Немец Поволжья. Роман в трёх частях

– Вот вы какой, – сказал ему Сашка. – Тётя Миля много о вас рассказывала.

Грасмик чуть поклонился и тоже подал руку – тёплую и мягкую.

– Садитесь, садитесь за стол! – пригласила Эмилия Фёдоровна. – Такая неожиданность! Может вы будете немного выпить?

– Будем, будем немного выпить! – сказал Антон Петрович и осторожно, словно боясь, что она рассыплется, обнял тётю Милю за плечи. – Соскучился я по вам. Честное слово! Нигде мне не было так спокойно и уютно, как у вас.

– Я, как чувствовала, сделала Braten23 из Кнакса.

– Эта гора мяса в сенках и есть тот маленький Кнаксик, которому я сшил сапожок на сломанную ножку? Удивительная штука жизнь!

– Да, да! Я ведь купила его для того, чтобы было чем тебя покормить, а ты так неожиданно уехал! Рассказывай, где ты сейчас, как поживаешь?

– Я, тётя Миля, работаю в Марксштадте ассистентом у Теодора Александровича. Работы много, но мне нравится.

– Ты всё ещё поживаешь со своей мамой?

– Да, поживаю. Но, может быть… – Антон Петрович загадочно улыбнулся.

– Ты женишься?

– Есть у меня на примете очень хорошая женщина – тоже врач. я с ней учился в институте.

– Дай бог, дай бог! Я буду за тебя молиться. Я ведь тебя люблю, как родного сына.

– Спасибо вам, моя добрая тётя Миля. Я ведь вас тоже люблю, как родную.

Антон Петрович ещё раз нежно обнял Эмилию Фёдоровну.

– А здесь вы как? – спросила она, смахнув фартуком слезинку. – Представляешь, Александр, я только кончила приготовить обед, и вдруг открывалась дверь: боже мой! Антон Петрович! И Теодор Александрович!

– Нас вызвали позавчера в О… Там первый секретарь райкома попал в аварию. Вернее, вызвали Теодора Александровича, как лучшего хирурга Немреспублики, а он взял меня ассистировать. Оперировали всю ночь. Слава богу, операция прошла успешно. Вчера следили за состоянием нашего больного, убедились, что опасность миновала и утром отправились назад в Марксштадт. На полпути потёк радиатор. Пришлось заехать в вашу мастерскую на ремонт.

– Как хорошо, Александр, что мы с тобой наделали колбас. Я сразу поставила на плиту сковородку, нарезала, и вот уже есть что поесть. Садитесь, садитесь за стол, я сейчас буду достать из печи жаровню.

Сели за стол, в центре которого стояла плетёная хлебница полная ржаных ломтей – ешь сколько хочешь! На треноге шипела сковорода с жареной колбасой, рядом тётя Миля поставила жаровню.

Явилась и бутылка водки. Даже Эмилия Фёдоровна выпила тридцать граммов.

– Никогда бы не подумала, что буду сидеть за одним столом с доктором Грасмиком, – сказала она. – Спасибо Богу, что привёл вас ко мне сегодня.

Нежданные гости ели с большим аппетитом, усердно и искренне нахваливая блюда.

Жаркое было пахучим и пряным, мясо сочное с хрустящей коркой, картофель поджарист.

– Позвольте, я положу себе свиной хвост, – сказал Антон Петрович. – Мечтал, но никогда не ел. У нас в семье было много дурацких поверий, и одно из них гласило: если кто съест хвост поросёнка, то перестанет расти.

– У нас тоже была такая примета, – сказала тётя Миля.

– И у нас, – сказал Сашка, уплетая кусок мяса с проросшим салом.

– Пока я рос, родители внимательно следили за тем, чтобы я не остался коротышкой, а когда вырос, мне перестали попадаться хвостики. Но сейчас я не упущу!

– Я сама тебе положу! – сказала Эмилия Фёдоровна. – Кушай на здоровье!

– У-у-у! – произнёс Антон Петрович, жмурясь от удовольствия.

– Вкусно?

– Нет слов! Желе! Тончайший вкус!

– А мне надо идти, – сказал Сашка. – Я на работе.

– Антон, – сказала вдруг тётя Миля, – ведь вы будете поехать в Марксштадт?

– Будем, конечно, а что?

– Возьмите с собой Александра. Он давно не был дома, ему надо отвезти родителям то, что он заработал за год на трудодни.

– Кайн проблем, Эмилия Фёдоровна! Отвезём.

Когда через два часа Сашка подъехал на отремонтированном больничном автобусе, у калитки стояли наготове пять мешков пшеницы, в прихожей дожидались своей очереди два мешка картошки с тёти Милиного огорода, ведро квашеной капусты и небольшой холщовый мешок с морковкой и свёклой.

Майер, Антон Петрович и шофёр мигом перетащили всё это в автобус.

После этого Эмилия Фёдоровна принялась раздавать Кнакса и начала со старшего и почётнейшего гостя:

– Теодор Александрович, я хочу вам делать подарок от своих трудов…

Но Грасмик даже слушать не стал:

– Это исключено! – категорично возразил он. – Я получаю хорошую зарплату и могу купить себе всё, что захочу.

– Антон, ну тогда ты возьми заднюю ножку.

– Эмилия Фёдоровна, я ведь знаю, что огорчу вас отказом, поэтому возьму. Спасибо вам огромное, – и Антон Петрович поцеловал её.

– Я рада что ты взял. Пусть твоя мама запечёт окорок на Рождество. Я тебе ещё дам рёбрышки на Kraut und Brei24.

– Спасибо, тётя Миля! Моя мама обрадуется. Она всегда затрудняется, что сварить на обед.

– И голову ещё возьми на холодец. Я ведь знаю, что ты любишь холодец.

– Так вы себе ничего не оставите.

– Нам с Александром не съесть того что останется. Тебе, Александр, дам то же, что Антону, кроме головы. У Кнакса только одна голова была.

Сашка тоже не стал отказываться. Он представил себе, как обрадуются родители и Лиза с Марией. А мяса у Эмилии Фёдоровны действительно оставалось ещё много: съесть бы до весеннего тепла.

И пошла погрузка: шофёр и Сашка тащили в автобус мешки с пшеницей, Антон огромную заднюю части туши, потом Сашка взвалил на плечи мешок картошки и, поставив в конце салона на пол, побежал за другим, навстречу ему спешила тётя Миля с ведром капусты, следом опять Антон Петрович с головой Кнакса, потом опять шофёр со свиным боком, на котором словно рояльные клавиши проступали белые рёбра.

А когда они уже сидели, поспешно, словно она забыла самое важное, подбежала тётя Миля и затолкнула в дверь два ведра с колбасой.

Наконец, мотор заработал, автобус тронулся, и Сашка в радостном предвкушении встречи с родными почувствовал под собой дрожь убегающей назад дороги.

Андрей

Они приехали вечером. Услышав хлопанье дверей, в сени выскочили Лиза и Мария:

– Саша, Саша приехал! – заголосили они.

Они были в одних носках.

– Ну-ка уходите в дом! Простудитесь!

– Мама, папа! Саша приехал! – кричали они, убегая.

Вышли одетые отец и мать.

– Мы тут кое-что привезли! Показывайте, куда складывать.

Даже отец пошёл носить привезённое. И Сашка увидел, как сильно он сдал за последний год: мешок зерна на спине качал его из стороны в сторону.

Наконец всё было разгружено: мясо уложено в сенях, мешки с пшеницей уложены в амбаре, картошка спущена в домашний погреб.

– Вот вам и кормилец вместо меня, отдышавшись сказал отец. А вовремя ты, сын, пшеницу привёз. В понедельник соседи собрались на мельницу. Надеюсь и меня с собой возьмут.

– Отец, я ещё привёз вам семьсот рублей денег.

– Отдай матери, ты ведь знаешь, что она заведует нашими деньгами.

Конечно Александр знал, что отец всегда отдавал деньги матери, а она их никогда от него не прятала. Так было заведено издавна: мать ими распоряжалась, а отец, когда ему были нужны деньги, просто сообщал, что взял двадцать рублей на инструменты, или на новый пиджак. Александр отдал деньги матери:

– Мама, можно я оставлю себе сто рублей?

– Александр, я сейчас заплáчу! Неужели ты должен меня об этом спрашивать! Я думаю купить Лизе и Марии новые платья, а то они сильно поизносились, стыдно в школу отправлять.

Домашние были рады, Сашка доволен.

– Мама! – сказали, наконец, сестрёнки. – Мы есть хотим.

– Да, да, – спохватилась мать. – Действительно пора. Я наварила картошки, сейчас разогрею колбасу, что ты привёз, и поужинаем.

За ужином Александр спросил:

– Об Алисе ничего не слыхать?

– Нет, – ответила мать, – она давно к нам не заходила.

– Мы видели тётю Алису сегодня, когда шли из школы, – сказала Мария.

– Она что-нибудь сказала?

– Она сказала: «Здравствуйте, девочки» и пошла дальше.

– Обо мне не спрашивала?

– Нет. С ней был какой-то дяденька, они разговаривали.

– Какой дяденька?

– Молодой, красивый. Мы его раньше не видели.

Сашка помрачнел, родители переглянулись. Только сёстры ничего не заметили.

– Дяденька сказал: «Я останусь у тебя ночевать, а завтра вместе пойдём в клуб», – добавила Лиза.

«Выходит Алиса не ушла сегодня домой, – подумал Александр, – и проведёт ночь с молодым красивым дяденькой! Не сходить ли, не узнать ли, что это за дяденька? Ничего плохого в этом нет – я ведь не знал, что у неё какой-то дяденька. Да. Это лучше, чем маяться в неизвестности. Сразу поставить все точки над и! Вот тебе и Фердинанд с Луизой Миллер!»

Майер пошёл погулять. Мария с Лизой конечно же пошли с ним. Вскоре они замёрзли, и Сашка приказал им идти домой.

– А ты? – спросили они.

– А я ещё немного погуляю.

Отвязавшись таким образом от сестёр, он скорым шагом направился к дому, где жила Алиса.

Она вышла на стук в сени и спросила тревожно:

– Кто там?

– Алиса, это я – Майер.

– Саша! – она быстро открыла дверь и стала быстро-быстро целовать его. – Как я соскучилась по тебе! Заходи же, заходи быстрей.

Искренность её радости, несомненно, была неподдельной. Он тоже обнял её тёплые плечи и поцеловал в упругую щёку.

Они вошли в комнату. Со знакомого Сашке дивана с высокой спинкой и дерматиновой обшивкой поднялся молодой человек с круглыми выпуклыми глазами, заметно загнутым «еврейским» носом и шагнул им навстречу.

– Саша, это мой двоюродный брат Генрих, вернее, Андрей Юстус.

– Андрей, – сказал двоюродный брат и подал Майеру руку.

– Александр Майер.

– А! Это тот Саша, о котором ты мне весь день говорила.

– Вы сын Георга Майера? – спросил Александр.

– Да нет, Саша! У моей мамы три брата: Фёдор, Георг и Йоган. Андрей сын Йогана.

– Понятно. Вы Андрей Иванович. Рад с вами познакомиться. Помнится, дед Соломон говорил, что вы учитесь в музыкальном училище.

– В Энгельском музыкальном техникуме, – поправил Андрей и добавил: – по классу фагота и кларнета.

– Да. Помнишь, Саша, дедушка говорил, что всю жизнь играть на трумпетках, это несолидно для мужчины.

– Дед Соломон так сказал обо мне?! – Андрей засмеялся. – Ну простим ему! Он ведь не бывал в филармонии, не слышал концертов, симфоний и опер.

– А знаешь, Саша, зачем Андрей приехал?

– Ну конечно же не знаю.

– Оркестр их техникума будет завтра выступать в Доме культуры завода «Коммунист» Они исполнят… Забыла, как называется.

– Симфоническую сюиту «Шахерезада».

– Да. Симфоническую сюиту Мусоргского «Шахерезада».

– Эх ты, темнота! «Шахерезада» – это Римский-Корсаков! А ещё учительница!

– Не сердись. Я не скрываю, что ничего не понимаю в музыке, – призналась Алиса.

– Да как же можно не понимать?! Что значит «я не понимаю музыку»?

– Я всегда считала, что понимающий музыку видит какие-то картины: слышит шум моря, шелест листвы, гром битвы, одним словом, то, что хотел рассказать композитор.

– Ничего подобного. Вот ты видишь картину – пейзаж или портрет. Что ты видишь? Видишь, что это красиво! Краски лежат так, что волнуют твою душу. То же в музыке. Ты слышишь звуки, и чувствуешь, что это красиво, звуки волнуют тебя. Вот и всё! Если ты умеешь наслаждаться звуками, значит ты понимаешь музыку. И нечего придумывать всякие сложности, картины какие-то. Музыка не картины, а звуки. «Шахерезада» очень красивая музыка. Я считаю, что это лучшее произведение Римского-Корсакова. А сколько такой красивой музыки, великих музыкальных произведений! Каждый культурный человек должен знать хотя бы самые известные.

– Признаюсь, я мало таких знаю. А мои родители вообще ни одного не знают.

– Откуда же им знать, если они никогда их не слышали?!

– А ты, Александр, знаешь? – спросила Алиса.

– Боюсь, что нет.

– Ну давай, Андрей, напой мне что-нибудь, а я попробую отгадать.

– Хорошо. Отгадай, какое это произведение? – спросил Андрей и стал напевать мелодию: – Та-та-та, та-та-та, та-та-та-да. Та-та-та, та-та-та, та-та-та-да.

– Наверное Бетховен? – неуверенно сказала Алиса!

– Темнота! Это Моцарт, симфония номер сорок!

– А вот это? – и Андрей пропел что-то мощное и торжественное.

– Ну это точно Бетховен!

– Эх ты! Пятая симфония Чайковского, а не Бетховен!

– Тебе интересно учиться, Андрей? – спросил Сашка.

– Что значит «интересно учиться»? В тридцать третьем году я работал на пристани в Энгельсе грузчиком. Нас зачем-то послали в Саратов. Не помню зачем, как мы туда доехали – всё было как в тумане, я думал только о еде. Мы с приятелем шли мимо филармонии и услышали музыку. Друг сказал: «Давай зайдём, может отвлечёмся и не так будет хотеться есть». Каким-то чудом нас, чумазых, пропустили, мы зашли и встали в уголке. Играли Девятую симфонию Бетховена. И эта музыка так меня потрясла, что я понял: ничего мне не надо, одного хочу: учиться музыке. Но поступить мне удалось только через год. А это был год возрождения после голода. Мы всё ещё были голодные как черти, свой паёк хлеба шестьсот граммов съедали, не дойдя до общежития, но мы уже жили! Для меня учёба, музыка и возвращение к жизни – это одно большое счастье! После учёбы мы ходили на Волгу, разгружали баржи с углем, лесом. Иногда приходилось разгружать баржи с пшеницей, свёклой, помидорами, капустой. Вот тогда мы приходили домой с полными карманами. Всё высыпали в общий котёл, и наша уборщица тётя Паша варила нам кашу или борщ, и тогда пировало всё общежитие. Мы были живы, мы были братство, и с нами была музыка. Для меня музыка не интерес, а счастье. Что удивительно, оно не стирается со временем, а только крепнет. Я испытывал такое блаженство, когда мы собирались у репродуктора и слушали выступления музыкантов на международном конкурсе в Брюсселе. Тогда победителем стал наш скрипач Давид Ойстрах. Мы были в восторге. Ну и другие наши участники заняли призовые места: Бусся и Миша Гольдштейн, Миша Фихтенгольц, Марина Козолупова. В тридцать шестом году к нам приезжали немецкие коммунисты. Они снимали фильм про нашу республику. Назывался «Красное немецкое Поволжье». Наш оркестр играл на торжественной встрече с Эрнстом Бушем и Эрихом Вайнертом. Я тоже сидел в оркестре и, как говорит дед Соломон, дудел в трумпетку. Замечательный был праздник. Они для нас были героями, стойкими борцами-антифашистами.

Они беседовали долго и сладко, и много ещё светлого и доброго рассказал им Андрей о музыке и техникуме.

– Ой! Первый час! – взметнулся Майер. – Мои с ума сходят! Побегу! Спасибо, Андрей, чертовски приятно было с тобой говорить.

– Мне тоже, Александр. Завтра увидимся, спокойной ночи.

Алиса вышла его провожать.

– Как тебе мой брат? – спросила она.

– Он мне очень понравился. Я видел сегодня по-настоящему счастливого человека. А ты сегодня была такая красивая. Совсем как в тот день, когда я окончил техникум.

– Я всегда была такая.

– Ты сегодня не только красивая, но ещё и тёплая. Ты греешь меня сквозь пальто

Алиса засмеялась:

– Андрей говорит: живопись – это искусство услаждать зрение красками, музыка – искусство услаждать слух звуками, а что такое искусство согревать?

– Когда-нибудь мы подберём название этому искусству. А теперь давай целоваться.

Утром Александр сказал своим родным:

– Вы знаете, что к нам приехал оркестр из Энгельса? Дяденька, которого видели вчера Лиза и Мария – брат Алисы Андрей. Он играет в этом оркестре. Пойдёмте, послушаем музыку.

– Музыку я не люблю, – сказала мать. – Разве что такую, под которую можно петь и танцевать.

– Нет, это другая, серьёзная музыка. Пойдёмте, послушаете. Потратьте немного времени, час-полтора, не больше.

Всё-таки Сашка уговорил их, и они пошли в Дом культуры слушать «Шахерезаду». Перед концертом выступила ведущая, представившаяся учащейся техникума Ингой Берген, и рассказала, что в нашей стране искусство служит не кучке избранных, а всему народу, что и в республике немцев Поволжья много делается для приобщения людей к высокой культуре, что недавно в Энгельсе был открыт музыкальный техникум и сюда со всей страны приехали многие известные педагоги и музыканты, чтобы помочь постановке музыкального образования в республике: дирижёр А.И. Климов, профессора Никитанов, Михайленко, Максименко, Хахин и другие. Теперь все жители, чувствующие музыкальные способности, смогут обучаться музыке и сделать её своей профессией.

– Мы, учащиеся техникума, всегда будем чувствовать неоплатный долг перед народом и регулярно приезжать к вам с концертами, играть для вас бессмертные произведения великих композиторов. Сегодня мы сыграем для вас музыкальную поэму великого русского композитора Николая Андреевича Римского-Корсакова «Шахерезада». Дирижирует нашим оркестром профессор Саратовской консерватории и преподаватель нашего техникума Александр Григорьевич Никитанов.

И после аплодисментов зазвучала музыка. Алиса сидела рядом с Сашкой и напряжённо слушала.

– Что ты чувствуешь? – спросила она шёпотом, когда кончилась первая часть.

– Я, наверное, плохо подготовлен для восприятия.

– Я тоже. Но мне нравится, как играет Андрей.

– Мне тоже.

Когда концерт закончился, Сашка спросил родителей, понравилась ли им музыка. Мать ответила:

– Хоть бы слушала, хоть бы нет.

Отец промолчал.

– А нам понравилось, – сказали Лиза и Мария.

Подошёл Андрей. Мы сейчас поедем в Энгельс, можем взять с собой. И Майер согласился.

Предсказание старого Соломона

Прошёл год. Закончилась уборка тысяча девятьсот тридцать девятого года. Урожай был богаче чем в прошлом году. В МТС работало уже сто семьдесят тракторов и тридцать комбайнов, и работы у Сашки прибавилось. Зато колхозы справились с осенними работами раньше. Первое воскресенье октября Борн объявил выходным днём, а в следующий за ним понедельник предоставил работникам МТС отгул за отработанные во время сенокоса и уборки воскресенья. Два выходных подряд! И Майер поехал в Марксштадт.

Добрался он перед полуднем. Дул северный ветер. Низкое октябрьское солнце было холодным и светило так ярко, что Сашка жмурился на красные клёны и рябины, на берёзы, наполненные его янтарным светом. Майер торопился, сердце колотилось в жёсткие рёбра и разгоняло кровь, чтобы ноги быстрей несли его по знакомым улицам.

Вот он – знакомый деревянный дом с облезшим фронтоном. Огромную берёзу он не узнал с первого взгляда – она была ослепительно золотой, и позолота слетала с неё чешуйками, сверкавшими на ветру. Под берёзой на том же месте стояла скамейка, на которой любил сидеть дед Соломон. На ней лежал ворох сухих листьев.

Майер вошёл в калитку. Во дворе стояла мертвая тишина. На летней кухне висел маленький замок; другой – массивный на входной двери – сообщал, что дом покинут по крайней мере до завтрашнего дня.

Ну конечно, чего же он ждал?! Дед Соломон переехал в Павловку, и Алиса на выходные ушла туда же. Назад из Павловки в Марксштадт на занятия в училище она пойдёт только завтра утром.

Майер решил сходить домой, а потом отправиться в Павловку и может даже переночевать там.

Дома его ожидала горячая встреча. Мать и отец обняли его, счастливо улыбаясь, Лиза и Мария, вопя от радости, прыгали вокруг него.

Примечания