Фамэс. Книга вторая
- -
- 100%
- +
Лёгкие морщинки собрались вокруг глаз, на лбу и в носогубных складках. Чем дольше я вглядывалась, тем очевиднее становились признаки старения. Кожа уже не была настолько эластичной и упругой. Не сияла молодостью и красотой. Я увядала и не это ли самое ужасное для любой женщины? Возраст брал своё. Цифры с каждым годом росли так стремительно, что становилось страшно, насколько быстро летит время.
Вместо карих глаз я видела бесцветные радужки, покрытые призрачной плёнкой. Губы белёсые, кожа серая с грубыми рыжими пятнами, которые вызывали откровенное презрение. Всё в той трагичной картине являло старость, увядание, а после смерть.
Зеркало показало именно то, чего я боялась больше всего – старость. За какие-то секунды кожа покрылась множеством морщин, показывая меня в преклонных годах. Медленно она начала сползать с лица, оголяя красные прожилки мышц и грубые ткани, скрывающиеся за кожным покровом.
Капельки крови виднелись в разных участках по всему лицу. Смотреть, как моё лицо стареет, а волосы остаются невредимыми, было ужасно. Я видела тонкие прослойки мышц и костей черепа. Вместо глаз на меня смотрели пустые глазницы, зияющие чернотой. Вот так в одночасье я прожила свою смерть, превратившись из прекрасной женщины в уродливую старуху, которой подарили поцелуй смерти.
История моей зеркальной комнаты была весьма многогранной. Более пятидесяти разнообразных сверкающих поверхностей, каждая из которых жаждала моего внимания.Отшатнувшись от зеркала, схватилась за сердце, осматриваясь вокруг. И там, куда падал взгляд, я видела себя сейчас всё ещё красивую, здоровую и сильную. Но образ старухи то, как с моего лица сползала кожа, являя грубые убийственные мышцы, а после череп скелета, приводило в ужас.
Ненастоящие зеркала – отражали человека „перевёрнутым“, правая сторона справа, а левая слева. Потому у меня было „правдивое“ зеркало, которое показывало то, как видят меня другие люди. К тому же увидеть, что изображено на многих анаморфных картинах великих художников, возможно, только в отражении. Леонардо да Винчи – прекрасный тому пример. Каждый его шедевр можно разглядывать бесконечно, особенно применив зеркало.
У меня было много зеркал и каждое несло свою историю. Какие-то из них более мягкие и насыщенные светом. Другие пронизаны зловещей тьмой. Иногда приходилось покрывать их тканью, чтобы не позволить хладному прикосновению прошлого влиять на мою душу. Но у меня не было зеркала вечной молодости. И сегодня я выходила на охоту за одним из самых разыскиваемых и мистических зеркал.
Дворец иллюзий на северной стороне города мерцал великолепием. Достать билет практически невозможно, если у тебя не было нужных связей. Сжимая филигранный лист в ладони, я промаршировала к входу и предоставила свой пропуск в мир зеркал. Сегодня первый день выставки, и я была полна решимости найти зеркало вечной молодости. В моей комнате не хватало именно его. Последний штрих в великолепной коллекции самых эксклюзивных и редких зеркал. Каждое из них было в единственном экземпляре, и все они принадлежали мне.
Огромный павильон был застроен рядами зеркал в полный человеческий рост таким образом, чтобы у каждого посетителя складывалась сумасшедшая иллюзия нахождения в толпе. Отражение зеркал друг в друге, помноженное на огромное количество раз, завораживало в равной степени, как и пугало.
– История этого экспоната весьма пугающая, ведь каждая обладательница зеркала молодости погибла в самых страшных муках. Обстоятельства всегда складывались подобным образом, что тел погибших не находили. Но на смерть указывали следующие признаки: кровавые отпечатки на стенах, лужи красной, как янтарь крови на полу. Кусочки кожи на кровати, где спала обладательница зеркала. Будто нечто неведомое явилось за ней во сне и забрало туда, откуда нельзя вернуться в мир живых.
Вот она та самая история мрачного зеркала. Оно дарило своим обладательницам вечную молодость и красоту, но после требовало платы самой ужасной и кровавой.
– Последней обладательницей этого зеркала была семнадцатилетняя Анна, мечтающая стать великой певицей и владеть на сцене вниманием каждого человека. Девушка закончила консерваторию по классу вокала, но ни одно прослушивание не принесло ей величия. Анна странствовала с труппой, сменяя один город на другой. Она мечтала стать великой и признанной актрисой, но вынуждена была влачить жалкое существование, заключая самые плохие контракты и выступая в бедных заведениях.
Чувствовать на своём теле сальные взгляды мужчин, выпивающих после длительного рабочего дня. Всюду её преследовала неудача, грязь и нищета. Чтобы как-то выжить, она искала новые варианты, но никто не желал брать её на главные роли в своих шоу. Анна не была красавицей, пухленькая, небольшого роста, с довольно крупными чертами лица и носом картошкой. Её не воспринимали всерьёз, даже с учётом того, что девушка по-настоящему хорошо владела своим голосом.
Денег у неё было немного, но Анна решила во что бы то ни стало завладеть сей занимательной вещицей. Оторвав взгляд от зеркала, она обнаружила, что старик ушёл.Очередной контракт подошёл к концу, когда Анна сидела на лавочке в сквере, думая, как оплатить жильё и где раздобыть еды. На следующий день у неё было назначено прослушивание в одном известном театре, но она не могла собраться с мыслями и заставить себя предстать перед директором. Смотрела в водную гладь и видела всё своё уродство. Прослушивание пугало, потому что Анна верила, ей достанется роль на задворках группы, а не в самом центре, о котором так мечтала девушка. Те думы прервал старик, медленно шедший по тропинке. Он остановился перед девушкой и представил свои товары, но из всех её внимание привлекло небольшое зеркальце в деревянной оправе. Девушка взяла его в руки и посмотрела на себя. Увиденное шокировало. Неужели это она? Та самая пухлая, с больши́м носом и крупными чертами лица девушка смотрит в ответ?
В день прослушивания Анне предложили главную роль. Казалось, мечта исполнилась, но после того как девушка заглянула в зазеркалье, её судьба была решена. Всё требует свою плату и однажды ей придётся отдать долг.
После того как мужчина завершил свой мрачный рассказ, все замерли, внимательно вглядываясь в зеркало, лежащее на мягкой бархатной подушке. Я не стала исключением и ждала своей очереди, разрабатывая план, как украсть столь ценный и редкий экспонат и доставить в свою зеркальную комнату?
Медленно колёсики крутились в голове, пока я осматривала помещение в поисках слабых мест, чтобы ночью, когда город заснёт и ночь вступит в свои владения, пробраться и совершить то, о чём мечтала.
– Я не вижу никаких изменений, – сказала одна женщина, заглянув в зеркало и уйдя прочь.
За ней было ещё несколько, которые тоже не увидели разницы. Не ощутили себя красавицами, достойными короны. Теми, кому будут поклоняться и воспевать.
– Всё дело в том, что зеркало никому не принадлежит. Оно должно само выбрать своего следующего владельца. Тот, кто посмеет коснуться его, испытает самую ужасную боль, – мрачным тоном отметил мужчина. – Никто из моих коллег никогда не прикасался к зеркалу и не смотрел, чтобы не оставить свой след в его глубинах.
Я знала, они говорят то, что хотят услышать эти зеваки. Жаждут получить нечто мистическое, чтобы потом рассказывать своим влиятельным друзьям. Но в словах говорившего было зерно истины, и я верила, зеркало выбирает своего владельца, а не наоборот.
Когда подошла моя очередь, я взглянула в чистую поверхность и замерла. Музыка на заднем фоне стихла, будто кто-то приглушил. Голоса стали тише шёпота. Говоривший мужчина испарился. Я будто нырнула в глубокие омуты зазеркалья, увидев свою истинную красоту. Я купалась в той счастливой реальности, чувствуя, как наполняется радостью сердце. Зеркало выбрало меня, и теперь шанс, что я оставлю его, исчез навсегда.
Я помнила, чем закончилась история Анны, и верила, меня не коснётся то проклятие. Когда зеркало тебя выбирает, сопротивляться его зову невозможно. Как бы сильно ни пытался, оно заставит тебя вернуться и забрать себе. Я даже не предполагала, какие страшные последствия будет иметь моя история.
Ровно три года и три месяца я была счастлива, когда выкрала зеркало. Завладела его мощной силой, что дарила мне процветание и успех.
Всё закончилось тем далёким виде́нием из прошлого. Моя кожа сползла с лица, только теперь всё происходило в реальности. Боль пронзила тело внезапным приступом. Рука приклеилась к ручке зеркала, пока я рассматривала лицевые нити мышц. Кожа сползла на подушку с тошнотворным звуком. Я бы хотела не смотреть, но не могла отпустить ручку зеркала, будто какая-то сила удерживала мою ладонь в том положении, не позволив отбросить от себя, чтобы разбить его на мелкие осколки.
Моё тело так и не нашли, когда обыскивали дом. Они увидели зеркальную комнату такой, какой она была при жизни – прекрасной, величественной, пугающей. Множество зеркал взирали на тех, кто решил ворваться в их пространство. Они пожирали души людей. На моей постели нашли кожу, которая сползла с лица. Кровавые отпечатки ладоней на белых простынях и больше ничего, как будто меня не существовало».
Закончив ту историю, я ещё долго сидела в кресле напротив зеркала, наблюдая, как сумерки перекрашивают комнату в сизые тона. Стекло отражало не только меня. В его глубине шевелились тени, не подчиняющиеся законам физики. Они сгущались у краёв, будто что-то прятали.
Я смотрела на своё отражение, пытаясь увидеть то, что видела героиня страшной сказки. Эту историю написала пару лет назад, когда задумалась о том, каким образом смерть влияет на жизнь человека. Ведь не будь конца, мы бы не могли в полной мере почувствовать полноту жизни. Воспринимали всё как очевидное и со временем перестали чувствовать, зная, что смерть никогда не коснётся нашей души.
В зеркальной глади над дверью появился венок из омелы. Старая традиция, означающая защиту и благословение. Тогда я поймала себя на мысли, что он смотрит на меня. Не просто висит, а наблюдает. Белые ягоды, обычно такие невинные, теперь казались глазами, следившими за каждым моим движением.
Зеркало передо мной уже не отражало – оно поглощало. Сумерки сползали по стенам, как чернильная плесень, а в углах комнаты шевелилось что-то, что не должно было двигаться. Но самое страшное было над дверью. Венок из омелы. Он висел там, пожелтевший, засохший, но не рассыпавшийся. Его листья потемнели, словно пропитались чем-то густым, а ягоды… Ягоды теперь были не белыми, а тускло-розовыми, как запёкшаяся кровь.
Я обернулась, посмотрела на дверь, но не увидела никакой омелы. Там было пусто. Вернув взгляд к зеркалу, прикусила губу, в отражении венок шевельнулся. Не от ветра. Не от сквозняка. А сам по себе.
Тонкие ветви медленно извивались, как щупальца, а ягоды пульсировали, будто наполняясь чем-то жидким и тёплым. И тогда я поняла. Омела не защита. Она ловушка. И кто-то или что-то уже выбралось из неё прямо в мою комнату. Я почувствовала, как за спиной двигается воздух.
«Ты же знаешь, почему они вешают нас над дверьми».
Шёпот был липким как смола, просачивающаяся из трещин в реальности. Я не слышала его ушами, он возникал прямо в черепе, обволакивая мозг тёплой, мерзкой лаской.
«Не для поцелуев…»
Венок задрожал, и теперь я увидела, как ветви не просто шевелились. Они разрастались, тонкие костяные пальцы с чёрными прожилками под кожей, медленно тянущиеся вдоль потолка.
«Нас вешают на пороге, чтобы мы помогли пройти…»
Ягоды набухли, лопнули одна за другой. Из них сочилась не жидкость, а тьма густая, как дым, стекающая вниз жидкими ручейками.
«Но никто не спрашивает пройти куда?»
Тени за зеркалом зашевелились в такт тем словам. Они больше не были просто тенями. У них были лица бледные, растянутые, с дырами вместо глаз. Вскочив с кресла, я попятилась назад от зеркала, но спина упёрлась во что-то холодное. Не в стену. В руку. Крик застрял в горле. Лёгкие сжались от нехватки воздуха.
Венок свисал с потолка уже не над дверью. Он опутывал всю комнату. А последняя ягода, алая, как свежая рана, прошептала прямо в моё ухо:
«Скоро ты узнаешь…»
Зажмурившись, я попыталась прогнать те тени и шёпот омелы. С каждой секундой, что отсчитывали часы, всё стало стихать. Казалось, я была в вакууме, а теперь его кто-то проткнул, и тот невидимый пузырь сдулся, оставив меня в одиночестве.
Урок 5
СтолкновениеЛЕОНОРПонедельник. Мой первый учебный день. Я проснулась в шесть утра, чувствуя волнение, заполнившее каждую клеточку в теле. На двери висела только отглаженная форма и никакой омелы. Молочного цвета рубашка, тёмно-синий пиджак, в тон ему плиссированная юбка по колено. Взбудораженный взгляд в зеркале показал, насколько я приглушила свои чувства, пребывая дома с отцом.
Первая остановка Торн холл. Я чувствовала незримое присутствие Дориана рядом, но не видела его. В этом он был очень хорош, скрыто наблюдая за каждым моим действием и шагом. Хотел уберечь от опасных ситуаций и необдуманных поступков. А я просто наслаждалась, сидя у окна с горячим шоколадом в руке.
Кабинет токсикологии пропитался запахом формалина и засохших трав. На столах лежали гербарии с безобидными на вид растениями. Склонившись ближе, я прочитала этикетку, что была привязана к вазе.
«Они не шепчут заклинаний, не рисуют пентаграммы. Они просто ждут, пока вы ошибётесь. Пока решите, что природа добра».
Я не задумывалась о встрече лицом к лицу с Мором и его друзьями, пока этого не произошло. То, что случилось в момент столкновения наших взглядов, больно ударило. У меня перехватило дыхание, когда вся четвёрка спускалась по проходу в аудиторию. Вот только Мор не просто прошёл мимо он замер, увидев меня. Как будто мог почувствовать, насколько переменилась сама обстановка и загустел воздух с моим присутствием в аудитории.
Мор сжал челюсть. Адамово яблоко дрогнуло, когда он сглотнул. А в глазах появился тот сумбурный водоворот чувств, который всегда витал между нами. Не уверена, но, возможно, в нём преобладала ненависть? Или неприязнь? Ещё много ярости и гнева. Да, на публике мы играли идеальную пару, когда родители находились рядом. Или могли притвориться друзьями, доверяющими друг другу свои тайны. Но в такие моменты он всегда готов был показать истинные чувства, которые испытывал.
– Мор, ты чего застыл? – Обернулся Бран и тут же проследил за его взглядом. – Вот это сюрприз.
Своим комментарием он привлёк ко мне ненужное внимание. Остальные всадники повернулись и, заметив меня, расплылись в довольных улыбках. У Деймоса она была больше похожа на оскал, но незлой. Иногда мне казалось он просто не умел улыбаться по-другому. Только так, оскалив зубы, будто акула, жаждущая крови.
– Леонор Цербер, какое приятное начало дня, не правда ли, Мор? – Посмеиваясь спросил Деймос. – Стены твоей темницы рухнули, и ты сбежала?
От его сарказма я улыбнулась, не смогла сдержаться. Разорвав контакт наших взглядов с Мором, ответила Деймосу.
– Мне бы хотелось этого, – честно призналась. – А ты всё ещё охотишься на невинных девственниц и купаешься в их крови?
Он засмеялся, чем привлёк ещё больше внимания к нашей компании.
– Она всё так же хороша в остроумии. Я рад, что ты не потеряла хватку, Леонор, – ткнув в меня пальцем, довольно проурчал Деймос. – Тебе она может пригодиться.
Бросив быстрый взгляд на Мора, я покачала головой.
– Это ни к чему. Уверена, всё пройдёт хорошо, и мы не будем друг другу мешать.
– О, я не был бы так уверен и рекомендую тебе снять розовые очки, иначе в момент, когда они разобьются, тебе будет больно, – его голос звучал непринуждённо, но слова, каждая буква, резала меня изнутри. – Заходи к нам, ведь всё это время я был лишён твоего общества.
На его слова Мор рыкнул, чем привлёк моё внимание.
– Держись подальше, – не уверена, кому были адресованы те слова мне или Деймосу, когда Мор гневно выпалил их и спустился вниз.
– Не слушай его, – махнул рукой Деймос. – Он просто не в себе, если пытается отказаться от твоих волшебных рук.
Я понимала, Деймос говорит о еде, которую готовила, но в его словах был намёк на двусмысленность.
Мор, Деймос и Бран заняли свои места, а вот Фобос спустился ниже и сел рядом с девушкой. Он закинул руку и прижал её к себе всего лишь на мгновение, прежде чем они расцепили объятия. Это вызвало во мне новый интерес. Неужели Фобос обзавёлся девушкой? Чудо? Или страшная насмешка судьбы?
– Растения-убийцы – так называют те примитивные субъекты, влияющие на жизнь насекомых и животных.
Как только Тристан Вирмор произнёс те слова, все мысли вылетели у меня из головы. Я сосредоточилась на его высказываниях, решив подумать об этом позже. Тристан Вирмор – самый пугающий и выдающийся учёный, которого я знала. Даже мистер Блек не сравнится с той страстью, с которой профессор Вирмор преподавал токсикологию.
– Аконит – цветок монахов и палачей. Один грамм и сердце останавливается, как часы с разбитым механизмом. В Средневековье им убивали волков и нежелательных свидетелей. Распознать белладонну можно по расширенным зрачкам, а также бреду. В XVI веке капли белладонны делали женщин «красивыми», ведь мутный взгляд считался признаком страсти. Цикута, тот самый яд, что выпил Сократ. Смерть при полном сознании, – Тристан развёл руками, поправил очки и пугающим тоном добавил. – Растения не убивают. Это делают люди. А яды, они лишь инструменты как нож.
Он остановился и, повернувшись к доске красивым выверенным почерком, написал:
«Растения-убийцы: химическая война в природе. Влияние токсичных растений на животных и насекомых».
– Растения кажутся беззащитными. Но за их тишиной скрываются миллионы лет эволюционной войны. Они не убегают, не кусаются – они просто отравляют.
Профессор провёл рукой над стеклянным контейнером с ярко-красными ягодами паслёна.
– Знаете, почему они такие красивые? Потому что их яд – это приглашение на смерть, – зловещим тоном, сказал профессор Вирмор. – Мистер Торн, расскажите действия Аконита.
– Аконитин нейротоксин. Действует на крупных травоядных, оленей, коров. Смерть наступает от паралича дыхания. Человеку достаточно пяти миллиграмм для летального исхода, – поднявшись, ответил Мор. Я не видела его лица, но чувствовала, как настроение в аудитории изменилось. – В старых записях кафедры есть фотография оленя, умершего с выражением ужаса. Его мышцы сковало так, что он не смог закрыть глаза.
Профессор Вирмор кивнул и указал на следующего студента.
– Цикута.
– Или вех ядовитый. Действующее вещество цикутоксин, судорожный яд. Скот гибнет в муках, изо рта идёт пена, тело бьётся в конвульсиях. Насекомые-опылители избегают её, но некоторые мухи, питающиеся падалью, откладывают личинки в разлагающиеся останки отравленных животных.
То, каким сумбурным откликом началась лекция, меня захватило. Тристан Вирмор произносил только одно слово, и студенты тут же выдавали ему самую исчерпывающую информацию.
– Яды растений не просто убивают – они меняют экосистему, – окинув грозным взглядом аудиторию, заметил профессор. – Например, олень ест аконит, умирает. Его труп поедают личинки мух. Мухи разносят токсин дальше. Пчёлы, опыляющие белладонну, гибнут, сокращается популяция. Меньше опыления для других растений.
Профессор Вирмор включил проектор. Чёрно-белые кадры сменились не самой приятной картиной: поле, усеянное трупами саранчи.
– Это – результат обработки растительными алкалоидами. Но посмотрите внимательнее. Видите? Ни одной птицы. Они знают, что это мёртвая зона.
Студенты переглянулись. Девушка в первом ряду подняла руку:
– А бывает так, что растения мстят?
Профессор Вирмор медленно улыбнулся:
– Природа не злопамятна. Она просто безжалостна.
Далее последовало ещё несколько чёрно-белых картинок с той же ужасающей атмосферой смерти, которую я чувствовала даже через призму старых фотографий. Казалось, она проникла в аудиторию и осела на коже невидимой ядовитой пыльцой, от которой всё тело зудело.
– Смерть – это всего лишь опыление, – словно предупреждение добавил профессор Вирмор.
Кажется, я получила оглушительный удар адреналина прямо в кровоток. Лекция была невероятно увлекательной и интригующей. Хотя по большей части я знала то, о чём рассказывал Тристан Вирмор, но сама атмосфера меня будоражила. Я чувствовала на себе внимание студентов, которые переглядывались, задаваясь вопросом: кто я такая и почему сижу на лекции, когда прошла половина учебного года?
Я слышала их тихие перешёптывания и наслаждалась. Та пустота и тишина в моём доме угнетала. Съедала каждый день кусочек моей души и искривляла сознание, а здесь всё было настоящим. Правдивым. И мне дико нравилась эта суматоха.
Постукивая ручкой по дереву, я наблюдала за всадниками. Ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось узнать их по-новому, ведь прошло уже три года, и я не видела ни одного из них, кроме Мора. Наши встречи были весьма редкими только за ужинами, которые организовывали наши семьи. Никаких личных разговоров. Абсолютно ничего.
Не уверена, что я чувствовала по этому поводу, но точно не удовлетворение. План был прост: доучится, выйти замуж за Морригана Торна и уехать как можно дальше из города Шартре. Сделать всё, чтобы провести оставшуюся жизнь далеко от этой тёмной земли. Мор мог делать всё что угодно и мне наплевать, потому что я буду в той жизни, которую нарисовала в голове. С книгами, новыми рассказами, возможно, где-нибудь на берегу моря…
– Мисс Цербер, прошу вас задержаться, – выдернул меня из мыслей голос Тристана Вирмора.
Он кивнул, приказывая спуститься. Оставив вещи, я вышла из-за парты, когда мимо прошёл Мор. Он кинул на меня вопросительный взгляд и скривил губы в подобие улыбки. Очевидно, думает, у меня проблемы и радуется? Я подарила ему такую же улыбку и спустилась к профессору.
– Надеюсь, ваше возвращение в Дракмор, не обернётся провалом?
– Этого не будет профессор, – заглянув в его тёмные жгучие глаза, ответила. – Можете задать любой вопрос по пройденному материалу и будьте уверены, я отвечу на каждый.
– Весьма самоуверенно, – сухим тоном парировал Тристан Вирмор. – Это может говорить либо о том, что вы действительно уверены в своих силах и сможете выдержать весь груз обучения, либо вы отлично притворяетесь. Но если это второй вариант, довольно скоро я вас разоблачу и верну в заботливые объятия отца.
– Посмотрим, – от его слов веяло суровостью, но я чувствовала, что профессору понравился мой ответ.
Он ценил честность, и я не лгала. Занятия – неотъемлемая часть моей жизни. Я проходила ту же программу дома с преподавателями, изучая всё досконально.
– Рад, что у нас не возникнет проблем, – кивнул он, собирая учебники в свой портфель. – К следующему занятию подготовьте доклад о прошлой теме – афродизиаки.
– Будут какие-то конкретные темы или общие?
– Удивите меня.
Кивнув, я отвернулась и, поднявшись к своему месту, схватила портфель, когда заметила записку, лежащую на столе. В аудитории уже никого не осталось. Тягостное предчувствие затянулось внутри, когда я взяла пожелтевший листок и засунула в карман, не желая сейчас читать.
Академия Дракмор стояла на утёсе. Её чёрные шпили впивались в низкое свинцовое небо, будто древние клыки. Здесь не было волшебства только холодный камень, шёпот истории и тяжесть веков. Я вдохнула морозный аромат, пытаясь избавится от тревоги, поселившейся внутри. Она пульсировала невидимыми нитями и тянула нечто запретное, будто давно забытые воспоминания.
Январское солнце робко пробивалось сквозь витражные окна, рассыпаясь по полу разноцветными бликами. Академия, обычно такая мрачная, сегодня казалась почти уютной. Вокруг пахло горячим шоколадом, свежей выпечкой и хвоей от рождественских венков, которые ещё не успели убрать.
– Привет, – дружелюбно улыбнувшись, сказала незнакомка. Та самая, с которой сидел Фобос на лекции по токсикологии.
Её чёрные волосы были собраны в небрежный узел, а в глазах притаился странный блеск, будто она знала что-то, чего не знал никто другой. Тёмно-бордовый жакет с вышитым на лацкане символом стилизованного дракона, обвивающий кинжал, знак закрытого сообщества, о котором я слышала, – сидел на ней великолепно.
– Заочно, но я знаю тебя, Леонор, – сказала девушка. В её голосе слышался интерес. – Вада Вермандо.
Она сделала шаг ближе, и я уловила запах чёрного кофе и чего-то горького полыни, может быть.
– А ты, надо полагать, пятая всадница? – мягко спросила я.
Вада рассмеялась, когда где-то вдали прозвенел колокол. Ни одна из нас не пошевелилась, словно боялась спугнуть то хрупкое, новое чувство. Сладкое, как обещанные булочки, и тёплое, как январское солнце на старых книгах.
– Если хочешь выжить в этом месте, тебе понадобится проводник, – заговорщицки подмигнув, ответила Вада, ступая вместе со мной по тропинке.