Преданные. Белое с кровью

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Робер К., 2024

© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2024

* * *

Плей-лист

Потрачено – TRITIA

You’re The First, The Last, My Everything – Barry White

Разбуди меня – Ночные снайперы

Молчу – Асия

Одиночки – TRITIA

Control – Zoe Wees

Over – Lindsay Lohan

The Kill (Bury Me) – Thirty Seconds to Mars

Take on me – a-ha

Lonely – Nathan Wagner

Walking The Wire – Imagine Dragons

Chasing Stars – Rupert Pope, Giles Palmer

Decode – Paramore

All I Need – Within Temptation

Ты – Обе-рек

I Miss You – Nathan Wagner

Born Without a Heart – Faouzia

https://music.yandex.ru/users/chr-p.neganova/playlists/1003

Магия, проникающая под кожу, эмоции, выворачивающие наизнанку, кинематографичные декорации и герои, которым невозможно не сопереживать, – в этой книге есть все! Она стала той самой историей, которой я отдала частичку своего сердца. И, покрываясь волнительными мурашками, прожила еще одну жизнь.

Ксения Лозовая, блогер, @lozovsbooks

Во второй части трилогии Кристина Робер пересняла «Игру престолов» с актерским составом «Элиты» и тем самым сместила спектр проблематики в сторону New Adult. Но, несмотря на все династические распри, «Преданные» остаются прежде всего эмоциональными качелями для читателей и главной героини, на которую сваливается все больше испытаний. Разбираться с внешними проблемами – сложно, но копаться внутри себя – труд непомерный. Все фантастическое к тому же здесь пропущено через призму восприятия ребенка нулевых, а потому каждый, в меру начитанности и насмотренности, ощутит характерный и приятный привкус молодежных сериалов, романов. Он, долго остающийся на губах, придает дерзости и свежести классической истории поиска себя и борьбы за любовь по принципу «нет повести печальнее на свете».

Денис Лукьянов, писатель, книжный обозреватель

Читателям канала @anti_rober.

За то, что всегда готовы выслушать

 
Детство прошло, умчалось,
Растаяло без следа,
А песня в душе осталась,
И, кажется, навсегда.
 
 
Несется собачья стая
Мильоны веков вперед.
И я, как в детстве, гадаю:
Куда они? Кто их ждет?
 
 
Какая их гонит тайна
Средь стужи и тишины?
А вдруг они там отчаянно
Ищут во тьме хозяина,
С которым разлучены?
 

Эдуард Асадов. Созвездие Гончих Псов^[1]

Пролог

Terra ignis, замок Стамерфильда.

Август 1999 года

С тяжелым вздохом Рита откинулась на подушки и прижала ладонь к мокрому лбу. Ведьма была права: эта ее чудо-трава («колдовская сон-трава» – так она ее назвала) облегчила процесс, хотя в какой-то момент Рите все же показалось, что мелкая чертовка решила на всю жизнь обосноваться в чреве и пить ее молодость, пока не иссушит до дна.

– Все закончилось, Харт-Вуд, – шептала Рита в потолок, – этот ад закончился.

Полчаса назад она родила ребенка. Девочку – ее билет в жизнь, которую ей обещали с рождения. Ребенка унесли сразу же, но Рита не возражала. Более того, сама хотела этого: никогда не видеть существо, воспользовавшееся ее телом.

Рита скользнула рукой к вялому животу и стиснула зубы. Ничего-ничего, она еще приведет себя в порядок.

С отцом ребенка, Николасом, у них с самого начала было соглашение: наследница в обмен на безбедную жизнь. Все просто. Родит живую, здоровую девочку – получит бездонный счет и может катиться на все четыре стороны. Хотя Николас, конечно, никогда такого не говорил. Кажется, он действительно ее любил, но порой Рита с трудом в это верила. Да и не была ей нужна никакая любовь: она сама по себе; и теперь у нее будет все, чтобы каждый чертов день ни от кого не зависеть.

Рита сжала кожу на животе и закрыла глаза, свободной рукой скидывая на пол подушки, которыми для удобства обложила ее ведьма-повитуха. Было душно, и от кислого запаха к горлу подкатывала тошнота. На мгновение Рита даже пожалела, что так быстро прогнала ведьму: ей бы не помешала помощь – открыть окна, например. Ну да ладно. Отлежится день-другой и покинет этот сучий мир навсегда…

Веки налились тяжестью; сон утягивал ее, через кожу под рукой на животе пробивался пульс, и Рита вдруг улыбнулась, сонно пробормотав:

– Успокойся, маленькая бунтарка. Подожди пару лет – куплю тебе пуанты…

Рита резко распахнула глаза и отдернула руку от живота. В голове непрошенно возникло воспоминание: девочка вышла из нее, повитуха держит на руках окровавленное тельце, взглядом сверлит беззащитное личико и сама Рита, забыв о пережитых муках, едва дышит и бесконечные секунды, как полоумная, шепчет:

– Закричи, закричи. Пожалуйста, закричи…

Но девочка не кричит. И кажется, сам мир останавливается, пока они обе ждут. А потом морщинистое лицо повитухи преображается, тонкие губы растягиваются в кривой улыбке, и она говорит – тихо и торжественно:

– Дышит.

Цепляется за взгляд Риты, оборачивает ребенка в пеленку и быстро идет к двери, а Рита смотрит им вслед и все еще не понимает, как же она дышит, если не кричит. И зачем-то ей так хочется услышать этот крик, но ребенок упрямо молчит.

– До сих пор молчит.

Рита нахмурилась, не понимая, почему это так сильно задевает ее. Ну молчит и молчит – может, и такое бывает. Да и ведьма же сказала, что дышит. Значит, все закончилось, вариантов нет. Рита невольно покосилась на дверь и прислушалась: нет, все тихо, как в гробу.

Может, ее унесли в другую часть замка. Здесь такие стены: будут убивать – не услышишь. Сама же помнишь, как вы тогда с Николасом под носом у его мамаши…

Стиснув зубы, Рита хлопнула себя по щеке. И в этот момент дверь тихо открылась. Николас зашел в спальню, мягко ступая по ковру, и, если бы не сверток в его руках, Рита бы непременно позволила себе в последний раз полюбоваться им. Сейчас ей уже нечего скрывать, и сама себе она могла признаться, что в физическом плане он сводил ее с ума.

– Как ты, милая? – со сдержанной улыбкой спросил Николас, остановившись рядом с кроватью.

– Я же сказала, что не хочу видеть, – процедила Рита, борясь с желанием зажать нос. Что это за запах? Что за запах источает этот ребенок?

– Знаю, – устало вздохнул Николас и без спросу присел на край кровати. Рита скрестила руки на груди и уткнулась в них взглядом. – Хотел сказать, что благодарен тебе. Ты никогда не верила в наши пророчества, и эта земля ничего не значила для тебя, но ты поверила мне однажды, поэтому поверь еще один последний раз: то, что ты сделала, – это чудо, которого мы ждали несколько веков.

Я тебе не поверила, а продала свое тело, вот и все.

От напряжения свело челюсть, и Рита задышала глубоко и часто.

– Почему она не кричит?

Николас заглянул в лицо ребенку и улыбнулся. Так, как раньше улыбался только ей.

– Она спит.

Николас поправил одеяльце и перехватил взгляд Риты. По его лицу скользнула хмурая тень.

– Твои глаза – один в один, представляешь?

Рита фыркнула и зажмурилась. Нет, почему этот ребенок так навязчиво пахнет! Ее тошнило. Николас тихо поднялся, и Рита мысленно подгоняла его. Уходи. Проваливай. Живо! Но рука против воли потянулась к нему.

– Покажи.

Рита держала глаза закрытыми до последнего. Чувствовала, как Николас снова опустился на кровать, и запах этой девочки – сладкий, теплый и невинный – ударил в нос сильнее прежнего. Она ощутила ее близость и протянула руку, но в последний момент замерла.

Да что со мной не так?! Это всего лишь ребенок.

Николас помог: взял ее за палец и приложил к щеке девочки.

– Это всего лишь ребенок, – прошептала Рита, не сразу осознав, что говорит вслух. Распахнула глаза и как завороженная всматривалась в это странное, молчаливое личико, а когда девочка внезапно открыла глаза, даже дернулась от неожиданности. Николас был прав: один в один. Синие – такие синие, что в природе и цвета такого не существует. Ее мать говорила: «Неповторимые». Надо же, похоже, она была неправа.

Сердце забилось чаще, перехватило дыхание. Все вокруг вдруг оказалось таким неважным, незначительным, словно и не было больше ничего. Что это? Материнский инстинкт? Глупости. В прошлый раз такого не было. В прошлый раз все закончилось в тот же момент, когда ту, другую, унесли. Но эта… Эта… Рита неосознанно водила подушечкой пальца по мягкой щеке, не в силах отвести взгляд от странных и таких знакомых глаз. Не «эта», а ее дочь. Ее! Может, повитуха была права. Может, все они были правы, говоря, что в жилах Риты течет кровь прародительницы ведьмовского клана и что эти самые гены, смешанные с генами Стамерфильда, способны даже в ней пробудить любовь.

С этой связи все началось. Ей же все и закончится.

– Красивая, – голос Николаса прозвучал мягко, и, когда Рита посмотрела на него, он грустно улыбнулся, но в его карих глазах застыл вопрос.

И в другой раз Рита бы возненавидела его, потому что никогда и никому не позволяла играть на своих чувствах, но… какая теперь разница? Она замерла, уставившись на Николаса, а он вдруг поднялся, и ее палец соскользнул со щеки дочери. Рита схватилась за рукав его рубашки и с силой потянула на себя:

– Не отдам, – прошептала она. – Никки, пожалуйста…

– Она моя, Рита.

Взгляд лихорадочно блуждал по его сосредоточенному лицу, и Рита решила, что возненавидит и его, и себя как-нибудь потом, потому что в то самое мгновение поняла как никогда: без нее она не сможет. Почему так вышло – не понимала, совершенно не понимала, но точно знала, что умрет, если не останется с ней.

– Наша, – тихо сказала Рита.

Николас недоверчиво посмотрел на нее, и Рита одними губами добавила:

– Пожалуйста.

– Наша?

Она закивала, из глаз потекли слезы, и Рита нетерпеливо стирала их свободной рукой, а другой держала Николаса.

– Может, это все ваша чертова магия, а может, это то, о чем я всю жизнь мечтала, просто не знала об этом. Моя дочь, наша дочь. Я хочу ее, и тебя. Хочу нашу жизнь.

Николас несколько раз моргнул и прищурился, словно не верил ей и хотел высмотреть правду на ее лице. И Рита знала, что ему не в чем ее подозревать, потому что, пожалуй, впервые за несколько лет их знакомства она говорила правду. Так верила в нее, что считала единственной правдой, которая могла быть.

Когда Николас передал Рите дочь, она бережно прижала ее к себе и улыбнулась маленьким внимательным глазам. Он лег на кровать рядом и обнял Риту, и та откинула голову ему на плечо и блаженно закрыла глаза, думая о том, что притворяться ей больше не нужно. Удивительно, но она там, где и должна быть.

– Моя маленькая бунтарка, – прошептала она и посмотрела на Николаса: – Наша. Теперь мы можем пожениться. По-настоящему. Да?

В одном я убежден: эти трое не родились с такими глазами. Те изменили цвет, когда на землю пришла магия. Или магия была всегда, но именно эти трое зажгли ее в своих душах, заставив глаза поменять цвет. Потому что магия отражает душу, а глаза – ее зеркало. Два сводных брата и их названая сестрица. Ведьма, храбрая и могущественная, но расчетливая, с глазами синими-синими, как ледяное пламя, призванное не калечить, но утаивать значимое. Звали ее Харута. Преданная братом, но до последних дней преданная себе.

Из воспоминаний Гидеона, заточённых в книгу и оставленных на хранение Стамерфильдам

Глава 1. Завеса Полосы

Terra caelum, военная база «Стания».

Ноябрь 2018 года

Алекс лежал на кровати, отгороженной тканевой белой ширмой. Левая рука жутко болела, и сквозь толстые слои бинтов проступали пятнышки крови. Он усиленно растирал запястье, будто это могло помочь прогнать боль, и думал лишь о том, когда сможет уйти.

Как несправедливо! Завтра его группа отправится на разведку. Он так ждал этого, готовился, изучал, а теперь из-за одного заносчивого кретина вынужден торчать здесь, напичканный обезболивающими и с двумя сломанными пальцами. Одно радует: у Кира Сфонова сломаны ребра и оклемается он гораздо позже, чем Алекс.

Парень сделал глубокий вдох. На улице уже стемнело, медсестры приглушили свет внутри. В госпитале было тихо и пахло лекарствами. Хотелось только провалиться в сон и проспать до полного выздоровления. Жаль, что его тело не обладало такой же способностью к регенерации, как у нее. У Ники… Алекс раздраженно ударил здоровым кулаком по одеялу. Полгода прошло, а по ощущениям – целая вечность. Невыносимо…

Послышался звук отодвигаемой шторки, и Алекс нехотя открыл глаза.

– Еще один прием – и вы можете идти, обещаю, – робко сказала медсестра.

У нее были светло-карие миндалевидные, как у лисы, глаза, веснушки на светлой коже и вздернутый румяный нос. Голову девушки покрывал белый платок, но Алекс однажды видел ее без убора: под ним пряталась копна великолепных огненно-рыжих волос в мелкий завиток. Красавица Севиль.

– Придется тебе поверить, – Алекс заставил себя улыбнуться и сесть. Кровать под ним жалобно скрипнула.

Щеки Севиль вспыхнули, и Алекс тактично отвел взгляд. Не то настроение, чтобы флиртовать. Девушка достала из кармана халата ампулу и набрала жидкость в шприц. Сделала укол.

– Кира Сфонова положили в отдельную палату, – зачем-то сказала она. – Там охрана.

Алекс скрипнул зубами. Неужели она думает, что он, как последний трус, в ночи захочет пробраться к нему и отомстить?

Алекс прижал палец с ватой к месту укола на руке и, одернув футболку, поднялся. Севиль отвернулась к процедурному столику и принялась разбирать лекарства, скопившиеся за вечер. В другой раз Алекс бы поблагодарил, но ее замечание про Сфонова задело его.

– Александр… – донесся ее тихий голосок.

Он обернулся. Лицо Севиль пылало от смущения, отчего веснушки, как ни странно, стали заметнее.

– С днем рождения, – запинаясь, прошептала она. А потом внезапно потянулась к нему и, чмокнув в щеку, вложила в руку небольшой сверток. – Свежие, без изюма.

Вот черт. Алекс невольно расплылся в улыбке. Севиль юркнула за ширму. Он развернул подарок и с удовольствием вонзил зубы в ароматный творожный кекс.

Terra ignis, окрестности Морабата.

Декабрь 2018 года

Ника скинула рюкзак и без сил повалилась на землю. Столбик термометра опустился ниже нуля, и изо рта валил пар, но из-за долгой ходьбы тело пылало, и свитер противно лип к спине. Ника расстегнула куртку и глубоко вздохнула, утирая со лба капли пота. Упрямство в очередной раз вышло ей боком. Давид Дофин, командир Алой Розы, предлагал транспорт, но Ника наотрез отказалась и отправилась пешком. Шла не меньше часа от крепости Шейфиля в поисках этой чертовой Полосы Туманов, а тумана все не было…

Ника на коленях подползла к краю вершины. За спиной – необитаемая деревня с домами, такими ветхими, словно их построили несколько столетий назад, а впереди – голая земля, обезвоженная, высохшая, с глубокими трещинами и без единой травинки. Она была красной, как будто усыпанная кирпичной крошкой, и тянулась на сотни километров вдаль. Давид Дофин говорил, что за холмом начинаются владения ведьм. Видимо, он забыл сказать, что до этих владений еще пара суток пути…

Ника заломила руки за спину, и кости жалобно хрустнули. Она вытащила из рюкзака булку с маком и попыталась отломить кусочек, но та была твердой как камень.

– Да чтоб тебя. – Ника запустила испорченной булкой в сторону красной земли и угрюмо наблюдала, как окоченелый комок прыжками достиг низины. Желудок осуждающе заурчал.

Ослица ты, Харт-Вуд.

Ника откинулась на холодную землю и несколько минут пролежала с закрытыми глазами. Пошарив в кармане куртки, выудила серебряную флягу. Хотя бы в ней что-то осталось… Сделала глоток, только чтобы горло смочить: чай давно остыл и совсем не грел.

Лучше бы ты мне термос подарил, Домор.

Ника лежала на земле, прижав к себе холодную флягу, и пыталась уловить хоть какой-то звук. Мертвая тишина. Ни шелеста листвы, ни криков птиц. Ни-че-го. Наверное, даже ведьмы сюда не заглядывали. Если бы Ника умерла, ее бы никто не нашел. Идеальное место, чтобы исчезнуть.

Убрав флягу обратно в карман, она стянула перчатку с левой руки. На внутренней стороне ладони, в самом низу, виднелся блеклый рисунок: две маленькие звездочки, соединенные пунктирной линией по диагонали. Гончие Псы, их созвездие. Ника сделала тату несколько месяцев назад, когда возвращалась в Лондон, чтобы посетить часовню, в память об их с Алексом апрельской ночи на причале. Она перевела взгляд на небо: грязно-голубое, затянутое волокнами удручающих облаков. Тошно. Скоро стемнеет, но Ника знала, что даже ночью, скорее всего, ничего не изменится: в terra ignis звезд почти никогда не было видно, равно как и солнца днем. Местные говорили, что все из-за тумана: небо он давно затянул и лишь вопрос времени, когда под ним скроется земля.

Она устало опустила руку и поднялась на ноги, подхватила рюкзак за лямку и побрела вниз по склону. Каждый ее шаг эхом отдавался в пустоши. Минуты превращались в часы, а вокруг ничего не менялось: одинокая земля за спиной, одинокая земля впереди – на несколько километров.

В какой-то момент Ника закрыла глаза и просто шагала на ощупь. Наверное, Алекс бы посмеялся над ее необоснованным упрямством. Удрать из замка без цели и стать скитальцем на незнакомых землях в поисках… чего? Полосы Туманов? Звучит как бредни сумасшедшего. Пожалуй, Алекс мог бы вправить ей мозги, сказать, что сначала стоит наладить отношения с отцом и установить контакт с его приближенными, а потом обязательно улыбнулся бы и заботливо поцеловал в макушку… Ника вспомнила его улыбку и невольно повеселела.

И вдруг она резко остановилась и распахнула глаза. Ничего. Все та же красная пустошь. Но Ника ясно ощутила преграду перед собой, как будто должна была наткнуться на стену. Как странно… Что-то внутри резко дернулось и попросилось наружу. Ника сделала несколько глубоких вдохов, призывая существо успокоиться. Здесь что-то не так, она и сама знала.

Ника плотнее сжала лямку рюкзака и свободной рукой потянулась к пустоте. Ничего. Она осторожно подалась вперед и вдруг на кончиках пальцев ощутила холод, будто коснулась льда, а потом ее кисть просочилась сквозь невидимую преграду, а вокруг запястья, как мерцающее желе, сгустился воздух.

– Портал… – завороженно прошептала Ника и смело шагнула вперед. Тело вмиг окутал ледяной воздух, и пространство вокруг заполнил вязкий глухой шум.

Ника узнала уже так много об этом мире, но всякий раз, когда случалось что-то из ряда вон выходящее, удивлялась как ребенок. Удручающий пейзаж красных земель исчез, и теперь она стояла посреди небольшой поляны, в окружении исполинских дубов и пышных елей. Под ногами похрустывала высохшая трава, покрытая тонким слоем первого снега. И на плечи опустилась тишина – но не тревожная, а, наоборот, притягательно спокойная.

Ника оставила рюкзак на земле и сделала несколько неуверенных шагов вперед. Изо рта и носа валил густой пар. Здесь было в разы холоднее, чем за стеной портала. Настоящая зима. Присев, Ника зачерпнула пальцами рыхлый снег и улыбнулась: коснувшись разгоряченной кожи, он тут же растаял, оставив на пальцах легкое покалывание. Она чувствовала, что почти у цели. Наконец-то ее бегство обретало смысл!

Треск. Ника резко обернулась, затаив дыхание. Сердце болезненно ударилось о ребра. Настороженно осматриваясь вокруг, она медленно попятилась. Треск. Тишина. Снова треск. И еще. И еще. И вдруг что-то резко обернулось вокруг ее лодыжки. Не успела Ника среагировать, как взмыла вверх. В воздухе мелькнули золотые нити. Еще мгновение – и они сплелись вокруг нее в кокон.

Существо яростно заметалось в груди. Тяжело дыша, Ника попыталась высвободить ногу, но делать это, повиснув вниз головой, да еще и в непонятном коконе, было крайне неудобно. Нить-ловушка была ей незнакома: искрящаяся, словно вылитая из золота, а на ощупь – странная смесь лески и бечевки. И при попытке порвать впивалась в пальцы и резала кожу – самой не выбраться. Ника выругалась и обессиленно повисла.

Послышались шаги. Ощетинившись, Ника прищурилась, пытаясь разглядеть источник звука сквозь небольшие просветы в коконе, но кровь прилила к голове – и все вокруг стало размытым. Кто-то приближался к ней, ступая тихо, мягко. Крался, как шпион. И вскоре Ника увидела очертания высоких силуэтов. Неизвестность пугала, и даже существо внутри притаилось. Оставалось надеяться лишь на одно: если на нее нападут, оно сможет драться.

– Девчонка? – Агата удивленно посмотрела на тело в своей ловушке и перевела недоверчивый взгляд на сестру.

Миккая нахмурилась. Давно у них не было незваных гостей. Никто не мог пройти через завесу, если ведьмы не открывали ее намеренно. И в ловушках не было нужды – держали их больше по привычке, да и чтобы лишний раз преподать урок мелким кровососам Тао. Их ведьмы, конечно, отпускали, но перед этим изрядно запугивали, чтоб не шлялись где попало.

– Убьем ее? – прошелестела Агата.

Миккая взглянула на сестру и в который раз поразилась тому, как светятся ее серые глаза, когда та готовится к очередной расправе. Мерзость.

– Что ты мешкаешь, Миккая? – шипела Агата. От возмущения она скинула капюшон, обнажая лысую голову. – Девчонка прошла через портал: она либо ведьма – не наша, – либо еще какой черт опасный. Безликая, может, раз человеком прикинулась?

Отмахнувшись, Миккая медленно двинулась к кокону, и Агата последовала за ней.

– Ты чувствуешь? – останавливаясь, прошептала Миккая. В кровожадных глазах Агаты мелькнуло непонимание. – Отбрось злость, зажмурься.

Сестра беспрекословно подчинилась. Ведьмы стояли в нескольких шагах от золотого кокона с плотно сомкнутыми глазами, отрешаясь от лишних звуков и запахов, позволяя ментальному телу ухватиться за суть.

– Не может быть, – прошептала Агата и с опаской покосилась на сестру. – Чувствую ее. Джей Фо… Но…

Миккая разделяла замешательство сестры. Джей Фо давно покинула ведьмовские земли; и все они решили, что волчица умерла. И она точно не была человеком… Так в чем же дело? Подойдя к кокону, ведьма уставилась на пленницу, болтавшуюся вниз головой: ее черные волосы свисали меж нитей ловушки. Мелкая, в мешковатой одежде, какую Миккая видела лишь на мальчиках из окрестных деревень. Девчонка закрыла глаза и мирно дышала, скрестив руки на груди, как будто висеть вверх тормашками в ведьмовской ловушке и было ее планом на этот вечер.

Издевается, что ли?

Миккая отступила на шаг и взлетела. Оказавшись наравне с петлей, соединяющей ловушку с веткой дерева, она взмахнула ножом и одним движением перерезала крепление. Кокон упал на землю. Прежде чем Агата успела подойти, Миккая опустилась на одно колено рядом с пленницей.

Девчонка внутри перевернулась и потянулась к петле на ноге.

– Ты кто такая? – сурово спросила Агата.

Девчонка замерла и дерзко посмотрела на ведьм. И Миккая едва удержала рот закрытым: ярко-синие глаза цвета пламени Харуты – такие ни с чем не перепутать!

– О, – выдохнула Миккая, – я знаю, кто это.

– Где Джей Фо? Я же чувствую ее, – не унималась Агата. – И ты чувствуешь.

– Джей Фо? – подала голос девчонка. Она говорила с акцентом – как те, из мира простаков, пришедшие из европейских городов.

– Освободим и возьмем с собой, – сказала Миккая.

– Но…

– Агата, это Николина Стамерфильд, – Миккая усмехнулась, когда брови сестры поползли вверх.

Девчонка метала на них разъяренные взгляды. Маленький хищник, загнанный в клетку и готовый немедля броситься – только повод дай. И она явно не понимала их речь, лишь реагировала на знакомые слова.

– Не дергайся, а то я тебя порежу, – нетерпеливо бросила Миккая на ломаном английском, присаживаясь на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

Девчонка коротко кивнула.