с крон деревьев, словно демоны, сорвались противники. Они приземлялись бесшумно, верхом на низких, мускулистых рапторах, закованных в промасленную кожу. Пять теней, отрезавших ее от конвоя. Уже слышны были крики, лязг оружия и яростный рев диаблоцератопса, принявшего основную атаку на себя.

Кона инстинктивно потянула дейнониха за поводья, заставляя его отшагнуть назад, в более широкое место, вынуждая его крутиться на месте, чтобы не подставить бок. Ее взгляд, холодный и быстрый, как удар кинжала, скользнул по наездникам и задержался на одном. Ящерица с алой, будто бы вымазанной в охре, мордой. И наездник… его лицо, шрам через бровь. Он был среди тех, кто напал на ее клан.

– Посмотрите-ка. Вот так сюрприз, двух зайцев за раз, – его голос был сладок от ядовитой радости. – Думала, твоя глупая маскировка сапожек и новая стрижка прокатит? Наши люди везде в этих лесах. Тебе не уйти. Никуда.

Кона не ответила. Она лишь зашипела, и это был не человеческий звук – это был ответ ее сущности, выкованной в бегстве и ненависти. Ее противник нагло, мерзко улыбался, а его пальцы потянулись ко рту, чтобы свистом отдать команду.

Но Кона была на шаг впереди. Пока он говорил, ее взгляд отметил важнейшую деталь: одна из задних лап ее дейнониха все еще стояла на той самой, подозрительно ровной полоске земли. Их же ловушка.

Она не стала предупреждать. Не стала кричать. Она резко, почти срываясь с седла, дернула поводья в сторону, одновременно издав короткую, гортанную команду. Дейноних, уже напряженный до предела, рванул с места.

Леска, больше не прижатая его лапой, распрямилась и щелкнула.

Деревянные щитки по краям тропы с грохотом откинулись, и с обоих сторон, с коротким свистом, в образовавшийся пространство вылетел град тяжелых, тупых охотничьих стрел. Они не были предназначены для убийства в доспехах – они были для остановки крупной дичи.

Два раптора, попавшие под перекрестный огонь, взвыли от боли и неожиданности, кувыркаясь через голову. Их наездники, не успевшие даже вскрикнуть, были сброшены и грузно рухнули на землю, не двигаясь. Идеально.

Но оставались еще трое. И теперь их улыбки исчезли, сменившись чистой, неразбавленной злобой. Алая Морда свистнул уже по-настоящему, и три оставшихся раптора, словно единый организм, ринулись на Кону, обходя трупы сородичей.

Кона оглядывала всех троих поочерёдно, мысленно прочерчивая траектории атаки. У нее не было времени на сложный маневр, только на грубый, прямолинейный расчет. Ее взгляд зацепился за Алую Морду – лидера. «Срубить дерево – рассыплются ветви».

С яростным, обрывающимся криком она вонзила пятки в бока дейнониха, направляя его прямиком на центрального раптора, одновременно выдергивая из ножен верный, костяной нож.

Ее ящер рванул с места, не дав двум фланговым рапторам сомкнуть клещи. Мощный прыжок, удар – и центральный раптор с воем опрокинулся на землю, заливаясь кровью, в которую впились клыки дейнониха. Но цена была мгновенной: два оставшихся ящера, не теряя темпа, ринулись на нее с боков.

Кона развернулась в седле, ее мир сузился до двух раскрытых пастей, летящих на нее. Левой, ближней – она успела с силой всадить кинжал прямо в нёбо, ощутив влажное тепло на коже. Нож застрял намертво. Но это был лишь один.

Правый раптор, не встретив препятствия, врезался в нее всем весом. Удар был оглушительным. Кона с грохотом полетела с седла, и мир перевернулся. Острая, жгучая боль пронзила ногу – челюсти раптора сомкнулись на ее бедре, причиняя жгучую боль. Она зашипела от боли и ярости, зажмурившись на долю секунды. Сквозь туман в глазах она увидела, как один из наездников, спрыгнув с раптора, уже заносил над ней самодельное деревянное копье.

Инстинкт сработал быстрее мысли. Ее вторая нога, еще свободная, дернулась, ударив ящера по ребрам – больше отвлекающий маневр. Но главное сделали руки. Они, будто живые существа, взметнулись вверх и намертво сцепились на древке, останавливая трясущийся, зазубренный наконечник в сантиметре от ее груди. Дрожь от копья передавалась ее рукам, сливаясь с дрожью всего тела. Она смотрела снизу вверх в лицо наездника – искаженное усилием и злобой, и видела в его глазах уверенность в легкой победе.

Он не знал, что бороться с ней – все равно что пытаться удержать падающий валун. Ее ярость была тяжелее железа.

Не была бы ее нога зажата в зубах раптора, она бы извернулась и перехватила инициативу. Но сейчас ее тело, предательски обездвиженное, зажали в тиски между землей и челюстями ящера. Адская боль пульсировала в бедре, и свист, который она издала, был не просто сигналом, а вырвавшимся наружу кличем ярости и боли.

Раздался оглушительный рев ее дейнониха. Он отпустил уже бездыханного раптора с алой мордой, и кровь, перемешанная со слюной, веером брызнула из его пасти. Он подошел сзади к охотнику, нависнув над ним тенью смерти. Тот, почувствовав гибель на затылке, отчаянно рванул копье, пытаясь развернуть его против новой угрозы, но Кона вцепилась в древко с силой утопающего. Ее пальцы онемели, но не разжались.

В глазах наездника мелькнула паника. Расчет был прост: жизнь или оружие. Он выбрал жизнь, резко отпустив копье и бросившись к своему раптору. Через мгновение он уже исчезал в чаще, не оглядываясь.

– Трус, – хрипло выдохнула Кона, наконец разжимая пальцы и выпуская из рук чужое копье. Она поджала раненную ногу, чувствуя, как по коже растекается горячая влага. Дейноних, фыркая, склонил к ней окровавленную морду, и она слабо похлопала его по носу, глядя в его беспокойные глаза. – Вот поэтому… нельзя сражаться одному.

– Жива? – Раздался низкий голос Торна. Его цератопс, испачканный в крови и грязи, подобно живому утесу, остановился рядом. Сам командир спрыгнул на землю, и его взгляд, скользнув по ране, по отпущенному беглецу и по мертвым рапторам, выдал нескрываемое уважение. – Ты, конечно, отчаянная женщина, – он одобряюще хмыкнул и, не дав ей опомниться, легко поднял ее на руки, как пушинку, бережно укладывая на мягкие тюки в ближайшей телеге. – Разведка окончена. Дальше мы сами. Твоя война на сегодня закончилась.

И когда телега тронулась, Кона, закрыв глаза, впервые за долгое время позволила себе просто дышать, слушая мерный скрип колес и чувствуя, как острая боль постепенно сменяется глубокой, заслуженной усталостью.