Две хризантемы

- -
- 100%
- +
Советник Фусю сделал несколько шагов вперед и почтительно поклонился.
– Небесный государь, явился господин Нобунага с нижайшей просьбой, – негромко сказал он.
Император пристально воззрился на просителя. В свою очередь, князь заметил, насколько ему знаком этот взгляд – Гендзи был как две капли воды похож на покойного императора-отца.
Нобунага приблизился к татами, на котором расположились Гендзи, госпожа Аояги и придворные. Он опустился на колени, снял шлем, поставил его рядом с собой и, нагнувшись в поклоне, коснулся лбом пола.
Гендзи молчал, взвешивая, стоит ли удовлетворять просьбу князя. Будет ли этот вассал верно служить ему?
– Я рад видеть вас, господин Нобунага, – наконец произнес Гендзи.
Начало разговора означало, что проситель может подняться с колен и внимать словам императора.
– Благодарю вас, Небесный государь. Для меня великая честь видеть вас и госпожу Аояги.
Вдовствующая императрица снова улыбнулась.
– Что вы думаете о стихосложении молодого поэта? – неожиданно спросила госпожа Аояги.
Нобунага невольно ощутил дрожь по всему телу.
– Они весьма изысканны, моя госпожа.
– Насколько я помню, вы также упражнялись в этом благородном ремесле.
Аояги пристально воззрилась на князя, поигрывая веером, терпеливо ожидая ответа.
– Да, госпожа, но это было очень давно… – наконец изрек он.
– Вы правы… – согласилась красавица и вздохнула.
– Никогда не думал, что господин Ода Нобунага, верный самурай покойного императора, – Гендзи многозначительно посмотрел на даймё[9], – питал слабость к поэзии.
– Это так, мой государь, – подтвердил князь.
– А сейчас? Прекрасные строфы, ласкающие слух, не приводят вашу душу в трепет? – поинтересовалась госпожа Аояги.
– Вы позволите мне… прочесть?
Гендзи милостиво кивнул. Князь отрешенно вглядывался в даль, словно не был в Серебряном павильоне императорского дворца, а наслаждался красотой холмов, раскинувшихся вокруг Бива.
Нобунага продекламировал короткую поэму о цветах сакуры.
Госпожа Аояги невольно вспомнила другое произведение, которое князь сочинил почти десять лет назад. Аояги даже записала строки и хранила свиток в своих покоях.
Юный император интуитивно ощутил, что между его матерью и господином Нобунагой существует некая неизвестная ему связь. Но какая? Как давно она была? И была ли вообще? Ведь так могут разговаривать мужчина и женщина, которым есть что вспомнить… Впрочем…
Гендзи взглянул на свою матушку – несомненно, она еще красива и достойна любви. Отец умер, он занял трон Аматэрасу, что останется ей – просто женщине?
Гендзи хлопнул в ладоши, советник Фусю, ожидавший своего часа, тотчас приблизился к императору. Тот отдал короткое распоряжение, Нобунага уловил смысл – оно касалось прошения.
Сановник удалился вглубь веранды и вернулся, держа в руках шкатулку из резного дерева, затем опустился на колени перед юным императором и открыл ее.
– Ваша просьба, господин Ода, рассмотрена, – произнес Гендзи. – Этот документ скрепляет законное право, согласно которому вы вольны устанавливать размер пошлины по своему усмотрению…
Нобунага в знак благодарности поклонился.

Глава 2

Замок Исияма
Тоётоми Хидэёси[10] – регент, человек, наделенный неограниченной властью, – возлежал рядом со своей наложницей. Пресытившись любовными ласками, он не обращал внимания на молодую женщину. Раскинувшись на шелковом одеяле, облаченный в домашнее просторное кимоно, он предавался размышлениям.
Последние три года Хидэёси ощущал себя на верху блаженства, наслаждаясь долгожданной властью. Император Гендзи в силу юного возраста ничего не предпринимал без его ведома, но, увы, время неукротимо шло вперед, оставляя регенту все меньше шансов безраздельно править страной.
Хидэёси долго взбирался на вершину власти: ловкий интриган и в то же время бесстрашный воин, умудренный огромным жизненным опытом, постоянно выжидавший подходящего момента, чтобы укрепить свое влияние и приобрести сторонников в стане покойного императора.
Неожиданно удача повернулась к самураю лицом: император тяжело заболел, Хидэёси, в свою очередь, не скупился на подкуп и посулы, чтобы стать регентом и Верховным сёгуном. Теперь же Хидэёси был обеспокоен проявлением чрезмерной самостоятельности юного Гендзи. Подписать прошение Оды Нобунаги без его ведома – неслыханно! Неужели этот отпрыск императорского рода умеет проявлять характер? Неужели он будет таким же, как покойный отец, который никогда полностью не доверял предыдущему сёгуну?
Хидэёси также помнил о том, что Нобунага был верным слугой почившего государя. Конечно, он догадывался, что это была не просто преданность господину, а нечто большее. Здесь была замешана красавица Аояги. Ее симпатии по отношению к Нобунаге были явными, но правитель никогда не высказывался против того, что императрица излишне благоволит к князю.
Теперь же Нобунага снова приближен, да еще и обласкан юным императором. Увы, но советник Фусю, этот старый лис, отказался от тысячи рё, предложенных посредником регента. Как ни старались верные люди регента склонить сановника на свою сторону – безуспешно, он был предан трону Аматэрасу и видел в служении императору смысл всей своей жизни.
В последнее время регент все чаще стал подумывать, не послать ли в подарок советнику, скажем, дорогой перстень, пропитанный медленнодействующим ядом. Конечно, такой яд безумно дорог и в стране не найдется ни одного смельчака, согласившегося бы его изготовить. Видимо, придется отправить верного человека в Китай. Уж там, особенно в Пекине, можно при желании найти что угодно.
«Что ж, остановлюсь на подарке для старого Фусю… Он прожил слишком долгую жизнь… А если он не примет подарок?.. Надо найти нужного человека, которому советник доверяет. Или доверял… Медлить нельзя: императорская казна будет неустанно пополняться за счет доходов Нобунаги. Не хватало еще, чтобы мальчишка направил эти средства на укрепление своих войск…» – размышлял регент.
Тоётоми взглянул на наложницу – она дремала, тончайшее кимоно было распахнуто, упругая грудь притягательно вздымалась при каждом вздохе. Он прильнул щекой к животу женщины, погладил ее стройные ноги и ощутил желание.

Тория, старший сын регента и сёгуна Тоётоми Хидэёси, скучал. Отец постоянно заставлял его совершенствоваться в военном искусстве, чем вызывал откровенное раздражение сына. Тория, рожденный от любимой жены Манами, к разочарованию Хидэёси, рос ленивым, изнеженным, не проявляющим ни малейшего интереса к делам семьи и сёгуната.
Вот и сейчас он попросту лежал на циновке в своих покоях, предаваясь любимому занятию – безделью. Поначалу сёгун пытался заставить сына блеснуть на поле боя, но безуспешно. Тория вел себя безынициативно, порой даже трусливо. Увы, но сёгуну, достигшему столь желанных высот власти, пришлось признать: старший сын не удался. И в кого только такой уродился?
Иногда у Хидэёси закрадывались подозрения, что Тория – не его сын, а плод неверности его любимой жены. Ведь он часто оставлял ее одну в замке Исияма, удаляясь в Киото по делам государственной важности. Даже допуская возможность измены, сёгун не мог предположить, кто же из его вассалов наградил Торию столь дурной кровью. Перебирая одного претендента за другим, сёгун терялся в догадках. Его размышления обычно сводились к тому, что все-таки Тория его сын, в этом нет сомнений: ведь внешне они так похожи!
Недавно Тории достиг того возраста, когда юноша становится мужчиной, воином, мужем и нередко отцом.
Но он не проявлял интереса к военному ремеслу. И как ни старался Хидэёси, нанимая лучших киотских куртизанок, настоящего мужчины из него так и не вышло. Тория был слаб, и потому семяизвержение свершалось мгновенно, стоило ему лишь прикоснуться к обнаженной груди женщины.
В последнее время Тория занимал себя тем, что рисовал в своем воспаленном воображении непристойные сцены, которые он просто мечтал осуществить с какой-нибудь женщиной. Но отец, отчаявшись, перестал нанимать киотских красавиц, предпочитая посещать их сам во время пребывания в столице.
Доведя себя порой подобными фантазиями до исступления, Тория метался по своим покоям как безумный, круша все попадавшееся на пути. В этот раз он представлял непристойную картинку с участием Мику, старшей наложницы своего отца.
Мику была не молода, десять лет она посещала спальню Хидэёси. Женщина была искусна в любви, но, увы, со временем господин охладел к ней, предпочитая киотских красавиц и наложницу.
Мику с достоинством приняла свою участь, но не посмела просить о милости выдать ее замуж. За время своего фавора она родила Хидэёси двух дочерей, теперь же вела затворнический образ жизни, редко покидая личные покои.
Тории нравилась Мику, он питал по отношению к ней чувство, природу которого определить невозможно.
Вероятно, оно зародилось давно, когда он еще мальчиком проводил время рядом с перегородкой спальни, где отец и Мику предавались любви.
Однажды мать застала Торию за его недостойным занятием. Ее гордость и честь были уязвлены.
Манами ничего не сказала мужу, только пожурила сына, который так и не оставил своих занятий, став осторожнее. Вскоре у Тории появилась другая привычка: подглядывать за девушками, когда они принимают ванну офуро.

Тория засунул кинжал за пояс и направился в восточное крыло Исиямы, где жила Мику. В голове царил хаос – юноша точно не знал, для чего он идет к наложнице и чего от нее желает.
Перед входом в Восточное крыло Тория замялся; внезапно его охватил страх, но, преодолев его, юноша все же раздвинул перегородки и вошел внутрь. Миновав охрану, он оказался в покоях Мику – они были изысканно и богато обставлены. Хидэёси умел быть благодарным по отношению к наложницам, подарившим ему лучшие минуты жизни.
Женщина рисовала, из-под кисточки на бумаге появлялись причудливые птицы. Она подняла голову и удивленно взглянула на нежданного гостя:
– Господин Тория, вы решили навестить меня?
– Да…
Мику жестом пригласила юношу присесть на татами, что он тотчас не замедлил сделать.
– Как себя чувствует госпожа Манами? – из вежливости поинтересовалась хозяйка покоев.
– Благодарю… с ней все хорошо…
Мику улыбнулась.
– Может быть, вы хотите присоединиться к моему занятию? Это не сложно, – предложила она.
Тория растерялся. От его решительности и болезненных фантазий ровным счетом ничего не осталось.
– Пожалуй… – согласился он.
Мику положила перед гостем чистый лист рисовой бумаги и поставила тушечницу с кисточкой. Тория растерянно посмотрел на все эти атрибуты:
– Что я должен делать?
– Рисовать…
– Но я не умею…
– Тогда давайте займемся каллиграфическим письмом, – неожиданно предложила Мику.
Тория кивнул, взял в правую руку кисточку, обмакнул ее в тушь и замер.
– Не знаю, что написать, – признался он.
Мику ласково улыбнулась. Юноша уловил, что эта улыбка всколыхнула в нем некие чувства и тайные желания…
– Например, иероглиф «Желание»…
– Хорошо.
Тория ловко, несколькими решительными мазками отобразил иероглиф.
– Прекрасно. А теперь – «Женщина»…
Юноша пристально посмотрел на Мику, она была дивно хороша. В этот момент он прекрасно понимал отца, любившего наложницу почти десять лет. Ее пухлые губы манили, ее кожа источала нежный аромат, ее волосы призывно блестели.
Он попытался сосредоточиться на письме и снова быстро, но на сей раз небрежно отобразил «Женщину».
Мику посмотрела на его труд:
– Хорошо, но женщина не терпит торопливости.
Слова попали в цель: Тория почувствовал себя уязвленным. Он машинально схватился за рукоятку кинжала. Мику, прекрасно зная о неуравновешенном и вспыльчивом характере гостя, обворожительно улыбнулась.
– А тем более оружия, – заметила она, предвосхищая желание юноши извлечь кинжал. – Не желаете ли выпить сливового вина?
Тория молчал. Мику подошла к низкому столику, на котором стояли кувшин и две маленькие чашечки, из которых обычно пьют рисовую водку саке. Изящным движением она наполнила вином чашки, поставила на серебряный инкрустированный поднос и поднесла гостю:
– Прошу вас, господин Тория. Вам понравится.
Юноша немного успокоился: голос Мику действовал на него благотворно. Он пригубил вино и внезапно, почти сразу же, почувствовал легкость во всем теле.
– Что это? – еле слышно спросил он.
– Я же сказала: сливовое вино, – ответила женщина, также делая глоток из чашечки.
– Оно… странное…
– Вы чувствуете себя легко и раскованно?
Тория удивился: как это точно Мику определила его состояние!
– Теперь изобразите иероглиф «Удовольствие», – сказала Мику и поставила чашечку на татами.
Тория допил вино, взял кисточку и попытался несколькими размашистыми мазками написать «Удовольствие». Иероглиф получился немного смазанным и неровным.
– Ничего страшного, – ободрила его Мику. – Это только первый урок. Я уверена, если мы будем постоянно заниматься каллиграфией, то вы прекрасно овладеете «Удовольствием».
Она вынула шпильки, и длинные волосы тотчас рассыпались по ее плечам. Тория почувствовал, что страстно желает прикоснуться к ним. Он подсел к женщине как можно ближе, с новой силой ощутив ее аромат, и погладил волосы.
Мику нежно обняла юношу за шею, привлекла к себе и поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим и страстным. Торию пронзило желание: он испугался, что вновь произойдет преждевременное семяизвержение.
Мику, словно проникнув в сокровенные мысли юноши, сняла пояса и распахнула кимоно. Кровь прилила к голове Тории, когда он увидел обнаженную грудь и потянулся за женскими прелестями… Но Мику резко встала и направилась к ложу, устланному богатым шелковым покрывалом.
Тория вскочил и кинулся за ней. Мику не побоялась выставить вперед правую руку и остановить нетерпеливого партнера.
– Вы великолепно справились с первым уроком, господин Тория. Теперь вам следует раздеться.
Юноша подчинился: желание Мику оказалось для него законом и залогом предстоящего всепоглощающего удовольствия. Наконец-то его безумные мечты воплотятся…
Он сбросил кимоно, снял просторные штаны хакама, оставшись обнаженным.
– У вас красивое тело, – заметила Мику. – Нам следует пожелать взаимного удовольствия. – Она поклонилась юноше, тот ответил тем же.

На следующее утро Тория решительно вошел в покои отца. Тот изучал документы, попутно подписывая некоторые из них. Рядом стоял секретарь, готовый исполнить любое поручение регента.
Хидэёси оторвался от очередного свитка и с удивлением воззрился на своего отпрыска, опасаясь новой безумной выходки.
Тория сел напротив отца:
– Отец, я хочу просить вас об одном одолжении.
Хидэёси встрепенулся: чтобы сын высказывался подобным достойным образом – неслыханно!
– Говори, Тория. Я постараюсь сделать все, что в моих силах.
Юноша покосился на секретаря. Регент махнул рукой, и тот удалился.
– Я дерзну просить вас: отдайте мне Мику в наложницы! – выпалил Тория и сам испугался своей просьбы.
Хидэёси округлил глаза.
– А женщина желает этого?
– Да. Эту ночь я провел в ее покоях… – признался Тория. – Она… она – искусная любовница.
Хидэёси улыбнулся: в способностях Мику он никогда не сомневался.
– Сын мой, но Мику старше тебя.
– Мне все равно. Я желаю ее…
Хидэёси смотрел на сына и не узнавал его – перед ним сидел совершенно другой человек.
– Пусть будет так, как ты желаешь. Мику твоя.
– Благодарю вас, отец.

Глава 3

Замок Адзути возвышался на холме близ озера Бива, окруженный высокими каменными стенами, из-за которых стремительно, словно полет стрелы, вздымались ввысь три сторожевые башни ягура. При первом же приближении он произвел неизгладимое впечатление на гостей, прибывших на праздник совершеннолетия Хитоми.
Высота башен ягура была настолько велика, что некоторые из посетителей, покинув свои паланкины и не в силах скрыть изумления, стояли под стенами замка буквально с открытыми ртами. Один из князей сравнил башни с тремя стрелами, и это поэтическое название вполне соответствовало их внешнему виду.
Налюбовавшись вволю красотой замка, гости снова расселись по паланкинам, слуги перенесли их по подъемному мосту, переброшенному через ров, наполненный водой. Над воротами виднелась невысокая сторожевая башня, увенчанная новым гербом дома Ода – Парящим драконом.
Богатство Оды Нобунаги было несметным, что, собственно, и вызывало зависть соседей-князей, и в такой знаменательный день хозяин Адзути пригласил только сподвижников, с которыми некогда служил покойному императору.
В Адзути стекались богатые паланкины и повозки в сопровождении охраны, устремлялись конные отряды вассалов – все они спешили на предстоящий праздник.
Замок со множеством комнат, украшенных картинами в китайском стиле, а спальни – многочисленными гравюрами эротического содержания, с изящными расписными внутренними раздвижными перегородками, произвели на приезжих почти такое же впечатление, как и башни.
Гости продолжали прибывать. Те же, кто уже находился в замке, предавались приятному времяпрепровождению. Женщины с удовольствием прогуливались вокруг замкового пруда, зонтиками защищая кожу от палящего солнца и прячась в тени деревьев, неустанно обсуждали местные красоты. Некоторые из мужчин играли в костяные шашки го, другие же осматривали конюшни и фортификационные сооружения, не скрывая своего удивления и восторга.

Хитоми волновалась, впервые в жизни ей предстоит увидеть столько приглашенных: как они воспримут ее? Понравится ли женщинам ее праздничное кимоно? Найдет ли ее красота отклик в мужских сердцах?
Едва пробил час Дракона, как Юрико поспешила в покои Хитоми, дабы поддержать ее в столь ответственный день.
…Юрико примеряла кимоно, обещанное сестрой: бирюзовый цвет был ей к лицу, а бело-серые журавли, вышитые на шелке, смотрелись безупречно.
– Прекрасное кимоно. Ты выглядишь как невеста императора, – заметила Хитоми, любуясь сестрой.
Юрико улыбнулась и посмотрелась в зеркало из серебряной амальгамы. Да, она была ослепительна!
– Если бы ты знала, Хитоми, как я хочу выйти замуж! – поделилась своим сокровенным желанием девушка.
Хитоми удивленно вскинула брови:
– Так рано? Тебе плохо в Адзути?
Юрико внимательно посмотрела на младшую сестру:
– Нет, отец и ты добры ко мне. Но… ты же все знаешь… Зачем спрашивать?
– Если ты понравишься знатному князю или сыну вассала – отец даст за тобой достойное приданое. Я не сомневаюсь!
– Мне бы этого очень хотелось. Я хочу стать хозяйкой замка!
– Да, конечно. – Хитоми прекрасно понимала сестру, которая тяготилась своим положением в Адзути, постоянно стыдясь матери. – Но мне не хочется замуж… Вернее, хочется, но позже… Я еще не разобралась в своих чувствах.
Юрико засмеялась:
– Ты влюблена?!
– Не знаю… Но я постоянно думаю об одном самурае, – потупила взор Хитоми.
– И кто же он? Если не секрет…
Хитоми замялась, но все же открыла причину своего замешательства:
– Хинокава Моронобу.
Юрико на мгновение задумалась, посреди ее лба пролегла сосредоточенная складка…
– Кажется, Хинокава-старший спас нашего отца во время битвы. Что ж, Моронобу – достойный юноша. Он честен, смел, красив, не беден, предан нашему роду. Интересно, Хинокава-старший прибудет на праздник в окружении своих воинов?
– Конечно, как того требуют правила этикета, – уверенно подтвердила Хитоми.
– Мне кажется, что отец не одобрит твоего выбора, – предположила Юрико.
– Почему?
– Ты – дочь одного из богатейших князей, вхожего к самому императору. Моронобу же – просто самурай, вассал нашего отца.
– Но… но… – Хитоми хотела возразить, но так и не успела.
В ее покои вошли служанки. Две из них аккуратно держали в руках праздничное кимоно фурисодэ[11], третья – нижнее кимоно, четвертая – небольшой сундучок, в котором лежали все необходимые аксессуары: пояса, брошь…
– Госпожа Хитоми, близится час Змеи. Мы должны причесать и облачить вас в праздничные одежды, – почтительно, согнувшись в поклоне, произнесла одна из служанок.
– Приступайте. Но не забудьте сделать Юрико прическу как у госпожи Омито, – распорядилась Хитоми.
– Она же украсила волосы перьями птиц! – воскликнула Юрико.
– Конечно. На тебе будет надето кимоно с журавлями, значит, твои пряди могут украшать перья этих прекрасных птиц, – констатировала Хитоми.
Служанки растерянно переглянулись:
– Госпожа, но у нас нет специально приготовленных журавлиных перьев…
– Досадно… Сколько у нас времени до начала празднества? – поинтересовалась Хитоми.
– Немного. Артисты уже прибыли из Киото. Думаю, у нас осталось немного времени. Господин Нобунага пожелал, чтобы к часу Лошади все было готово, – дерзнула ответить одна из служанок.
– Хитоми, не стоит из-за меня так беспокоиться. У меня есть три нити прекрасного жемчуга, они как раз подойдут под журавлиный наряд.
– Да, да… Если их вплести в волосы… – задумалась Хитоми, глядя в зеркало, – получится весьма изысканно…
Старшая служанка приблизилась к Хитоми, распустила ей волосы и начала расчесывать мягкой щеткой. Девушка закрыла глаза, ее воображение рисовало Моронобу: вот он скачет на коне в полном военном облачении; вот он – рядом с отцом Одой Нобунагой; а вот они просто идут по живописному берегу Бива…
…Девушка открыла глаза: на нее в зеркале смотрело лицо молодой женщины. Служанка смастерила ей высокую прическу, продела в нее декоративные шпильки, украшенные подвесками из драгоценных камней, набелила лицо, подвела черной краской глаза и брови, нанесла ярко-красный оттенок помады на губы…
Хитоми покачала головой, подвески всколыхнулись, переливаясь в дневном свете.
– Вы довольны, госпожа? – поинтересовалась служанка.
Девушка еще раз придирчиво посмотрела на себя в зеркало и ответила:
– Да, вполне…
Две молодые служанки, еще совсем девочки, наготове держали нижнее алое кимоно. Хитоми скинула простую рубашку, оставшись обнаженной, девочки тотчас же облачили ее в приготовленный наряд, затем подпоясали специальным поясом оби-ита, и только после этого старшая служанка поднесла госпоже праздничное кимоно цвета азалии.
После того как все пояса были завязаны надлежащим образом, а впереди на них приколота брошь – Парящий дракон и сзади к кимоно прикреплен длинный алый шлейф в виде замысловатого банта, наряд Хитоми стал выглядеть безупречно и вполне мог соперничать с туалетами первых придворных красавиц Киото.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Перевод В. Соколова.
2
См. «Японское деление суток» в Глоссарии.
3
Ода Нобунага (1534–1582) – известная историческая личность. Описание его жизни в романе – вымысел автора.
4
Значение слов, выделенных звездочкой, см. в Глоссарии.
5
Перевод со старояпонского Е. М. Пинус, 1972 год.
6
Татами – маты, которыми застилают полы японских домов.
7
Айны – племена, заселившие остров Хоккайдо и Хонсю задолго до появления японских племен.
8
Бива – струнный инструмент.
9
Даймё (яп. 大名, букв. «большое имя») – крупнейшие военные феодалы средневековой Японии.
10







