Здравствуй, Карлыган

Глава 1

Рифат Сунчелеев Здравствуй, Карлыган

Во-первых строках..... Я – Риф Сунчали. Который? Всех не упомнишь. Из твоих. Постараюсь пояснить. Помнишь прислал тебе письмо Юнус немкай? С фронта. То письмо мулла Али прочитал вслух, мы все толпой слушали. Помню вот это: "ак канга басып карым, сени сагынган сайым». Вот и я надумал. Нас у тебя много. Ты у нас один. Хватит ли бумаги, если все будем писать? На сэкономленной нами за тысячу лет. Я уже зря потратил листок тетрадной бумаги. Надо было сообщить очень важное соседке Айше Вальшиной. Сказать ей через плетень духу не хватило. Вот и написал ей записку. Айша пошла с кувшином к Светлому ключу утром рано по воду. Я за нею Сивку напувать. Опять спасовал. Записку так и унес в кулаке.

Помнишь, как однажды, наши девки и молодухи пошли в рощу Мечетную по грибы? С нами бабка Мара, мол грибные места лучше знает. Фатах Плясай случайно тогда же в Мечетном, лыку на лапти драл. Вот с дуру Фатах и решил пошутить, крикнул из-за орешника: "Окружай!" Неуместная шутка, тем более помятуя недавний случай с дедушкой. Каукау в этой же Мечетной. Девушек и молодух как ветром листву сдуло, мигом на опушке очутились. Осмотрелись – все налицо, одной бабки Мары недостает. Ту Фатах обнаружил под кустом орешника. Лежит навзничь, тяжело дышит, но довольно бодро, даже храбро шепчет: "Я не боюсь". Вот и я теперь, не хуже бабки Мары, храбрый, письмо это тебе непременно вручу. Почему не почтой? Индекса твоего не знаю. Между прочим, хитро придумано с этим индексом, здорово помогает экономии бумаги. Не знаешь индекса – не пиши. Порядка в письме моем не предвидится. Голова не компьютер – не запрограммируешь, и не узнаешь, что после чего с полочек памяти соскочит.

1. Из Фрунзе в Казань

Вызвал меня Первый, чего не бывало. Знаю, что не на "ковер", я не из руководящих, пришел смело. Но на пороге кабинета застопорил именно из-за ковра: на полу ковер, а я в сапогах. А где тут разуваются?

– Проходи, Сунчелеев – приветливо позвал меня Мухтар Нургазиевич. И с ходу про дело – есть сигнал о непорядках в ПМУ. Мы решили включить тебя в состав ревкомиссии. Председатель комиссии вот т. Максутов. Знакомы? Прекрасно. Действуйте. Результат доложите – сделал пометку на листке календаря – тридцатого.

Сущность подобного сигнала вообще я знаю. Недавно, например, прочитал в Сов.Киргизии: «Указанные в заметке факты бесхозяйственности проверкой на месте подтвердились. Мелиоративное состояние значительной части орошаемых земель с-за им. Ярославского неудовлетворительно. Дренажная сеть не очищена. Гл.агроному с-за объявлен выговор. Начальник Чуйской ПМК строго предупрежден. На очистку дренажной сети поставлен экскаватор Э-606. В данное время мелиоративное состояние орошаемых земель значительно улучшилось. Первый секретарь Чуйского РК КП Киргизии Кожоев». Гром не грянет – Мужик не перекрестится. В первую очередь это касается Первого, который не раз объезжал поля; в райком поступает текущая информация, по особо важным мероприятиям даже ежедневная и, вдруг, сигнал. И тогда Э-606 выгоняют с запасного пути. Гл.бух. ПМУ т.Абдурахманов вручил ключ председателю рев.комиссии т.Максутову – опытному ст.бухгалтеру РУСХ:

– Пожалуйста, нам нечего скрывать.

Я взялся за техническую документацию. А третий член комиссии Закиров, инспектор РФО, за материальный склад. Кому охота лезть в неприятность? Хочется, чтобы все было благополучно и о том благополучно доложить в Райком партии. В первую очередь раскрываю папку плана на 1975 год. Читаю с самого начала: "…в целях наибольшей продуктивности каждого гектара пастбищ…" Это знакомо, перелистываю с десяток машинописных страниц до финансово-сметного расчета. Расчеты в отдельности на каждый совхоз, на площадь пастбищ данного совхоза на основе укрупненной калькуляции на гектар. Калькуляция утверждена вышестоящим ПМУ, приложена, единичные расценки строго соответствуют. В калькуляции значительную, вернее главную тяжесть принимает на себя демонтаж. Неприязнь к этому слову у меня со времен первых месяцев отечественной войны. Но заставляю себя мириться с ним: совхозы-то хозрасчетные, не допустят ненужных, непроизводительных затрат. Похоже, так оно и есть. В папке отчета за 75 год акты-процентовки на выполненные работы с подписями и печатями руководителей совхозов. Порядок!

В соответствии с разделением труда между членами комиссии, бухгалтерская документация меня не касается. Но должен проверить правильность оформления нарядов, закрытых на выполненные работы, для чего и взял одну бухгалтерскую папку у Максутова. К моему удовольствию, и в нарядах полный порядок: объем работ соответствует актам-процентовкам, расценки применены правильно, списание оборудования и стройматериалов соответствует нормативам. Лишь один у меня возник непрошенный вопрос: почему заработок постоянных, весь год проработавших рабочих меньше, чем у рабочих, проработавших только один месяц? Привлеченные стахановцы?

– Гаврилов – невольно я вслух прочитал фамилию высокопроизводительного рабочего.

– Это муж нашей технички – отозвался из-за моей спины гл.инженер Анаркулов.

–Что это насчет технички? – вмешалась, оказавшаяся тут же Гаврилова – перерасход веников или половых тряпок?

– Посмотрим, еще итог веников не подвели – нарочито серьезно поддержал я шутку.

– Пора прерываться на обед – сообщил Анаркулов – глядя на ручные часы – идемте!

В небольшой, соседней с бухгалтерией комнате уже накрыт стол, манит вкусный запах горячей шурпы с бараниной и свежих лепешек. Только взялись за ложки, в руках Анаркулова, в лучах солнца засверкала хрустальной чистотой бутылка «Столичной».

– Полагаю по стопочке не мешает перед обедом?

Ревкомиссия переглянулась:

– Возражений нет – уважающая себя ревизионная комиссия не может отказаться от чистосердечного угощения и осушила стопки до дна, не оставляя ни капельки «зла».

После сытного обеда, возможно с освеженной энергией под влиянием столичной, я взял на себя дополнительную нагрузку – глянул на взаиморасчеты ПМУ и совхозов через госбанк. Поручения на перечисления денег на стандартных бланках похожи между собой, как две капли воды, на всех пропись от руки «содержание пастбищ за квартал».

––

Помнишь, Карлыган, как дед Нужа у нас работал ночным уличным сторожем. По хозрасчету, по договору – кринка ржи с дыма. Не иначе как с дыма, дымишь в одну трубу или по-черному – сыпь одну кринку, в две тубы – две кринки. Нечего сыпать – не дыми. Справедливый, взаимовыгодный договор. Лучше не придумаешь. Дед Нужа честно зарабатывал хлеб насущный. Липовая колотушка Нужи по ночам пела то в Мордовском конце, то в Казачьем, то в центре села. Именно колотушка пела. Не шумела, не тарабанила, а пела колыбельную песню, не тревожила после дневного труда сон села, убаюкивала. Лишь однажды тихим августовским вечером дед Нужа не то, что оплошал, а нечистая его попутала: чутко прислушиваясь к тишине, отчасти любуясь многозвездным небом, не спеша прошел от Мордовского конца до Казачьего. Тем же манером вернулся с Казачьего на Мордовский и ахнул: мать честная! Жердяные ворота двора Ахметжана Шабай закупорены баней! той самой баней, маленькой, бревенчатой, что спокон веков, безотлучно стояла на задворках у самой речки, у куста бузины. Хорошо помнит дед, как вечером в эти самые Шабаевские жердяные ворота свободно вошла, пришедшая со стада Пестрянка Шабаевых. Глазам не верится, а пощупать было рисково: тут не обошлось без нечистой. Не стал тревожить никого. Глянул на минарет, стройный, безмятежный, возвышается над серыми соломенными крышами, как часовой на посту. Нечистая по части минарета. Нужа пошел на Казачий конец. На рассвете глянул еще раз: нет бани у Шабаевских ворот, она на прежнем месте у куста бузины. Тут деду Нуже пришла в голову ничем не подтвержденная догадка: это было дело рук парней-озорников. Энергии больше, чем расходуется на нелёгкий труд от зари до зари, есть запас и на ночь. А у Шабая четверо ядреных девок, наверно хоть одна из них заметила, как баня побывала у их ворот. В подрядном договоре, хотя и словесном, об этом монтаже и демонтаже бани не упомянуто. Совесть деда Нужи чиста.

––

А у ПМУ? Подрядный договор нечета договору деда Нужи, с печатями и подписями, правомочно хоть перед прокурором, хотя сходство немалое.

– В году четыре квартала?

– Ни дать, ни взять.

– Есть четыре кринки.

– Тут план по шерсти горит, а ты со своей кринкой. На! – подмахнул подпись, шлепнул печать.

Отложив конторские папки, я рейсовым автобусом приехал на водопойный пункт Шадымар, где, согласно наряду, работала бригада Гаврилова. Маторист при скважине старый знакомый Мадымаров. Поздоровались.

– Ты, поди, опять насчет Гармского водопровода? Повремени, не отбивай хлеб у меня.

Лет 15 назад на Канигутских пастбищах я предложил построить водопровод от родников Гарм и Канигутских с суммарным дебитом около 400м3 в сутки, протяженностью до 30 км. Но дело осталось неосуществленным. Не потому, что не было средств или не было расчета. Были и средства, и выгода, но не было единого хозяина. Впоследствии, на базе 3-х колхозов, организовался один совхоз Рават. Средств оказалось достаточно пробурить глубокую скважину и оборудовать глубинным насосом.

– Нанга каранг – пригласил меня к чаю Мадымаров – издали увидел гость идет, чайник поставил на эл.плитку. Вчера съездил домой солярку, свежие лепешки и свежие газеты за неделю привез.

Газеты читаю от названия до подписи редактора. Время есть. Пущу движок – качает. 10 кубов в день, полный резервуар. Напоят отару, опять качаю. Передвижная электростанция моя ПЭСкой называется, пенсионного возраста, покряхтывает, но тянет. Весной поднял насос, перебрал, почистил, прокладки заменил. Один, конечно. Нудная штука, бесконечная цепь. Дрр.Дрр.60м труб наверх, 60 обратно вниз.

Выпили по пиалке чая. Я успел выйти на Раватскую дорогу к вечернему автобусу. Поздно вечером приехал домой. Дома никого нет. На столе записка: «Папа, мы в кино, в холодильнике борщ». Согрел на плите, ужинаю.

– Папа, к телефону. Фрунзе – голос Виктора в открытое окно.

Телефон через три двора от нас на квартире у Саши Петриченко, брата моего зятя Виктора. Саша сам добился, чтобы ему поставили телефон. Он работает электриком при РЭС. Ни днем, ни ночью не знает покоя: звонят и звонят – у одного пробки перегорели, у другого утюг не включается, у третьего стиральная машинка барахлит. Сотни их, этих барахлящих в посёлке. Я не только дома не хочу телефона, но в свое время, будучи начальником райводхоза, и в конторе отключил телефон. Связь с райорганизациями живая, с областью обеспечивает радистка по 2 часа в неделю: «отклонений от графика нет» или «требуется то-то».

– Ты по свою волю влез в этот хомут? – спрашиваю Сашу.

– Конечно. Дополнительный паек сверх основного оклада.

– Папа, здравствуй – голос Валерия в трубке.

– Здравствуй. Все нормально?

– Да, только вот Зарема, как ненормальная, вырывает у меня из рук трубку.

– Здравствуй, папа! – голос Заремы – Договор наш в силе? На когда купить билеты в Казань? У меня отпуск с первого июня.

Раньше, до пенсии, у меня отпуска и по графику не получалось, а теперь можно и без графика. Только вот ревизия как бы не затянулась. Так. На Шадыманской скважине никакого демонтажа старого оборудования и монтажа нового не было. Не было там и бригады Гаврилова, наряд на выполненные, якобы, работы, списание материалов и оборудования фиктивны. Глав.буха и гл.инженера ПМУ я знаю давно. У того и другого семья, дети. Как же мне быть? «Если ты что-то стоишь, то лишь в своем народе» – сказал поэт Кубаныч. Да народ-то разнородный. Вот в чем беда. Как бывает на помощь тут-как-тут «маленький человечек». И подумал мое дело маленькое – докладную председателю комиссии, и моя миссия окончена. Сегодня двадцать восьмое.

– Бери билеты на второе. Я приеду к вам тридцатого или первого. Поездом до Куйбышева. Оттуда в Казань катером.

– Вот молодец. Ждем. До свидания.

-–Фрунзе–

Во Фрунзе приехал поездом, в 8 утра, первого июня. Квартира Сандлеров у Южных ворот столицы, километров в восьми от вокзала. Иду по ул.Советской. Час пик. Автобусы и троллейбусы навстречу мне переполненные идут, обгоняют полупустые. На автоостановках толпы народа. Немало и пешеходов, которых мысленно хвалю. Ведь многие по часу ждут автобуса, хотя у них путь всего 5 минут ходьбы. Вдоль тротуаров березы. Квартира Сандлеров на первом этаже большого многоэтажного дома. Окна на улицу, под окнами молодые деревца и цветы. Дома Зарема одна. Валерий на работе, дочь Марина в школе, десятилетний Саша в гостях у бабушки Эмилии Владимировны, проживающей по ул.50лет Октября.

– Ну, здравствуй. Билеты взяла на завтра. Сегодня я в отпуску, но надо еще съездить на объект. Ты искупайся, теплая вода есть. Сменное белье с собой есть? Хорошо. Продукты в холодильнике и в столе. Позавтракай и отдыхай. Я приеду примерно, к семи.

– Я тоже поеду с тобой.

– Вот хорошо! Но ты же ехал ночью, не спал.

– Ехал и спал. Хорошо насчет этого в поезде.

Зарема работает в дирекции от минводхоза. Сегодня ей надо быть на объекте на территории с-за «Пригородный». Приехали почти до объекта рейсовым автобусом, немного прошли пешком. Строится лотковый канал, берущий начало от небольшого водохранилища. Более километра лотков уже смонтированы. Идем вдоль канала. В одном месте канал пересекает узкую лощину, лотки там на высоких опорах. Подземные части опор покрыты изоляционной мастикой, ямки еще не засыпаны до оформления актов на скрытые виды работ. На двух крутых поворотах состыкованы лотки, перерубленные наискось. Зарема записала себе в блокнот. Трое рабочих кувалдой и кирками разбивают стенку ж\бетонного стандартного в\выпуска. Пояснили, что так приказал прораб. Вместо клапанного будет затвор скользящий. Зарема вздохнула, рабочим ни слова.

– Не знаю, как быть – говорит мне, когда немного отошли – я сама давно бы выбросила эти клапанные затворы, так называемые, Говорова, но не имею права, предусмотрены проектом.

– Да, прораб прав, у нас в Торт-Гульской системе больше половины затворов Говорова вышли из строя в первый год эксплуатации. Не надо быть инженером, чтобы понять, что мешок картошки легче везти на санках, чем тащить на плечах. Кроме того, при отложении небольшого слоя наносов перед затвором невозможно его открыть, в открытом положении шарнир быстро изнашивается от вибрации в текучей воде. Надо добиваться их замены скользящими затворами, оправдавшими себя, пожалуй, за сотню лет службы. Дальше на трассе подготовлена полка под лотки. Подошли три машины, груженные лотками и автокран. Из кабины автокрана вышел пожилой плотный мужчина, подошел к нам.

– Здравствуй, Зарема. Хвалю. Мне сказали, что ты в отпуску. Вот не принимают у меня готовые акты-процентовки за май, требуют акты на скрытые виды работ – вынул из планшетки несколько типографских, стандартных бланков актов, подал Зареме. Несколько актов Зарема подписала, подала прорабу, два неподписанных оставила.

– А те?

– Свинью подкладывать не в моей натуре. До отметки недобрал.

– Смотри сюда – взял горсть земли, помял в ладонях – где тут гипс? Чистый суглинок. Зачем один суглинок заменять таким же другим? Бригадир уже мне дельный совет дал. Пиши, говорит, наряд туда и обратно. Вот, мол, тебе досрочное выполнение, а нам легкий заработок. Поверь, Зарема, я этих грунтов повидал дай боже.

– Верю, но не мое это дело. Дадут геологи заключение, пожалуйста.

– К чертям ваших застраховщиков. Не затрудняйся с инструментальной проверкой, завтра полка будет на проектной – черкнул прораб записку. Подал ее шоферу уже разгруженной машины – Будешь ехать мимо, передай Пашке Юрченко. Знаешь же где он? Пусть немедленно гонит свой Э-34 сюда.

Мы с Заремой шли по трассе дальше, когда нас обогнал и остановился трудяга полевых дорог «Козлик». Водитель вышел, подошел к нам.

– Здравствуйте! – подал Зареме пучок пшеничных колосьев – цветет. Во-время и отлично цветет. Пока. Еще две-три недели такой суши и, считай, сгорит сто тонн пшеницы, хлеба. У самой воды, рядом с водохранилищем, под каналом.

– Из водохранилища вода подается на поливные земли. Здесь пока богара. Она рискует: может дать сто тонн зерна, может не вернуть семена. Канал будет готов к концу третьего квартала.

– В райкоме будет об этом разговор – сел за баранку и укатил.

– Диектор совхоза Пригородный – пояснила мне Зарема – У нас всегда так. Мы три года ютились в частной, сырой землянке. Воду за километр носили ведрами. Дождались, получили квартиру с удобствами, с холодной и горячей водой и начали жаловаться: почему двери плохо закрываются? откуда яма у самого подъезда? почему не убирают строительный мусор со двора?

Приехали домой вечером. Валерий что-то печатает на машинке. Он сотрудник газеты «Вечерний Фрунзе». Марина на кухне готовит ужин. Собака Бина сидит на подоконнике, печально смотрит на улицу, журится: разве это собачья жизнь – вот-вот крикнут «Бина,место!», загонят в угол прихожей, лишат последнего удовольствия – вида на улицу. В окно Бина увидела Сашу, радостно взвизгнула, спрыгнула навстречу к другу. Саша увёл Бину на прогулку.

– Мусор – напомнила Саше вслед Марина.

Саша вернулся, взял ведро с мусором. На площадке, за Г-образным домом стоят до полсотни ведер и корзин с мусором. На скамейке сидят старушки, одни с вязаньем, другие так, подростки гоняют мячь. Все они ожидают мусорку, которая подъезжает вечерами.

-–Куйбышев–

Оказывается, Зарема в Куйбышев дала телеграмму. На вокзале встретила нас незнакомая родня – Хлиуллины.

– Риф?! – полувопросительно окликнула меня пожилая женщина, похоже неуверенно узнавая.

– Роза? – догадался я. Двоюродная сестра. Мы с ней не виделись с апреля 41-ого. Тогда она была девчонкой, а теперь бабушка. Тут же поздоровался с нами бородатый молодой человек, похожий на молодого Карла Маркса – сын Розы Азат. Познакомились и с мужем Розы Абдуллой, коренастым мужиком.

Квартира Халиуллиных в восточном микрорайоне в пятом этаже большого дома у самого леса. Настоящий лес у самого города с миллионным населением! Зарема еще ни разу не видела настоящего леса, тем более Саша. Азат повел нас в лес. Идем по узкой, хорошо утоптанной траве под кронами дубов, липы, осины, вяза. Уже вечерняя прохлада. Приятный запах перегноя, сдобренный запахом липового цвета. Где-то то слева, то справа кукует кукушка, заливается соловей. И людей на тропах немало. Но следов загрязнения нет. Не видно ни свежих, ни ржавых консервных банок, бутылок не видно, даже обрывков бумаг.

Утром Абдулла, Роза и Азат ушли на работу. С работы, с ночной смены пришла Люся, жена Азата, худощавая как девочка, легкая в движениях. Вызвалась показать гостям город.

– Тебе же нужно отдыхать после ночной работы.

– Не отчего мне уставать, работаю на ЭВМ, никакой трудности. Идемте, прогуляемся.

Я прежний Самару городок помню хорошо…

Вот гремят по мостовой прочно ошинкованными колесами прочной телеги, поднимается с пристани ломовой извозчик со скоростью три версты в час, кричит на зазевавшегося пешехода: «Гей!Берегись! Алла сакласын, тарта сукмасын».По деревянной эстакаде на сваях от дебаркадера на берег и обратно движется цепь грузчиков. Туда не спеша, разминая плечи – успеется под груз, оттуда с тюками за спиной, на «козлах», почти рысцой – скорей освободиться от груза. Знаменитый тогда на всю Волгу богатырь дядя Леший, по-барски лежит в тени под навесом, он по мелочам не разменивается, его дело груз пудов на 15 до 20ти, одиночный, редкий. Отнесет куда надо, например, сразу на телегу ломового извозчика и опять на боковую, или неспеша пообедает, за раз каравай ржаного хлеба с луком, кувшин квасу выпьет.

Современный Куйбышев обычный современный город, от прогулки по городу по-стариковски, отказался. Остался отдыхать дома. Оставили мне, на всякий случай, ключ от квартиры. Вся глухая стена квартиры, от пола до потолка, занята полками с книгами. Каких только нет! Одной большой энциклопедии до 30 томов. Но читать охоты нет. Попался под руки альбом с фотокарточками. Раскрыл, заинтересовался. Фото дяди Заки, отца Розы: молодой, в кожанке и галифе, в сапогах с высокими голенищами, длинноволосый, вроде дьячка или «батька Махно». Раненный еще в Германскую войну, в гражданской он не участвовал, в какой-то должности служил при уездном исполкоме. Ладно, отдыхай, дядя. Дальше кто? Абдулла – солдат-пограничник на Дальнем Востоке. Абдулла – лейтенант-пограничник. Абдулла майор, военком Аркаданского района Саратовской области. Абдул с Розой молодожены. Групповой снимок. Кто такие? Переворачиваю карточку, читаю: по-русски,типографским шрифтом «г.Петровск,фотография Махотина,1911год» и арабским шрифтом: «Сунчали Закир Ахтям оглы,Рахимкул Махмут Зариф оглы, Барсеев Борис Иванович, Сунчали Араб, Рахимкулова Фатима, Барсеева Фатиха, Рифат Закир оглы». Вон, оказывается кто. Всех семерых знаю, а на фото незнакомые. Неужели это мои отец и мать такие молодые? Интересно, что тогда знал этот карапуз в турецкой феске с кисточкой? Я же это, выходит. Пытаюсь что-то выжать из памяти. Всплывает верхушка какой-то серой соломенной крыши и синее небо над крышей. Среди россыпи ярких и пылевидных звезд, одна хвостатая. Где это? Что под соломенной крышей и вокруг? Неизвестно, пусто. Еще раз рассматриваю фото. Трое молодых мужчин. Один в черкеске и папахе. Другой в долгополом татарском бешмете, в черной тюбетейке. Тонкие усики, вроде ржаных колосьев. Третий в пиджаке, без головного убора, волосы коротко острижены. Трое молодых женщин. А вот оно и знакомое: шнурок на ботинке мальчика, завязанный «бабочкой».

––

Мать вынула из сундука, подала мне ботинки.

– На-ка, надевай. Пощеголяй на празднике, подарок тебе от твоего кавказского братана, Махмуда – сама показала мне, как завязать шнурки «бабочкой».

Выбежал на улицу, а ноги в ботинках чувствуют себя неловко. Весенняя земля влажная, упругая и уже теплая. Благодать бегать по ней босиком. Снял ботинки, положил на завалинку. Пришли дружки соседи Халил Нужа, Кадир Мазун и Фатах Вальшин. Не удержался, похвастал:

– Вот, называются «ботинки». Подарок от кавказского братана. Хотите попробуйте, надевайте.

– У меня самого брат аж в Царицыне – отвернулся Фатах.

Кадир попробовал надеть. Не лезут. Ноги в цыпках, потолстели. Отложил. А Халиму как раз. Пошли в «чижика» играть. Чижик залетел в лужу. Доставать Халиму, топчется на берегу, поглядывая на ботинки.

– Лезь – кричу – в ботинках ничем не порежешься.

Полез Халим, вынес чижика из лужи.

– На Трещалке, поди, уже дикий лук есть – напомнил Кадир – Айдате, пока братва с Казачьего не нагрянула.

Халим скинул ботинки, а шнурки намокли, разбухли, не развязываются. Я пробовал развязать зубами, никак. Кадир догадался. Сбегал домой, принес швайку, развязал. У меня отпала охота на дикий лук. Дружки ушли, а я со своими ботинками сел на завалинку. Как же так? Мать же показала – потянул за кончик и развязался. Попросить, чтобы еще раз показала. Дундуком назовет. Не знаю уж сколько провозился, пробуя и так и эдак. Наконец, получилась «бабочка». Потянул за кончик – развязался. Еще раз. Порядок! «Баламадым,эльдырдым» – пропел я, довольный. Это не простое заключение – не завязал и сцепил – а гимн творческой победы. Впоследствии я не раз пробовал повторить эту песню, но не получалось. То ли песня та была неповторимо хороша, то ли у меня не было победы, достойной той песни.

––

Звонок, уже вернулись мои туристы. Открываю дверь – Света с Любой, дочь и племянница.

– Мы тоже в отпуску – пояснила Света – не с вами, в Карлыган едем – положила на стол свежие газе ты.

На первой странице областной газеты фото пожилой женщины при орденах. Не новость, но женщина, кажется, знакомая. Заголовок заметки: «Лейтенант медицинской службы». Читаю: «Александра Григорьевна приехала в одну из западных погранзастав почти девчонкой… – Шура Быкова. Она в Куйбышеве. Хотя фамилия другая – Хомутова. Но это она, Шура. Не упустить возможность, надо повидаться с ней. В «горсправке» узнал домашний адрес. В доме на улице вокзальной позвонил в квартиру, согласно полученному адресу. Тишина.

– Черновы уехали в Бузулук к родственникам – сказала проходившая мимо женщина.

– Хомутова Александра Григорьевна разве не здесь…?

– Мать Черновых? Уехала в Николаев к сестре.

– Не знаете, как зовут ее сестру?

– Откуда мне знать? – было ушла, но остановилась – Я знаю имя ее другой сестры – Валентина. Она живет в селе Воскресенском. Это на полпути в Ново-Куйбышев. Ветеринаршей она там.

Я на автобусе приехал в село Воскресенское. Ветеринарный пункт искать не надо, заметен по коновязи и запаху креолина. Двери бревенчатой избы открыты, но никого в избе нет. Заросший бурьяном двор тоже пуст. За двором картошник, оттуда к задней калитке идет старушка.