Популяция 2.0. Одна свеча в Нью-Йорке

Я слушаю Джоша и дрожу. Но не от страха. Осознание того, что произошло здесь во время пандемии, пронизывает меня до костей. Я не думаю, что Кэрон боится мёртвых. Она просто не может не вспоминать ту старуху с ружьём. Ужасно думать о том, что пережила та женщина во время пандемии, и о глупой злости, которая убила её много лет спустя.

– Давайте проверим верхние этажи, – шепчу я после нескольких секунд молчания. – Я верю тому охраннику. Он был какой-то добрый. И он ведь нас предупредил.

– Ты права, девочка, – Кэрон вытирает глаза тыльной стороной запястья.

– Это же Нью-Йорк! – сияет она наигранной улыбкой. На её щеках слёзы.

– Я просто представлю, что он один из тех, кто пришёл сюда в поисках богатства, а в итоге просто пропил свою жизнь.

– Просто будь собой, Кэр.

Джош обнимает её снова. Кэрон успокаивается, и мы идём к лестнице. Впереди долгий подъём.

Уже на десятом этаже мои бёдра ноют, намекая, что легко не будет. Пролёты сливаются в бесконечный эскалатор, который будто едет совсем не туда. Первые двадцать этажей завалены одеждой, пластиковыми бутылками и всевозможной посудой. Но чем выше мы поднимаемся, тем чище становится вокруг.

На пятидесятом этаже мы тяжело дышим от усталости и голода. Никто не жалуется. Кэрон стягивает рюкзак с плеч и достаёт три банки фрикаделек со спагетти. Мы едим прямо из консервных банок посреди бетонной лестницы, которая годами не проветривалась. Но нам так вкусно: пикантные фрикадельки с мягкой пастой и сочным мяском. Единственная проблема – это то, что у нас осталось меньше литра воды. Но мы даже не думаем спускаться вниз до утра. После перекуса и молчаливой передышки, мы продолжаем наш подъём в свете мощного фонаря, пролёт за пролётом.

– Семьдесят семь, – выдыхает Кэрон. – Что скажете?

– По-моему, уже хорошо, – отвечаю я, переводя дыхание и показывая большой палец вверх.

Джош кивает в ответ и открывает противопажарную дверь. Затем он сдавливает жестяную банку из-под фрикаделек и ставит её между дверью и косяком. Мы с Кэрон переглядываемся, но ничего не говорим. Видимо, Джош чего-то опасается и не хочет, чтобы дверь закрылась. Наверное, так и впрямь безопаснее.

С лестницы мы попадаем в узкий коридор, который ведёт к ещё одной двери. Дверь не заперта, но открывается с трудом. Кэрон толкает её плечом, и мы входим в небольшую прихожую. Аккуратные шкафы вдоль бежевых стен покрыты пылью. Но в остальном прихожая производит впечатление обычной, слегка запущенной квартиры. Как же обманчиво это первое впечатление… Мы выходим из прихожей и попадаем в просторную кухню-гостиную со старыми, но всё ещё уютными диванами. Там мы понимаем, почему охранник из Рокфеллер Плаза посоветовал нам прийти сюда: квартира словно создана для того, чтобы мечтать.

Панорамные квадратные окна создают ощущение полёта над редкими огнями улочек Нью-Йорка далеко внизу. Глядя на ночной город с высоты птичьего полёта, я словно пьянею. Даже в искусственном свете нашего фонаря я вижу задумку дизайнера. Светлые стены и мягкие подоконники, словно пушистые облака, несут вас по небу. Эта квартира должна была стать городским раем. Джош выключает фонарь, и в голубом сиянии наших браслетов мы исследуем дом миллионеров, живших здесь до пандемии

Сразу за гостиной мы находим библиотеку и комнату с джакузи и разбитым окном. Дальше по коридору расположены небольшая ванная и три спальни. Все спальни выходят окнами на юг, откуда открывается вид на Эмпайр-стейт-билдинг и далёкий силуэт Нижнего Манхэттена.

Мы все так устали, что, не размышляя долго, решаем разойтись по своим комнатам. Мне достаётся хозяйская спальня в углу с двумя окнами и двуспальной кроватью. Большое, изъеденное молью одеяло лежит на полу, где, должно быть, его оставил последний житель этой квартиры. Вирус долго не выживает вне человеческого тела, и я не брезглива, но по какой-то причине мне не хочется спать в постели. Вместо этого я вытираю пыль с окна и устраиваюсь поудобнее на мягком подоконнике с видом на тёмный город.

В нескольких кварталах за моим окном горит свет. Это Театральный район, где бродвейские шоу продолжают развлекать публику. В другом окне я вижу яркие огни Мидтауна, Южного Мидтауна и Швейного квартала – это всё, что осталось от некогда великого города. Несколько изолированных островков света горят в глубине Манхэттена – там отдельные жилые дома и городские посёлки. В северной части Манхэттена света нет совсем.

Только одинокий костёр в юго-западном углу Центрального парка мерцает в темноте, словно чья-то забытая свеча. Я лежу на мягком подоконнике и думаю, есть ли здесь кто-то, кроме меня, кто счастлив просто быть в Нью-Йорке. Я погружаюсь в мечты из классических фильмов, представляя романтическую жизнь Одри Хепбёрн из «Завтрака у Тиффани», когда на горизонте вокруг города появляются яркие огни. Территория огромного хосписа словно просыпается во мраке.

В отличие от Манхэттена, на территории Бруклин-Ньюарк проживают миллионы человек. Эти люди всё ещё живы. И какими бы мучительными ни были их дни, их жизни сияют в ночи мерцающим кольцом вокруг Манхэттена. Я никогда раньше не видела столько огней. Это так красиво и так пугает.

Мои глаза слипаются. Но мне так хочется подложить под ухо воздушную подушку с диванов в гостиной, что я не могу удержаться, встаю и тихо иду туда, надеясь не разбудить Кэрон и Джоша. Я крадусь мимо библиотеки и на цыпочках подхожу к гостиной, где замечаю Кэрон перед одним из четырёх квадратных окон. Тусклый голубой свет моего браслета отражается в тёмном окне, но она этого не замечает. Её мысли, кажется, витают где-то в другом месте, возможно, в другой вселенной.

Я подхожу ближе, обнимаю Кэрон сзади и лениво повисаю у неё на плечах. Она вздрагивает, но не произносит ни слова.

– Знаешь, – шепчу я, – этот мир намного больше, чем я думала. Кажется, в нём есть место для любой истории. Даже для такой, где мы делаем что-то, о чём сожалеем, но только для того, чтобы стать лучше… Иногда я задумываюсь, какую историю я бы выбрала, если бы у меня был шанс. И у меня нет ответа. Но я точно знаю, что хотела бы, чтобы моя история пересеклась с твоей.

Кэрон прижимается щекой к моей руке.

– Кстати, я знаю, о чём ты думаешь, – игриво добавляю я после минутного молчания.

Мысленно я представляю, как тот скелет в изодранной одежде из вестибюля встаёт перед Кэрон, указывает на неё костлявым пальцем и говорит, что это она убила его. Но это не то, что я хочу сказать Кэрон.

– Правда? – спрашивает она. Её глаза сверкают в голубом свете браслетов.

– Конечно! – уверенно заявляю я. – Ты думаешь, какой потрясающий день у нас будет завтра, когда мы отправимся туда.

Я указываю глазами на далёкие огни улиц Нью-Йорка, и мы обе смеёмся. Но не успеваем мы обсудить наши планы на завтра, как в одно мгновение огни гаснут. Весь город вместе с территорией погружается во тьму.

– Веерное отключение, – задумчиво говорит Кэрон. – Должны включить через минуту.

Думаю, она права. Веерные отключения – не редкость в наше время. Я видела их много раз во время телешоу. Видеокамеры и оборудование работают от батарей, но фонари на улицах – нет. В постпандемийном мире, где не хватает людей, отключения электроэнергии не удивляют никого. И всё же, пока мы стоим в полной тьме, моя кожа покрывается мурашками.

– Ну вот, – говорит Кэрон, когда горизонт наконец светлеет короткими вспышками. Сначала территория, а затем Манхэттен возвращаются к свету.

Я и Кэрон обнимаемся так крепко, что обе чувствуем, насколько мы близки. Мы желаем друг другу доброй ночи и идём в свои спальни. Я устраиваюсь на подоконнике с маленькой подушкой из гостиной и засыпаю с улыбкой на лице…

Жаркий летний день. Я на пробежке в Центральном парке. Вокруг меня счастливые люди. Они играют с собаками, устраивают пикники на траве. Я пробегаю мимо них, словно время. Я всё бегу и бегу. Я не могу остановиться. Оглянувшись назад, я вижу, что за мной бегут сотни людей. Их лица сияют, но с каждым шагом их улыбки тускнеют. Их кожа становится серой, глаза впадают, мышцы высыхают, пока все они не превращаются в скелеты в одинаковой одежде. Все они одеты в лохмотья мертвеца из лобби. Моё сердце бьётся, как тяжёлый барабан. Я пытаюсь убежать. Но мне сложно дышать. Я не могу убежать. Мертвецы всё ближе и ближе. А-а-а-а… – это сон, это всего лишь сон…

Я открываю глаза и жадно глотаю воздух. За окном – вид на утренний Нью-Йорк.

Вдоль узких улиц меж небоскрёбов воздух словно блестит свежестью. Город просыпается. Мир кажется полным солнечной надежды. Но образы из кошмара не выходят из головы. Моё сердце колотится от страха.

– С этим нужно что-то сделать, – говорю я себе, думая о мертвецах из сна.

Я встаю с мягкого подоконника, иду в библиотеку и нахожу лист бумаги с карандашом. Я отрываю кусочек листа и пишу записку для Кэрон и Джоша:

Встречаемся в полдень. Таймс-сквер.

Положив записку у двери спальни Кэрон, я беру карандаш с остатком листа и направляюсь к выходу из квартиры.

В тускло-голубом свете браслета лестница выглядит жутко. Голые бетонные стены создают ощущение, что ты где-то глубоко под землёй, в бездонном колодце. И этот колодец становится всё уже. Меня немного тошнит. Хочется глубже дышать.

Когда я наконец добираюсь до первого этажа и открываю дверь, мне кажется, что я едва успела выскочить из сжимающихся тисков бетонных стен. У меня одышка. Но в обитом железными листами вестибюле, несмотря на пыль и беспорядок, настроение по-настоящему утреннее. Солнечный свет пробивается сквозь щели между листами обшивки, и не проходит и минуты, как мне уже хочется бежать на улицу.

Я подхожу к журнальному столику и быстро пишу записку:

Привет, я спящий Джо :)

Я подхожу к скелету в углу и прикрепляю записку к его костлявой спине.

– Привет, – говорю я, махая рукой. – А я Мали.

Я представляю, как спящий Джо улыбается мне. У меня такое чувство, что мы познакомились и стали немного друзьями. Вот так, даже страшный скелет может стать другом, если не осуждать и не бояться, а просто сказать привет. Я улыбаюсь в ответ, машу рукой и иду выбираться из вестибюля тем же путём, что мы забрались сюда накануне.

***

На улице по-утреннему свежо, но день обещает быть тёплым. Я шагаю по Нью-Йорку, петляя с одной улицы на другую, мысленно фотографируя каждый небоскрёб. Город разрушен, пуст. Но как же он впечатляет! Небоскрёбы, будто старые, видавшие виды великаны, смотрят сверху вниз на тебя, как на маленькую букашку у их ног, и вежливо расступаются, пропуская никому не известную девушку с фермы в Айове.

Когда я добираюсь до Бродвея, на моих розовых часах десять минут девятого утра. Модные бутики ещё закрыты. Но продуктовые магазины уже работают. Я захожу в ближайший из них, и у меня отвисает челюсть. Здесь есть всё: и брокколи, и зелёное манго. В отделе бытовой техники стоят новые блендеры и пылесосы. А в товарах для дома – три вида зубной пасты. Я покупаю гель для душа, маленькое полотенце, бутылку газированной минеральной воды и иду в ближайшее кафе с панорамными окнами, залитыми светом. Начинать день с мороженого и кофе не совсем полезно, но не сегодня – сегодня я живу как настоящая нью-йоркерша…

***

В полдень я прихожу на Таймс-сквер. Узкая площадь в форме вытянутого треугольника ничем особенно не отличается от остального Нью-Йорка. Всё те же небоскрёбы. Всё то же небо в узком проёме над головой. Но когда я смотрю на Таймс-сквер 1, необычное здание, словно вписанное между 42-й улицей и Бродвеем, мне хочется обнять этот город, будто мы знаем друг друга уже давно. Жаль, что я не могу подойти ближе: площадь перед Таймс-сквер 1 забита людьми и какими-то сооружениями. В центре установлены палатки, столики регистрации и барьеры с вытяжной лентой, а ближе к Таймс-сквер 1 с его огромным вытянутым экраном строители возводят что-то похожее на каркас сцены.

Я стою спиной к ресторану быстрого питания, то и дело вытягивая голову в надежде увидеть худощавый силуэт Джоша, когда слышу голос Кэрон.

– А что, если бы мы тебя не нашли? – с ходу спрашивает она откуда-то сбоку от меня.

Я поворачиваюсь и вижу моих друзей. На моём лице сияет улыбка и смущённый румянец. Кэрон права. Но я же не знала, что посреди Таймс-сквер будет какая-то стройка.

Когда Кэрон высказывает всё, что она думает о моём «сверхпродуманном» плане встретиться на самой оживлённой площади в Северной Америке, я спрашиваю шутя, хотят ли мои друзья всё ещё тусоваться со мной. Они смеются, и Джош отвечает, что я пока на испытательном сроке.

Остаток дня пролетает незаметно. За четыре часа мы успеваем посмотреть весь старый Манхэттен, Всемирный торговый центр, Уолл-стрит с её знаменитым граффити «Миром правят деньги» и руины подвесных башен Бруклинского моста, где мы понимаем, как сильно мы все устали. В парке Гудзон-Ривер мы устраиваем небольшой пикник и устало возвращаемся в наш фургончик. Джош заводит двигатель и мы собираемся назад в нашу квартиру на Парк-авеню, 432, когда по радио объявляют, что сегодня вечером «Голоса улиц» проведут четвёртое и последнее прослушивание в новую ритм-энд-блюз-группу под названием Эн-Ай-Джейс.

Любой, у кого есть страсть к музыке и немного вокального опыта, может пройти кастинг и попробовать стать последним участником Эн-Ай-Джейс!

А всех тех, кто просто любит регги-хип-хоп, ждёт большой сюрприз… Приходите сегодня как и всегда в 18:00 на Таймс-Сквер.