Джентльмен из зеркала
- -
- 100%
- +
В этот момент из бальной залы донеслись первые аккорды полонеза. Энни встрепенулась.
– О, мне пора! Меня, наверное, уже ищут. Тетушка наверняка хочет представить меня какому-нибудь занудному кузену из Лондона. – Она поднялась и поправила складки своего платья. – Было так приятно с вами поболтать, мисс Эверард! Право, мы должны стать друзьями! Вы ведь останетесь в наших краях?
– На неопределенное время, – уклончиво ответила Лорелайн, тоже поднимаясь.
– Прекрасно! Тогда вы просто обязаны приехать к нам в гости! Мы живем совсем рядом, в Хоуторн-Коттедже. Я покажу вам наши сады, хоть сейчас в них и не на что смотреть, и мы сможем поболтать еще! И, конечно, обсудим все новости! – Она лукаво подмигнула. – До скорого!
И прежде, чем Лорелайн успела что-либо ответить, Энни уже скрылась за ширмой, оставив после себя лишь легкое облачко аромата лаванды и вихрь противоречивых мыслей.
Лорелайн еще несколько минут простояла одна, пытаясь осмыслить их странный разговор. Легкомысленная болтовня Энни о зеркале и суженом казалась ей смешной и нелепой. Глупые суеверия, не более того. Но почему-то именно эта часть их беседы засела у нее в памяти глубже всего. Образ старого зеркала, таящего в себе какую-то тайну, не давал ей покоя.
Она медленно направилась обратно в бальную залу, стараясь держаться в тени. Вечер близился к концу. Пары все еще кружились в танцах, но энергия и оживление уже пошли на спад. Дамы выглядели уставшими, кавалеры – слегка скучающими. Лорелайн заметила тетку. Та стояла в окружении нескольких пожилых дам и с холодным, неодобрительным выражением лица наблюдала за ее приближением.
– А вот и наша пропажа, – произнесла миссис Гронгер, когда Лорелайн подошла достаточно близко. – Мы уже начали волноваться, не случилось ли с тобой чего, Лорелайн. Ты отсутствовала довольно долго.
– Я прошу прощения, тетя. Мне нужно было отдохнуть от духоты, – тихо ответила Лорелайн.
– От духоты, – повторила тетка с ледяной усмешкой. – Пока ты «отдыхала», мистер Хелфилд, тот самый, что владеет суконными мануфактурами в Лидсе, выразил желание с тобой познакомиться. А когда тебя не оказалось на месте, он пригласил на танец мисс Паркер. У которой, надо заметить, приданое хоть и не большое, но зато есть.
Укол был точен и болезнен. Лорелайн опустила глаза.
– Я сожалею.
– Сожаления нам ни к чему, – отрезала миссис Гронгер. – Нам нужны действия. Завтра мы с тобой серьезно поговорим о твоем поведении. А сейчас иди, попрощайся с леди Кларкинг. Пора ехать. Ты и так уже достаточно навредила своей репутации своим отсутствием.
Обратная дорога в Гринторн-Мэнор прошла в гробовом молчании. Мистер Гронгер, наевшийся и напившийся, благополучно заснул, посапывая в углу кареты. Миссис Гронгер сидела неподвижно, уставившись в темное окно, и ее лицо в мерцающем свете фонаря казалось высеченным из мрамора. Лорелайн не решалась вымолвить ни слова.
Войдя в свой дом, тетка, не поворачиваясь, бросила на прощание:
– Я ожидаю тебя завтра в гостиной в девять утра. Не опаздывай.
Лорелайн молча кивнула и поднялась в свою комнату. Служанка уже разожгла в камине огонь и приготовила ночной чепец и кружевную кофту. Сбросив с себя ненавистное розовое платье, Лорелайн с облегчением надела простой ночной наряд. Она чувствовала себя уставшей до изнеможения, но сон не шел.
Она подошла к большому зеркалу, тому самому, что висело напротив ее кровати. При свете единственной свечи ее отражение казалось бледным и размытым, почти призрачным. Она смотрела на свои уставшие глаза, на темные круги под ними, на следы слез, которые она так и не смогла сдержать до конца.
«Призвать суженого…» – прошептала она, и слова Энни прозвучали в тишине комнаты зловещим эхом.
Она провела пальцем по холодной поверхности стекла. Оно было просто куском полированного материала, обрамленным в старую, потертую позолоту. Ничего таинственного, ничего мистического. Просто вещь.
Но почему-то ей вдруг вспомнился тот мимолетный отсвет, что она увидела в нем в первый вечер. И ей стало не по себе. Она резко отвернулась от зеркала, погасила свечу и залезла в постель, натянув одеяло до самого подбородка.
За окном выл ветер, и его завывание звучало как чей-то насмешливый, злой шепот. Лорелайн закрыла глаза, пытаясь прогнать прочь глупые, навеянные усталостью и отчаянием мысли. Но образ зеркала, темного и бездонного, стоял у нее перед глазами. И в его глубине, ей чудилось, таилось что-то… или кто-то.
«Чепуха, – строго сказала она себе. – Полная чепуха. Я не ребенок, чтобы верить в сказки».
Но, повернувшись на другой бок и пытаясь заснуть, она не могла отделаться от навязчивой мысли: а что, если Энни права? Что если существует хоть один, пусть даже самый призрачный, самый безумный шанс избежать той участи, которую так хладнокровно готовят для нее Гронгеры?
Отчаяние – плохой советчик, но в ту ночь оно стало для Лорелайн единственным спутником. И оно нашептывало ей о зеркалах, свечах и судьбе.
5 глава
Несколько дней, последовавших за балом, тянулись для Лорелайн в тягостном, монотонном ритме, напоминая похороны ее былых надежд. Утро начиналось с неизменного вызова в гостиную к тетке, где та, над чашкой крепкого чая, подвергала ее строгому разбору и наставляла на будущее. Миссис Гронгер была беспощадна в своем анализе.
– Твое поведение на балу, Лорелайн, оставляло желать лучшего, – заявила она в первую же встречу. – Сначала ты вела себя достаточно прилично, привлекая должное внимание. Но затем твое внезапное исчезновение и тот меланхоличный вид, с которым ты вернулась, несомненно, были замечены и истолкованы не в твою пользу. Легкомыслие и излишняя чувствительность – пороки, непростительные для женщины в твоем положении.
Лорелайн молча слушала, уставившись в узор персидского ковра у своих ног. Она не стала оправдываться и рассказывать о встрече с Энни Кларк, справедливо полагая, что тетка лишь презрительно фыркнет на ее «легкомысленную болтовню с дочерью провинциального сквайра».
– Впредь ты будешь неотлучно находиться при мне, – продолжала тетка. – И выражать живой, но скромный интерес к беседе. Никаких уходов в себя и меланхолических вздохов. Ты должна казаться жизнерадостной и увлеченной. Достаточно увлеченной, чтобы заинтересовать собеседника, но не настолько, чтобы прослыть ветреной особой. Чувствуешь разницу?
Лорелайн чувствовала лишь то, что ее заставляют играть роль, ей абсолютно не свойственную. Она была прирожденной наблюдательницей, а не актрисой.
Обеды и ужины проходили в том же духе. Мистер Гронгер, если и заговаривал с племянницей, то лишь для того, чтобы в очередной раз посетовать на дороговизну содержания незамужних девиц или рассказать анекдот, который Лорелайн находила грубым и пошлым. Он уже открыто называл ее «дорогостоящим проектом» и «капризом своей супруги».
Единственным лучом света в этом царстве расчетливого прагматизма стала короткая записка от Энни Кларк, доставленная на следующий день после бала через служанку Бетти. Бумага была розовой, испещренной забавными завитушками и благоухала духами.
«Дорогая мисс Эверард!
Надеюсь, Вы не сочтете меня навязчивой, но я не могла не написать и сказать, как я была рада нашему знакомству! Мне показалось, мы сразу нашли общий язык, а это такая редкость в нашем скучном обществе! Я уже уговорила мама написать Вашей тетушке и пригласить Вас с визитом к нам в Хоуторн-Коттедж в среду на чай. Очень на это надеюсь!
Преданная Вам,
Энни Кларк».
Сердце Лорелайн учащенно забилось при виде этого послания. Возможность вырваться из мрачного Гринторн-Мэнора, провести несколько часов в обществе живой и не осуждающей ее девушки казалась ей настоящим подарком судьбы.
Однако ее надежды были разрушены в тот же вечер. Миссис Гронгер, получившее официальное приглашение от леди Кларк, надолго задумалась, а затем изрекла свой вердикт.
– Визит к Кларкам… Гм. Семья, конечно, не блещет знатностью, но состояние у сэра Кларка солидное, а связи в графстве обширные. Их благосклонность может быть полезной. Но ехать в среду – значит пропустить визит к семье Фарнсби. Старый Фарнсби – главный арендатор наших земель, и его сын… – она многозначительно посмотрела на Лорелайн, – как раз недавно вернулся из Оксфорда и вступил во владение небольшим поместьем. Его нужно обязательно заполучить. Так что Кларкам мы вежливо откажем. Назначим визит на следующей неделе.
Лорелайн почувствовала, как внутри у нее все сжалось от обиды и разочарования. Ее собственные желания, ее потребность в простом человеческом общении снова не имели никакого значения. Она была всего лишь пешкой в большой игре тетки.
В среду они действительно отправились с визитом к Фарнсби. Поместье их было аккуратным и ухоженным, но дышало таким же скучным практицизмом, как и его хозяева. Молодой мистер Фарнсби, Эдмунд, оказался худощавым молодым человеком с острым носом и таким же острым, пронизывающим взглядом. Он был вежлив, учтив, и беседа его была наполнена умными ремарками о состоянии сельского хозяйства, новых методах севооборота и ценах на шерсть.
Он явно интересовался Лорелайн, но его интерес был лишен всякой романтики. Он расспрашивал ее о ее взглядах на ведение домашнего хозяйства, о том, как она представляет себе обязанности жены помещика, и даже поинтересовался, сильна ли ее конституция и не подвержена ли она простудам, ибо климат в Йоркшире суров и требует крепкого здоровья.
Лорелайн отвечала односложно, чувствуя себя на собеседовании на должность экономки, а не на свидании с потенциальным женихом. Ее тетка, однако, была в восторге.
– Вот это партия! – сказала она Лорелайн на обратном пути, потирая руки от удовлетворения. – Здравомыслящий, практичный молодой человек с ясными видами на будущее! И состояние у него пусть и не огромное, но стабильное. Земля, ферма… Все свое, надежное. Он явно заинтересован. Нужно будет пригласить его к нам на обед.
Лорелайн молча смотрела в окно кареты, чувствуя, как ее будущее медленно, но верно затягивается серой, унылой пеленой. Она представляла себе жизнь с мистером Фарнсби – бесконечные разговоры об урожаях, счетные книги, практичные подарки и полное отсутствие поэзии. Это была бы тихая, мирная, обеспеченная жизнь. И абсолютно безрадостная.
Следующий удар ожидал ее в субботу. Семью Гронгер пригласили на званый обед к их соседям, семье Мэйфилд. Мэйфилды считались одним из самых знатных и богатых семейств в округе, и приглашение к ним было знаком особого расположения.
Лорелайн, наученная горьким опытом, на этот раз позволила тетке надеть на себя еще более роскошное платье – на этот раз бледно-лилового шелка, отделанное кружевами. Ее снова завили и убрали цветами. Она выглядела, как драгоценная фарфоровая куколка, и чувствовала себя соответствующе.
Особняк Мэйфилдов поражал своим величием и богатством. Все здесь дышало деньгами – старинными, унаследованными, а не заработанными. Воздух был пропитан ароматом дорогих цветов и воска. Гости были подобраны с безупречным вкусом – дамы в туалетах от лучших лондонских портных, джентльмены с безукоризненными манерами.
И именно здесь Лорелайн с предельной ясностью осознала всю глубину своей отверженности.
Первоначально ее появление, как и на балу, вызвало фурор. На нее смотрели с интересом и восхищением. Молодые люди искали с ней беседы, дамы любезно улыбались. Но тетка, окрыленная предыдущим относительным успехом с мистером Фарнсби, на этот раз перестаралась.
Она не просто намекала на отсутствие приданого – она буквально выставляла его напоказ, как некий уникальный, почти героический атрибут племянницы.
– …да, наша Лорелайн – истинная аристократка духа! – гремела она перед собравшимся вокруг нее кружком гостей. – Ее отец, сэр Чарльз, предпочел вложить все средства в образование дочери и пополнение своей знаменитой библиотеки, а не в грубое накопление капитала! Он воспитал ее для высшего общества, а не для рыночных торгов! Не правда ли, это восхитительно? Такой поступок требует недюжинной силы духа!
Лорелайн стояла рядом, и ей казалось, что на нее смотрят как на диковинную зверушку в клетке. Восхищенные взгляды сменились откровенным любопытством, затем – снисходительной жалостью и, наконец, – холодным безразличием. В этом обществе, где титулы и состояния передавались из поколения в поколение, бедность, даже самая аристократическая, считалась не романтическим жестом, а вопиющим неуважением к предкам и потомкам. Это был дурной тон. Это было позорно.
Один из молодых людей, красивый и самоуверенный, с высокомерной улыбкой поинтересовался:
– И сколько же именно томов насчитывает эта знаменитая библиотека, мисс Эверард? И оценивал ли ее кто-либо? Возможно, это все-таки состояние? Просто в несколько… неликвидной форме?
В голосе его слышалась такая откровенная насмешка, что Лорелайн покраснела до корней волос. Она попыталась что-то ответить, но слова застряли у нее в горле.
– О, я уверена, ее духовная ценность неизмерима! – поспешила вставить тетка, но было уже поздно. Волшебство рассеялось. Лорелайн из потенциальной невесты превратилась в предмет неудачной шутки.
К ней перестали подходить. Ее оставили в покое. Она сидела в углу гостиной на шелковом диване, сжимая в холодных пальцах недопитый бокал вина, и наблюдала, как кружится веселая, блестящая карусель света, к которой у нее не было ключа. Она была чужая. Всегда чужая.
Обратная дорога домой в тот вечер была самой молчаливой и самой мучительной. Миссис Гронгер не сказала ни слова. Она просто смотрела в окно, и на ее сжатых губах была написана такая ярость и такое разочарование, что Лорелайн физически ощущала их тяжесть.
Войдя в холл Гринторн-Мэнора, тетка медленно сняла перчатки и, не глядя на племянницу, произнесла ледяным тоном:
– Я не знаю, что тебе еще сказать, Лорелайн. Я предоставила тебе все возможности. Одела тебя, как куклу, вывозила в свет, представляла лучшим семействам. Ты обладаешь внешностью и манерами, чтобы свести с ума пол-Англии. Но ты… ты словно делаешь все возможное, чтобы все испортить. Твоя пассивность, твоя меланхолия… Это отталкивает. Это пугает. Мужчины ищут в жене не музу, не затворницу, а жизнеспособную, практичную спутницу. Ты же предлагаешь им лишь красивую оболочку, за которой скрывается… ничего.
Она сделала паузу, давая словам достигнуть цели.
– Мистер Фарнсби – твой последний шанс. И он далеко не идеален. Но он – единственный, кто проявил к тебе хоть какой-то интерес после твоих провалов. Я написала ему приглашение на завтрашний обед. И я ожидаю, что ты будешь мила, обходительна и проявишь к нему самый живой интерес. Понятно?
– Понятно, тетя, – прошептала Лорелайн, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног.
– Прекрасно. Теперь иди. Твое присутствие меня утомляет.
Лорелайн почти бегом поднялась в свою комнату. Она захлопнула за собой дверь, прислонилась к ней спиной и зажмурилась, пытаясь загнать обратно предательские слезы. Унижение, горечь, бессильная ярость – все смешалось в ней в один клубок. Она чувствовала себя загнанным зверьком, которого выставляют на торги, и который никому не нужен.
Ее взгляд упал на розовую, надушенную записку от Энни Кларк, лежавшую на туалетном столике. Она подошла, взяла ее в руки. Легкомысленные завитушки, беззаботный тон… Энни, с ее верой в приключения и судьбу, казалась теперь существом с другой планеты.
И вдруг, как вспышка, в ее отчаявшемся сознании всплыл их разговор. Зеркало. Суженый. Древнее поверье.
Это было безумием. Чистейшим, беспросветным безумием.
Но что ей оставалось? Разумные, практичные пути привели ее к краху. Мистер Фарнсби с его скучными разговорами об урожае представлялся ей теперь не спасением, а пожизненной каторгой.
Она подошла к своему письменному столику, достала лист бумаги, перо и чернила. Рука ее дрожала. Она чувствовала себя идиоткой. Но отчаяние было сильнее стыда.
«Дорогая мисс Кларк,
простите за беспокойство, но наша беседа на балу не выходит у меня из головы. Вы упоминали об одном старинном поверье… том, что связано с зеркалом. Мой интерес к фольклору и местным обычаям заставляет меня побеспокоить Вас с просьбой: не могли бы Вы поделиться более подробными сведениями? Мне бы хотелось записать этот обряд для моей коллекции народных преданий. Разумеется, я отношусь к этому как к забавному суеверию, но тем не менее…»
Она замолчала, понимая, насколько слаба и неправдоподобна ее ложь. Кто поверит, что она, с ее классическим образованием, вдруг увлеклась деревенскими суевериями? Но переписывать письмо уже не было сил.
«Буду бесконечно признательна за любые детали. Какой именно обряд? В какое время его следует проводить? Требуются ли какие-то особые слова или предметы?
Искренне Ваша,
Лорелайн Эверард».
Она запечатала письмо и позвонила в колокольчик. Вошла Бетти.
– Бетти, – тихо сказала Лорелайн, протягивая ей письмо. – Это для мисс Кларк, в Хоуторн-Коттедж. Можешь как-нибудь незаметно передать его? Без ведома миссис Девлин?
Бетти, широко раскрыв глаза, кивнула.
– Так точно, мисс. Мой брат как раз завтра едет в ту сторону. Он передаст.
– Спасибо, Бетти. И… пожалуйста, никому ни слова.
– Будьте спокойны, мисс.
На следующий день, пока Лорелайн пыталась быть «милой и обходительной» с невыносимо скучным мистером Фарнсби за обедом, ее письмо уже было доставлено. А к вечеру, когда визитер наконец-то уехал, а тетка удалилась в свои апартаменты, чтобы записать в дневник «обнадеживающие успехи», Бетти проскользнула в комнату Лорелайн с ответом.
Конверт от Энни был таким же легкомысленным, но на сей раз испещренным восклицательными знаками и подчеркиваниями.
«Дорогая мисс Эверард!
Вы не представляете, как я была поражена и ОБРАДОВАНА Вашим письмом!!! Я так и знала, что Вы человек редкой души и глубокого романтизма! Конечно, я все расскажу! Только это должна быть строжайшая тайна между нами, Вы ведь понимаете? Мама пришла бы в ужас!
Итак, слушайте внимательно! Мне все рассказала наша старая Молли, а она знает такие вещи!..»
Далее следовало подробное, эмоциональное и немного путаное описание обряда. Нужно было дождаться полночи. Поставить перед зеркалом зажженную свечу (обязательно восковую, сальную нельзя!). Расчесать волосы (деревянным гребнем, а не металлическим). Смотреть в самую глубь зеркала, не мигая, и трижды прошептать особые слова:
«Зеркало-зеркало, в ночи горя,
Суженного мне покажи,
Чье сердце бьется в такт моему,
Чью душу я ищу во тьме».
После этого, по словам Молли, в стекле должно было проступить лицо суженого. Энни предупреждала, что нельзя пугаться и нельзя оборачиваться, если послышатся какие-то звуки. И ни в коем случае нельзя тушить свечу самой – нужно дождаться, пока она догорит сама.
«Я, конечно, не уверена, что это правда, – заканчивала Энни, – но было так забавно и жутко! Будьте осторожны, дорогая мисс Эверард, и напишите мне, что выйдет! Я умру от любопытства!
Ваша преданная подруга,
Энни».
Лорелайн перечитала письмо несколько раз. Ее руки снова стали холодными и влажными. Это было еще более безумно, чем она предполагала. Детские страшилки. Деревенская магия.
Она скомкала письмо и хотела было швырнуть его в камин, но остановилась. Полночь. Зеркало. Свеча. Эти слова звучали в ее уме навязчивой мелодией.
Вечер тянулся мучительно долго. За ужином тетка снова говорила о мистере Фарнсби, строя планы на будущее, которое представлялось Лорелайн все более безрадостным. Она почти ничего не ела, механически отвечая на вопросы.
Наконец, она смогла удалиться в свою комнату под предлогом страшной усталости. Она закрыла дверь на ключ – впервые за все время своего пребывания здесь.
Комната была погружена в темноту и тишину. Только часы в гостиной внизу пробили одиннадцать. До полуночи оставался целый час.
Она нервно ходила взад-вперед по ковру, потом подошла к зеркалу. В лунном свете, пробивавшемся сквозь щели ставней, оно выглядело темным, загадочным, почти зловещим. Просто стекло. Старое стекло. И все же…
Отчаяние снова накатило на нее, горькое и всепоглощающее. Она осталась совсем одна. Без будущего. Без надежды. Ее ждала жизнь с человеком, который видел в ней лишь практичную хозяйку и мать своих детей. Жизнь без любви, без страсти, без смысла.
Что ей терять? Ничего. Абсолютно ничего.
Решение пришло внезапно и с пугающей ясностью. Она сделает это. Не потому, что верит в эту чушь. А потому, что это будет ее маленький, тихий бунт. Ее протест против холодного, расчетливого мира Гронгеров. Ее последняя, отчаянная попытка поверить в чудо, даже если это чудо – всего лишь глупое суеверие.
Она нашла в ящике комода толстую восковую свечу, припасенную на случай шторма. Достала свой деревянный гребень. Подошла к зеркалу.
Часы внизу пробили полночь. Глухой, протяжный звук, словно похоронный звон, прокатился по спящему дому.
С замирающим сердцем Лорелайн зажгла свечу. Пламя затрепетало, отбрасывая на стены гигантские, пляшущие тени. Ее собственное отражение в зеркале казалось призрачным и нереальным.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.