Настроение: со льдом!

© Екатерина Риз, 2019

ISBN 978-5-0050-5273-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1

У меня идеальная семья.

Я каждый раз думала об этом, оказываясь в родительском доме или в доме младшей сестры. Вот и в этот раз, сидела за столом на кухне родителей, пила ароматный чай из фарфоровой чашки с цветочным рисунком, передо мной тарелочка с куском торта, который собственноручно испекла моя любимая сестрёнка, а торт четырёхслойный, с кремом и засахаренными фруктами, всё, как я люблю. Весь стол заставлен всякими вкусностями и лакомствами, причём, магазинного и покупного в этом доме не терпели. Все умелые хозяйки. Кроме меня. Мама и сестра обожали готовить и ухаживать за любимыми мужчинами, детьми и внуками. Их жизнь – это семья. И наоборот. Семья – это их жизнь.

Я пила чай, ела торт и слушала маму. Она выглядела довольной и суетливой одновременно. Но я знала, что она обожает, когда все собираются в их с отцом доме, на кухне, одной большой семьёй, и все хлопоты ей в радость. Вокруг бегали внуки, Данька и Асель (до сих пор удивляюсь, как сестренка умудрилась дать дочери такое имя, но она, вот уже девять лет, от него в восторге). Моя сестра была младше меня на пять лет, а уже имела двоих детей, мужа-молодца, и считалась идеальной хозяйкой. Ольга, или, как в семье её ласково называли, Ляля, для поддержания этого звания старалась изо всех сил. Я частенько задумывалась о её жизни, пыталась поставить себя на её место, хотелось понять, была бы я счастлива на этом самом месте, и никогда не находила для себя чёткого ответа. А вот Лялька счастлива.

– Асель, аккуратнее, – улыбнулась она, когда дочка едва не сбила вазу с комода, пробегая мимо. Они с Даней играли в догонялки, и как взрослые не выпроваживали их на улицу, отказывались уходить. Подслушивать взрослые разговоры им казалось куда интереснее, чем бегать в саду одним. – Данечка, ты не устал?

Дети смеялись в ответ, Данька налетел на мать, обнял ту за ноги, и Ляля наклонилась к нему, чтобы поцеловать.

Я наблюдала. Вроде бы украдкой, по крайней мере, старалась делать это украдкой, но понимала, что не могу оторвать глаз. Сердце тяжело прыгало в груди, а нужно было пить чай и нахваливать торт. Торт, на самом деле, удался. Хотя, у Ляли по-другому не бывает. Наверное, если бы у неё что-то вышло невкусно или подгорело, это повергло бы сестру в серьёзный ступор. Нет, она по-прежнему бы улыбалась, но неудача бы её не на шутку удивила.

В окно кухни с улицы заглянул Виталик, Лялин муж. Посмотрел на жену, на резвящихся детей, и тоже улыбнулся.

– Ляля, воду в бассейн наливать?

– Конечно. Дети хотят купаться. Сегодня жарко.

Мама закрыла дверцу духовки, в которой запекалось мясо на ужин, и поймала внука, взяла того за руку.

– Данечка, пойдём, переоденемся. И пойдём все на улицу, папа вам с Асель водичку в бассейн налил. Ты же хочешь поплескаться?

Данька закивал и ухватил бабушку за руку, отправился за ней. Ляля же кинула на меня извиняющийся взгляд, забрала дочь и тоже вышла с кухни. Я осталась одна и, наконец, смогла выдохнуть. Просто расслабиться, убрать с лица приклеенную счастливую улыбку и выдохнуть. Обводила взглядом кухню.

Со времён моего детства на этой кухне почти ничего не изменилось. Та же мебель, та же люстра с большим абажуром, дощатые полы. Фарфоровый бабушкин сервиз, который очень любили и оттого берегли, как зеницу ока. Ещё в детстве мы с Лялькой случайно раскололи молочник, когда играли в куклы, и мама потом долго причитала и два вечера подряд собирала его по кусочкам и склеивала, лишь бы сберечь сервиз полным комплектом. И вот он до сих пор стоит в добротном, дубовом буфете, а из одной из чашек я сейчас пью чай. Дом родителям достался от маминой мамы, она скончалась несколько лет назад, и я до сих пор не могу с этим смириться. Бабуля была тем самым человеком, той соломинкой, за которую я держалась в трудные моменты. Она была единственной, кто меня слышал и слушал, мне безумно её не хватает. Наверное, ещё поэтому мне так трудно приезжать в этот дом, понимая, что её здесь нет. Конечно, в доме теперь живут мои родители, и они практически ничего не поменяли, уважая память бабули, только обои в нескольких комнатах переклеили, да полы с сантехникой заменили, где было необходимо. А общую атмосферу, которую так любила моя семья долгие годы, постарались сохранить. Но без бабушки дом стал другим. Он подстроился под новых владельцев, и теперь не только родители, но и Ляля с Виталиком наводили здесь свои порядки. А я, приезжая, сидела в сторонке, уже не зная, что и где лежит, и что мне дозволено. Если я предпринимала попытку что-то сделать или переставить, ко мне тут же бежала мама и говорила, что «здесь этому не место, будет мешать, в доме дети, мы всё сами сделаем, садись и отдыхай». А отдыхать у меня не получалось, вот как сегодня. Я приехала рано утром, с обычным дочерним визитом, в попытке проявить уважение к родителям и семье сестры, и с того самого момента, как переступила порог дома, думать могла только о том, какая же у меня идеальная семья. Замечательная, дружная, счастливая…

– Ты чего здесь сидишь? – Отец заглянул на кухню, увидел меня, и мне в первый момент показалось, что растерялся, не знал, что сказать. Потом решил поинтересоваться стимулом моего нахождения на кухне в одиночестве. А я здесь дышала, приходила в себя, назовите, как хотите.

Пришлось изобразить бодрую улыбку.

– Торт доедаю. Вкусный.

– Да, торт вкусный. Лялька молодец.

Лялька молодец. Лялька в любой ситуации молодец. Такая уж у неё судьба.

– Пойдём на улицу, – позвал отец. – С детьми поиграешь. Хоть отдохнёшь от своей работы.

Спорить я не стала, знала, что не поймут моего упрямого желания остаться в одиночестве на кухне. Нужно было выйти в сад и присоединиться к всеобщему веселью, наблюдать за тем, как дети с восторгом плещутся в надувном бассейне. А родственники стоят вокруг и в умилении смеются и хлопают в ладоши. Возможно, вы решите, что я перебарщиваю, утрирую, но всё происходило именно так. Знаете, почему? Потому что у меня идеальная семья со всеми тошнотворными манерными атрибутами. Хотя, возможно, я не права, и это со мной что-то не так, раз я не понимаю и не чувствую того же, что и они.

Дети плескались, брызгались, визжали и смеялись в бассейне. Взрослые стояли рядом, как я и предполагала, а я незаметно отошла в сторону, присела на диван-качели неподалеку и принялась наблюдать. Моего отсутствия рядом никто не заметил. Все были так счастливы, я видела, как Виталик с Лялей держатся за руки, глядя на детей, как родители счастливо улыбаются, а я задыхалась от всеобщего восторга. Мне не хватало бабули. Она не стала бы сюсюкать или жалеть меня, но она всегда умела сказать то, что заставляло меня встряхнуться и жить дальше.

Ляля обернулась, поискала меня глазами. А найдя, улыбнулась и помахала рукой. Я помахала ей в ответ. Вот только на улыбку меня не хватило. Я лишь наблюдала. Оглядывала ухоженный стараниями родителей сад, постриженную лужайку, цветочки на клумбах, а также игрушки и детские велосипеды, оставленные под кустом жасмина. Под окнами дома большой стол, за которым приятно собираться тёплыми вечерами всей семьёй, разговаривать, общаться, ощущая, как душевное тепло наполняет тебя всю, без остатка. Наверное, это и принято ощущать, вот только для меня такие вечера в кругу семьи были большой редкостью. И, признаться, честно, я не слишком из-за этого страдала. Не было во мне чувства единения и всеобщей любви. Но я приезжала в дом родителей пару раз в месяц в свой выходной, оставалась с ночёвкой, улыбалась и выслушивала все новости и забавные истории про детей, всеми силами пытаясь воспылать родственными, дочерними чувствами. Не подумайте, что я какой-то душевный инвалид, и ничего не чувствую, а то и вовсе меня накрывает человеконенавистничество и я асоциальная личность. Нет. По крайней мере, надеюсь на это. Но то, что мне некомфортно в атмосфере удушающей семейной любви и идеальности их бытия, это стопроцентно. И бабуля, только она, никогда меня за это не осуждала. А сейчас бабули нет, и я в её доме чувствую себя чужой, хотя большую часть своей сознательной жизни бежала сюда прятаться от проблем и напастей. К ней, за советом. А теперь мне и здесь места нет. Здесь повсюду сияющая улыбка Ляли. В каждом углу, в каждой мелочи видна её рука и её приложенные старания. Всё чисто, убрано, кругом милые вещицы, всё продумано для детей и устроено для их же удобства и безопасности. А родители только рады, у них свой выпестованный мир на две семьи. А я лишь временами приезжаю почтить их своим присутствием, чтобы не забывали о том, что я тоже их семья.

Но вот вопрос: мне это надо?

Ответ каждый раз находился один и тот же – надо. И от этого только больнее. Каждый раз, как последний мазохист, я еду сюда, чтобы посмотреть своими глазами, убедиться, что у них всё идеально. При этом чувствую себя каким-то неблагодарным отщепенцем, из-за того, что не могу разделить с ними их счастье и взгляды на жизнь. Сижу в стороне и наблюдаю.

Виталий прошёл мимо меня к дому, взглянул и легко улыбнулся. Кажется, даже подмигнул. Я проводила его взглядом.

Мой идеальный зять.

– Ты ведь останешься ночевать? – спросила меня мама, хотя я всегда оставалась. Наверное, этим вопросом она давала мне понять, что не хочет моего быстрого возвращения в город. Хотя, могла бы так и сказать, хоть раз. Что хочет, чтобы я осталась, чтобы была рядом. Но она всегда спрашивала.

– Конечно, – ответила я. Мы снова были на кухне, и я не знала, куда деться. Мама колдовала у плиты, а Лялька ловко резала овощи на салат. Все были заняты, и в моей помощи не нуждались.

Ляля сунула в рот кружочек огурца и захрустела им. Оглянулась на меня, стоящую у стены и наблюдающую за ними. Улыбнулась.

– За городом здорово, правда? – Я кивнула. – Если бы здесь была приличная школа, я бы не задумываясь, переехала в деревню. Думаю, Виталик был бы не против. – Она засмеялась. – Мы бы стали деревенскими жителями.

Я не удержалась и усмехнулась.

– Не помню, чтобы Виталик горел желанием перебраться в деревню.

Ляля хлопнула на меня длинными ресницами.

– Ты что, он очень любит приезжать к папе с мамой. Правда, мам? Да и детям здесь лучше, чем в городе. Думаю, если я попрошу, он согласится.

Ну, в этом никаких сомнений не было. Если Ляля попросит Виталика о чём-то, то он, без всякого сомнения, согласится. И будет счастлив. Виталик всегда счастлив, когда Ляля его хвалит.

И странного в этом ничего нет. Моя младшая сестра была красавицей. И красота её могла затмить любой её недостаток, которых, впрочем, у неё никогда не было. Я не зря говорила про удушливую идеальность, жившую в нашем доме на постоянной основе. С того дня, как Лялька родилась, она делала счастливыми всех вокруг. Одним взмахом своих длинных ресниц и движением белокурой головки. Ляля улыбалась, и все вокруг начинали улыбаться. Родители говорили, что Ляля несёт людям радость и счастье. И, что самое удивительное, я не раз находила подтверждение их словам. Ляля была самым светлым, самым добрым и самым любящим человеком, которого я когда-либо встречала. Она любила всех вокруг, и люди, порой неосознанно, принимались отвечать ей тем же. Светловолосую, ясноокую Лялю невозможно было обидеть или огорчить, это считалось кощунством. И Виталик, влюбившись в неё десять лет назад, не уставал твердить жене о своей любви и носить ту на руках. На их брак даже финансовые проблемы не влияли негативно. Я знала, что полтора года назад Виталик потерял работу, и это стало сильным ударом по его самолюбию и по достатку и благополучию семьи. Я понимала, насколько ему было обидно, в той компании он проработал много лет, строил карьеру и надеялся пойти ещё выше, велись разговоры о его переводе в Москву на более высокую должность. Его ждала престижная работа и предоставляемое компанией жилье, руководство готово было оградить ценного работника от всех трудностей. А потом всё в одночасье рухнуло, и с тех пор он бьётся, пытаясь устроиться по профессии. Но в нашем городе IT-специалисты такого уровня не были востребованы. То есть, необходимость в них была, но зарплаты им предлагали куда ниже, чем в филиалах московских фирм и в самой столице. Без работы Виталик, конечно же, не остался, но в зарплате значительно просел, и с тех пор им с Лялей приходится экономить, а при наличии двоих детей и их постоянных нуждах, экономить приходится практически на всём. При его прежней работе, нужды они ни в чём не испытывали, жили в просторной съёмной квартире, раз в три года Виталик позволял себе поменять автомобиль, они ездили отдыхать каждый год всей семьёй, и уж точно им не приходило в голову экономить на продуктах, садиках или образовательных программах для детей. Я ещё тогда непрозрачно намекала сестре, что, имея двоих детей, глупо жить на съемной квартире. При зарплате Виталика они вполне могли позволить себе ипотеку, нужно было задуматься о будущем. Но Лялька никогда не вникала в вопросы содержания семьи, никогда не строила планов и уж точно не руководила мужем. Для Ляли Виталик был героем, который обеспечивал и оберегал их семью, и все вопросы всегда решал сам. От неё требовалось лишь быть идеальной женой и матерью, и делать своего мужчину счастливым. Со своей миссией Ляля справлялась на отлично, а в остальное старалась не вникать. Но мне пообещала, что поговорит с Виталиком, и, возможно, если он сочтёт целесообразным, они подумают об ипотеке. Уж не знаю, как они думали, поговаривали, что откладывают на первый взнос, но выходило у них довольно вяло. А после того, как Виталик лишился стабильной, высокооплачиваемой работы, об ипотеке думать и вовсе стало ни к чему, поначалу они тратили накопленное, а потом и вовсе съехали со съемной квартиры в двушку наших с Лялей родителей. А те, соответственно, перебрались в дом бабушки, в котором после её смерти никто не жил, и он два года простоял пустой, его использовали как дачу в летние месяца. Но, кажется, никого это не смущало и не напрягало. Счастливые не только часов, но и житейских проблем, по всей видимости, не наблюдают. А теперь Ляля и вовсе захотела перебраться жить в деревню. Хотя, я бы на её месте давным-давно взяла ситуацию в свои руки, собрала детей и перебралась с мужем в Москву, где он смог бы найти подходящую работу довольно быстро, приложив лишь немного усилий. Самое смешное, что работу в столице Виталику предлагали, но он даже не рассматривал подобную перспективу. Им с Лялей хорошо было здесь, рядом с родителями, умиляться на плещущихся в бассейне детей и счастливо улыбаться друг другу и всем вокруг.

Наверное, я чего-то не понимаю в этой жизни.

– А у тебя как дела? – спросил отец, когда мы вечером все сидели за большим столом и ужинали. Стол снова был заставлен тарелками, наготовленными вкусными блюдами, горячим и салатами, а на большом круглом блюде были выложены румяные пирожки. Я понимала, что мама с Лялей старались не ради моего приезда, для них это привычный антураж счастливого вечера в кругу семьи. Большой круглый стол, чай из бабушкиного самовара, и желание повкуснее накормить своих любимых. Мне даже есть не хотелось. У меня пропадал аппетит каждый раз, как я оказывалась в родительском доме. А в какой-то момент от этой умилительной розовой мишуры начинало подташнивать. И я себя за это здорово ругала. Потому что понимала, что я не злюсь, что всё это не вызывает во мне отторжения, я попросту завидую и не понимаю, почему я не такая, как они. Почему я не могу быть счастливой, вопреки всему? Смотреть на мир глазами в розовых очках и ни о чём не переживать. Ведь реальность так прекрасна, а все проблемы непременно сами решатся. Как-нибудь. Но нет, у меня всё по-другому.

– Что на работе? – заинтересовалась мама, подыгрывая отцу. Правда, на меня даже не посмотрела, была занята тем, что скармливала Дане пирожок. Улыбалась внуку и сюсюкала. А между этим задала мне до ужаса банальный вопрос, который всегда задавала. Это тоже было сродни ритуалу. Каждый раз, как я оказывалась на ужине за этим столом, папа спрашивал у меня как дела, а мама следом интересовалась, что происходит у меня на работе. А я отвечала:

– Всё хорошо.

Обычно на этом расспросы заканчивались. Родителям важно было услышать, что и у меня всё хорошо, подробности, а уж тем более, возможные проблемы, никого не интересовали.

Ляля вдруг обратила ко мне свой ясный взгляд и лучезарно улыбнулась.

– Знаешь, кого я на днях встретила?

– Кого?

– Лену Скобцеву. Помнишь, ты училась с ней в одном классе?

– Конечно, помню.

В конце концов, Ленка Скобцева была моей одноклассницей, а Лялька была совсем мелкой, но почему-то, откуда-то знала всех моих одноклассников и как-то умудрялась с ними дружить. С некоторыми до сих пор общается, а вот я сама на встрече выпускников не появлялась последние лет десять. Вот так встречу кого-нибудь из них на улице, и, скорее всего, не узнаю.

– Так вот, она вернулась обратно в город.

– А где она была? – поинтересовалась я лишь потому, что сестра казалась увлечённой рассказом.

– Как где? В Москве! Она уехала туда лет пять назад, и вот вернулась. Говорит, дома лучше.

– Кому как, – философски заметила я и кинула быстрый взгляд на Виталика, на коленях которого сидела дочь. Он выглядел спокойным и расслабленным. Я невольно задержала на нём взгляд, затем опомнилась, себя одернула и поспешила отвернуться. Посмотрела на сестру. Та продолжала сиять. – Трудно, говорит, там. Ритм бешенный, года идут, а времени только на работу хватает.

– Конечно, – проговорила мама негромко, ни к кому конкретно не обращаясь, – ни котёнка, ни ребёнка, а лет-то уже сколько.

Я молча смотрела на маму, но она, кажется, не осознала до конца, что сказала. И в чей огород полетело её замечание. Но кроме меня, на её слова никто не отреагировал. И я заставила себя промолчать, проглотить обидный намёк.

– Я ей тоже сказала, что надо замуж. А она только о работе говорит.

– Потому что некоторым людям, даже женщинам, приходится самим себя обеспечивать. А некоторым ещё и на детей зарабатывать с котятами, – не удержалась я от замечания. – Не все питаются радужной пыльцой.

Виталик на меня посмотрел, я чувствовала его внимательный взгляд, но головы не повернула. Да и отец на меня глянул, с лёгким укором. И сказал:

– Каждый сам делает свой выбор, Тома.

– У некоторых выбора нет, папа. Надо выживать.

Ляля после моих слов посмотрела на мужа, после чего протянула ему руку через стол. Виталик с любовью сжал её тонкие пальчики. А Ляля сказала:

– А я так рада, что мне повезло. У меня Виталик есть.

– У тебя есть Виталик, – проговорила я вслед за сестрой, чувствуя, что начинаю закипать. – Это здорово, Ляль. Но Даньке уже шестой год. Может, тебе тоже работу поискать?

За столом повисла тишина, на меня смотрели все. Я знала, что так будет, готова была к такой реакции, поэтому лишь пожала плечами.

– А что? Вам стало бы полегче в финансовом плане. Миллионы женщин работают, никто ещё не умер.

– Тома, не говори глупости, – мягко укорила меня мама.

– А что за глупость я сказала? – удивилась я. – Произнесла слово «работа»?

Впервые за долгое время я видела растерянное выражение на Лялькином лице, она казалась всерьёз озадаченной.

– А как же дети? – спросила она. Моя младшая сестра всегда и всё воспринимала всерьёз, но обычно реагировала на позитиве, но в редкие моменты терялась и задумывалась.

Я на детей посмотрела. Асель тыкала пальцами в экран смартфона, играя, а Данька увлечённо разбирал машинку.

– Они взрослые, Ляля, – не намекнула, а прямо сказала я. – Дети выросли, а у вас проблемы с деньгами. Думаю, если бы ты устроилась на несложную работу, это было бы весьма кстати. – Я повернулась к Виталику. – Ты так не считаешь?

А тот, дурак, взял и решительно мотнул головой.

– Нет. Я не хочу, чтобы моя жена работала.

– Правда? – Конечно, я совсем скоро пожалею о сказанном, но сейчас меня было не остановить. – А жить в родительской квартире и сажать картошку на огороде, чтобы зимой было, что есть, ты, как понимаю, хочешь?

– Тамара, хватит, – довольно резко одёрнул меня отец.

Я сложила руки на груди, плечами передёрнула.

– Я просто уточнила.

– Зачем ты так? – обиделась мама.

А Ляля смотрела на меня во все глаза.

– Мне нужно найти работу? – спросила она.

Порой непосредственность и наивность моей сестры могла довести до белого каления. По крайней мере, меня.

– Не нужно тебе ничего искать, – поторопился успокоить жену Виталик. А мне достался ещё один осуждающий взгляд. – Тома шутит.

– К тому же, что за работу ты можешь найти? – подивилась мама. – Ты никогда не работала.

Да, Ляля никогда не работала. И образования, кроме школьного, у неё тоже нет. Но кто в этом виноват? Помнится, родители поддержали любимую дочку, которая после школьной скамьи сразу собралась замуж по великой любви. И когда все её подруги поступали в институты и как-то определялись с дальнейшим будущим, Ляля с упоением нянчилась с ребёнком, готовила супчики Витале и рассказывала всем вокруг, как безмерно она счастлива. Правильно, ничего другого она не умеет. Только быть счастливой.

И меня не должно это злить, не должно. Моя младшая сестра замечательный человек. Не способный ни на подлость, ни на хитрость, ни на грубость. Камней за пазухой не держит. В отличие от меня.

Я заставила себя улыбнуться. Добавила во взгляд и интонацию немного чувства вины.

– Извините меня. Я просто волнуюсь.

– Из-за чего? – переспросила Ляля, глядя на меня огромными глазами, её взгляд был серьёзным и заинтересованным, что было большой редкостью.

– Из-за вас, – всё же попыталась я донести свою мысль. Оглядела заставленный снедью стол. – Думаю, в сложившейся ситуации – это всё лишние траты. Я понимаю, что это всё замечательно – шашлыки, тортики, салатики, но вы, – я посмотрела на родителей, – уверены, что это вам по карману?

Я видела, видела по глазам отца, что он прекрасно понимает, о чём я говорю, но он бы никогда не сознался. Поэтому лишь цыкнул на меня в очередной раз, а затем сказал:

– У нас всё хорошо.

Я кивнула, смиряясь с ситуацией. Что ж, я рада, если всё хорошо. Ради призрачной картины счастливой семейной жизни эти люди готовы притворяться и идти на всевозможные жертвы. Вот только почему-то идут они все не в том направлении. Вместо того, чтобы проблемы решать, они их старательно множат.

– Зачем ты напугала Лялю?

Виталик подошёл ко мне вечером, когда все уже разошлись по комнатам, а я осталась одна на веранде. Сидела в кресле и смотрела на звездное небо. В городе такого неба не увидишь, таким воздухом не подышишь, и я пользовалась возможностью. Да и спать не хотелось, если честно. Мне в этом доме не спалось. Обычно я лежала в темноте и прислушивалась ко всем звукам. В доме было тихо, а я лежала и продолжала прислушиваться, чувствуя себя сумасшедшей родственницей в замке.

– Чем я её напугала? – переспросила я, не повернув головы и не взглянув на него. – Словом «работа»?

Виталик сделал ещё пару шагов и остановился где-то недалеко от меня. А у меня сердце заколотилось неровно и стало больно в висках от напряжения.

– Ты же знаешь, что Ляля не сможет работать. На какой работе ты можешь её представить?

– Если приспичит, то на любой. Так бывает, понимаешь? В жизни случается всякое, и меня пугает, что моя двадцатисемилетняя сестра не в состоянии заработать себе и детям на кусок хлеба. Это ненормально, Вить.

– Но это же Ляля, – проговорил он таким тоном, будто это всё объясняло.

Я кивнула, признавая.

– Да, это Ляля.

Мы помолчали, мне, если честно, говорить, вообще, не хотелось. Так бы сидела и сидела в тишине, чувствуя, что он стоит за моей спиной. От этого было тепло и спокойно. А пока Виталик молчал, то не говорил о Ляле. Такой светлой, такой замечательной, которую он беззаветно любит.

– Как ты живёшь? – спросил он.

Я пожала плечами, до боли в глазах вглядываясь в тёмное небо.

– Наверное, хорошо. У меня работа, ипотека, машина в кредит. Мечта съездить во Флоренцию осенью и купить себе платье от «кутюр». Знаешь, такое, чтобы надела – и все упали.

Он негромко рассмеялся.

– Думаю, и без этого платья ты в состоянии всех сразить.

– Может быть, – не стала я спорить. – Правда, я не такая красавица, как Ляля.

– Ты просто другая. Но красавица.

Я помолчала, собираясь с силами, после чего коротко поблагодарила его за комплимент.

– Спасибо.

Вышло формально и дежурно, как на работе.

Мы еще помолчали, после чего Виталик собрался уходить. Наверное, его тяготило молчание, или моё общество, не знаю. Он что-то промямлил про детей, про Лялю, пожелал мне спокойной ночи, а я уже в спину ему сказала: