- -
- 100%
- +
А против стола на скамейке у стены Сашка увидел Акселя Ивановича. Он сидел, сгорбившись или съёжившись. Сашке показалось, что Борн даже немного уменьшился в росте и объёме – еле виден в этом огромном кабинете. Он и глаз не поднял на вошедшего подчинённого.
– Ну, молодой человек, – грозно сказал капитан, – что будем делать, вредить или работать?
– Как вас понимать, – что я такого вредительского сделал?
– Вы вывели из строя два трактора. Мы хотим выяснить, сделали ли вы это по недомыслию или осознанно с вредительским целями.
– Я сделал это осознанно, но не с целью навредить, а наоборот, с целью отремонтировать и ввести в строй ещё два трактора, которые не смогут работать, если мы их не отремонтируем. Это может подтвердить мой непосредственный начальник Аксель Иванович Борн.
– Вы подтверждаете его показания, товарищ Борн?
– Подтверждаю. Я вам уже говорил.
– Вы ручаетесь за своего подчинённого?
– Ручаться ни за кого нельзя, но в этом случае товарищ Майер прав. Для государства будет лучше, если отремонтированные трактора будут весь сезон работать в полную силу, чем окончательно выйдут из строя. И потом, товарищ капитан, я старый большевик, я служил в первой Конной Армии товарища Будённого…
– Ну ладно, ладно! Я видел людей, которые и не с такими заслугами становились изменниками. Один Колесов чего стоит! Командир полка, трижды орденоносец! Его люди во время мятежа, между прочим, мою жену убили. Впрочем, я вас ни в чём не обвиняю. Наше дело предупредить нанесение вреда государству.
– Никакого вреда от наших действий… Мы делаем то, что требуют обстоятельства…
Капитан перебил Борна:
– Ну вот что: завтра утром трактора должны быть в колхозе. Ясно?
– Это невозможно.
– Сколько вам надо времени?
– Четыре дня.
– Чёрт с вами! Три дня, и ни днём больше! Идите! Но помните, мы проверим! Не справитесь… Как там у вас, немцев, говорят: «Da zeige ich ihnen Max und Moriz!»17
– Уф, – сказал Борн, когда они вышли в душную поволжскую ночь, – узнали уже. Кто-то донёс. Это нам повезло, что капитан такой попался. Если б на его месте был карьерист, полетели бы мы в Сибирь-матушку, а то и головушки наши полетели бы с плеч.
– Эх, лучше всю жизнь быть простым рабочим, чем руководителем!
– Не распускай нюни! Пошли будить слесарей и трактористов!
– Пешком что ли?
– А что делать? Пять километров пробежим за полчаса. Вперёд!
– Почему вы сказали, что нам нужно четыре дня? Ведь вы требовали от меня сделать за три.
– Для того и сказал «четыре», чтобы он согласился на три.
– Эй, мужики! – сказал вышедший из здания лейтенант. – Капитан приказал отвезти вас домой на машине.
На третий день трактора буксировали прицепные комбайны, а не спавший две ночи Александр Майер дремал в кабинете Борна, который, при каждой остановке подкрепляя свою бодрость крепчайшим табаком, объезжал на мотоцикле поля, на которых работала техника вверенной ему МТС.
Уборка урожая
В Поволжье стояла изнуряющая жара. Пустое небо выцвело и будто дымилось. Даже степные орлы, вероятно, боясь опалить крылья, не решались подняться над землёй, от которой исходил жар, как от раскалённой печной плиты.
В доме Эмилии Фёдоровны было жарче, чем на улице. Сашка и хозяйка спали с открытой настежь дверью, и засыпали под утро на влажных простынях и подушках.
После одной из таких томительных ночей Майер проснулся от стука в уличное окно. Он вскочил и понял, что проспал. В окно заглядывал Давид Резнер. На улице за деревьями стояла их летучка.
Тётя Миля ушла на дойку, не разбудив своего постояльца. На столе она оставила для него хлеб, несколько огурцов и два сваренных вкрутую яйца.
Торопливо умывшись и одевшись, он завернул в газету свой завтрак и выбежал за дверь. Солнце вставало, и вокруг него дрожало розоватое марево.
– Опять будет жара, – выдохнул Майер, садясь в кабину рядом с Резнером.
– Идеальная погода для уборки, – ответил тот. – А урожай в этом году хороший! Убрать бы!
– Уберём! Единоличники убирали, а мы-то с тракторами и комбайнами не справимся?! Вчера по «Радио Коминтерна» сказали, что мы догнали по производству комбайнов Америку! Нам бы в МТС хотя бы сто комбайнов! И всё – голодные годы останутся в прошлом!
– Ну не всё от комбайнов зависит: не будет дождей и убирать будет нечего.
– Наука решит и эту проблему!
Они выехали за село, где за поникшими фруктовыми садами, под белёсой голубизной до самого горизонта растеклось золотистое море.
– Красиво! – сказал Давид.
– Шишкин – «Рожь», только сосен не хватает.
– Картина такая?
– Ну да. Ты не видел?
– Нет. Я многого не видел. А сосны здесь были бы лишними – мешали б уборке.
На бригадном стане колхоза имени Ворошилова уже позавтракали. Трактористы и комбайнёры шприцевали подшипники. Поварихи Эмма Шоль и Сузанна Киль убирали посуду.
– Тётя Эмма, что будет на обед? – спросил Резнер.
– Нудельсуп18 с бараниной и картошка с котлетой. Председатель приказал хорошо кормить тех, кто на уборке.
– Как аппетит у тех кто на уборке?
– Волчий. Завтрак съели до крошки.
– Жалко, механик наш ещё не завтракал.
Тётя Эмма развела руками:
– Завтрак мы привезли только тем, кто ночует на бригаде. А кто полагается на чужой хлеб, может остаться голодным. – Wer sich auf fremden Tisch verliest, dem ist die Mahlzeit nicht gewiss19! Надо было дома завтракать.
– Отсталая ты, тётя Эмма! Нет теперь чужого хлеба! Всё наше!
– Не слушайте его, завтрак у меня с собой, – сказал Майер, доставая из авоськи завёрнутый в газету хлеб. – Ого! Про нас пишут! «Полеводы АССР немцев Поволжья начали уборку зерновых. Убраны первые тысячи гектаров. Урожай обещает быть хорошим. Особо следует отметить работников Л…ской МТС, выведших на поля всю находящуюся в их распоряжении технику».
Пока Майер ел, Давид достал из колодца ведро воды и стал жадно пить. Потом разделся по пояс и вылил воду на чёрную свою голову:
– Ух, хорошо! Ешь быстрей! В прошлом году я вот так же приехал, да поел, чем бог послал, так Васька Цибулько нажаловался на меня Борну: «Приихал, зъил яйце и уихал. А до мене даже не підішов.
– Сейчас! Вот только напьюсь холодной воды, да обольюсь, как ты…
Резнер принёс из будки бочонок с пробкой и наполнил до верху:
– Обязательно спросят «нет ли воды напиться».
Подскакал на своём лихом жеребце бригадир Кляйн:
– Товарищ Майер! Трактор не заводится! Не спрашивай у кого! У Вейде, конечно! Когда ж его в армию заберут! То на пень наедет, то косу порвёт!
– Совсем как у писателя Чехова – тридцать три несчастья!
– Поедем скорей!
Бригадир скакал впереди, Майер и Резнер ехали следом. А вот и старый их знакомый в той же матерчатой фуражке, заляпанной мазутом, только на этот раз без майки. К Фордзону прицеплена жнейка.
– Вчера нормально работал. Оставил в полосе, чтобы зря не переезжать, – оправдывался Вейде. – А сегодня ни в какую!
– Ну-ка бери ручку. Крути! – сказал Сашка.
Мотор только чихнул.
– Ещё раз!
Тот же результат.
– Я уж так и эдак! Фыркает – и ни в какую!
– У тебя зажигание не установлено. Сейчас принесу инструменты.
Сашка вернулся через несколько минут:
– Тебя как звать?
– Валентин.
– Крути вал, Валентин. Только медленно. Скомандую «стоп!» – сразу останавливайся. Давай проворачивай… Стоп! Так… Давай ещё. Стоп! Зафиксировал. Ещё два цилиндра. Ну всё, давай, заводи!
Вейде крутнул рукоятку, и двигатель завёлся.
– Ну вот!
– Ух ты! – сказал бригадир Кляйн. – Он так новеньким не работал – я имею в виду мотор. Молодец, механик!
– Да, – сказал Вейде, – как машинка шьёт! Гладко, мягко, будто по шёлку.
– Давай, работай! – сказал ему бригадир. – Как ты его назвал, геноссе Майер? Тридцать три несчастья? Так и мы его теперь будем называть.
Кляйн поскакал дальше.
– Куда едем? – спросил Давид.
– Поехали к «Сталинцам».
– А ты правда молодец.
– Да ничего сложного! Нас ведь этому учили в техникуме. И по «Тракторам» у меня была оценка «отлично». Просто так ведь не поставят. Слушай, а эта поломка не подстроена? Не экзамен мне?
– Ты с чего взял?
– Борн меня в первый же день спросил, умею ли я выставлять зажигание.
– Будь спокоен! Вейде на такие штуки не способен, он парень бесхитростный.
В совхозе имени Ворошилова работало четыре комбайна «Сталинец». Борн наставлял своих механиков, чтобы за ними смотрели в первую очередь – они убирали самые урожайные поля и не должны были простаивать ни минуты.
К ним и направилась летучка Майера и Резнера, в будке которой лежали запчасти, наиболее часто требующие замены: ремни, цепи, звёздочки.
На поле, раскинувшемся до самого горизонта, работало три агрегата: один из сцепки двух комбайнов с шестидесятисильным гусеничным трактором; два колёсных «Фордзона» буксировали по одному комбайну.
К крайнему «Фордзону» подъехала конная упряжка. В бестарке20 во весь рост стояла Аня Вайгель и махала им рукой:
– Привет, механики!
Она лихо подкатила под выгрузную трубу и приняла брезентовый рукав в повозку. Хлынуло зерно. Аня лопатой стала разравнивать его по высокому деревянному кузову.
– А я на курсы шоферов записалась! – похвасталась она.
– Что? – не расслышал Резнер и подошёл вплотную к бестарке.
– На курсы шоферов записалась!
– Зачем в семье два шофёра?! – сказал Давид. – Пошлют нас с тобой в рейс, кто за детьми будет смотреть?
– Мы будем жить с моими родителями. Им наши дети будут только в радость.
– Примаком не стану. Лучше ты у нас живи.
– Тогда мне надо будет подчиняться свекровке, а я никому не хочу подчиняться.
– А ты не подчиняйся.
– Она станет требовать, чтобы было, как она хочет, и пойдёт между нами война. Как тебе будет, бедному, выбирать между женой и матерью?! Дойдём до развода!
– Мы ещё не поженились, а ты уже о разводе думаешь!
– Александр, а у вас в семье есть сноха?
– Есть. Мой старший брат женат. Но они живут отдельно, и мать в нашем доме полная хозяйка. Не знаю, как у них сложится с Алисой. А вообще всё зависит от того, как себя поставишь. У нас была родственница, звали её тётей Эммой. Она жила с родителями мужа. В мужнином доме её сильно обижали: у свекрови она была на побегушках и утешала себя тем, что когда-нибудь сама станет свекровью, за неё будет работать сноха, а она ею помыкать. Но не тут-то было! Сноха оседлала её похлеще свекрови: идите туда, принесите то, сделайте это! Всё потому что человек такой – привыкла подчиняться.
– Ну меня никто не оседлает! – уверенно сказала Аня.
– Я и не дам никому тебя оседлать, даже матери, – заверил Давид. – Эй! Стоп, машина, – крикнул Резнер комбайнёру.
Поток зерна прервался. Взревел мотор, и трактор потащил комбайн дальше. Аня, сидя на пшенице разворачивала повозку.
– Не свались! – крикнул ей вслед Давид.
Аня что-то ответила, но было уже не разобрать. К движущемуся комбайну подходила машина-полуторка. Столбиком стоял на своей площадке штурвальный, шестиметровая жатка ровно срезала колосья и подавала в молотилку. За комбайном шёл рабочий с длинными вилами, выгребая набившуюся солому.
Вдруг агрегат остановился. Тракторист «Фордзона», обернувшись в их сторону, махал руками. Оказалось, встала передняя сцепка, которую буксировал «Сталинец». Подъехали:
– Что случилось?
– Ремень вариатора порвался.
Зной и духота становились невыносимыми. Но небо на западе становилось мутным.
– Однако, гроза будет! – сказал тракторист гусеничного тягача, спрыгнув с гусеницы.
Его трактор был без кабины, и жгучее солнце поволжской степи испекло его, как булку ржаного хлеба в печи.
– Роберт Фишер, – представился он. – Сколько простоим?
– Не бойся, не долго. У нас этот ремень с собой в будке.
Резнер пошёл за ремнём.
– Предусмотрительные вы! – похвалил Роберт. – Ты когда техникум окончил?
– Месяц назад.
– А я три года.
– А что трактористом работаешь?
– Не повезло. Я работал в Н…ской МТС заведующим мастерской. В позапрошлом году в конце октября поздно вечером один болван пригнал трактор и оставил его у ворот мастерской. Он не слил воду из радиатора, а ночью ударил мороз. Двигатель разморозило. Ему пять лет, а мне шесть месяцев. Хотели больше, но суд решил, что на больше моя вина не тянет. Отсидел и решил: «Всё! Буду работать только простым рабочим, чтобы отвечать только за себя!»
– Повезло тебе, я знал мужика, которому примерно за то же десятку дали, – усмехнулся вернувшийся с ремнём Резнер.
– Помоги натянуть, – сказал Сашка, подавая Роберту монтажку.
От Фишера пахло керосином и солнцем. Ремень заменили быстро.
– Воды у вас нет?
– Есть и вода. Может даже ещё холодная.
– Давай. Я взял бутылку, да всю уже выпил.
На водопой сбежалось человек двадцать, работавших на поле. Выпили почти весь бочонок.
Агрегат пошёл дальше, оба комбайна на ходу выгружали зерно в подъехавшие подводы. Прискакал бригадир Кляйн: на соседнем поле сломалась жнейка. Потом вернулись обратно – встал автомобиль, отвозивший от комбайнов зерно. С ним возились почти до обеда, но всё же отремонтировали и его.
Опять подъехала Аня. И узнать её на этот раз было трудно: голова по самые брови была повязана платком, по голым плечам ползли струйки пота.
– Ань, ты что?
– Голова кружится. Наверное перегрелась.
Давид испугался. Уложил её в тени их летучки, намочил в оставшейся у них воде Анин платок и стал обтирать ей голову, лицо, руки.
– Хватит, хватит, – говорила Аня, – мне же надо зерно отвезти.
– Лежи, отдыхай, сам загружусь, – сказал Давид и залез на подводу.
Когда бестарка наполнилась зерном, Сашка сказал:
– Как её одну отпускать, поезжай с ней, я тут один справлюсь.
Ане действительно было плохо, и Давид уехал с ней, устроившись на ворохе зерна.
Наконец прискакала на своей бричке повариха тётя Эмма Шоль с обедом. В одном баке был нудельсуп, в другом картошка с котлетами.
– Кого кормите? – спросил Сашка.
– Всех, кто придёт. Подходите, мойте руки.
Сели есть на расстеленной соломе.
– Что с Анькой Вайгель? – спросила тётя Эмма. – Она с Давидкой Резнером навстречу ехала, на коленях у него сидела.
– Вайгель? – спросил Роберт Фишер. – Не Фридриха Вайгеля дочь?
– Да, отца её зовут Фридрих, – сказала тётя Эмма.
– А матушку её, дай бог памяти, звали Гертой, то есть, Гертрудой?
– Да, Гертруда и есть. Они не коренные – лет пятнадцать назад приехали откуда-то.
– Значит, те самые Вайгели. Они жили в С… почти по соседству с нами. В то время через С… фрахтовщики возили всякие товары из Самары в Покровск, то есть, в Энгельс. И повадился один из них останавливаться у Вайгелей на ночлег. Был он украинец, но по-немецки говорил отлично. И часто он угадывал приезжать, когда Фридриха не было дома. А Герта была разбитная бабёнка! Фридрих до поры до времени ничего не замечал. Но однажды он вернулся домой очень не вовремя, когда украинец с его женой отдыхали на сеновале. Заслышав стук ворот, они кинулись вниз, и перекладина лестницы под их весом переломилась, и лестница упала с крюка, на котором держалась. Герта успела соскочить, а хохол повис на этом крюке, зацепившись хлястиком. Представляете, Фридрих заходит на сеновал, перед ним не совсем одетая жена, а под потолком болтается на хлястике его гость и просит, как ни в чём не бывало: «Фридрих, помоги слезть!» – «Сейчас», – ответил Фридрих и ушёл в дом, грубо толкая перед собой жену. Вернулся он не скоро, держа в руках нож, которым обычно режут свиней. «Украинец подумал, что сейчас его тоже будут резать, и закричал: «Фридрих, у нас ничего не было!» – «Я знаю, – ответил Фридрих, – я пришёл снять тебя с крюка!» С этими словами он приставил к стене лестницу, залез на неё и перерезал хлястик. Украинец шлёпнулся с довольно приличной высоты и еле пришёл в себя. «Ну, Фридрих, – сказал он хозяину, – я знал, что ты дурак, но чтоб настолько!» Как-то этот случай стал известен всему селу, и Вайгели уехали подальше от позора.
– Да, – сказала незнакомая Сашке женщина, – Грета разбивная женщина, но и дочь её Анька недалеко от неё ушла: то с Федькой, то с Давидкой.
Майер вернулся на квартиру к тёте Миле около полуночи. Его ждало письмо от Алисы.
«Здравствуй, Александр! – писала она. – После твоего отъезда мы с мамой почти неделю ходили в милицию узнать что-нибудь о дяде Жорже. Никто ничего нам не сказал. Наконец, кто-то намекнул мне, что его отправили по месту жительства в Киев. Дедушка сильно расстроен и постоянно плачет. Родители решили взять его на зиму к себе в Павловку. Но он категорически отказывается, говоря, что хочет умереть в родном доме. В Павловке уборка в самом разгаре. Отец с матерью работают на току, на стационарной молотилке. Урожай в этом году хороший. Рабочих рук не хватает. Я подменяла маму, когда она ходила хлопотать о дяде Жорже. Саша, так много хочется тебе сказать. Но в письме обо всём не напишешь. Приезжай, как только сможешь!»
Дела сердечные
Давид заехал за Майером, едва встало солнце.
– Поехали быстрее! – сказал он.
– Что случилось, что за спешка?
– Я вчера катался с Аней!
– И что?
– Как что?! Хочется её поскорей увидеть!
– Так заехал бы к ней домой.
– Что ты! Знаешь, какая у неё мать! Не мать, а ведьма!
– Не боишься, что ведьма будет твоей тёщей?
– Зато жена ангел!
– Даже так! Когда ж ты сделал такое заключение? Помниться вчера ты отвёз её домой с солнечным ударом.
– А после работы заехал проведать. Она уже по двору бегала, управлялась. «Как ты?» – спрашиваю. Она говорит: «Всё прошло. Ну разве чуть-чуть осталось. Но если дашь прокатиться, и это пройдёт!» Как не дать, раз такое дело! Выехали мы в поле, подальше от села. Солнце уже садилось. Я пустил её за штурвал, сам сел рядом. Какая лихая девчонка! И показывать ей ничего не надо! Как рванула с места – только пыль столбом за нами. А глаза горят… Красивая до ужаса! Просто не наглядеться! «Ну хватит, хватит, – говорю, – возвращаться надо! Сейчас родители приедут, хватятся, шум поднимут». А она: «Ещё, ещё!» И мчится, куда глаза глядят. Потом на всём ходу крутнула руль. Машина накренилась и поехала на двух колёсах! Да долго так ехала. Я испугался, куда нас качнёт?! На наше счастье встала на все четыре колеса. А она завизжала от счастья, бросилась ко мне и давай целовать. Вывалились мы из кабины и…
– Что и…?
– Будто не понимаешь! Знаешь, Сашка, я женюсь на ней!
– Ну и женись! Какие проблемы?
– Вот после уборки и женюсь.
– Очень хорошо. Так и сделай.
– Но ведь теперь мне её надо каждый день видеть!
– Пожалуйста, видь, я не против.
– Так ведь много надо видеть.
– Целый день что ли? А кто меня будет по полям возить?
– Сам будешь ездить. Чтоб механик, да не умел машину водить! Эх, Александр, хорошо на свете жить!
И долго ещё Давид рассказывал, как хороша его Аня, и как прекрасно они с ней будут жить после свадьбы. Вдруг он резко повернул со столбовой дороги в высокую траву, и машина помчалась во весь опор к бригадному стану.
– Чего свернул-то?
– Здесь можно срезать, чтобы лес не объезжать.
– Так смотри внимательно. Ты же сам говорил, что где-то здесь заброшенный колодец.
– Знаю, помню.
– Не гони так! – сказал Сашка. – Вчера повезло, что она тебя не опрокинула, а сегодня сам опрокинешься.
– Эх, Сашка! Удивляюсь я тебе! У тебя невеста в Марксштадте, а ты ещё ни разу к ней не съездил! Какая-то чахлая у тебя любовь!
– Ну это моё дело, какая у меня любовь!
Приехали на стан. Трактористы и комбайнёры заканчивали осмотр и подготовку агрегатов: проверяли натяжения ремней, шприцевали подшипники. Резнер беспокойно крутил головой: ни Ани, ни её родителей не было.
Подошёл Роберт Фишер:
– Давно вас жду. Не заводится аппарат, хоть тресни! И не пойму в чём дело. Вроде всё проверил.
– Ну пойдём смотреть, – сказал Майер. – Давно не заводится?
– Со вчерашнего вечера.
– А что молчал?
– Так ночь наступила, что бы мы увидели?!
– Увидели бы, коли захотели, – ответил Сашка.
Возились долго. И правда: казалось, всё было исправно, а двигатель не запускался. Майер и Фишер измазались по самые локти, а получали в ответ на свои труды только лёгкие чихания.
Резнер в это время тревожно озирался, вздрагивал при каждом топоте копыт и рокоте тележных колёс.
Фишер с язвительной ухмылкой поглядывал на Сашку и едва заметно кивал в сторону Давида: мы то, мол, с тобой знаем, отчего его так трясёт. А Сашке были неприятны намёки Рихарда, и он прятал глаза, чтобы не встречать его ухмылки.
Через час бесполезных усилий совсем приунывший Резнер вдруг решительно сказал:
– Дайте-ка я!
И рванул рукоятку с такой отчаянной злостью, что трактор завёлся, словно сам собой.
Сразу повеселевший Сашка и несчастный Давид сели в летучку, за ними поехал чумазый, голый по пояс Фишер. Могучий «Сталинец» посверкивал сзади стальными траками гусениц.
– Сашка, что же могло случиться?
– Что ты имеешь ввиду?
– Почему нет Ани?
– Да ничего с ней не могло случиться!
– Никогда такого не было, чтобы она не пришла на работу.
– С чего ты взял, что не пришла?! Может захотела над тобой подшутить. Спряталась где-нибудь и посмеивается над тобой.
– Так и родителей её нет. Непременно, что-то случилось. Я чувствую.
– Ну ты даёшь! Я всегда думал, что девчата за тобой бегают, а оказывается…
– Девчата, может, и бегают, но только они мне не нужны. Мне нужна Аня.
– Наберись терпения. Я тебе гарантирую, что с твоей Аней всё в порядке.
– Откуда ты знаешь?
– Чувствую. Э! Да не она ли едет?!
Навстречу трусила пара остроухих лошадей, запряжённых в доверху наполненную зерном бестарку, на которой широко расставив ноги, столбиком стояла Аня. Ветер трепал её светлое платье.
Увидев знакомую «летучку», она остановила лошадей и спрыгнула на землю. Поравнявшись с повозкой, Резнер резко затормозил.
– Аня!
– Давид! Ты откуда?!
– Как откуда?! С бригадного стана! А ты откуда?!
– А я уже с поля. Видишь, уже загрузилась!
– Да как же?!
– Я пораньше приехала, чтобы с тобой встретиться. А тебя нет и нет. Поехала в поле, думала, что встречу тебя по дороге. Как же мы с тобой разминулись?!
– И я к тебе спешил. Выехал пораньше, спрямил дорогу. Приехал на бригаду, а тебя нет. Ждал, ждал. Мы с Сашкой даже трактор успели Фишеру отремонтировать. Все разъехались, а тебя всё нет. Чего я только не передумал!
– Чего ты передумал?
– Разное…
– Что разное?
– Ничего. Забудь.
– Так и я многое подумала. Всегда был, и вдруг нет тебя! Я испугалась. Это глупо?
– Это приятно. Ты испугалась за меня, значит любишь.
– Давид! – позвал Сашка. – Поехали, нас ждут в поле! Вон и Фишер уже нас догнал на «Сталинце».
– Жаль, Аня, надо ехать.
– Приходи вечером за наш огород.
– Приду.
Сашка и радостный Давид отправились наконец в поле.
– А вот и Анин отец! – сказал Майер. – А ты переживал: И родителей нет на работе!»
Действительно, под погрузкой стояла конная упряжка. На передке сидел Анин отец, а выгрузной рукав держал мальчишка лет восьми, время от времени подставляя свою светловолосую голову под золотистый поток шелестевшего зерна.
Выгрузной рукав держал мальчишка лет восьми
– Fritz, sai vernünnftig21! – говорил отец.
– Кто этот мальчик? – спросил Сашка.
– Федька – Анькин братишка.
Настроение у Давида сильно улучшилось. У него всё опять было здорово, и он сказал:
– И всё же, Александр, не пойму я тебя. Я сегодня встречусь с Аней, а тебе твоя Алиса будто и не нужна.
– Аня с тобой рядом, а мне до Алисы больше ста километров.
И оба они были уверены, что так и будет: Давид встретится вечером с Аней, а Сашка Майер, напротив, не встретится с Алисой.
Но всё получилось с точностью до наоборот. Вскоре после обеда на жёлтой стерне почти убранного поля с разбросанными по нему копнами соломы остановился мотоцикл Борна. Аксель Иванович прямиком направился к Майеру и Резнеру, которые на жгучем солнцепёке меняли пробитую шину на заднем колесе своей машины:
– Радуйтесь, друзья! Наконец-то нам прислали новую летучку.
– Слава богу, – сказал Давид. – Мы уже замучились ремонтировать эту.
– Но она пришла в Энгельс. Надо поехать и получить её на пристани.
– А завтра нельзя? – мигом помрачнев, спросил Давид.
– «Morgen, Morgen nur nicht heute», – sagen nur die faule Leute22. Ехать надо немедленно, чтобы успеть до закрытия всех этих контор.