Память и судьба. Побег из забвения

- -
- 100%
- +

© Рита Джоджуа, 2025
ISBN 978-5-0067-9610-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог. Пластинки для граммофона
Леонор и сама не могла объяснить, что заставило ее остановиться у офиса «Теранос». Зияющее пустотой здание казалось не просто заброшенным, а вымершим. Воздух вокруг него наполнялся гнетущей тишиной, нарушаемой лишь шелестом бумажного мусора под ногами.
Черно-желтая полицейская лента, обвившая все входы, и свинцовые пломбы на дверях кричали о запрете и окончательности. Леонор подняла взгляд к окнам третьего этажа – темным, слепым глазницам. Ни малейшего движения, ни проблеска света. Никого. «Может, я больше не вижу призраков? – промелькнула мысль. – Или они теперь не хотят показываться? А может они наконец обрели покой?»
Она колебалась. Инстинктивный страх сковывал ноги, но его теснило настойчивое любопытство: прошло столько времени! Чего бояться? Пальцем она подцепила ленту; та отлипла с легким шелковистым шуршанием, повиснув на ее пальце черно-желтой паутиной. Леонор скомкала ее в тугой шар и резким движением швырнула в ближайший переполненный мусорный бак. Вернулась к двери. Свинцовая пломба поддалась с сухим треском, бумажная печать порвалась легко, как гнилая ткань. Она потянула за ручку двери, та открылась с тихим скрипом, выпуская запах пыли и затхлости, словно Леонор открыла чей-то склеп. Волнение, перемешанное с любопытством, охватило ее, но она заставила себя переступить порог. Под ногами хрустнула пыль. Ей казалось, что стук ее сердца слышен по всему зданию.
Призраков тут не было. Леонор знала это с абсолютной, почти физической уверенностью, хотя и не могла бы объяснить источник этого знания. Но даже отсутствие призраков не развеяло тяжелой, липкой жути, витавшей в воздухе. Она оседала на кожу, пробирала до костей холодом, которого не было в реальности.
«Мерзость запустения» – подумала про себя Леонор.
А ведь когда-то она считала этот офис самым футуристичным и прекрасным зданием в городе. Фойе было шедевром биофильного дизайна и хай-тека: плавные, словно выточенные водой формы, удобнейшие современные кресла-коконы, стойка ресепшн из матового белого камня, мерцающий искусственный водопад, струившийся по стене, поросшей настоящими папоротниками. Одна стена имитировала пещеру с причудливыми сталактитами, внутри которых пульсировали жилы светодиодов, словно застывшая в камне магма. И над всем этим – холодный, сияющий неоновый логотип «Теранос». Можно было часами разглядывать каждую деталь, ощущая себя частью чего-то грандиозного и нового. У стойки стояли валидаторы с прозрачными куполами, похожие на артефакты из будущего. А дальше – широкая лестница, уводящая вверх, и лифты. Одна стенка лифта была полностью прозрачной, и по мере подъема открывался захватывающий вид на город, залитый огнями, заставляя каждого пассажира чувствовать себя возносящимся на Олимп. Словно поднимавшийся на лифте становился вершителем судьбы.
Теперь все это превратилось в ничто. Компания мертва, офис – пустая скорлупа. Ощущение, будто само место пропиталось невидимой скверной. Проказой.
Впрочем, возможно, так оно и было. Только проказа была не телесной, а душевной. Годы работы в «Теранос» вытравливали сочувствие, притупляли чувства, отучали слышать шепот интуиции и совести. Ты переставал различать правду и ложь, погружаясь в уютный кокон собственного благополучия и безразличия. Леонор прошла через это. Она знала цену этому комфорту. Наверное, так и выглядела покинутая людьми Вавилонская башня – величественная, но мертвая, пропитанная смрадом высокомерия.
Заставив себя идти дальше, Леонор поднялась на второй этаж. Лестничные пролеты были засыпаны обрывками каких-то документов, которые раньше имели значение, осколками разбитого стекла от информационных панелей. Именно здесь, в бывших кабинетах разработчиков, правительство разместило конфискованные вещи эльфов, которые позже растащили по музеям и выставкам. Леонор надеялась найти что-то уцелевшее, пропущенное при описи. Она и сама не понимала, откуда взялась решимость подняться сюда, когда каждый шаг отдавался эхом в гробовой тишине, а страх сжимал горло..
После скандала власти вытащили на свет божий горы эльфийских артефактов: изысканную кухонную утварь, роскошную одежду необычных фасонов с изумительной вышивкой и из тканей необычного плетения, предметы быта, мебель и удивительные украшения, которые носили на себе монаршие особы и просто богатые эльфы. А еще картины, книги, ковры, гобелены и множество предметов искусства, которое пылилось и истлевало на складах преступников и потрошителей. Часть вернули эльфам, если верить рассказам. Другое – выставили в музеях, устроив настоящую вакханалию публичности вокруг всего, что было связано с ними. Почему именно сейчас обрушили этот вал информации? Леонор ловила себя на мысли: «Интересно, к чему бы это?»
Она толкнула дверь в помещение, на двери которого висела табличка с надписью «Хранилище №2». Внутри царил полумрак, пробиваемый лучами пыльного света из высокого окна. И – о чудо! – на стеллажах и прямо на полу кое-что осталось: аккуратная стопка книг в кожаных переплетах, несколько коробок с виниловыми пластинками в незнакомых конвертах и аккуратно сложенная стопка одежды из переливающейся ткани. Леонор радостно улыбнулась. Она метнулась по залу, нашла пустую картонную коробку из-под оргтехники и стала бережно складывать в нее пластинки и книги. Сверху накрыла находку куском тяжелой, узорчатой ткани, валявшейся рядом. Коробка получилась увесистой, но Леонор, окрыленная удачей, почти не чувствовала ее веса. Спустившись к машине и уложив добычу в багажник, она вернулась за остатками. На полу, в углу, притаилась одиночная фарфоровая чашка с отколотым ушком – изящная, с тонкой синей росписью, – и невзрачный серый мешок из плотной, грубой материи. Без тени сомнения Леонор прихватила и их, чувствуя себя не воровкой, а спасительницей забытых сокровищ.
Дома, в тепле и безопасности своей гостиной, она приступила к разбору трофеев. Одна книга оказалась на эльфийском, строки текста вились по странице причудливыми кружевами, но Леонор ни черта не понимала, поэтому отложила ее. Другая – сборник стихов на английском, но с подзаголовком «Переводы с эльфийского». Ее женщина намеревалась прочитать позднее. Среди пластинок обнаружились две потрепанные нотные тетради, испещренные странными, плавными знаками. Одну из пластинок, в конверте из грубой, похожей на пергамент бумаги с вытисненным стилизованным деревом, она не удержалась и поставила на проигрыватель.
И влюбилась. С первой ноты, с первой строки. Драматичный, страстный тенор, звучавший с винила, обладал гипнотической силой. Слова песен – то нежные, то полные невыразимой тоски, то яростные – касались струн души. Ничто в современной музыке не могло сравниться с этой первозданной силой чувства. Леонор растворилась в звуке, позволив ему унести себя прочь от реальности. Песни были на незнакомом языке, немного напоминающем то ли латынь, то ли греческий.
Лишь когда последний аккорд растаял в тишине, она с усилием очнулась, выключила проигрыватель: иначе сосредоточиться было невозможно. Примечательно было, что эльфийская пластинка родом из начала двадцатого века подошла к современному проигрывателю, хотя не должна была. Видимо, эльфы к тому времени были на пару шагов впереди в некоторых технологиях.
Затем она развернула серый мешок и ахнула. Внутри, бережно завернутое в тончайшую бумагу, лежало эльфийское платье. И, судя по фасону и цвету, оно было свадебным. Леонор не верила своим глазам. Как такое сокровище могли пропустить? Ткань платья была тяжелой и текучей, наподобие шелка, по шлейфу и лифу вились узоры вышивки, немного выцветшей, как и по рукавам у предплечья. В недрах мешка нашлась и фата – невесомая и немного выцветшая, как и платье. Его можно было отреставрировать! И можно было даже надеть! Оно было не просто прекрасным – оно было волшебным.
Ткань, которой она накрыла коробку, оказалась длинной шалью невероятной работы. Тончайшая шерсть или шелк. На глубоком синем, почти черном фоне, струились вышитые серебряными и золотыми нитями созвездия и мифические существа. Длинная, в палец толщиной, бахрома местами была оборвана, но это не умаляло ее завораживающего очарования.
Весь остаток вечера Леонор провела, погрузившись в сборник стихов. Она листала страницы, пока не дошла до последней. Там, под финальным стихотворением, стояла подпись: Ильмин. Имя ударило в память. Сердце сжалось. Она знала это имя. Его с невероятной тоской в голосе произнесла принцесса – призрак Эйлиндис. Именно с ним она хотела жить в доме среди садов на склоне горы. А он посвящал ей свои песни и стихи, полные восхищения, почитания и любви. Такие песни не поют человеческие певцы, особенно в последнее время. Леонор отложила книгу, ощущая, как реальность вокруг приобрела новые, тревожные и манящие грани. Это открытие было лишь началом.
Падение Вальмиры

Свадьба принца Эиларио
Эринель знала, что выглядит превосходно. В этом ее убеждал не только собственный вкус, но и бесконечные комплименты супруга, неизменно сопровождаемые нежным поцелуем в щеку, когда он проходил мимо. Эльфрион утверждал, что она была бы прекрасна даже в мешке из-под муки, но менять изысканный наряд на столь экстравагантный эксперимент дочь эльфийского народа не спешила. Ее наряд был продуман до мелочей: строгое прямое платье из темно-серой тафты служило основой, поверх которого была элегантно накинута воздушная кружевная накидка с широкими рукавами, усыпанная мерцающими камнями. Темные волосы, собранные в низкий, гладкий пучок, венчала изящная шпилька с крупным цветком, чьи лепестки искрились россыпью мелких драгоценных камней. А с заколки свисали тонкие цепочки, украшенные изумрудами.
В большом доме советника и ближайшего друга принца Эиларио царил предпраздничный хаос. Хозяева, обычно невозмутимые, оказались бессильны перед этой стихией. Бал в честь свадьбы принца обещал быть поистине грандиозным. Поэтому родители Эринель и Эльфриона, три ее сестры, брат супруга с семьей и юными дочерьми, съехавшиеся из разных уголков королевства, готовились к событию целый месяц, наивно надеясь, что в сам день все пройдет гладко. Надежды не оправдались.
Девушки и девочки носились по дому, словно стайка испуганных птиц, выкрикивая по пути, что им нужны ленты, заколки или банты, яростно споря за место перед огромным зеркалом, помогая друг другу стягивать корсеты и заплетать сложные прически. Мужчины, растерянные и беспомощные, только мешались, осаждая своих супруг вопросами о местонахождении запонок, галстуков или определенных жилетов, чем лишь усиливали всеобщее раздражение и нервозность.
И лишь Эринель не участвовала во всеобщем волнении. С юности она была приучена соблюдать спокойствие даже во время стихийных бедствий. Ее нежная, но властная рука привела в порядок детей и мужа точно по графику, после чего она безупречно собралась сама. Пока родственницы метались в предпраздничной панике, ее маленькая семья уже отдыхала в тишине их комнат, излучая невозмутимость.
Эринель примеряла у зеркала серьги, когда в комнату вновь вошел ее супруг. Молча улыбнувшись, он подошел к граммофону, поставил пластинку, и из рупора полилась нежная, струящаяся мелодия. Эльф плавно задвигался в такт, приближаясь к супруге. Она ловила его отражение в зеркале, уголки губ тронула легкая улыбка. Он подошел вплотную, его пальцы нежно прикоснулись к ее шее, застегивая замысловатую застежку ожерелья. Встав перед ней, он изящным движением пригласил ее на танец. Эринель без колебаний вложила свою руку в его и позволила увлечь себя в медленный вальс. Они кружились по комнате, их взгляды были прикованы друг к другу, полные не стареющей нежности. Они шли рука об руку уже не первую сотню лет, но чувство их оставалось юным, обновляясь, как весенние побеги древнего дерева.
Последние аккорды растаяли в воздухе. Супруги замерли, обнявшись.
– Великолепная песня, – тихо произнесла Эринель, прижимаясь щекой к его плечу. – Одна из лучших у Ильмина.
– Он влюблен, душа моя, – ответил Эльфрион, его голос был теплым и чуть глуховатым от близости. – Оттого и стихи столь чувственны и пронзительны.
– Как думаешь, принцесса Эйлиндис знает, кому предназначены эти слова? – спросила Эринель, отводя голову, чтобы взглянуть ему в глаза.
– О, конечно знает! – Эльфрион покачал головой, в его взгляде мелькнула тень сожаления. – Ильмин даже просил ее руки у короля. Но получил отказ. И эта песня родилась из той боли.
– Печально, – прошептала Эринель, брови ее сдвинулись. – Неужели Ильмин недостоин принцессы? Она ведь не наследница престола, не обременена высокой должностью…
– Решение королей не всегда ясны даже советникам, – Эльфрион мягко коснулся ее щеки. – Нам остается лишь сочувствовать им. Мы ведь тоже помним вкус ожидания…
– Ты прав, – она снова положила голову ему на плечо, и в комнате воцарилась тишина, наполненная их близостью.
Они простояли так, обнявшись, еще несколько минут, шепча друг другу милые, смешные пустяки, от которых на губах сами собой расцветали улыбки, пока настойчивый стук в дверь не возвестил: пора. Спокойные и единые, держась за руки, они спустились вниз.
И вправду, большое эльфийское семейство предстало во всем своем великолепии, готовое к отъезду. Лица светились радостным предвкушением праздника. Для самой младшей дочери семейства, златоглазой Оэлин этот вечер был первым выходом в большой свет – ее глаза сияли особенно ярко, хоть она и выглядела взволнованной.
Дворец посольства Вальмиры, крупнейшего эльфийского королевства, был преображен. Роскошь здесь была не кричащей, но глубокой и одухотворенной. Повсюду – живые цветы невероятных оттенков и форм, гирлянды из прозрачных хрустальных призм, которые, ловя свет, рассыпали по стенам и полу радужные блики, изящные кадки с вечнозелеными растениями – излюбленные украшения эльфов Вальмиры, создававшие ощущение волшебного сада.
Невеста, Илвинда, была воплощением сияющей радости. Ее кремовое платье, расшитое по лифу, пышным рукавам и длинному шлейфу сложнейшим золотым узором, казалось, соткано из света. На голове сверкала тиара из жемчуга и белого золота, а к волосам крепилась длинная фата, струившаяся до самого пола. Но главным украшением Илвинды была ее улыбка – широкая, искренняя, счастливая, с которой она встречала гостей рядом со своим супругом, третьим сыном короля Вальмиры Эиларио. Они выглядели не королевскими отпрысками, а влюбленными подростками, затеявшими игру в свадьбу для своих друзей. Серьезность момента выдавал лишь статус гостей – высшие сановники Британии, влиятельные дворяне, богатейшие промышленники и мастера-ремесленники, известные творческие личности, а также важные персоны из мира людей.
Эльфийские праздники всегда поражали людей своей непривычной сдержанностью и даже тишиной. Здесь не было громкого хохота, оглушительных труб и барабанов, грохота каблуков или звона бьющейся посуды. Музыка, конечно, лилась – эльфы обожали танцевать и ценили изысканную кухню. Но даже их танцы казались бесшумными, парящими и упорядоченными. А еще людей неизменно смущала и забавляла манера эльфов… распевать свои разговоры в такт музыки. Где человек мог притопывать или покачивать головой, эльф мелодично интонировал каждую фразу. И эта манера была заразительна. Порой какой-нибудь степенный, тучный директор текстильной мануфактуры, увлекшись, и сам не замечал, как начинал выводить хрипловатым баритоном своему собеседнику:
– Да-а-вай-те же об-су-у-у-дим на-а-ш до-го-во-о-о-р!
И партнер, захваченный общим ритмом, отвечал ему в той же манере.
Нынешний праздник следовал традиции, но имел свои особенности. Церемонию эльфийский принц и его избранница провели в окружении своих друзей и близких, но праздник был для всех. Хотя люди перешептывались, что хотели бы понаблюдать за эльфийской церемонией, ведь эльфы часто бывали свидетелями свадеб на человеческих свадьбах. Они не понимали, почему это такая тайна.
Сначала гостей пригласили в пиршественный зал. Длинные столы, уставленные изысканными яствами и напитками, стояли параллельными рядами. За отдельным, чуть возвышенным столом сидели принц Эиларио и принцесса Илвинда в окружении самых близких друзей, среди которых были Эльфрион и Эринель.
Начались тосты и пожелания долгого счастья. Затем зазвучали первые аккорды для танцев.
Под торжественную мелодию Эиларио повел свою невесту в центр зала. Они исполнили первый, словно церемониальный танец. Илвинда величественно плыла по залу, словно лебедь, а Эиларио, словно орел, окутывал ее своими «крыльями, но никак не касался ее, лишь смотрел, как она танцует и улыбался. После церемониального танца началась другая музыка и к ним присоединились другие эльфийские пары. Люди наблюдали со стороны: кто-то – с неподдельным восхищением грации и красоты, кто-то – с плохо скрываемым пренебрежением или даже завистью.
Именно в разгар этого танца в зал вошла она…
Появилась словно луч лунного света. Ее сиреневое платье воздушным и нежным, украшенным тонкой цветочной вышивкой, а золотые кудри струились по спине живым водопадом. Она шла с задумчивой, отстраненной улыбкой, будто гуляла по волшебному лесу и лишь по случайности заглянула на людной праздник. Ильмин, находившийся на сцене, продолжил играть на лютне по привычке, но песня его смолкла, хотя оркестр продолжил играть. Его взгляд, полный немой мольбы и страха, приковался к ней. Казалось, он боялся, что видение вот-вот растворится. Но принцесса Эйлиндис оставалась реальной. Тогда Ильмин решительно шагнул вперед, пересек зал и, остановившись перед ней, протянул ладонь. Эйлиндис остановилась и посмотрела на него, в ее глазах мелькнули сомнение и неуверенность, но затем она положила свою тонкую руку в его. Они присоединились к танцующим. Им казалось, что они совершают какую-то непростительную шалость у всех на глазах.
Эиларио заметил их, и на его лбу нахмурились тени.
– Оставь, мой свет, – тихо сказала Илвинда, положив руку ему на рукав. Ее глаза были полны понимания. – Им запрещено быть вместе, но запрета на танец нет. Пусть танцуют.
Те гости, кто не танцевал, расходились по залу или выходили в прохладный ночной сад, беседуя под звездами.
Веселее и непринужденнее всех была семья Эльфриона. Они искренне наслаждались каждым моментом праздника, общались со старыми друзьями и легко завязывали знакомства с эльфами из дальних городов. Оэлин волновавшаяся больше всех, оставила всякое волнение, потому что быстро нашла друзей, златоглазых, как она, и веселилась вместе с ними.
После одного из танцев к Эльфриону и Эринель подошел человек. Высокий, статный, в безупречной военной форме с погонами и аксельбантами. Эринель почувствовала мгновенную, непонятную неприязнь. Возможно, виной были слишком резкие, словно высеченные из камня черты его лица и холодный, оценивающий взгляд серых, как сталь, глаз. Он улыбался, стараясь казаться дружелюбным, но в этой улыбке не было тепла.
– Август Киллиан, – представился он, сделав легкий, но безукоризненный поклон. Его голос был ровным, поставленным. – Честь имею.
Эринель не услышала в его голосе ни грамма доброжелательности.
– Интересное имя, – напел в такт звучавшей музыке Эльфрион. – Не часто встретишь такое среди людей.
Август Киллиан едва не подхватил эльфийскую манеру, но сдержался.
– Стараемся не отставать от вас в оригинальности, господин…?
– Эльфрион. А это моя супруга, леди Эринель, – представился эльф, его рука невольно легла на руку жены.
– Господин Эльфрион. Леди Эринель, – Киллиан вновь склонил голову в ее сторону. – Осмелюсь ли я пригласить вас на танец? – Его взгляд был пристальным, изучающим.
– Я танцую исключительно со своим супругом, господин Киллиан, – ответила Эринель, ее голос был ровным, но в нем не было песни. Киллиан заметил это и счел знакомнеприязни к нему.
– Господин Эльфрион, – Киллиан повернулся к нему, сохраняя улыбку. – Уступите ли вы мне вашу очаровательную супругу? Всего лишь на один танец!
Эльфрион встретился взглядом с Эринель. В его глазах читалась просьба и легкая досада – светский долг требовал уступить. Эринель едва заметно поджала губы, но кивнула.
– Хорошо, господин Киллиан, – сказала она с подчеркнутой вежливостью. – Один танец.
Они присоединились к танцующим. Звучала медленная, меланхоличная мелодия, пары плавно покачивались, больше занятые тихими беседами, чем движениями. Киллиан не сводил глаз с лица Эринель, его взгляд был тяжелым, изучающим. Эринель же смотрела куда-то поверх его плеча, считая прямой взгляд на незнакомого мужчину в такой близости неприличным. Эльфрион наблюдал за ними с края зала, его брови были слегка нахмурены – настойчивость человека казалась ему подозрительной.
– Я вижу, вы пользуетесь особым доверием принца Эиларио, – заговорил Киллиан, его голос звучал непринужденно, но каждое слово было взвешено. – Разделяете с ним стол в такой день…
– Так вот в чем причина вашего интереса? – Эринель наконец посмотрела на него, в ее глазах вспыхнула искра негодования. – В принце?
– Отчасти, – он не смутился. – Я здесь по долгу службы. Вместо министра Шоу. Дело государственной важности.
– А я-то решила, дело в моей красоте, – съязвила Эринель, ее губы тронула холодная усмешка.
– Вы безусловно прекрасны, миледи, – Киллиан тоже усмехнулся, но в его усмешке не было тепла. – Но…
– Но принц все же красивее? – парировала эльфийка, подняв бровь.
– Вы остроумны, – констатировал он, его серые глаза сузились.
– Что же мешает вам подойти к нему самостоятельно?
– Я не мог упустить возможности потанцевать с самой очаровательной эльфийкой в зале, – ответил он, и в его тоне прозвучала лесть, лишенная искренности.
– В зале множество очаровательных незамужних эльфиек, – сухо заметила Эринель. – Но вы выбрали меня. Учтите на будущее, что звать на танец замужнюю эльфийку неприлично.
– Учту на будущее. Но ни одна из незамужних не сидела за столом с принцем. Мне нужен проводник. Представьте меня ему. Я не могу просто подойти – он меня не знает. Это было бы дерзостью.
– Вы подошли и представились нам. Разве это не дерзость?
– Я здесь чужак, никого не знаю. Пришлось начать с кого-то. Но к принцу подобную вольность я позволить себе не могу. – В его голосе прозвучала настойчивая просьба, почти требование.
Эринель вздохнула, ее терпение было на исходе. Она едва сдерживала раздражение.
– Что ж, ладно. Представлю вас. Так и быть. – Ее голос звучал ровно, но без энтузиазма.
– Благодарю вас, – Киллиан склонил голову, в его взгляде мелькнуло удовлетворение. Негодование эльфийки он чувствовал, но ему было все равно.
– Надеюсь, это во благо, – произнесла Эринель бесцветным, предостерегающим тоном.
Музыка затихла. Эринель немедленно направилась к Эльфриону. Офицер последовал за ней.
– Скажу честно, я не горел желанием ехать на этот праздник, – заговорил Киллиан, обращаясь уже к Эльфриону. Он окинул взглядом роскошный зал. – Но теперь не жалею. Столько роскоши и красоты я вижу впервые. И эта спокойная атмосфера меня вдохновляет больше, чем шумные праздники.
– Это лишь отражение истинной красоты Вальмиры, господин Киллиан, – ответил Эльфрион сдержанно.
– Однако, многие эльфы предпочитают жить здесь, а не в вашей таинственной Вальмире. – подчеркнул Киллиан, – несмотря на всю прелесть вашего королевства.
В его словах прозвучал скрытый вызов.
– Молодые души жаждут странствий и новых впечатлений, – парировал Эльфрион, его голос оставался спокойным, но в нем появилась сталь. – Вальмира же – пристанище для тех, кто ищет вековой мудрости, спокойствия и стабильности.
– В мире нет ничего стабильного, господин Эльфрион, – отчеканил Киллиан. Его серые глаза прищурились. – Особенно сейчас.
– У людей, возможно, да, – Эльфрион выпрямился, его взгляд стал проницательным и холодным. – Но в Вальмире покой царит уже многие века. Не стоит обобщать.
– Конечно же там спокойно, – усмехнулся Киллиан, и в его усмешке прозвучала язвительность. – Ведь вы не пускаете туда людей.
Эльфрион медленно, с ног до головы, окинул офицера взглядом, полным внезапно проснувшейся настороженности и осуждения. Он явно пересматривал свое решение представить этого человека принцу.