Приговор. Связанные прошлым

– Я подумаю, – в конце концов, отрезаю я, при этом не разрывая зрительный контакт с Ранией.

Николас замаячил рядом, а Ханна подошла к сестре Адама, и я первый отрываю взгляд и смотрю на брата:

– Дэн, Шерил, сама того не зная, сделала этот вечер, – он ухмыляется, – прикинь, я пригласил Ханну в кино, – дарю брату оценивающий взгляд, который заставляет его закатить глаза, – я никогда раньше этого не делал, почему не попробовать?

– Почему нет? Понравилась? Действуй, – пожимаю плечами и хмыкаю.

– Я нахожу это странным, – брат встает рядом, – что насчет, хм, Рании? Странное имя…

Красивое. И идеально подходящее ей. Только ей. Только ее глазам.

– Предполагаю, она здесь из-за брата, – констатирую и ловлю  заинтересованный взгляд Ника, – она сестра Адама Паркера.

Брат чертыхается и выпивает бокал виски:

– Они здесь поэтому? Да, тупой вопрос, других причин нет, – сам отвечает брат, – почему Шерил прямо не могла сказать?

– Зная Шерил, думаю, что она не сказала из соображений безопасности, слишком много ушей, – указываю взглядом на толпу, – других вариантов у меня нет. Если это действительно так, то она не подумала о том, что Паркер, Эванс и Бенедетто в одном помещении – уже сигнал, и очень маловероятно, что хороший. Мне нужно подумать.

Я наблюдал за девушками и взглядом показывал заинтересованным Ранией личностям, что все их намерения – плохая идея, что, несомненно, было действенным. Николас оказалось занят тем же, убийственно смотря на парней возле Ханны. Что за черт?

Ближе к двенадцати замечаю девушку у бара, которая, очевидно, перебрала с алкоголем. Не понимаю, что движет мной, когда беру ее телефон, предлагаю встретиться, когда смотрю в ее глубокие карие глаза, в которых отражаюсь я. Никогда не замечал подобного… Ведь к кому бы я сейчас ни подошел, я точно так же буду отражаться – это так просто и банально глупо. Но только в ее блестящих глазах нахожу отклик, замечаю подобную глупость и увязаю в кофейных зернах радужки. Скорее всего, все это из-за выпитого алкоголя и интереса к незнакомке. Мимолетный интерес, иначе еще не было и вряд ли будет. Отрезаю любые попытки продолжить свои мысли. Я не должен.

– Я позвоню тебе завтра, – рука тянется к лицу девушки, и я не могу противостоять желанию заправить прядь выпавших волос ей за ухо.

Глупость. Почему? Созданная десятилетиями программа будто дает сбой, и я не могу найти причину ошибки. Шелковистая прядь, взгляд этих глаз, почему мне хочется быть здесь? Почему, смотря на Сару, которая внешностью не уступает моделям, родословной, о которой мечтают миллионы девушек, я не испытываю подобного желания? Я знаком с ней с десяти лет и сейчас не могу вспомнить цвет ее глаз, а шоколадные глаза Рании Паркер, кажется, въелись на подкорку моего мозга. Это банальный интерес. Она сестра пропавшего парня моей подруги. Она беспринципно заявилась на тусовку моего брата. Она странная – вот и ответ.

Беру приготовленный кофе и выхожу на террасу. Вода в бассейне, рябью отражает утреннее небо. Мысленно перебираю свой график, передвигая дела, расчищая время для встречи с младшей Паркер.

Паркуюсь и бросаю взгляд на кафе. Время еще есть, можно не спешить. Поправляю пальто и вхожу, взглядом натыкаясь на знакомый женский силуэт, который заставляет в секундном удивлении приподнять брови. Рания Паркер, сидящая в спортивном костюме за столиком у окна – причина мигающей в моей голове таблички: «ошибка». Она – ошибка, которую я не могу допустить. Не отрывая взгляда, скольжу по гармоничным чертам лица девушки, изучая ее, словно она – что-то неизвестное.

Правда в том, что пока отец не ушел в отставку, я довольствуюсь той информацией, которую мне дают. Пока я больше наблюдатель, чем игрок, и меня это, более чем, устраивает. Однако сейчас, когда я занимаю все внимание, сидящей передо мной, девушки, я хотел бы обладать большей информацией. Наблюдаю за осторожными глазами Рании, которая задает вопрос, к которому я не был готов:

– Рик и… папа, Эрик… Они связаны с мафией?

Шерил знает больше, чем я думал. Казалось, Рик Эванс хорошо скрывал от нее жесткую реальность, отказался от обычаев традиционалистов Нью-Йоркской мафиозной семьи, по правилам которой должен был выдать дочь замуж по договору и многое другое… Варварские понятия и правила, которые мне мало известны – моей семьи не касается их мир, но, конечно, что-то я знал, ведь Рик мне как второй отец. На мгновенье опускаю взгляд, обдумывая варианты ответа, и в конечном счете, отвечаю просто и кратко:

– Да.

– Уже второй раз за несколько дней задаю один и тот же вопрос: почему ты рассказал мне это? И что еще более странно, сам предложил поговорить, – я вглядываюсь в ее глаза, где отражается фальшивое недоверие, она знает, что я не соврал.

Резонный вопрос и тон, которые не отменяют необычности и режут слух, ведь только очень близкий круг людей может позволить подобное общение со мной. Не то чтобы я жесткий человек, нет, серьезность и строгость – это то, что от меня ждут и то, чего требую в ответ я. Однако передо мной оказывается девушка, чей отец входит в одну из мафиозных семей страны, и с которой, скорее всего, мне не стоило встречаться и тем более общаться, но это последнее, о чем я сейчас думаю.

– Во-первых, Адам был близким человеком для моей подруги, во-вторых, это несекретная информация, в-третьих, я получил твой номер, – констатирую и ухмыляюсь, встречаясь с мимолетной растерянностью девушки.

В действительности, я сам до конца не понимаю, почему   я здесь, и боюсь, что причина далеко не в человеческом отношении к проблеме этой девушки, не в ее праве знать – все это нелепые оправдания, потому что будь кто-либо другой на ее месте, я бы предпочел поговорить об этом с Шерил…

– По-твоему, мой брат мертв? – выпаливает она, и я задумчиво наклоняю голову, наблюдая, за уже жалеющей о заданном вопросе, Ранией Паркер.

– Я думал об этом, – приподнимаю подбородок, сложив руки в замок на столе, – но я привык опираться на факты: я не видел его живым и не видел мертвым, – так и есть, предполагать – значит дать шанс ошибке, поэтому я сторонник фактов, а не доводов.

– Спасибо, – до меня долетает шепот, а за ним и натянутая улыбка девушки.

Несколько мгновений смотрю ей в глаза, но она отводит взгляд, чем вызывает мою усмешку:

– Вчера ты была смелее.

– Вчера во мне был алкоголь, – нервно отрезает она, стирая с моего лица улыбку.

Тон. Опять. Эта интонация. Она – Рания Паркер.

– Тебе заказать коктейль?

Девушка бросает взгляд в сторону выхода.

– Я лучше пойду. Спасибо, что нашел на меня время, – она встает из-за стола, натянуто улыбаясь.

Поднимаюсь за ней, чувствуя вину от своего ответа на ее резкость. В один шаг оказываюсь возле девушки и останавливаю ее. Время будто замедляется, когда я вижу, как передо мной, будто от страха ожидания удара, сжимается и замирает кареглазая девушка. В непонимании перевожу взгляд на свою ладонь, касающуюся ее предплечья и осознав, что это может быть причиной, одергиваю руку, медленно поднимая уже обе. Все замирает, и только мозг продолжает работать, предлагая разные варианты причин подобной реакции, подчеркивая очевидное: я идиот. В ступоре смотрю на зажмурившуюся девушку, параллельно разрываясь от чувства вины и непонимания:

– Рания?

Она осторожно открывает глаза, в которых искрится паника и боль… Испуганный взгляд ошпаривает меня, и я выше приподнимаю руки, давая понять, что не причиню ей вреда. Рания закусывает губу и, озираясь по сторонам, делает неуверенный шаг назад:

– Мне пора, – еле слышно шепчет она, избегая меня взглядом.

            Дверь кафе закрывается, и я неосознанно иду вслед за ней. Еле заметный запах цитруса и ландыша пленит сознание, и я, будто под гипнозом, следую за быстро удаляющимся источником этих нот.

Вечерний шум города не касается моего слуха. Я вижу лишь содрогающуюся фигуру девушки, одиноко сидящую на скамейке. Кажется, что ее горе обволакивает мегаполис: все теряют лица, становясь призраками, а небоскребы ползут ввысь, напоминая об обреченности каждого. Меня окатывает грязью, в секунду, когда я понимаю, что девушка боялась, что я ее ударю, что может быть утопичнее? Этот мир начал гнить с момента, когда мужчина впервые поднял руку на женщину. Этому нет оправдания.

– Прости, но я не мог не пойти следом, – выдавливаю из себя сквозь ком в горле.

Грязь. Отвращение. Непринятие. Падающий свет фонаря освещает покрасневшие от слез глаза Рании, которые все равно не теряют своего шарма. Потеря и бесконечная боль девушки открываются мне сейчас, пиная мою душу до крови.

– Я не хотел тебя напугать, – сжимая кулаки, добавляю я.

– Нет… Ты не напугал меня.

– Ладно, – соглашаюсь очевидной лжи, боясь надавить.

Потерянно изучаю блестящие от слез дорожки на ее щеке, а ведь их не должно быть… Рания резко закрывает ее ладонью, и я встречаюсь с ее полным смятения взглядом. Она поняла, что я смотрю на ее щеку и решила ее спрятать? Через мгновенье смятение сменяется осознанием и девушка одергивает руку. Нужно признать, что я в замешательстве. Снова.

– Призраки прошлого, – попытка объяснения не сильно помогает мне, но мозг складывает детали, чем добивает меня.

– Незнакомому человеку рассказать легче, обычный разговор может стать исповедью, которая сотрет часть очертаний этих призраков, – пробую, стараясь сквозь слой грязи, показать привычную уверенность, – одиночество под пеленой страха – ужасно и болезненно. В конечном счете можно проиграть.

– В каком учебнике прочитал? – просквозившая ирония уже не цепляет меня, я будто иначе смотрю на девушку перед собой.

– Психология, пятый класс. Это лишь констатация факта, решать тебе, – говорю как можно спокойнее.

Я вижу перед собой скорбящую по брату сестру, девушку, которая потеряла родного и любимого человека.

– У меня бывают панические атаки, – усмешка девушки, в этой ситуации царапает слух, – мои родители находят все эти психологические штуки смешными и не воспринимают их всерьез, поэтому я сама назвала такие моменты паническими атаками. Не знаю, действительно это они или нет, мне все равно. Никто не знает о них, даже Ханна, мне было стыдно рассказать ей об этом, знал только… Адам, – кто, черт возьми, стал причиной этих атак? – я старалась их избегать, эм… Просто старалась не создавать для них предпосылок, то есть ни с кем не дружила, и, конечно, брат, он всегда был рядом. Я никогда ему не жаловалась, он просто всегда был рядом. Он всегда был рядом. Был рядом… сейчас его нет.

Я улавливаю в словах девушки ноты обреченности, которые пронизывают внутренности. Повторяю про себя ее объяснение, не находя заветного понимания…

«Из-за меня», – ее голос эхом проносится в мыслях, ставя меня на колени. Если бы не звонок ее телефона… Черт.

– Спасибо, что выслушал, мне пора, – встаю за Ранией, которая неожиданно оборачивается, оказываясь так близко… – и я должна поблагодарить за то, что нашел время и рассказал все, что знал… Спасибо.

Цитрус, ландыш и мускус окутывают мой разум, заставляя, отключится от реальности, а ее нежная улыбка будто обновляет мою палитру цветов, даря миллионы ярких оттенков, прежде мне неизвестных… Кто она?

– Нет проблем, я обожаю слушать. Я вообще отличный слушатель, – отвечаю и любуюсь улыбкой Рании Паркер.

Провожаю взглядом девушку, ворвавшуюся и перевернувшую мой мир с ног на голову. Лучше бы она не появлялась. Чувствую, что ни к чему хорошему это не приведет, но против логики достаю мобильный и набираю Шерил, в квартире у которой появляюсь через полчаса.

– Ничего не говори, – сразу произносит она, останавливая меня жестом.

Вхожу в кухню и кладу пальто на кресло, молча следя за тем, как она наливает вино в бокал.

– Я прекрасно знала, что ты без проблем сложишь два и два.

            Ее слова меня не удивляют:

– У меня есть предположения, но я хочу услышать объяснение от тебя, – сажусь за барную стойку и складываю руки в замок.

– Без проблем, – Шерил делает глоток, – мы оба понимаем риски, Дэн. Я знала, что ты все поймешь. Прости, но нельзя было говорить открыто, мы не знаем, сколько ушей может слушать, а сколько глаз наблюдать, – покручивая в руках бокал, пожимает плечами она, – я осознаю всю абсурдность ситуации и думаю, такое развитие событий тоже могло привлечь внимание, но лучше я ничего не придумала. Я так понимаю вы виделись? – строго смотрю на Шерил, – да ладно тебе, Дэн! Я видела твой взгляд, и не только твой, – подмигивает она и допивает вино.

– Я рассказал то, что знал, и предвидя твой вопрос: нет, думаю, ничего нового она не узнала, – внимательно смотрю на подругу и приподнимаю подбородок, обозначая, что конкретики не будет, Шерил задумчиво кивает, – но у меня появился вопрос.

Подруга внимательно смотрит на меня, пытаясь понять, о чем пойдет речь, параллельно доставая бокал и наливая виски. Ставит янтарную жидкость передо мной и слабо кивает.

– Когда я взял ее за руку, она до ужаса испугалась. Она думала, что я ее, хм, что я ее ударю, – опрокидываю в себя жидкость и встречаюсь с зелёными глазами.

– Отец, – просто отвечает Шерил, давая мне одним словом ответ на множество вопросов.

Рания сломана отцом. Сломана человеком, который должен был защищать.

– Мне жаль, что мы втянули тебя, обещаю, что больше этого не повторится.

Прищурившись, смотрю на подругу, которая мгновенье спустя закатывает глаза и кивает.

Глава 5.

Рания

Приняв душ и укутавшись в халат, выхожу на балкон:

– Эй, солнце уже в зените, а я еще не знаю, как ты провела вчерашний вечер, – тяну, облокотившись на подоконник.

– Было классно, – сонно отвечает Ханна, – мы сходили в кино, прошлись по Центральному парку, и Ник проводил меня до кампуса.

Упоминание о Центральном парке переносит меня в личное пространство Даниэля Бенедетто, и я закрываю глаза, качая головой.

– Оказалось, что он учится в нашем университете на программе бизнеса и финансов, – уже бодрее говорит подруга, прерывая поток моих воспоминаний и анализа, – кстати, Даниэль окончил эту же программу.

– Хани, у вас что-то было?

– Да, – замираю, неосознанно улыбаясь интонации, с которой она говорит, – на прощание он поцеловал меня в щеку, – поджимаю губы, сдерживая себя, чтобы не пошутить, – теперь твоя очередь, как прошла твоя встреча с Бенедетто старшим?

– Хм, в общем, ничего нового я не узнала, – отвечаю и делаю глоток кофе, – Ник тебе нравится?

– Рани, как я могу ответить на этот вопрос, если видела его пару раз, – цокаю и закатываю глаза, – ладно, он мне симпатичен, – что и требовалось доказать.

Вздыхаю и сбрасываю вызов, узнав все подробности свидания лучшей подруги. Наконец-то собираюсь и сажусь за домашнее задание. Впервые за долгое время, с энтузиазмом заканчиваю работу и довольная плюхаюсь в кресло.

Порыв любопытства заставляет меня найти Даниэля в соцсети, и я принимаюсь рассматривать найденную страничку: он отлично сложен, как и Николас… И какие же у него красивые глаза! Листая и рассматривая фотографии, которых было не так много, я останавливаюсь на последних: два мальчика в одинаковых костюмах обнимают зеленоглазую девочку, которая широко улыбается. Мальчик постарше – Даниэль, серьезно смотрит в камеру, а вот младший, прикусив губу, смотрит на Шерил. Хм, интересно сколько им здесь лет? Нику, похоже, около четырех, а Даниэлю наверно лет семь, но старше всех, кажется, Шерил, которая чуть-чуть выше остальных. И еще одна фотография, где все те же лица, но на каком-то мероприятии: Шерил в зеленом платьице, отлично сочетающемся с ее зелеными детскими глазами и копной черных волос, убранных в прическу. Братья Бенедетто очень симпатично смотрятся в детских деловых костюмах. Все трое серьезно смотрят в камеру, и только у девочки на губах есть намек на улыбку. Невольно улыбаюсь, они милые, в их юных взглядах блестит уверенность…

Папа редко выводил нас с Адамом в свет, а если и выводил, то это было, что-то вроде семейных походов в ресторан, и, конечно, на спортивные соревнования брата или мои. Чаще всего такие мероприятия заканчивались критикой и наказанием, однако если на соревнованиях мы занимали первые места, то отец гордился и становился добрым. Я часто думаю, как бы все сложилось, если бы мы не расстраивали отца и, соответственно, не получали наказания, не боялись его… Но как бы я ни старалась, не могу представить эту картинку.

Очень давно, когда я была еще совсем маленькой, папа никогда не наказывал нас, точнее, он просто мог в виде наказания забрать пульт от телевизора или любимую игрушку… Не было наказания в виде боли. Все поменялось, когда он начал пить.

Я болтаю ногами, сидя за столом, и смотрю на брата, который читает что-то в большой тетради с картинками всяких блюд. Я минуту назад в этой тетради показала маме на любимый суп, и она чмокнула меня в лоб.

– Вы готовы сделать заказ? – спрашивает девушка в черной юбке и белой рубашке, я смотрю на нее с восхищением: я еще не умею застегивать пуговицы, мне помогает Адам.

Мама заказывает мне суп, а себе салат, брат просит макароны, а папа – мясо и салат:

– Будьте добры, еще водку, двести пятьдесят, – просит папа и встречается с недовольным взглядом мамы.

Она качает головой, папа поднимает уголок губ и хмыкает:

– Дети, папа же добрый, когда выпьет?

Я смотрю на брата и киваю, когда он делает это первым. Когда папа пьет водку, он разрешает нам смотреть телевизор допоздна… Однажды он все-таки был злым…

Папа кивает официантке и встает из-за стола. Наверно, пойдет мыть руки. Мама странным взглядом смотрит на нас с братом, и я начинаю теребить краешек платья.

– Я быстро поем и на тренировку, – говорит брат, и я ему улыбаюсь.

– Адам, мы поиграем с мячом на выходных? – он кивает и улыбается мне.

Брат занимается баскетболом и иногда играет со мной, конечно, я еще маленькая, и поэтому мы просто закидываем мячик в детское кольцо, но он часто притворяется, что не может попасть, и я выигрываю. Тогда он радуется моей победе, кружит меня вокруг себя, а я смеюсь. Я вижу, что ему нравится, и поэтому не говорю, что знаю о его хитрости.

Папа спорит с мамой, а я плетусь рядом, чтобы не потеряться, потому что Адам ушел на тренировку и не ведет меня за руку. Снимаю туфельки и беру в свою комнату. Пока родители спорят, я могу поиграть. Достаю из ящика любимых кукол и сажусь на ковер у окна. Мне нравится играть и смотреть в мое большое окно от пола до потолка. На улице сейчас темно и холодно, через пару дней Рождество, а в моей комнате светло и тепло.

Папа, что-то кричит, и я тихо выхожу из комнаты. В гостиной выключен свет, поэтому я замираю, чтобы глаза привыкли к темноте. Через несколько секунд я хорошо вижу диваны серого цвета в центре, стеклянный столик с журналами, и вазу на комоде у входной двери. Подхожу к шкафу и смотрю на приоткрытую дверь кухни, из-за которой проливается свет. Незаметно проскакиваю к углу, выглядывая из которого можно  через щелку видеть происходящие на кухне.

– Холодно?!– кричит отец матери, стоящей на балконе в одной сорочке,– холодно, я спрашиваю?!

Мама мельком смотрит на меня, и я опускаю голову, ладонями стираю появившиеся слезы и снова поднимаю взгляд. Я всегда плачу, когда папа кричит на маму. Она пытается сделать вид, что все нормально, но я вижу страх в ее глазах, а может, мне кажется, и это бликует стеклянная дверь балкона?

Руки трясутся и по привычке, сжимаю ладони в кулаки и прячу их за спину. Отец бьет кулаком по стеклянному столу, отчего бокал и бутылка лязгают, и я отскакиваю за угол и зажмуриваюсь. Что-то касается моего плеча, и я испуганно дергаюсь. Осторожно открываю глаза и вижу Адама, брат притягивает меня к себе в объятия и ведет в комнату. Папа снова что-то кричит, и я оборачиваюсь назад, но брат быстро утягивает меня в мою спальню.

– Адам, там мама,– шепчу я, когда дверь закрывается.

– Знаю, но нельзя, чтобы папа тебя заметил,– он поднимает меня на руки и усаживает на кровать, – Рани, сыграем в нашу игру? Помнишь правила? Тебе следует лечь в постель и сделать вид, что ты спишь, – это простая игра, брат научил меня ей, чтобы отец на меня не кричал, но папу это не всегда останавливает.

Я ложусь и брат укрывает меня одеялом. На кухне снова что-то падает, и мы слышим глухие шаги, Адам бросает взгляд в сторону шума, а затем снова поворачивается ко мне:

– Рани, все, закрывай глазки, – дверь открывается, и брат встает с моей кровати, я задерживаю дыхание.

Страх пробирается по моей коже со всех возможных сторон, кажется, даже время останавливается, и в груди тяжелеет.

– Ты где был?, – с притворным спокойствием спрашивает папа.

– Тренер задержал, – ответил брат, – пап, у Рании температура…

Я снова услышу несколько тяжелых шагов и какое-то движение и осторожно приоткрываю глаза. Папа, ухмыляясь, возвышается над братом. Это плохая ухмылка, когда папа так делает – нам больно.

– И что сказал тренер?,– отец хватает брата за щеку и сжимает.

Я плохо вижу в темноте, но знаю, брату больно. Папа толкает его в стену и по комнате раздается глухой удар, от неожиданности я дергаюсь. Отец поворачивается ко мне, и я зажмуриваюсь.

Смахиваю слезинку и поднимаю взгляд на фотографии, висящие на стене: Адам и я сидим в парке на пледе и едим сэндвичи. Измазанная соусом девочка и мальчик, вытирающий ее лицо салфеткой. Улыбка появляется на моем лице, вспомнив, что потом, брат специально испачкал себя, чтобы я не расстраивалась. Слезы, не спрашивая разрешения, катятся по моим щекам, пока соленый привкус не заставляет меня опустить глаза.

Беру телефон, когда на нем высвечивается входящий вызов от мамы:

– Ало, привет, мам.

– Дочь, я хотела спросить, – скомкано говорит она, явно подбирая слова.

– Ты одна? Папы нет рядом? – нахмурившись, спрашиваю я.

– Нет, но… Рания, он знает, что ты общаешься с девочкой Эванс и Бенедетто, – зачем-то бегло смотрю по сторонам своей комнаты.

– Мам, ты можешь мне нормально объяснить в чем проблема? Что связывает нас с Эвансами и Бенедетто? Неужели ты не хочешь узнать, что случилось с твоим сыном? Эта тайна действительно стоит жизни Адама? – срывая голос, кричу я.

Молчание прерывается только тяжелым дыханием мамы, накаляя напряжение вокруг. Нервно заправляю выбившуюся из пучка прядь волос:

– Мам, пожалуйста, – слезы застилают мои глаза, – скажи хоть что-нибудь…

– Рания, я потеряла сына, но не потеряю дочь. Если мы узнаем, что ты продолжаешь общение с этими семьями, мы будем вынуждены забрать тебя домой. Это последнее слово, – отстраненно, но уверенно произносит мама, вызывая у меня непонимание, наполненное отчаянием, – я тебя предупредила.

Она вешает трубку, и я минуту не убираю телефон от уха, надеясь на то, что услышу объяснение, узнаю правду. Оседаю на пол и слепо смотрю в стену, не понимая причин… Не понимая свою маму…

Хлопок двери сообщает, что она закрыта, а шелест штанин о том, что можно идти, бежать, думать. Выхожу из дома и безразлично смотрю по сторонам, неважно куда, важно идти. Копаюсь в воспоминаниях, теряясь в городской суете. Ничего. Пусто. Тихо. Вибрация телефона заставляет меня вернуться в реальность и потерянно осмотревшись, ответить на звонок крестной:

– Привет, Джен.

– Привет, Рани, у меня мало времени, Алекс попросила связаться с тобой и поговорить…

Останавливаюсь, опуская глаза к бледному асфальту, на котором бегают тени города.

– Рани, я, – она запинается, а я пытаюсь понять, что происходит, – ты знаешь, что мы с твоими родителями из Техаса, мы с Алекс близкие подруги с детства, – гул машин заставляет меня сомневаться в услышанных словах, и я закрываю свободной ладонью открытое ухо, – все началось с убийства журналистов, муж с женой были найдены мертвыми в своем доме. У них остался маленький сын и в этот момент был в гостях у друга. Прошло около десяти лет, когда сын, убитых журналистов, узнал, что к гибели родителей причастна семья его друга. Они помогли мальчику встать на ноги, и он в свои двадцать уже имел несколько ресторанов, когда на каком-то празднике услышал, как над ним смеялись, мол «его родителей убили, а теперь ставят его на ноги, а он и не против». Тогда парень обезумел и в состоянии сильного опьянения напал на своего друга. Их успели разнять, однако с тех пор между ними никогда больше не было дружбы. Война, страшная ненависть, – Джен переводит дыхание, – этот парень, сирота, сын убитых журналистов… Он… Он твой отец, Рания.

Стоя на тротуаре с закрытыми глазами, пытаюсь осмыслить услышанное, запомнить, выучить, понять. Все останавливается, замирает и кажется, будто окружающие меня небоскребы начинают увеличиваться, сокращая свободное пространство, крадя заветный кислород.