Красные ногти

Связав прутья в плотный пучок, он просунул между ними рукоять кинжала с одного конца. Затем он связал их вместе лианами, и, завершив работу, получил копьё немалой прочности с крепким древком длиной семь футов.

«Какой толк от этого?» – спросила она. «Ты же говорил, что клинок не сможет пробить его чешую…»

«Он не весь в чешуе», – ответил Конан. «Есть много способов снять шкуру с пантеры».

Спустившись к краю листьев, он поднял копьё и осторожно пронзил им одно из яблок Деркеты, отводя копьё в сторону, чтобы не задеть тёмно-фиолетовые капли, стекавшие с пронзённого плода. Вскоре он вытащил клинок и показал ей синюю сталь, окрашенную в тусклый пурпурно-малиновый цвет.

«Не знаю, сработает ли это или нет», – сказал он. «Там достаточно яда, чтобы убить слона, но… ну, посмотрим».

Валерия следовала за ним, когда он спустился в листву. Осторожно держа отравленную щуку подальше от себя, он просунул голову сквозь ветви и обратился к чудовищу.

«Чего ты там ждёшь, ты, незаконнорождённый отпрыск сомнительных родителей?» – был один из его самых печатных вопросов. «Высунь свою уродливую голову сюда ещё раз, длинношеий зверь, или хочешь, чтобы я спустился и вышиб тебя из твоего незаконного хребта?»

Его было больше – кое-что из него было облечено в красноречие, заставившее Валерию, несмотря на её нечестивое образование среди моряков, застыть в изумлении. И это подействовало на чудовище. Как непрестанный лай собаки тревожит и бесит более молчаливых от природы животных, так и крикливый голос человека вселяет страх в одних звериных сердцах и безумную ярость в других. Внезапно и с ужасающей быстротой мастодонт встал на могучие задние лапы, вытянув шею и тело в яростной попытке добраться до этого горластого пигмея, чей крик нарушал первобытную тишину его древнего царства.

Но Конан точно рассчитал расстояние. Примерно в пяти футах под ним могучая голова с ужасом, но тщетно проламывала листья. И когда чудовищная пасть раскрылась, словно пасть огромной змеи, Конан вонзил копьё в багровый угол челюстного сустава. Он ударил сверху вниз со всей силой обеих рук, вонзив длинный кинжал по самую рукоять в плоть, сухожилия и кости.

В тот же миг челюсти судорожно щёлкнули, перерезав трёхчастную стрелу и чуть не сбросив Конана с насеста. Он бы упал, если бы девушка позади него не вцепилась в его пояс для меча в отчаянной хватке. Он ухватился за каменный выступ и ухмыльнулся в ответ, выражая ей свою благодарность.

Чудовище барахталось на земле, словно собака, которой в глаза попал перец. Оно мотало головой из стороны в сторону, царапало её лапами и раз за разом раскрывало пасть во всю ширь. Наконец, его огромная передняя нога уперлась в обрубок древка и вырвала клинок. Затем оно вскинуло голову, широко раскрыв пасть и изрыгая кровь, и уставилось на скалу с такой сосредоточенной и разумной яростью, что Валерия задрожала и выхватила меч. Чешуя на его спине и боках из ржаво-коричневой превратилась в тускло-красную. Но самое ужасное, что тишина чудовища была нарушена. Звуки, вырывавшиеся из его окровавленных челюстей, не походили ни на что, что могло бы издать земное существо.

С резким, скрежещущим рёвом дракон бросился на скалу, служившую цитаделью его врагов. Снова и снова его могучая голова взмывала вверх, сквозь ветви, тщетно цепляясь за воздух. Он обрушил всю свою тяжёлую тяжесть на скалу, пока та не завибрировала от основания до вершины. И, выпрямившись, он обхватил её передними лапами, словно человек, и попытался вырвать с корнем, словно это было дерево.

Это проявление первобытной ярости леденило кровь в жилах Валерии, но Конан был слишком близок к первобытному, чтобы испытывать что-либо, кроме всепонимающего интереса. Для варвара не существовало такой пропасти между ним и другими людьми, и животными, как в представлении Валерии. Чудовище под ними для Конана было всего лишь формой жизни, отличающейся от него самого главным образом физической формой. Он приписывал ему черты, сходные с его собственными, и видел в его гневе двойник своей ярости, в его рёве и вопле – лишь рептильные эквиваленты проклятий, которые он на него наслал. Чувствуя родство со всеми дикими существами, даже с драконами, он не мог испытывать тошнотворный ужас, охвативший Валерию при виде свирепости этого зверя.

Он сидел, спокойно наблюдая за ним, и указывал на различные изменения, происходившие в его голосе и действиях.

«Яд действует», – убежденно заявил он.

«Не верю». Валерии казалось абсурдным предполагать, что что-либо, пусть даже смертельное, может как-то повлиять на эту гору мускулов и ярости.

«В его голосе слышится боль», – заявил Конан. «Сначала он просто злился из-за жжения в челюсти. Теперь он чувствует укус яда. Смотри! Он шатается. Через несколько минут он ослепнет. Что я тебе говорил?»

Ибо внезапно дракон развернулся и с грохотом помчался прочь, сквозь кусты.

«Он убегает?» – обеспокоенно спросила Валерия.

«Он бежит к озеру!» – Конан вскочил, придя в движение. «Яд вызывает у него жажду. Пошли! Он ослепнет через несколько мгновений, но по запаху сможет найти дорогу к подножию скалы, и если наш запах всё ещё здесь, он будет сидеть там до самой смерти. И другие его сородичи могут прийти на его крик. Пошли!»

«Там, внизу?» – Валерия была в ужасе.

«Конечно! Мы пойдём в город! Там нам могут отрубить головы, но это наш единственный шанс. По пути мы можем столкнуться ещё с тысячей драконов, но оставаться здесь – верная смерть. Если дождёмся его смерти, нам придётся иметь дело ещё с десятком. За мной, быстро!»

Он спустился по трапу так же быстро, как обезьяна, остановившись лишь для того, чтобы помочь своей менее проворной спутнице, которая, пока не увидела поднимающегося киммерийца, считала себя равной любому мужчине в такелаже корабля или на отвесной поверхности скалы.

Они спустились во мрак под ветвями и бесшумно скользнули на землю, хотя Валерии казалось, что стук её сердца наверняка слышен издалека. Громкое бульканье и плеск воды за густыми зарослями возвещали, что дракон пьёт из пруда.

«Как только он насытится, он вернётся», – пробормотал Конан. «Яду может потребоваться несколько часов, чтобы убить его, если это вообще произойдёт».

Где-то за лесом солнце клонилось к горизонту. Лес был туманным сумеречным местом, полным чёрных теней и неясных перспектив. Конан схватил Валерию за запястье и поплыл прочь от подножия скалы. Он производил меньше шума, чем ветерок, дующий среди деревьев, но Валерии казалось, что её мягкие ботинки выдают их полёт всему лесу.

«Не думаю, что он может идти по следу», – пробормотал Конан. «Но если ветер донесёт до него запах нашего тела, он сможет нас учуять».

«Митра, пусть не дует ветер!» – выдохнула Валерия.

Её лицо казалось бледным овалом в сумраке. Свободной рукой она сжимала меч, но прикосновение к рукояти, обитой шагреневой кожей, вызывало у неё лишь чувство беспомощности.

Они были ещё на некотором расстоянии от опушки леса, когда услышали позади себя треск и грохот. Валерия прикусила губу, чтобы сдержать крик.

«Он идет по нашему следу!» – яростно прошептала она.

Конан покачал головой.

«Он не учуял нас у скалы и теперь бродит по лесу, пытаясь учуять наш запах. Вперёд! Либо город, либо ничего! Он может снести любое дерево, на которое мы заберёмся. Только бы ветер не стих…»

Они крались, пока деревья впереди не начали редеть. Лес позади них превратился в чёрный, непроницаемый океан теней. Зловещий треск всё ещё раздавался позади, когда дракон спотыкался на своём извилистом пути.

«Впереди равнина», – прошептала Валерия. «Ещё немного, и мы…»

«Кром!» – выругался Конан.

«Митра!» – прошептала Валерия.

С юга подул ветер.

Он пронесся над ними прямо в чёрный лес позади них. В тот же миг ужасный рёв сотряс лес. Бесцельный треск и хруст кустов сменился непрерывным грохотом, и дракон, словно ураган, устремился прямо к тому месту, откуда доносился запах его врагов.

«Беги!» – прорычал Конан, его глаза сверкали, как у пойманного волка. «Это всё, что мы можем сделать!»

Матросские сапоги не созданы для бега на короткие дистанции, а жизнь пирата не делает из человека бегуна. Через сотню ярдов Валерия уже задыхалась и шаталась, а позади грохот сменился раскатистым грохотом: чудовище вырвалось из зарослей на открытое пространство.

Железная рука Конана, обхватившая женщину за талию, наполовину приподняла её; ноги едва касались земли, и её несло вперёд со скоростью, которой она сама никогда бы не достигла. Если бы ему удалось хоть немного уклониться от зверя, возможно, этот предательский ветер переменился бы, но ветер держался, и, бросив быстрый взгляд через плечо, Конан понял, что чудовище почти настигло их, словно боевая галера, несущаяся перед ураганом. Он оттолкнул Валерию с такой силой, что она отлетела на дюжину футов и упала бесформенной кучей у подножия ближайшего дерева, а киммериец повернулся навстречу громоподобному титану.

Убеждённый в приближающейся смерти, киммериец повиновался инстинкту и бросился навстречу жуткому лицу, надвигавшемуся на него. Он прыгнул, размахивая мечом, словно дикая кошка, почувствовал, как его меч глубоко врезался в чешую, покрывавшую могучую морду, – и тут страшный удар отбросил его, отбросив на пятьдесят футов, лишив дыхания и полумертвого духа.

Как оглушённый киммериец встал на ноги, даже он сам не мог бы объяснить. Но единственная мысль, которая занимала его разум, была о женщине, лежащей, ошеломлённой и беспомощной, почти на пути несущегося демона, и прежде чем дыхание со свистом вошло в горло, он уже стоял над ней с мечом в руке.

Она лежала там, куда он её бросил, но пыталась сесть. Ни рвущиеся бивни, ни топчущие ноги не коснулись её. Конана ударило плечо или передняя нога, и слепой монстр бросился вперёд, забыв о жертвах, по запаху которых он шёл, во внезапной агонии предсмертной агонии. Стремительно двигаясь вперёд, он с грохотом нёсся, пока его низко опущенная голова не врезалась в гигантское дерево на своём пути. Удар вырвал дерево с корнями и, должно быть, выбил мозги из деформированного черепа. Дерево и монстр упали вместе, и ошеломлённые люди видели, как ветви и листья содрогаются от конвульсий существа, которое они покрывали, а затем затихают.

Конан поднял Валерию на ноги, и вместе они побежали, шатаясь. Через несколько мгновений они вышли в тихие сумерки безлесной равнины.

Конан на мгновение замер и оглянулся на чёрную твердыню позади. Ни один листок не шелохнулся, ни одна птица не щебетала. Всё стояло так же безмолвно, как, должно быть, и до сотворения человека.

«Пошли», – пробормотал Конан, беря своего спутника за руку. «Сейчас всё на волоске. Если из леса вслед за нами вылезут ещё драконы…»

Ему не нужно было заканчивать предложение.

Город казался очень далёким, за равниной, дальше, чем он казался со скалы. Сердце Валерии колотилось так, что ей казалось, будто оно вот-вот задушит её. На каждом шагу она ожидала услышать треск кустов и увидеть, как на них надвигается очередной колоссальный кошмар. Но ничто не нарушало тишину зарослей.

Проехав первую милю до леса, Валерия вздохнула свободнее. Её жизнерадостная уверенность в себе начала таять. Солнце село, и над равниной сгущалась тьма, слегка подсвеченная звёздами, которые превращали кактусовые заросли в чахлые призраки.

«Ни скота, ни пахотных полей», – пробормотал Конан. «Как же живут эти люди?»

«Возможно, скот загоняют на ночь в загоны, – предположила Валерия, – а поля и пастбища находятся по другую сторону города».

«Может быть», – проворчал он. «Хотя я ничего не видел на скале».

Луна взошла над городом, осветив стены и башни жёлтым светом. Валерия поежилась. На фоне луны странный город казался мрачным и зловещим.

Возможно, нечто подобное чувство пришло и Конану, потому что он остановился, огляделся и пробормотал: «Мы останемся здесь. Нет смысла приходить к их воротам ночью. Они, вероятно, не пустят нас. Кроме того, нам нужен отдых, и мы не знаем, как они нас примут. Несколько часов сна помогут нам лучше подготовиться к бою или бегству».

Он повёл её к клумбе с кактусами, растущими по кругу – явление, обычное для южной пустыни. Мечом он прорубил проход и жестом пригласил Валерию войти.

«В любом случае здесь мы будем в безопасности от змей».

Она со страхом оглянулась на черную линию, обозначавшую лес примерно в шести милях отсюда.

«Предположим, из леса выйдет дракон?»

«Мы будем наблюдать», – ответил он, хотя и не сделал никаких предположений о том, что они будут делать в таком случае. Он смотрел на город, находившийся в нескольких милях отсюда. Ни единого огонька не горел ни на шпиле, ни на башне. Огромная чёрная, полная таинственности, громоздилась она на фоне лунного неба.

«Ложись и спи. Я посторожу первым».

Она помедлила, неуверенно взглянув на него, но он сел, скрестив ноги, лицом к равнине, положив меч на колени и спиной к ней. Не говоря больше ни слова, она легла на песок внутри колючего круга.

«Разбуди меня, когда луна будет в зените», – приказала она.

Он не ответил и не взглянул на неё. Последнее, что она увидела, погружаясь в сон, – это его мускулистая фигура, неподвижная, словно высеченная из бронзы, на фоне низко висящих звёзд.

2. В сиянии огненных драгоценностей

Валерия проснулась, вздрогнув, и поняла, что над равниной занимается серый рассвет.

Она села, протирая глаза. Конан присел на корточки возле кактуса, срезая толстые груши и ловко выдергивая шипы.

«Ты меня не разбудил, – обвинила она. – Ты дал мне проспать всю ночь!»

«Ты устал, – ответил он. – У тебя, должно быть, тоже зад болел после долгой скачки. Вы, пираты, не привыкли к езде верхом».

«А как насчет тебя?» – парировала она.

«Я был казаком, прежде чем стать пиратом», – ответил он. «Они живут в седле. Я дремлю урывками, как пантера, высматривая у тропы оленя. Мои уши бодрствуют, пока глаза спят».

И действительно, великан-варвар выглядел таким отдохнувшим, словно проспал всю ночь на золотом ложе. Удалив шипы и сняв жёсткую кожу, он протянул девушке толстый, сочный лист кактуса.

«Попробуй эту грушу на зуб. Для жителя пустыни это еда и питьё. Когда-то я был вождём зуагиров – пустынников, которые живут грабежом караванов».

«Есть ли что-нибудь, где ты не была?» – спросила девушка наполовину с насмешкой, наполовину с интересом.

«Я никогда не был королём Хайборийского королевства, – ухмыльнулся он, откусывая огромный кусок кактуса. – Но я мечтал стать им. Возможно, когда-нибудь и я им стану. Почему бы и нет?»

Она покачала головой, изумлённая его спокойной дерзостью, и принялась за грушу. Она нашла её приятной на вкус и полной прохладного, утоляющего жажду сока. Закончив трапезу, Конан вытер руки о песок, встал, провёл пальцами по густой чёрной гриве, поправил перевязь и сказал:

«Ну, пойдём. Если люди в этом городе собираются перерезать нам горло, пусть сделают это сейчас, пока не наступила жара».

Его мрачный юмор был неосознанным, но Валерия подумала, что он может оказаться пророческим. Она тоже подтянула пояс с мечом, вставая. Ночные кошмары остались позади. Рёв драконов далёкого леса казался смутным сном. В её походке чувствовалась развязность, когда она шла рядом с киммерийцем. Какие бы опасности ни ждали их впереди, их врагами будут люди. А Валерия из Красного Братства никогда не видела лица человека, которого боялась.

Конан взглянул на нее сверху вниз, когда она шла рядом с ним размашистым шагом, который соответствовал его собственному.

«Ты ходишь скорее как горец, чем как моряк, – сказал он. – Ты, должно быть, аквилонец. Солнце Дарфара никогда не загорало на твоей белой коже. Многие принцессы позавидовали бы тебе».

«Я из Аквилонии», – ответила она. Его комплименты больше не раздражали её. Его явное восхищение радовало её. Если бы другой мужчина присматривал за ней, пока она спала, это бы её разозлило; она всегда яростно отвергала попытки мужчин защитить или уберечь её из-за её пола. Но она находила тайное удовольствие в том, что этот мужчина сделал это. И он не воспользовался её страхом и проистекавшей из него слабостью. В конце концов, подумала она, её спутник – не просто человек.

Солнце взошло за городом, окрасив башни в зловещий багрянец.

«Черная ночь против луны», – проворчал Конан, и его глаза затуманились от ужасного суеверия варвара. «Кроваво-красная, как угроза крови против солнца на рассвете. Мне не нравится этот город».

Но они продолжали идти, и по пути Конан указал им на тот факт, что с севера в город не ведет ни одна дорога.