Элиза Хеммильтон. Происшествие в Ист-Энде
- -
- 100%
- +
Это был чертеж машины. Крупногабаритной машины. И настолько сложной, что на одном листе она просто не умещалась.
Тонкие прямые линии, краткие и точные данные в углу листа, синий и белый цвета… Это был истинный шедевр.
– Не скажете ли, кому могут принадлежать эти планы? – вдруг послышался голос, напомнивший Джейми толстый слой масла на куске белого хлеба.
Реальность обрушилась на него, как будто кто-то с силой распахнул дверь, и Джейми почувствовал себя на мгновение ошеломленным всеми впечатлениями и мыслями, которые нахлынули на него. Пронзительный взгляд сержанта, запах бергамота и смолы от констебля рядом с ним, бурлящий гул множества людей в здании.
Он моргнул и перевел взгляд на сержанта.
– Нет… Откуда мне это знать? – ответил он вопросом на вопрос, и страж порядка недовольно фыркнул. – А какое имя указано на самом чемодане? – поспешно спросил Джейми, не желая лишний раз злить похожего на паука сержанта. Вопрос казался ему логичным: доблестные полицейские ведь не настолько глупы, чтобы первым делом это не проверить.
– К сожалению, пока никаких актуальных сведений, – любезно ответил констебль, и сержант недовольно покосился на него, но тот будто не заметил этого и мимолетно указал на закрепленную металлическую пластинку внутри крышки чемодана. Джейми автоматически проследил глазами за его жестом. – Здесь указан адрес человека, который давно умер, а его наследник продал его вещи третьим лицам, никак не задокументировав эту сделку. Так что мы в тупике. Остается только строить догадки, – констебль потер глаза.
Он устал? Да, выглядел он, пожалуй, неважно. Спать, не снимая шлема, наверное, не слишком удобно.
Джейми потряс головой, пытаясь сосредоточиться, но мысли по-прежнему путались.
– Но вы ведь общаетесь со своими коллегами, другими инженерами и механиками. Неужели никто из них не говорил ни о чем подобном? Может, кто-то что-то да слышал? – сержант, похоже, начинал терять терпение. Судя по всему, он ожидал большего от специалиста-консультанта.
К сожалению, тут Джейми ничего не мог поделать. Он ведь был механиком, а не ясновидящим.
– А что это, собственно, за изобретение? – осмелился задать вопрос Джейми. Ответом было очередное фырканье. Сержант упер свои длинные руки в бока и теперь еще больше стал похож на паука-сенокосца. Джейми твердо решил, что, когда вернется домой, обязательно набросает чертеж устройства с дополнительными механическими руками.
– Мы полагали, что об этом нам расскажете вы.
Джейми недоверчиво рассмеялся. Со стороны полиции невероятно глупо думать, что одного взгляда на такой огромный план будет достаточно, чтобы сделать выводы.
– Боюсь, чтобы сказать точно, мне понадобится гораздо больше времени, – он развел руки в стороны. – Вот если бы вы дали мне еще пару дней, а лучше – недель, я бы получше все изучил… Если, конечно, возможно… – смущенно добавил он, в то время как сердце у него сжалось при одной только мысли, что появится возможность разобраться с этими загадочными чертежами.
Он вопросительно посмотрел сначала на сержанта, затем перевел взгляд на констебля. Второй ободряюще улыбнулся, и Джейми понял, что надежда все же есть.
– Это неразумно, – категорично отрезал суровый сержант, уничтожая мечты и надежды Джейми. Впрочем, он и не рассчитывал, что ему разрешат забрать чертежи.
– Вероятно, в самом плане есть какие-то подсказки об изобретателе? – предположил констебль, который, судя по всему, был гораздо терпеливее своего непосредственного начальника.
Джейми еще раз внимательно посмотрел на чертежи, стараясь не упустить ни одной мелочи, которые могли прятаться на гигантском плане.
– Нет… Нет, ничего… – едва слышно бормотал он, перебирая все обозначения, пока не заметил в нижнем углу две небольшие буквы. Д и Б.
– О, это, кажется, инициалы, – удивленно воскликнул он.
– Что? Где? – похожий на паука сержант шагнул ближе, чтобы самому лучше все рассмотреть, при этом бесцеремонно оттолкнул часовщика в сторону констебля. – А вы точно уверены? Я лично не вижу никакой разницы, если сравнивать с остальной писаниной.
Джейми пожал плечами.
– Но это единственные буквы, которые не несут никакой информации о плане конструкции, – пояснил он и инстинктивно потянулся к следующему чертежу. Бумага зашелестела, и на миг он замер в предвкушении, что сейчас раскроет еще больше удивительных тайн.
На новой странице на том же самом месте стояли те же самые инициалы, и это подтвердило его догадку.
Кроме того, на втором плане оказалась часть более крупной детали для еще более огромной конструкции. Здесь было немного легче понять, что к чему. Джейми предположил, что это какая-то автоматизированная печь.
Чертежи восхищали его. Изгибы линий, паровые трубы, а чуть в стороне – информация о материалах, расчетные таблицы и теоретические измерения давления в клапанах. Разве могло что-то быть еще более невероятным?
– То есть вы абсолютно уверены? – снова спросил сержант, в очередной раз возвращая Джейми в реальность, и он почувствовал раздражение. Когда его так часто спрашивали об уверенности в чем-либо, он постепенно начинал терять эту самую уверенность. Тем не менее виду он не подал.
– Да, я уверен, – невозмутимо откликнулся он и отвел взгляд, стараясь не смотреть лишний раз на чертежи.
На столе лежало еще больше вещей, которые наверняка тоже достали из чемодана. Комплект мужской одежды, котелок, дорогая бритва, однако довольно дешевые сигареты. А из-под клетчатой куртки выглядывала записная книжка.
Одну секунду… Записная книжка?
– А что насчет этого? – поинтересовался он и взял ее, не спрашивая разрешения. Впрочем, его никто не остановил.
Обложка сильно потрепалась. Судя по всему, пользовались этой записной книжкой очень часто.
– В заметках тот же почерк, что и на чертежах. Но текст невозможно разобрать. Похоже, там какой-то тайный шифр. Где-то просто начерчены странные символы, – сержант нарочито делал вид, что там нет ничего по-настоящему достойного внимания полиции, и Джейми начал листать страницы.
Поначалу это казалось просто случайным набором букв. Однако Джейми был почти уверен, что никто не стал бы делать такие странные заметки только для того, чтобы заморочить других. Судя по всему, текст намеренно зашифровали.
Он тут же прикинул, какой из трех известных ему шифров могли использовать для подобной кодировки, попробовал сдвигать буквы в словах на несколько знаков вперед или назад, но результатов это не принесло. Видимо, загадочный Д. Б. не хотел, чтобы его записи так быстро расшифровали.
Поскольку чертежи таинственного аппарата оказались чрезвычайно сложными, Джейми предположил, что и записи будет не так-то легко разобрать.
– Я, конечно, попробую расшифровать, но это может занять несколько недель, – медленно проговорил Джейми, продолжая изучать абзац на одной из последних страниц и задумчиво пощипывая верхнюю губу.
Но тут книжку вырвали у него из рук и притом так неожиданно, что он вздрогнул.
– Если после расшифровки мы так и не выясним, кому принадлежат чертежи и записная книжка, то все эти манипуляции совершенно бесполезны.
Громко фыркнув, сержант небрежно положил записную книжку обратно на столешницу и решительно свернул чертежи. Джейми от обиды шмыгнул носом.
– С этим я действительно вряд ли смогу помочь, – тихо пробормотал Джейми. Он был очень разочарован и недоволен тем, как все складывалось. Он плохо знал мир, полный чудес и загадок, и приходилось мириться с тем, что ему едва ли удастся познать и разгадать их все.
– А если никто так и не заберет эти вещи, могу я взять их себе? – вырвалось у него раньше, чем он успел это обдумать. Сержант высокомерно расхохотался, и Джейми почувствовал себя очень глупо.
– Нет, к сожалению, это никак невозможно, – решительно заявил страж порядка, направляясь к двери. – Полагаю, на этом можно закончить. До свидания, мистер Леннокс, – чуть слышно бросил он и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты. – Только время потеряли… – ворчал он, удаляясь по коридору.
– Хм… и вам всего хорошего, – пробормотал Джейми и тяжело перевел дыхание. На душе стало так паршиво, как не было уже очень давно.
Джейми Леннокс был рабочим человеком. Он умел радоваться мелочам: тому, что есть крыша над головой, что всегда для него найдется работа, за которую хорошо платили, что голодать не приходится.
Когда он ремонтировал напольные часы в городских виллах или устанавливал новомодные технические приспособления богатым джентльменам, то часто сталкивался с людьми, которые из-за более высокого положения в обществе смотрели на него свысока.
Но настолько жалким и ненужным, как в тот момент, он чувствовал себя крайне редко.
Констебль вздохнул и сочувственно посмотрел на Джейми.
Сначала часовщик решил, что констебль извинится за своего коллегу. Но тот снова вздохнул, потом достал из кармана брюк носовой платок и подал его Джейми.
– У вас на лбу машинное масло и чернила. И верхняя губа тоже вся синяя, – пояснил он, и Джейми вспыхнул от стыда.
– Просто чудесно, – простонал он, а констебль рассмеялся. Но по-дружески, а не высокомерно, как сержант-паук.
Джейми поспешно протер лицо платком, сильно сомневаясь, что стер все грязные следы.
– Так лучше? – смущенно спросил он. Констебль легонько похлопал его по спине.
– Пойдемте. Отвезу вас обратно в мастерскую, – сказал он, и Джейми понуро поплелся за ним на улицу.
3. Расстроенная скрипка
Понедельник, 24 ноября 1890 г.
Иногда мне хочется начать новую историю со слов, что это был самый обычный день, похожий на любой другой до этого. Просто сама эта фраза очень хорошо звучит.
Но будем честны, ни один день не похож на предыдущий и не будет похож на следующий. Впрочем, это даже к лучшему.
Вот, например, ровно в полдень двадцать четвертого ноября в большой дом на Парк-стрит доставили письмо, которого я совсем не ожидала.
Писал мой преподаватель юриспруденции.
Я готовилась к худшему. Неужели он не получил мою семестровую работу? Или она настолько ужасная, что профессор теперь письменно сообщает о том, что я не справилась с важным экзаменом?
Но в этом случае конверт вряд ли был бы таким толстым.
Я сломала печать и с удивлением извлекла из конверта пачку денежных купюр и официальное письмо, написанное на плотной бумаге. Первые строчки так меня взволновали, что я даже забыла о вилке и схватила свой недоеденный кусок пирога рукой.
Слизывая с пальцев масляный крем, я недоверчиво изучала корявый шрифт. Судя по всему, моя семестровая работа всем очень понравилась и даже была удостоена награды.
К тому же, мне прислали внушительную денежную сумму, которая теперь лежала передо мной на столе.
Я еще раз перечитала письмо, поскольку с первого раза толком ничего не поняла. И тогда мое сердце переполнили облегчение и бешеный триумф. Мне стало трудно спокойно и чинно сидеть за столом, поэтому я вскочила со стула и начала бегать по комнате туда-сюда, снова и снова перечитывая письмо и визжа при этом, как свинья в грязевой луже.
Я чувствовала себя самой королевой и уже представляла, как объявляю эту новость своей сокурснице Беатрис Фитц-Джеймс в начале следующего семестра. Давно хотела утереть нос этой зануде!
Будет ей в отместку за то, что в самом начале учебы она громко называла меня девчонкой без роду без племени, выросшей на грязных улицах Ист-Энда, которая снизит уровень всего университета.
Женский университет Королевы Виктории был основан относительно недавно и пока не считался в Лондоне таким престижным, как университеты для мужчин. Но это мое будущее, и я прилагала все усилия, чтобы быть достойной этого учебного заведения.
Что там думала об этом ленивая избалованная гадюка Беатрис, меня не волновало, но все же, даже сейчас, будучи в радостном, приподнятом настроении, я чувствовала, что ее резкие слова не прошли для меня бесследно. ↫ Не слушай ее. Ты умничка!
До сих пор внутри все сжималось от страха, что я недостаточно хороша для женского университета. Что мои достижения ничтожны. И стараюсь я мало. И подвожу тем самым женщину, которая платит за мое обучение.
Но сегодня я бы все-таки не стала из-за этого расстраиваться. Я потрясла кулаком, а затем подняла письмо выше над головой. Вот оно, доказательство того, что место студентки мной заслужено, и мисс Брэндон-Уэлдерсон не зря возлагала на меня надежды – и тратила огромные суммы денег.
Едва я подумала о ней, как услышала в фойе звучный громкий голос. Не нужно было гадать, кто это вошел и почему все слуги вдруг так засуетились.
Голос Фрэнсин Брэндон-Уэлдерсон ни с чем не спутаешь, это я вам точно говорю. Она не говорит – гремит, и ее голос диссонирует. Будто дергаешь струну на скрипке, даже не дергаешь, а чуть зажимаешь ее пальцем, самую малость.
Я тут же сложила письмо, схватила купюры и спрятала их по карманам пышной юбки, а затем прокралась к двери, ведущей в мою учебную комнату.
Конечно, я собиралась рассказать своей благодетельнице о своем успехе, мне хотелось ее порадовать. Но куда спешить? Подождет и до утра!
Покажи я ей письмо прямо сейчас, она бы приложила свои маленькие бледные ладошки к слегка покрасневшим от восторга щекам и позволила себе проявить лишь столько радости, чтобы не испортить свою замысловатую прическу, а затем приговорила бы меня к тому, чтобы я провела вечер наряженной, словно рождественский гусь, в большом салоне, получая напыщенные похвалы от небольшой компании благоухающих мужчин, которых я не только плохо знала, но и которые мне не особенно нравились.
Поэтому, чтобы отпраздновать это радостное событие так, как этого хотелось бы лично мне, лучше пока помолчать и не показываться хозяйке на глаза.
Не поймите меня неправильно. Я ценю мисс Брэндон-Уэлдерсон сверх всякой меры, ценю все, что она для меня делает. Не так-то легко найти покровителя, который позволил бы такой, как я, учиться в университете. Да что там нелегко – это почти невозможно! Встретились мы совершенно случайно, чуть больше года назад, и у этой встречи всего два объяснения – либо это чудо, либо судьба.
Оглядываясь назад, я бы сказала, что тогда был самый обычный день, похожий на любой другой до этого. И совершенно точно соврала бы.
В тот день я оказала мисс Брэндон-Уэлдерсон услугу, а она взамен подарила мне будущее, о котором я и мечтать не могла. В итоге не пришлось выходить замуж за сына торговца рыбой.
И хотя я безмерно ей благодарна и хотела бы выразить свою признательность, в тот вечер я, по сути, потеряла себя настоящую. Потому что, как оказалось, у нас с ней совершенно разные представления о веселье. И о многом другом.
Из учебной комнаты я прокралась через столовую, мимо Клэр, которая готовила чай на кухне, и дальше по служебному коридору в гостиную, а оттуда к потайной двери в холле.
Мисс Брэндон-Уэлдерсон как раз давала слугам какие-то распоряжения, а Сисси помогала ей снять зимнее пальто, когда тощий Клиффертон пожаловался ей, что я снова ела сладкий пирог вместо обеда, не дожидаясь чая.
Старый ябеда!
⇪
Мне он тоже не нравится. И глаза у него как у ястреба.
– Благодарю, Клиффертон, я обязательно с ней поговорю, – сказала мисс Брэндон-Уэлдерсон, и я была более чем уверена, что она этого не сделает. Ее мало интересовало, как и чем я питаюсь. Она, конечно, очень старалась вылепить из меня образцовую юную леди, но на мелочи вроде заискивающего дворецкого внимания не обращала. Для нее важна была картина в целом.
– А где же она, кстати? Мы получили приглашение на Рождественский бал к Винтерглоу. Сэру Перси все не терпится показать свою новую великолепную люстру, – судя по тому, как начал отдаляться ее голос, она шла в сторону столовой, где я недавно сидела и угощалась пирогом.
Я чуть приоткрыла дверь и увидела только Клиффертона, что следовал за ней, как собачонка.
Когда оба скрылись в глубине дома, я скорее схватила из гардероба свое теплое пальто на подкладке, перекинула сумку через плечо и повязала на шею фланелевый шарфик.
Все никак не могу привыкнуть к тому, насколько же он мягкий… Обязательно было писать об этом?[3]
Облака повисли низко, и от холода в воздухе слышался звон, а по всей Парк-стрит со стороны Гайд-парка дул сильный ветер.
Я тщательно застегнула пальто и порадовалась, что утром надела две пары теплых носков. На ходу повязала шарф так, что он закрывал теперь и голову, и защищал от холода уши.
Конечно, мисс Брэндон-Уэлдерсон уже покупала мне разные шляпы. Но это все были очень странные экземпляры, украшенные шелковыми цветами и экзотическими перьями. Я их ненавижу всеми фибрами души и надеваю только на светские приемы, когда без них просто не обойтись.
Да, вне всякого сомнения, жизнь в шикарном доме в Вест-Энде изменила меня. Всегда быстро привыкаешь к сытой жизни, к мягкой кровати, которую больше не нужно делить с двоюродной сестрой, двумя ее детьми и блохастой собакой, и можно не бояться, что холодной зимней ночью отморозишь себе пальцы ног, потому что дров, как всегда, не хватает.
Но есть у меня такие черты, которые никогда не изменятся, как бы мисс Брэндон-Уэлдерсон или Клиффертон ни старались это исправить.
Как любил говаривать мой отец, можно вытащить девушку из Ист-Энда, но Ист-Энд из девушки не вытащить никакими силами.
Это, конечно, не его высказывание, наверняка его придумал кто-то более умный. Но он любит выдавать это за собственную мудрость.
На улицах было не так много народу. В такую погоду богатые господа обычно ездили на своих шикарных экипажах или брали кэб.
Я пробежала несколько кварталов, потому что до сих пор не привыкла иметь при себе столько денег. Все никак в голове не укладывалось, что в кармане юбки сейчас лежала такая крупная сумма! Даже как-то неловко. Я ведь не воровка, нет-нет, я заслужила эти деньги. Они мои по праву.
Нет, никогда еще я не носила с собой столько денег. Даже не располагала никогда такой суммой. Мисс Брэндон-Уэлдерсон, конечно, выдавала мне каждую неделю карманные деньги, но по сравнению с имеющимися у меня сейчас призовыми это была такая мелочь!
Если бы я могла, то вернулась бы и спрятала большую часть полученной суммы под матрас. Но было уже поздно возвращаться.
Сзади послышался шум повозки, и я оглянулась, чтобы узнать, кто это за мной едет. Поравнявшись со мной, кучер постепенно замедлил ход и наконец совсем остановился.
– Мисс Хеммильтон, – радушно поприветствовал меня Уилл и широко ухмыльнулся, из-за чего казалось, что в его бороде застряла жесткая горизонтальная пластина. – И куда это вы путь держите? – поинтересовался он, точь-в-точь как волк из «Красной Шапочки». Хотя, конечно, злодеем он вовсе не был. Он служил кучером у мисс Брэндон-Уэлдерсон и был женат на нашей кухарке Клэр.
Я, смеясь, потрясла головой. Уилл во всем слушался свою жену и никогда ей не прекословил.
– Да вот, решила навестить свою подругу Анимант, – слукавила я, и он с сомнением приподнял свои кустистые брови.
Ехидная ухмылка сменилась ласковой отеческой улыбкой, и он наклонился ближе ко мне.
– Не пешком же вы туда собирались, верно же? – стало понятно, что он не совсем мне поверил, и я улыбнулась.
– До чего же приятно, что ты обращаешься со мной как с молодой леди, Уилл, – сказала я, ища в карманах пальто перчатки.
Он фыркнул.
– Так ведь вы и есть леди, – убежденно заявил он, чуть подвинулся в сторону и похлопал по освободившемуся месту на скамейке рядом с собой. – Садитесь, подвезу вас.
Будь я настоящей леди, он бы вряд ли мне предложил сесть с ним.
Но мне было все равно. Потому что я была не настоящей леди, а эта повозка была в сто раз лучше, чем тесный салон самого роскошного экипажа, в котором мне вечно приходилось поджимать под себя свои длинные ноги.
Уилл щелкнул языком, и лошадь снова тронулась с места. За спиной в повозке глухо грохотали ящики.
– Вы едете в сторону университета? – спросила я. Кучер пожал плечами.
– Нет. Я везу овощи к Барни, – ответил он и многозначительно покосился на меня. – Но лучше нам поехать в объезд, если, конечно, вы не замерзнете при этом.
– Так быстро я не замерзну, – самые холодные зимы в моей жизни уже давно остались позади, к тому же сейчас я поедала пироги в таком количестве, что вряд ли снова стала бы такой тощей, что гремели бы кости.
Между тем я наконец-то выудила из карманов перчатки и скорее надела их. Несмотря на то, что сказала Уиллу неправду и мы теперь ехали совсем не туда, куда мне нужно, я радовалась, что не пришлось идти пешком.
– Ну конечно, от алкоголя наоборот становится гораздо теплее, не так ли? – пошутил Уилл, и я поняла, что он обо всем догадался.
Мисс Брэндон-Уэлдерсон полагала, что я больше не та прежняя дикарка и из алкогольных напитков теперь, как истинная аристократка, пью только пунш по вечерам, поэтому никогда не спрашивала меня, куда я собираюсь идти и что собираюсь делать. А для меня по-прежнему не было ничего лучше, чем сидеть в пабе с друзьями, попивая напитки покрепче благородного пунша. Но если об этом пронюхает дворецкий, с этого момента мне придется быть очень осторожной.
– Только Клиффертону, пожалуйста, не говорите. Я у него и так на плохом счету, а уж после сегодняшнего… – я зарылась носом в свой тепленький шарфик и невольно подумала о тех временах, когда еще ни у кого не была на плохом счету.
Уилл грубо расхохотался.
– Что, опять он не в духе? Даже интересно, что такого вы выкинули на этот раз.
Было очень приятно слышать его непринужденный смех, которым он показывал, что считает меня равной себе, хоть я и одета как богатая леди.
– Я уговорила вашу жену подать мне пирог на обед, – заговорщически прошептала я, будто речь шла о жутком преступлении, и кучер подыграл мне, вытаращив глаза и в ужасе прикрыв рот.
– О, какая наглость! – это прозвучало громче, чем он ожидал, так что какой-то пожилой господин, идущий по тротуару, невольно остановился и оглянулся на нас с явным осуждением.
– Вздернуть меня на виселице за это! – воскликнула я. Повозка тем временем свернула из переулка, и мы выехали на большую дорогу. Движение здесь стало плотнее, быстро ехать возможности уже не было, зато появилась возможность осмотреться по сторонам и понаблюдать за жизнью суетливого большого города.
Улицы были такими серыми, как будто зима забрала все другие цвета. И все же именно благодаря этой серости я чувствовала, что сейчас вижу настоящий Лондон. Честный, безжалостный, без всяких прикрас.
Люди в темных плащах и таких же темных шляпах, подняв воротники, спешили через улицу, кутались поплотнее в кэбах или прятались за витринами магазинов, которые отражали затянутое облаками холодное небо.
Лондон. Город серых мышей и грязных крыс.
– Да, старик Клиффертон… – вдруг снова вздохнул Уилл, продолжая старую тему. При этом он будто и сам не до конца решил, с какой интонацией произносить эти слова, с примирением или все же с осуждением. – Но есть у него и хорошие черты, – в итоге выбрал он первое.
– Разумеется, – с иронией проговорила я, фыркнув и закатив глаза. – Представляете, что бы началось в поместье, если бы его не было? Слуги бы с ума посходили, а уж о дисциплине и речи бы не шло, – я театрально вздохнула.
Уилл снова усмехнулся.
– А юные леди начали бы требовать сладкие пироги прямо на завтрак!
Я всплеснула руками.
– И куда только мы катимся?!
– Навстречу анархии! – прогремел Уилл.
Мы оба рассмеялись, и я радовалась, что кто-то для разнообразия оценил мой юмор.
4. Это вовсе не взлом
Потрепанная старая деревянная табуретка по-прежнему стояла в кустах, на том же самом месте, где я ее оставила. Когда-то давно я забрала ее из чайного домика.
Высота табуретки как раз подходила, чтобы можно было удобно поддеть ножом для масла раму окна в библиотеке Королевского университета, которое выходило на парк. Хотя при этом и приходилось удерживать равновесие на одной ноге.
Откуда мне известны такие подробности? Все просто. Это же как-никак отчет для полиции, а я обещала не упускать ни одной важной детали.
Да, по сути это взлом. Но с другой стороны, мистер Рид сам виноват – надо было тщательнее закрывать окна. И уж лучше «вломлюсь» я, чем настоящий злоумышленник.
Я поставила табуретку на разбитую под окном восточного крыла клумбу, открыла раму и снова спрятала нож в декольте.
Потребовалось приложить немало усилий, чтобы поднять вверх все юбки и кринолин и не запутаться при этом в кружевах, после чего я элегантно перекатилась через подоконник в комнату, словно мешок с картошкой.
Это была еще даже не сама библиотека, а рабочая подсобка с отделанными панелями стенами, которые делали ее темной и придавали какую-то особую важность. С недавнего времени моя подруга Анимант Крамб работала помощником библиотекаря и часто бывала в этой комнатке.