Под обломками

Она прищурила глаза, пристально вгляделась в лицо отца.

– Есть вопрос. Ты приехал ко мне в университет и рассказал, что преподаватель биологии и генетики неожиданно уволился в начале учебного года. Ты стал уговаривать меня помочь, приехать хотя бы ненадолго, потому что найти хорошего преподавателя очень трудно. Это была правда?

Ректор выдержал ее взгляд.

– Да, правда. Не знаю, что тебе рассказали, но тот преподаватель был в возрасте и давно просился на пенсию, а мне было некем его заменить. Да, он был готов подождать до конца учебного года. Тут я схитрил, – он достал из кармана платок и стал протирать очки. – Воспользовался шансом. Я не мог смотреть, как ты буквально таешь на глазах. Еще пару месяцев такой жизни, и от тебя остались бы только одни глазищи. Я уверен, ты и сама понимала, что те стены тебя просто душили, что когда ты проходила теми коридорами, по которым…

– В общем, я дал тебе возможность уехать из университета. Если я был не прав, скажи мне.

Тарин молчала.

– Я никогда не восполню того, что должен был дать, пока ты росла. Не жду, что ты меня простишь. Но я беспокоюсь о тебе, Тарин, и сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить твою боль.

Тарин повернулась к окну, посмотрела вниз, на желто-бурый газон, на черных воронов, расхаживающих по нему взад-вперед. Опять жалость. Сочувствие. Как яд, она ощущала их всей кожей. Она закрыла глаза. Снова открыла.

– Можешь достать материалы по делу?

Ректор шумно вздохнул и покачал головой. Протянул руку по направлению к дочери, но так и не решился дотронуться до нее.

– Нет. Если бы и мог, я бы этого не сделал.

Тарин тут же встала.

– Тогда ответ на твой вопрос – тоже нет. Ты больше ничем не можешь мне помочь.

– Не следует себя мучать. Их не вернуть.

Тарин застыла посередине комнаты. Глаза заслонила белая, кипучая ярость.

– Что. Ты. Знаешь. Что мне следует, а что не следует делать. Правильно я поступила, когда решила, что у меня нет отца.

Она выскочила из кабинета, отдышалась в приемной и сама не поняла, как успела прийти в общежитие. На этаже Тарин увидела Киру. Та стояла у окна в коридоре и курила в раскрытые створки. С улицы тянуло холодом, кленовый лист зацепился за высокую шпильку сапога и теперь лежал у ног женщины. Кира увидела девушку, прищурила свои колючие глаза. Тарин вдруг узнала, учуяла знакомое чувство, словно заглянула вместо ее глаз в зеркало и увидела там свои, полные беспомощной злости и невысказанной боли. Всего лишь на секунду, но она узнала в них себя. Кира хотела что-то сказать, но промолчала, отвернулась к окну. Тарин выдохнула. Ей не хотелось разговаривать.

Прямо в одежде она упала на кровать и минут двадцать пролежала не шевелясь. Затем выпрямилась: сегодня ей предстояло в первый раз дежурить.

Перед выходом в комнату заглянула Марта:

– Одевайся потеплее, милая моя, снаружи поднялся ветер.

Она протянула Тарин серый кардиган.

– Держи, я тут принесла тебе кофту. Сама связала от скуки. Этот старый дурень из общежития напротив до сих пор дуется, что я выиграла у него три раза подряд. Сам, главное виноват, а теперь сижу тут, маюсь.

– Спасибо большое.

– Возьми-ка еще. Тут, в термосе, чай, лучше которого ты не пробовала, вот увидишь. Я сама собирала на поляне у озера душицу, чабрец, зверобой, ромашку. У этого индюка из оранжереи выпросила мяту и еще кой-чего по мелочи. Такой аромат, когда завариваю – весь этаж сбегается.

Тарин протянула руку, ощутила тяжесть сумки.

– Спасибо. Только почему вы так несправедливы к Виктору? По-моему, у него нет ничего общего с… индюком, – улыбнулась она.

– Да ты присмотрись к нему хорошенько-то: важный такой, даже не здоровается толком, головой кивнет – и на том спасибо. Вечно что-то вынюхивает, ходит у общежитий, постоянно цепляется то к студентам, то к работникам. Когда у себя сидит, постоянно из окна выглядывает, оно вон там, как раз на аллею выходит. Уборщиц моих застращал совсем, хуже Артура, честное слово! Так тот хоть зарплату получает, заместитель по хозчасти как-никак. Ты с кем дежуришь-то, забыла спросить?

– Как раз с Виктором.

– Да? Ну, милая моя, вечерок будет у тебя не из веселых. Ладно, заболталась я, а мне таблетки пора принимать. Ходила намедни в медпункт, просила от болей в пояснице средство. Так мне там дали не пойми что, попробую, конечно, но веры что-то у меня нет.

Громкий дребезжащий голос Марты стал отдаляться по коридору.

Тарин надела кардиган, сверху свое красное пальто и спустилась вниз, прямо в фиолетовый вечер. Солнцу уже наскучили оранжево-алые тона, и оно решительно перекрасило все в чернильные оттенки. Тарин отметилась в журнале дежурств, безрезультатно прождала коллегу по дежурству минут пятнадцать, и решила, что ей нужно выдвигаться.

Помощь пришла неожиданно, в виде высокого сероглазого блондина. Он шел навстречу, и в надвигающихся сумерках Тарин вздрогнула. Мужчина приблизился, она разглядела, что на нем был спортивный костюм.

Она тряхнула головой.

– Добрый вечер. Решили прогуляться перед сном?

– Я сегодня дежурю. Только, судя по всему, делать это буду одна.

Тарин в очередной раз всмотрелась в дорожки двора.

– Ну, так никуда не годится.

Собеседник открыто улыбнулся, помотал головой. Это был молодой парень, стройный, подтянутый, с четко очерченными скулами и крепким подбородком. В детстве Тарин смотрела советские открыточно-лубочные агитационные картины, где такие вот молодые люди играли гармонистов с кепкой набекрень и травинкой в зубах.

– Давай я составлю тебе компанию. Ничего, что я на «ты»? Видел тебя на педсовете. Ты наш новый преподаватель биологии, верно?

– Так и есть.

– Пошли, покажу самые злачные места, где студенты обычно прячутся, чтобы покурить, и где они друг другу назначают свидание. По мне лучше бы колледж был в городе, и эти лоботрясы могли после пар расходиться по домам. Тогда их вылавливали бы родители, а не мы. Я, кстати, Ник, преподаватель физкультуры.

– Да, я догадалась, – улыбнулась девушка в тон собеседнику. – Я ничего не перепутала, дежурить надо до двенадцати?

– Ага. В одиннадцать у нас отбой, все студенты должны быть в комнатах, но всегда находятся те, кто любят нарушать правила. Я похожу тут с тобой немного, ты не против? Мне надо остыть: сегодня в зале играли в футбол, и проигравшая команда пыталась оспорить мое судейство. Еле их успокоил. Слабаки. Свою правоту нужно доказывать на поле.

– Согласна. Но тебе не кажется, что другой команде выиграть нужно было так, чтобы никто и сомневаться не посмел в их победе?

Ник на секунду остановился и с удивлением посмотрел на Тарин.

– Слушай, а ты молодец, понимаешь. Как тебе вообще здесь, справляешься?

– Даже не знаю, что сказать…

– Да ладно, можешь не стесняться. Я сюда попал после того как получил травму и не смог больше заниматься спортом. Вот и осталось только преподавать. Поверь, я как никто другой знаю, каково тебе сейчас. О том, чтобы стукнуть чем-нибудь Алису, уже мечтала, признавайся?

– Нет, но библиотекаря, а с ним и методиста – да. Я в третий раз приношу КТП на проверку, и постоянно что-то не так. Приношу: проверяют, зачеркивают одно. Исправляю, опять отношу. Теперь зачеркивают то, что раньше принимали. Иду обратно. В последний раз, представляешь, мне сделали замечание насчет запятых и отступов. Мне в последнее время кажется, что я в зазеркалье какое-то попала.

– Поверь, три раза – это еще не рекорд. Я раз пять сдавал. Конечно, мне много прощается. Физкультурникам полагается быть глупее остальных предметников, – подмигнул ей Ник и понизил голос. – Если надумаешь отомстить, только кивни: мои парни в два счета закинут им в закрытое окно мяч и скажут, что так и было.

– Спасибо, я подумаю над этим, – улыбнулась Тарин.

– Если серьезно, для меня первый семестр здесь тоже прошел как во сне. Потом ничего, втянулся, второй год работаю. Вон видишь, Элла идет, – он помахал спешащей девушке рукой, – она вообще ночует на работе, у нее целый год одни концерты, праздники, выезды на городские мероприятия. Она даже летом не отдыхает, подрабатывает в приемной комиссии, пока все преподаватели в отпуске. Я бы так точно не смог.

– Может быть, ее все устраивает, может быть это ее цель в жизни.

– Нет уж, цель в жизни – это получить от нее удовольствие. Смотри, возле ограды стоит мотоцикл. Думаешь, чей он?

– Судя по твоему тону, его хозяина я никогда не отгадаю.

– А то! На нем Кира ездит.

– Кира?

– Стал бы я врать. Видишь, она в два раза старше нас с тобой, а живет на полную катушку.

– Действительно, никогда бы не подумала.

– Поэтому я и говорю: надо уметь чередовать работу с развлечением. Вот я тебя пока развлекал, видишь, как время незаметно пролетело? Как и обещал, показываю: вот беседка, а дальше еще парочка. Сегодня здесь никого, холодно, наверное, но в другое время курящих тьма. За стадионом повернешь налево, к хозяйственным постройкам, там тоже сборища бывают. В общем, я побежал. Станет скучно – заходи, поболтаем. Мы тут все как одна семья.

Ник снова широко улыбнулся и устремился в сторону мужского общежития.

Тарин попала в свою комнату уже за полночь. Стул под ней скрипнул слишком громко в полной тишине. Пока она раздумывала, в силах ли еще немного поработать, взгляд ее бегло скользил по столу.

Тарин нахмурилась, присмотрелась внимательнее. Почти все было на своих местах. Почти все. Книги лежали в стопке не в том порядке, в котором она их оставила, в этом девушка была абсолютно уверена.

Она подошла к шкафу, осмотрела чемодан. Бегунки молний были закрыты не с той стороны. Тарин сунула ладонь в потайное отделение. Журналы оставались на месте, несколько горелых бумажных хлопьев остались в руках. Она сузила глаза:

– Да уж, как одна семья.