Память и судьба. Побег из забвения

Вслед за принцессой

Весь праздник Ильмин провел рядом с Эйлиндис, и каждое ее слово, каждый взгляд западали ему в душу, как драгоценный камень. На следующее утро, окрыленный счастьем, он спешил на общий завтрак, предвкушая новую встречу. Столовая была наполнена солнечным светом, тихим звоном посуды и перешептываниями, но среди гостей не было ее. Сердце Ильмина сжалось от предчувствия. Он проверил ее комнату – пустота и тишина встретили его там. Одна из служанок, пряча взгляд, подтвердила: принцессы нет во дворце. После завтрака Ильмин бродил по длинным, прохладным коридорам, его тень тянулась за ним по мраморному полу, будто пыталась догнать и сказать что-то. Грусть и недоумение грызли его изнутри. Куда она исчезла? Неужели ее увезли? Или она сама покинула дворец?

– Ищешь свою возлюбленную? – Звонкий голос заставил его вздрогнуть. Перед ним стояла принцесса Илвинда. Она казалась воплощением свежего утра в своей нарядной батистовой блузе с тончайшей вышивкой и игривыми рюшами, подчеркнутой темно-зеленой атласной юбкой. Ее темные волосы были собраны в высокий хвост. Ильмин не ответил, но его глаза – широко распахнутые, полные боли и вопроса – сказали все за него. Илвинда сжалилась над ним.

– Два часа назад Эйлиндис отбыла на поезде в Саутгемптон, – тихо сообщила она, оглянувшись. – Чтобы сесть на корабль в Вальмиру. «Лунная Стрела» отчаливает сегодня вечером. У тебя еще есть время.

Ильмин побледнел.

– Но… поезда до Саутгемптона ходят только утром и поздно вечером! Я не успею к отплытию! – отчаяние сдавило его горло.

Илвинда лукаво улыбнулась, в ее глазах блеснула искорка заговора.

– Конечно, обычным путем – нет. Поэтому я попросила брата помочь. Илтарион ждет тебя на заднем дворе у конюшни. Поторопись!

Ильмин рванул в свою спальню. Руки дрожали, пока он наспех бросал в дорожную сумку самое необходимое – смену одежды, туалетные принадлежности. Без колебаний схватил свою старую, верную лютню в потертом чехле. Мысленно он осыпал благодарностями мудрую и добрую Илвинду. Внизу, у подъезда для экипажей, его уже ждал Илтарион. Не у конюшни, а рядом с блестящим, новеньким кадиллаком – неожиданный для эльфа выбор транспорта. Молча, лишь перекинувшись понимающими взглядами, они погрузили вещи. Мотор рыкнул, и машина вырвалась за ворота дворца, уносясь по направлению к морю.

Саутгемптон встретил их соленым ветром и гомоном порта. Самым сложным оказалось не проскочить пробки (Илтарион вел машину с эльфийской ловкостью и почти человеческой безрассудностью), а добыть билет. До отплытия оставалось чуть больше часа, и все места, казалось, были раскуплены. Ильмин метался между кассами, его сердце бешено колотилось. Чудом – или благодаря золотой монете, незаметно переданной Илтарионом чиновнику – билет был в руках. Оставалось лишь одно: найти ее среди пассажиров огромного корабля. Ильмин крепко обнял Илтариона, его голос дрожал от благодарности:

– Передай сестре… скажи, я вечно буду в долгу! Спасибо!

«Лунная Стрела» была гордостью Вальмирского флота. Ее стройный белый корпус возвышался над причалом. На палубе и у трапа толпились в основном эльфы – пассажиры и их провожающие. Тут и там мелькали и любопытные люди, пришедшие поглазеть на необычное судно и его команду. Моряки-эльфы были одеты не в привычную людям робу, а в элегантные серо-голубые кафтаны поверх белоснежных брюк и рубашек. Головы их венчали не фуражки, а широкополые шляпы из плотной ткани, защищавшие от солнца и ветра. Но больше всего людей поражали их глаза – все члены команды были златоглазыми.

Чародеи. Те, кто читал мысли, двигал предметы силой воли и видел то, что скрыто от обычного взгляда. Люди смотрели на них со смесью страха и жадного любопытства. Пока корабль стоял у причала, принимая последние грузы и пассажиров, глаза златоглазых были спокойны, почти неотличимы от светло-карих, а сами они – приветливы и учтивы. Но вот раздалась команда капитана – низкий, вибрирующий зов, понятный только своим. И в тот же миг глаза матросов вспыхнули ярким, неземным золотым светом. Сам корабль будто ожил. Канаты, обвивавшие кнехты, сами собой размотались и упали на палубу с мягким шлепком. Где-то в глубине корпуса загремела цепь поднимаемого якоря. Плавно, почти бесшумно, «Лунная Стрела» начала отходить от берега, оставляя за кормой расходящиеся веером волны и крики чаек.

Ильмин стоял у леерного ограждения, глядя на стремительно удаляющийся берег, на крошечные фигурки провожающих. Ветер трепал его волосы. В душе бушевали чувства: тревога, надежда, предвкушение встречи. Звонкий удар колокола призвал пассажиров к обеду. Прежде чем идти в роскошный обеденный салон, Ильмин решил забежать в свою каюту за лютней – музыка могла понадобиться. Он торопливо шел по узкому коридору нижней палубы, освещенному матовыми светильниками, как вдруг дверь одной из кают распахнулась, и навстречу ему вышла… Она. Эйлиндис замерла на пороге, ее глаза расширились от изумления, губы приоткрылись. В руках у нее была шляпная коробка.

– Ты… – прошептала она, не веря своим глазам. – Скажи, что это не сон! Скажи, что ты взошел на этот корабль ради меня!

– Ради тебя и только ради тебя, моя звезда, – ответил Ильмин, и его голос дрожал от переполнявших его чувств.

Коробка упала на ковровую дорожку. Эйлиндис вскрикнула и бросилась к нему, обвивая руками его шею. Она плакала, ее слезы текли по его щеке, смешиваясь с солеными брызгами ветра. Они стояли так, не в силах разомкнуть объятия, пока их не заставил посторониться проходящий стюард.

Ильмин последовал за ней в ее просторную каюту первого класса. Дверь захлопнулась, и мир их сосредоточился в этой каюте. Они снова прижались друг к другу, как будто боялись, что это видение исчезнет.

– Я думала, что это конец, – прошептала Эйлиндис, ее пальцы впились в ткань его рубашки. – Эиларио был непреклонен. Велел мне возвращаться в Вальмиру и не появляться здесь снова. А тебя он намеревался арестовать по какому-то надуманному предлогу. Я не могла рисковать тобой.

– Но почему? – в голосе Ильмина звучала боль и горечь. – Почему нам запрещено быть вместе? Что мы сделали?

– Я не знаю, Ильмин. Не знаю истинных причин. Но теперь я здесь, с тобой. И я не намерена больше расставаться. Никогда. – Она отстранилась, ее глаза горели решимостью. – Мы поженимся. Здесь. Сейчас. На этом корабле. И в Вальмиру мы прибудем мужем и женой. Пусть отец злится на меня!

Ильмин нахмурился, его охватила тревога.

– Эйлиндис! Капитан этого судна, Арнион – близкий друг твоего брата. Он никогда не согласится обвенчать нас! Он обязан подчиняться приказам королевской семьи.

Эйлиндис резко отвернулась от него, подошла к резному деревянному шкафу. Она достала оттуда длинный платок из тончайшего белого шелка, расшитый серебряными нитями по краям. Затем подошла к столу, где стоял поднос с приветственным угощением для пассажиров: хрустальный графинчик с рубиновым вином и два бокала. Она налила вина в один бокал почти до краев и поставила его на маленький столик посреди каюты. Рядом поставила тяжелый серебряный подсвечник с высокой белой свечой. Ловким движением чиркнула спичкой, и пламя заколебалось, отбрасывая на стены каюты причудливые тени.

– Нам не нужен капитан, – заявила она твердо. Ее решимость и смелость заставляли Илмина смущаться и чувствовать себя неуверенно. – Нам не нужны чужие лица и пышные залы. Нам хватит моря за иллюминатором, звезд над нашими головами, Семи Небес над ними и самого Создателя в свидетелях. Разве этого мало?

Она высвободила свои золотые волосы из немного растрепавшейся косы. Они рассыпались по плечам водопадом света. Затем подошла к Ильмину, встала очень близко. Ее пальцы были нежны и уверены, когда она привязала один конец шелкового платка к прядям своих волос, а другой – к его таким же золотистым, как у нее, волосам. Это был символ единства, соединения судеб. Ее голубые глаза, огромные и серьезные, смотрели в его серо-зеленые глаза.

– Твой дом – мой дом, – произнесла она тихо, но так, что каждое слово отдавалось в его сердце. – Твой путь – мой путь.

– Твой дом – мой дом, – повторил за ней Ильмин, его голос окреп. Он сам не мог поверить, что решается на это. Они вдвоем шли против всего королевства. Правильно ли он делал, что брал в жены принцессу без благословения родителей и старших эльфов? Но разве правильно было лишать их возможности быть вместе и не объяснять причину? – Твой путь – мой путь. – Голос Илмина стал уверенней.

– Я разделю с тобой будущее и настоящее, и все тяготы прошлого, – продолжили они вместе, их голоса слились в едином порыве. – Пройду с тобой светлые и темные края, и буду с тобой до окончания мира. Я испью с тобой чаши слез и вино радости. И да будут мир и Небеса свидетелями нашей клятве. Аминь!

Эйлиндис взяла бокал с вином и подала Ильмину. Он сделал большой глоток, ощущая, как тепло разливается по телу. Потом передал бокал ей. Она отпила, не сводя с него глаз, и вернула бокал. Ильмин осушил его до дна и с силой, с каким-то вызовом судьбе, швырнул на деревянный пол каюты. Хрусталь разлетелся на тысячу сверкающих осколков.

Теперь им предстояло трижды обойти столик со свечой, завершая обряд. Ильмин тихо запел ритуальную песню. Они взялись за руки. Первый круг – под мерный гул судовых механизмов за стеной. Второй – пламя свечи весело плясало, отбрасывая их сцепленные тени. На исходе третьего круга, когда они уже почти закончили, с верхней палубы донесся резкий гудок, и одновременно из щели под дверью каюты рванул сильный сквозняк. Маленькое пламя дрогнуло, заколебалось и… погасло. Тонкая струйка дыма поползла вверх в внезапно воцарившейся тишине. Эйлиндис резко втянула воздух, ее рука сжала руку Ильмина так, что побелели костяшки пальцев. Она смотрела на почерневший фитиль с ужасом.

– Ильмин… – ее голос был едва слышен. – Это плохой знак. Очень плохой.

– Что? – Ильмин нахмурился, пытаясь разглядеть в ее глазах причину страха. – Что случилось?

– Такого… такого никогда не было. Свеча гаснет только если… – она не договорила, разум не хотел впускать в сердце причину страха, и произносить такое не хотелось. – Это предупреждение. Дурное предзнаменование.

Ильмин почувствовал, как страх закрадывается в сердце, пытаясь схватить за горло, но тут же отогнал его. Он притянул Эйлиндис к себе.

– Милая, успокойся, – сказал он мягко, но твердо. – На больших свадьбах жгут костры высотой с дом! А у нас – всего лишь маленькая свечка на палубе корабля, где гуляет ветер! Он просто задул ее. Не придавай значения суевериям. Вот видишь? – Он подошел к столику, чиркнул новой спичкой и легко зажег фитиль снова. Пламя ожило. – Глупости. Давай закончим.

Они завершили третий круг. Ильмин бережно снял шелковый платок с их волос. Он взял лицо Эйлиндис в свои руки. Тревога в ее глазах еще не угасла, но ее оттесняла новая, всепоглощающая волна чувств.

– Теперь ты моя жена, – прошептал он, и в его голосе звучало благоговение и торжество.

– А ты – мой муж, – ответила Эйлиндис, и на ее губах дрогнула, а затем расцвела счастливая улыбка. Она обвила его шею руками. – Мой супруг… поцелуешь свою жену?

– Миллионы раз, моя принцесса, – прошептал Ильмин в ответ, склоняясь к ее губам, пока осколки хрусталя на полу тихо сверкали в свете единственной свечи, которая все же потом погасла. Но опьяненным страстью молодоженам было не страшно, потому что все свадебные ритуалы были завершены.

Но все же Эилиндис тогда не сказала, что погасший на свадьбе огонь означал, что один из супругов покинет мир. Принцесса не хотела в это верить, ведь была слишком счастлива.

Берега Вальмиры

Резкий стук в дверь каюты прозвучал, как гром. Ильмин, натягивая халат, распахнул дверь. На пороге, заслоняя свет из коридора, стоял капитан Арнион. Высокий, светловолосый эльф в темно-синем форменном кафтане с золотым шитьем на обшлагах. Его золотые глаза, обычно спокойные, сейчас пылали огнем. Он словно врос в палубные доски.

– Я бы хотел поговорить с принцессой Эйлиндис, – произнес он, голос ровный, холодный, полный сдерживаемого негодования. Он почти прошипел эту фразу.

– О чем ты хотел поговорить с моей супругой? – спросил Ильмин, намеренно подчеркивая последние слова, словно насмехалась.

Глаза Арниона расширились. На его обычно невозмутимом лице мелькнуло искреннее изумление.

– Супругой?! – вырвалось у него, и этот возглас прозвучал громче, чем намерен был капитан.

– Да, – Ильмин выпрямился, встречая его взгляд. – Мы обвенчались вчера вечером. По древнему обряду предков.

Капитан замер. Секунды тянулись, как смола. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Затем, словно сорвавшись с пружины, он резко шагнул вперед и впился сильной рукой в ворот халат Ильмина, прижав его к двери и подходя к нему так близко, что Ильмин почувствовал учащенное от злости дыхание капитана.

– Ты хоть понимаешь, что натворил, певец?! – прошипел Арнион, его голос стал низким, опасным. – Она была обещана другому! И обещание было скреплено договором!

– Кому же? – Ильмин попытался высвободиться, но хватка была железной.

– Принцу Илариону из Восточных Королевств! – выдохнул капитан, и в его глазах вспыхнула ярость, смешанная с отчаянием. – Что мне теперь делать с вами? А что ты должен был сделать? Не покидать Вальмиру ни за что! Не давать волю своим чувствам здесь, в смертном мире!

– Что? – Ильмин смотрел на него в полном непонимании. – Я ничего не слышал о договоре!

– Ты вроде бы великий певец, но глупый и наивный, словно голубь! – Арнион тряхнул его с силой. – Вам нельзя было жениться! Ни за что! Вы… вы всех нас погубите! Есть пророчество об этом!

– Что?! – Ильмин попытался оттолкнуть его. От шума проснулась Эйлиндис. Она выскочила из спальни, запахнув наспех шелковый халат, ее золотые волосы рассыпались по плечам. – Арнион! Оставь его!

Капитан отпустил Ильмина, но его взгляд, полный гнева и горького упрека, скользнул по Эйлиндис.

– Не попадайтесь мне на глаза до самого прибытия, – бросил он ледяным тоном и, резко развернувшись, исчез в полумраке коридора. Было видно, как от гнева едва разжимает челюсти.

Дверь захлопнулась. Радость и воодушевление молодоженов испарились, оставив после себя тяжелый осадок страха и недоумения. Ильмин прислонился к стене, проводя рукой по лицу.

– Возможно, стоило кому-то рассказать нам о пророчестве или предостережении, – тихо произнес он, глядя в пол, где все еще лежали осколки их свадебного бокала. – А не просто запрещать быть вместе туманными угрозами. Возможно, тогда… тогда мы подумали бы дважды.

Эйлиндис подошла к нему, ее лицо было бледным.

– Ты хочешь сказать, что пожертвовал бы нашей любовью? Ради какого-то туманного будущего эльфийского народа? – в ее голосе дрожали слезы и вызов.

– Да, – ответил Ильмин честно, поднимая на нее серьезный взгляд. – Потому что у меня есть, кого терять. Сестра… друзья… весь наш народ. Любовь – не оправдание безрассудства, если цена – катастрофа.

– И у меня тоже есть, кого терять, – прошептала она. – Но теперь… теперь поздно что-либо менять. Мы женаты. Связаны клятвой. – Она коснулась его руки.

– Да, – Ильмин сжал ее пальцы. – Нас ждут испытания. И первое из них, самое страшное, – он глубоко вдохнул, – это разговор с твоим отцом.

Эйлиндис попыталась улыбнуться, но улыбка получилась натянутой.

– Меня не пугает отец. Он понимает силу чувств. Он сам прошел через многое…

– Твой отец потерял слишком много, Эйлиндис, – серьезно прервал ее Ильмин. – Он ведь был не первым наследником. Сколько братьев и сестер у тебя было, прежде чем войны людей унесли их? Я слышал истории…

– Да, – она опустила глаза. – Их было больше, чем листьев на деревьях. Все погибли. Из-за людей. Из-за их ненасытной жажды власти и разрушения. – В ее голосе зазвучала горечь.

– И все же мне не понятно, – покачал головой Ильмин, – почему он все еще держит посольства, почему общается с ними? После всего…

– Кто-то должен это делать, Ильмин, – взглянула она на него, в ее глазах отражалась усталая мудрость, не по годам. – Отец говорит, что мы не можем скрываться от мира, если хотим хоть как-то влиять на него. Он изменчив, как ветер, и жесток, как зимняя буря. И никогда не был добр к своим детям. Нам, эльфам, остается только жить, цепляясь за каждый лучик солнца, и искать радость везде, где только можно.

– И желательно, не в одиночестве, – добавил он, притягивая ее к себе.

– Да… – она прижалась щекой к его плечу. – Нас упрекают в том, что мы закрыли Вальмиру для людей…

– После того, как их «гостеприимство» обернулось для нас катастрофой! – вспыхнул Ильмин. – Они приносят только хаос и боль! И себе, и нам!

– И все же мы живем среди них в других землях, – напомнила Эйлиндис. – Как твоя сестра. Может… может, нам остаться в Вальмире? Навсегда? Под защитой гор и древних лесов?

– Да, – твердо ответил Ильмин, обнимая ее. – Я хочу этого. Но… мне придется перевезти сюда Иридис. Она там совсем одна. Без меня…

– Конечно, – Эйлиндис подняла на него глаза, и в них светилась решимость. – Мы привезем ее. Она будет нашей сестрой.

Несмотря на угрозу капитана, Ильмин и Эйлиндис все же вышли из каюты к обеду. Голод и необходимость поддерживать видимость нормальности взяли верх. Арнион сидел во главе стола для команды в трапезном зале, его взгляд, тяжелый и осуждающий, преследовал их на протяжении всей трапезы, но он не проронил ни слова. После обеда они поднялись на палубу. Солнце близилось к закату, окрашивая бескрайний океан в огненные тона – золото, пурпур, темное вино. Они стояли у леера, плечом к плечу, вдыхая соленый ветер, пытаясь найти умиротворение в величественной картине угасающего дня. Вечером, в уединении каюты, Ильмин набрасывал новые строки, а Эйлиндис вышивала серебряной нитью по тонкому полотну. После ужина, словно бросая вызов мрачным предчувствиям, Ильмин вынес лютню на кормовую палубу и запел. Его чистый, сильный голос, сливаясь с шумом волн и свистом ветра в снастях, окутывал пассажиров пеленой красоты и забытья. Жизнь на корабле текла размеренно, почти мирно.

Плавание заняло чуть больше недели. Семь дней и ночей относительного покоя, когда они могли принадлежать только друг другу, отгороженные от мира бескрайним океаном. Они ловили каждый миг, тайно желая, чтобы это путешествие никогда не кончалось. Но на восьмое утро вахтенный с верхней мачты прокричал долгожданное, но и пугающее:

– Земля! Вальмира прямо по курсу!

На причале королевской гавани, среди суетящихся портовых рабочих и встречающих, выделялась темная, блестящая машина. Рядом с ней, опершись на крыло, стоял принц Дайгред, старший брат Эйлиндис. Его строгое лицо с резкими чертами не выразило ни малейшего удивления, когда он увидел сестру, крепко держащую за руку Ильмина. Его холодный, оценивающий взгляд скользнул по их сцепленным пальцам.

– Я вижу, ты добилась своего, – произнес он, когда они подошли. В его ровном голосе не было ни радости, ни гнева, лишь глубокая усталость и что-то похожее на сожаление.

Эйлиндис на мгновение опешила от тона, но затем собралась и ответила с достоинством, тень улыбки тронула ее губы:

– Да, брат. Мы наконец-то вместе.

Дайгред кивнул почти незаметно. Двое его помощников в темных мундирах молча и ловко погрузили нехитрый скарб молодоженов в багажник. Дорога во дворец пролегала по изумительно красивым местам. Мимо окон машины проплывали изящные ажурные мосты, перекинутые через реки, уютные красивые дома, утопающие в буйной зелении садов и цветущих вистариях. Воздух был напоен ароматами моря, хвои и неведомых цветов.

– Как там братец Эиларио? – спросил наконец Дайгред, не отрывая взгляда от дороги.

– Хорошо, – ответила Эйлиндис. – Он выглядел счастливым, когда я уезжала. Свадьба удалась.

– Он звонил отцу на днях, – сказал Дайгред. – Говорил, что ситуация в Европе накаляется как котёл перед взрывом. Настоятельно советовал вам больше туда не возвращаться.

– А он сам? – встрепенулась Эйлиндис. – Почему не возвращается?

Дайгред усмехнулся, коротко и без веселья:

– Ты что, не знаешь братца Эиларио? Там он – важная птица. Советник, дипломат, светский лев. Ему нравится эта игра во влиятельность. Его вывезут оттуда только под конвоем или… когда будет уже поздно.

– Поздно? – переспросил Ильмин, его голос прозвучал неожиданно громко в тишине салона. – Поздно для чего?

Он будто очнулся от своих мыслей, смущенно отвел взгляд.

– Простите, принц, – пробормотал он. – Сам не понял, что сказал. Просто… мысли вслух.

Но в его сердце, как холодный нож, вонзился образ Иридис. Хрупкой, нежной сестры, оставшейся в Европе совсем одной. Вдали от дома, в мире, который вот-вот мог вспыхнуть войной. Он мысленно поклялся позвонить ей сразу же, как только ступят на твердую землю Вальмиры. Он спустился с облаков своей любви на землю и начал осознавать тяжесть возможных последствий своего порыва. Но иного выбора у него не было – потерять Эйлиндис он не мог.

Королевский дворец Вальмиры предстал перед ними во всем своем древнем величии. Не просто здание, а целый белоснежный городок, раскинувшийся на террасах у подножия гор. Главное здание с высокими стрельчатыми башнями было увито цветущими лианами глицинии. Длинные, залитые солнцем галереи с арочными окнами вели во внутренние сады. И именно там, в огромной беседке из резного белого мрамора, увитой розами и жасмином, их ожидал король Флоримон.

Он сидел за низким столиком из полированного черного дерева вместе с королевой Мирель и их младшей дочерью, пятнадцатилетней Флориндис в форме ученицы Храма Кормчих – серые шаровары и рубаха с серебристой окантовкой и белым кушаком. Король был одет с простой элегантностью: светлые льняные брюки, свободная туника из небеленого хлопка и поверх нее – длинный, расшитый тончайшими серебряными нитями по вороту и манжетам кафтан из того же льна. Его длинные темные волосы были небрежно стянуты кожаным шнурком в низкий хвост. Королева Сибилла тоже была в простом платье мягкого лавандового оттенка. Флоримон выглядел усталым, глубокие тени лежали под его глазами, а в позе читалась беспомощность, будто он нес неподъемную ношу.

Первой в беседку вошла Эйлиндис. Ильмин остался у входа, в тени арки, обвитой виноградом, его сердце бешено колотилось.

– Отец, мама, Флори, – Эйлиндис сделала легкий реверанс.

– Где твой избранник? – спросил Флоримон, его взгляд изучал дочь. Голос звучал ровно, без осуждения, но и без тепла.

– Он немного переживает, – ответила Эйлиндис, не в силах скрыть легкую дрожь в голосе.

– А когда он венчался с тобой без родительского благословения и ведома короля, переживал? – Король поднял бровь. Тень упрека мелькнула в его взгляде. – Позови его сюда, дочь. Пусть войдет.

Эйлиндис вышла, взяла за руку бледного Ильмина и твердо повела его в беседку. Они сели напротив короля и королевы. Флориндис с любопытством разглядывала Ильмина. Королева Сибилла наблюдала за происходящим с грустной нежностью. Король отпил глоток прохладного чая из хрустального бокала и поставил его на стол со слабым звоном.