- -
- 100%
- +
барометр
Рассказ без финала – открытая рана —про странные земли, про зыбкие страны,где солнце процежено в мокрые клочья,где ясное небо бывает лишь ночью:при звёздах над крышами чётко виднывороньи скелеты; дорожка луны,вспоров водоём, сверкает эспадой, носолнце встаёт – барометр падает.Что там за тучей? Ближе смотри:буря назрела рядом, внутри.Рассвет непроглядней подлунных бессонниц,попутчик и встречный – всегда незнакомец,а вытянешь руки – теряешь ладони.Фантомы тем площе, чем сумрак бездонней.Дрожат очертания – кто разберёт?То море за дамбой, то враг у ворот.Что выловил взгляд: кострище, лампаду?Единственный факт: барометр падает.Стой! Отсыревший провод искрит.Эхо – снаружи, буря – внутри.Жечь свечи бессмысленно, факелы – рано.Играет на нервах, щекочет мембранырокочущий гул неизвестно откуда;качается чаша, растёт амплитуда.Ни с места, не трогай, вдохни и замри:снаружи лишь ветер, а буря – внутри,под выдох сосуд расколется надвое.Риски растут – барометр падает.камео
Этот город живёт на изнанке листов,где чернила проели бумагу. Full stop.Разрушаемый полис – забота других:демиург возрождён, архитектор притих,а голодный заказчик до хищности милпо ту сторону глянца разлитых чернил,и художник доволен – взяло, увлекло.Ловят, глядя друг в друга – не через стекло,но зеркально – чем были, чем будут потом,каждый врос в треугольник, за каждым – фантомдома, каждому внятно: его визави —и предтеча, и отзвук посмертной любви.Гравитация в счёт, измерений – лишь три,архитектор в ударе, художник – внутри,собирает макет и на вечность плюёт.Командор щеголяет словечком «улёт»,днём диктует прошения, ночью строча:«Эполеты – стигматы с чужого плеча».Архитектор надменен: «Ну да, не для всех»,командор стервенеет, не веря в успех.Снова смотрят зеркально, и каждый не рад,что засунул другого в дозволенный ад.Этот город вложить в разрушаемый дом —почему бы и нет, колдовство – на потом,да и жизнь на потом, на сейчас – котлован.От всесилия в спешке болит голова,от ветвящихся истин туманится суть.Между делом неймётся встряхнуть, намекнуть,что встречал по ту сторону и раскусил…Но не хватит жестокости, близости, силсформулировать то, что схлестнулись вотще,что единый фундамент – изнанка вещей,говорящая каждым разливом чернил,что заказчик всем верен – и всем изменил.вольно
Я бы и рад, да не могуне превращаться в кровь на снегу,в зимнюю смерть, в чёртову мглу,в смех неутешенных, в пляски повешенных,в ад полумер, в яркий примеротпрысков полнокровных химер(комплекс бескрылия, стигма бессилия),тех, у которых на лбу вместо именикрупными буквами не «АНЕМИЯ» такпросто «ПРИПЛЫЛИ». Вы ж мои милые,грезили милями моря под килем, нувот и приплыли. Вольно! Приплыли.тоннельная колыбельная
Куда вложить крылья?Вопрос не актуален.Под метром пыли и быливеликая тайнане порождает спроса.Очнись, свободен.Это не Стикс, а простогрунтовые воды.Ну ты и вляпался, милый,с лицом нахалаи страстью вкладывать крыльякуда попало.Вибрируя, загремелонутро тоннеля.Умеешь ты выбрать времядля колыбельных.Ты знал: путь не верен, еслиуже проложен.Зачем тогда выбрал рельсы,не бездорожье?Ну ты и вляпался, милый,скользя на шпалах,с привычкой вкладывать крыльякуда попало.На стенах, надёжно врытыхв скупую землю,качаются тени миртаи асфоделей.Под слоем были и пеплачужих историйты пахнешь лозой неспелойи свежей кровью.Расслабься, ты выйдешь, милый,из-под завала,чтоб снова вкладывать крыльякуда попало.Иерихон
Куда прикажешь себя волочь?Цепь окон, ремонт, уют.Шатаясь, вышел в чужую ночь,а думал, идёт в свою.Неоном вывески «Обувь», «Связь»,в двух улицах пасть метро.Он весь непрошеный: кровь и грязь,и даже, пожалуй, рок.Сквозь копоть пахнет смолой и мхом,подумалось: рубишь лес —он плачет щепками. Иерихондымит за спиной. В стеклевитрин плывёт всё то же лицо,ни пряди седых волос —убил бы сам за прищур с ленцой,живучесть и спящий мозг.Ввязался, рот приложил к трубе(а город – не крепость – тлен),забыл задуматься, чей хребетраскрошат обломки стен.В листве лимонами – фонари,неонами – «Bar», «Hotel».Живой – будь счастлив, дыши, смотри:ты страстно сюда хотел.Из носа – кровь, а из лёгких – смех.Не думай, шагай быстрей.Блокнот у сердца – устав для всехчужих монастырей.поклон
Сюжет закончен. Господи, примиживую плоть оставшихся за кадром.Так не уходят – лязгая дверьми,воссоздаваясь эхом анфиладным,держа лицо, бросая огнестрел(перчатку, кости, фразу без контекста).Не знал, но был, не видел, но смотрел.Что дальше? Траектория известна,пролог отыгран, он же – эпилог,но рельсы размываются за кадром,сюжет замкнулся. Аве, если смоготкрыть ладонь навстречу бумерангу.квинтовый круг
Курс на весну.Бьются медузамифары на днеулиц. Заряртутно блеснуласмыслом неузнанным.Вверх якоря!Всё позади:штили и отмеливерных путей,данных имён.Плещет в грудисчастье кислотное —освобождён.Парус ещёстянется в узел —навяжет прыжокза борт и в синь.Сыном пришёл,вышел неузнанным.Пляшем. Аминь.Скачем – Аминь! —между ступеняминамертво в кругвстроенных квинт.Сколько ты мильплыл по течению?Всё, бейдевинд.Не человек —верно подмечено.Явный подвох —в тонкой спине,в тяжести век,в бледности млечной —ты остекленел,ломким не став:росчерк лиловыйрубцов – кракелюр,только не брешь.Прочен состав —тело хоть словом, хотьскальпелем режь.Кто ты теперь:недоутопленник,полу-дельфин?До фонаря.В бездну, за дверь,с песнями-воплямиглубже ныряй.Снежная крошка,ветры разбудят ли,пой, что не спел,до хрипоты.Спорить о прошлом,печься о будущемпресно. Где ты,там фонарисонно шатаются,жемчуг и жизньв стёклах копя.Кто говорил,раковин таинство —не для тебя?Не для тебякорни-чудовища,вьющие сетьвверх, по ногам.Что ж, не любягород, ты всё ещёздесь, а не там?То без причинтянет покаяться,то обнажитьбритву-оскал.Вопли в ночи —эхолокация,что ж ты искал?Курс на июль.Солнце медузойныряет в закат.Нет, не уйти.Дразнишь змеювремени узнаннойцелью пути.Чуешь, сейчасфары преломятсясолнцем в снопахрыб, пузырей.В гнёздах Саргасс —искра – Паломница —ключ и трофей.Твой перламутрбитых ракушекничтожен, забытв сжатой горсти.Доброе утро.Кода откушена,чтоб отрастизаново в хвост.Парус сминается,тащит назад,рвётся из рук.Голос не тотв тех же тональностях,квинтовый круг —это спираль.Бьются медузамифары на днеулиц и глаз.Роль отыграл:вышел неузнанным —злей и бледней,чем в прошлый раз.Освобождён?Пойман? Не нужнопросчитывать путь,если заряскомкалась доблудной жемчужины. Вверх якоря!spin-off
В невинном сиянии сброшенной кожиты стал – недобитый – беспечней, моложе,и смотришь не в бездну, а в зрительный зал.Твой друг ухмыляется – он так и знал.Незримый миксолог сегодня в ударе,сливая на город и джин, и кампари.Уже за порогом, подумаешь вдруг,что вермут замкнул бы разомкнутый круг.Не веришь фасаду, изнанкой не пойман.Качнулась полынь в обезвоженной пойме —сорвёшь, разотрёшь и признаешь с трудом,что рельсы всё те же, за рельсами – дом.Кирпич обливается – кровью, кармином? —где раньше ты слепо проскальзывал мимо.«Там в окнах – закат, или лампа горит?».Твой друг, не стесняясь, хохочет навзрыд.подспудно алый
Никто не выдал имени за кличкой,никто не начал с чистого листа.Опять на мост, и это символично.Час до рассвета обещает статьподспудно алым, непомерно длинным,иначе ночь не стоила возни.Река и дело пахнут газолином,но на словах заменим на бензин,раз не судьба иметь лицо попрощеи промолчать – отнюдь не компромисс.Снотворный омут, цепь движений – росчеркпо антрациту. Если смотришь вниз,а видишь небо, значит, всё в порядкеи в беспорядке – каждому своё.Опять на мост, играть на жизнь и в пряткис утробной сутью и небытиём.ОБОДРАННЫЙ ШИК
газ
Транслировать сказки – не то же, что зыбкую быль:смолчу в темноте, а на свет символично ощерюсь.Свеча оплывает, и время встаёт на дыбы,вопрос подменяется выдохом в губы, под челюсть,цепляется за невесомые снасти спиныхолодными пальцами, бьётся солёным прибоем:тебе интересно, с чего мы неделю пьяны,а мне интересно, зачем я связался с тобою.Ты слушаешь сердце. Бокал, между тем, опустел.Бутылка тем более? В стену. Осколки разделим.Тебе интересно, не станет ли плахой постель,и что я, с моей-то мордашкой, искал по борделям(заржал бы, но шутка из тех, что не входит в пазыбез гибкости духа и без панорамной картины).Похожий секрет: подставляя под чей-то языксапог, я рисую в уме остроносый ботинок(их нынче не носят, но я – экзотический шут,пора завести: произнёс и опять захотелось).Маркиз-то в Бастилии… Впрочем, я лучше пишу,хотя оставляю за сценой подробности дела —ну да, уголовного, как же иначе, chérie,ты видела простыни, кровь и набор инструментов,ты слышала шёпот: «Красиво. Пожалуй, замри,теперь отомри и закончи, вот так, lentamente…Тянуть по слогам, на эн-тэ через нос не дыша:испанский – пикантная пытка для нёба и слуха».Проблема с маркизом: он муху натянет на шарземной, ну а я запихну мироздание в муху,вселенское зло – в афоризмы о роли добра,себя – в оговорку «порочен – читай инфантилен».Интрига в акцентах, сказал бы мой названый брат,к тому же есть фактор эстетики, вкуса и стиля.Свеча оплывает, и время встаёт на дыбы.А помнишь, провинция сплетнями город кормила?Транслировать сказки – не то же, что зыбкую быль,тут можно начать с одеяла из донного ила.Полсотни подростков: ни слуха ни духа с весны,в июле – кто в речке, кто в топи цветочного сена —живые. «Что толку? В поместье сбываются сны,но кормятся явью: среди возвращённых – подмена».Забавная ссылка – в чужие четырнадцать летбез права на знание, что это – план или случай,а новая сцена – угодья, часовня и склеп(весьма живописный, но кажется, видел получше).Полсотни подростков – весь август в окрестных полях,где голос разносится гимнами между снопами,а ногти упорно рисуют мои вензеля,ведь знойная одурь до боли похожа на память.«Среди возвращённых – подменыш». Ошиблись слегка.Рассветные контуры и сорок восемь скорлупок.«Отныне свободны? Мертвы?». «Просто снял с языка.Но было красиво, поэтому каяться глупо.Ты что-нибудь вспомнил?». «Не знаю». Вина и виноделились по-братски, на свет прорастали шипамизанозы, а суть облетала чешуйками, нокровавая одурь и нынче похожа на память.Свеча оплывает, и время встаёт на дыбы,в извивах ковра проступил остроносый ботинок,трансляция сказок, которые – зыбкая быль —всегда паутина.дуальный язык
Я нынче слегка – заклинатель змей,меня не хватает на стук извне,во мне не хватает живой воды,но я выдыхаю бесцветный дымс пигментами слов – гематит, кармин,и ржёт заклинатель: «Давай, кормитого, чьи рецепторы сладко спят,кто не распознает ни кровь, ни яд —он вылакал, глядя на фейерверк,достаточно. Температура вверхползёт: ещё тысяча жизней идостигнет тепло головы змеи».Читай, что написано, и не дрейфь:дуальный язык – филигранный грех,петля нарратива – скользящий шёлк,в какую бы сторону ни ушёлот первоисточника, градус-дваполучит змеиная голова,поэтому – вольно, танцуй на звук,поверь, что за чарами – ловкость рук,качайся от ясно к неясно илюби в заклинателе яд змеи.in perpetuum
Всё случалось без нас, до нас,наши тайны – и те взаймы.Если сказка всегда одна,иллюстрации – это мы.***Город ложных смертей влюблёнв непреложность подземных врат.– Предлагаю конец времёнс фейерверком, любезный брат.***– Постучался домой с утра,для замка пригодился нож.– Через год обратится в прахшелуха. – Не по-детски жжёшь.Вспомни навык, когда прижмёт:через год или через день.***В слове «хроника» есть намёкна хроническую болезнь.Вечера за тасовкой лиц:маг, любовник, убийца, шут.Пандемию не разделитьс пантомимой людских причуд.***Город призрачных стен пленёнобещанием адских врат.– Не последний конец времён.– Дошутились. Я очень рад.Всё случилось до нас, без нас,резь по сердцу – и та взаймы.Если в кубке шипит вина,претенденты на дозу – мы.***– Потянуло домой с утра,заколочен. Снаружи дождь,а внутри мошкара, жара.– Я надеялся, не зайдёшь.– Что чужую – умыть, раздеть:in perpetuum не чета.Каноничное «был не здесь»означает «До встречи там».Убирайся, пока в рукахразрешение на отъезд.– Тише, – шёпот-щелчок курка,– всё не правда. Взгляни окрести проверь: что ни тело – воск,на мостах что ни камень – тушь.Моветон – принимать всерьёзкарусель для заблудших душ.Гарью перебивай душок,сберегая для прочих местоплеухи за то, что сжёгразрешение на отъезд.***Отступая:– Боюсь, игразатянулась. И грех, и смех.– Cherry blossom ещё вчера,ты и нынче красивей всех.***Этот город почти спасён.(В смысле, трупы огонь доест.)Ночь агонии – вот и всёразрешение на отъезд.Свежий сеттинг, полёт до дна,колыбельный фантом взаймы,впрочем, сказка – всегда одна,а послание – это мы.и спасибо за спицу
el espejo de cuerpo entero
/Скорость прибавим, станет не хуже/.Доброе утро, ртутная лужа,/«холод зеркальный» – в цель, но банальность/градус поднимем, сменим тональность.Трещин зигзаги и перекрёсткизвук подрисуют хлёстко и броско.Зеркало всюду – лишь бы поверхность./эго удобно, духу не лестно/Стрелки на скулах будут ли кстатитак же, как стрелки на циферблате?/образы, фразы, мутные смыслы,спрятан костёр, но дым коромыслом/Что там вчера нарифмовалось,озеро, время? Сущая малость!Я не меняюсь десять лет кряду(кровь-то мешалась разве что с ядом,вот на неё и зарятся мухи,кто с непривычки, кто с голодухи).Я не меняюсь, стрелки зажатымежду стекляшкой и циферблатом.Не получилось следовать схеме/А Уроборос знает про время?/Налейте мне фирменный
Дороги не видно, но есть перекрёстоки призрак фасада за вывеской броской.Я предупреждаю: за дверью не столькоприбежище муз, сколько барная стойка,названия – «Заводь безвременной ночи»,«Вертеп сопричастности и одиночества» —меняются с каждой не/новой мистерией,хотите полегче – не трогайте двери.В соседнем бокале красиво горит ия перебираю в излюбленном ритмеслова из-под маски (летально-улётные),а лунная камедь на вампумах отмелейрисует счастливый и страшный конец, ноныряет соломинка глубже. Венеция?Похоже, но я от укола булавкойпока воздержусь. В географии плавкойслетевшей резьбой – эстафета предательств.Кто был исполнитель, а кто наблюдатель,ни зги с двух шагов. «Милосердие» крутится —трехгранное, острое. Слово французское.Рецепторы просят чего-то эфирного…Да хоть бы и спирта. Налейте мне фирменный.живая вода
Песни те же. Про школу и динамит,где последний – игрушка, символили выклик оттуда, где не болит,не стучит, но горит красиво.Выше берега градус живой воды,компонент-антипод упущен.Если мир – государство, проблема – ты,если школа, то ты – прогульщик.Подбираю аккорды. Про динамит.Разумеется, по-французски.Я, наверное, море: меня штормит.Сыпью роз на песчаном спускераспускается свет – не бикфордов шнурот весны до весны – припаркамне подобным, но та же суть. Mon amour,не скучай. Скоро будет жарко.посеявший ветер
Посеявший ветер посеял всё,и может не дёргаться.За рельсами лес, а в лесу костёр,придут на костёр гонцыс шершавого среза большой луны,с дорожки на плеере —лазутчики памяти, летуны,команда расстрельная.Над городом крапинки зла и льда,живого и мёртвого.Над лесом луна, да не та, не та…В начале четвёртогокрадущийся звук прошивает кисть,и меж хороводамихохочут созвездия: берегисьподвижного воздуха.У пляшущих в нём не нащупать пульс —нарвёшься на собственный.Пленённый терновником, скажешь: «Пусть» —прикинутся соснами,зато мимоходом одушевят —жди бурю и мучайся.Посеявшим ветер терять себя —проказа гремучая.в своей манере
Положение тел: навсегда не дома,диалоги на смеси, а местный фоном,мишура и туристы, высокий спрос насантиметры земли, но заброшен остров.Положение дел… Комильфо – не помнитьпошлой рифмы «она» и «вина». С чего мне,между брызгами солнца и померанца,вдруг смотреть ей в глаза через рифт пространства?Объясняться у пристани странно, стрёмно(неуместно шучу, что задрал Харона):«Дайте лодку и не провожайте тех, ктосам себе проводник и т. д. по тексту».Унесло, да не вынесло – так бывает,декорации дремлют на старых сваях,спутник шёпотом треплет пространство: «Просточумовая наживка – безлюдный остров».Спутник весел, но вёсла ему, похоже,тоже через перчатки стирают кожу.Разминает ладонь: «Всё понятно, двериоткрываем кроваво, в твоей манере».Дремлет пепельный мир на фантомных сваях,повело и не вывело – так бывает:ил, песок, неустойчивость контрапоста,и любое пространство – плавучий остров.Серпантином водорослей и спиртомтянет/тянется нитью, сбивает с ритма,сквозняком у виска эхо: «Снова здесь?».Я смотрю ей в глаза и ловлю сабспейс.печать терруара
По чести, нет места для барышни между«потерянным» и «подающим надежды»в открытой коляске. Смешок: «Белоснежныйбатист откровенно не в масть,но я ей представлен, и нынешней ночьюинтрижку недельную можно прикончитьдебошем, кошмаром, скандалом, короче,роль куклы – эффектно пропасть.При всём уважении, рислинг не греет,шмальнуть пятилетней мадерой быстрее,чем нёбом за мёдом ловить орхидеи,сдувая прилипшую прядь».При всём пиетете, смазливая нежить,и мотто безнравственном: «Чем бы ни тешилось,лишь бы дышало», под корпией снежнойбез разницы, чем примирятьголодную сущность с безвкусно помпезнойскорлупкой ветвисто разросшейся бездны,фасады – обёртка, подуешь – исчезнет,и бог с ней, приехали, стой.Не прячь под перчатками мраморный холод,мой друг, ты отравлен, и это надолго,занозу клещами мурыжить – без толку:сломаю, и страшно не тойиголкой поддеть. «Он сажает занозыпри всякой возможности“. „Спрашивать поздно,но что нас роднит с департаментом Мозель?».Не падай в охоту на боль,а то мы дойдём до изнанки Тосканык утру, воскрешая нездешние раны.Не лучше быть неуязвимым и пьяным?На лестнице, сразу? Изволь.Подружка краснеет, не чуя подвоха,/а чем бы ни тешилось, лишь бы не сдохло/,рапира и хлыстик вписались неплохов подвластный канонам портрет.Я пью из горлá, на пороге зависнув,под крышей люкарна студёней, чем рислинг,практично: не страстью, так злостью давиться,искрит – хоть на время согрет.«Кружи меня» – кредо удобное, впрочем,приелось в два счёта. «Желаешь отсрочить?».Гвоздём по стеклу минеральная горечь —печать терруара. Решай,смешливая нежить, вести до излома,до крови не первой, до первого слова,свистящего пулей, а, может, до дома?Смотри, до чего хороша.Призыв без ответа, напрасные слёзы,/а чем бы ни тешилось, лишь бы не мёрзло/,причём здесь изнанка Тосканы и Мозельостанется тайной пока.Он видит себя – непорочного – в стёклах,а я – как работают плечи и локоть,на каждом ударе свободней, и ёкаетсердце, зима у вискатеперь не тревожит, но что же мне делать,/печать терруара – сама неизбежность/,когда испита ночь и спрятано тело?Сатин одеяла – отчаянно белый,опять остывает голодная нежить,иголка не найдена. «Чем бы ни тешилось»…Что же мне делать,что же мне делать.декоративное
От луны к тебе пробежал цепочками —украшение, а не мост.Где кустарник – лонжей, из вязкой почвыпрорастающей на износ,там слепой баланс на краю безгрешен,а свинцовая речь – виной.По асфальту – сеть, подворотня – трещиной.То есть поздно вскрывать вино.Фонари надкушены. Обесточенпроход к отверстому гаражу.От луны к тебе побежал цепочками —лёг ремнями скупой ажурна плечо не улично обнажённое —украшение, не доспех.Попрекают окна чужими жёнами.То есть поздно припомнить всех.Полем битвы – ночь, гаражи – останками.Поболтаем, пока одни?У луны к тебе – ничего константного:ни опеки, ни западни.За тобой скользит полоса прилива сквозьчеловечьи дома, дворы.Вспомнил тлен свинцовый на коже сливочной.То есть поздно вскрывать нарыв.Предстаёт свидетелю – нервным почерком,перемычками – витражу,а луне – колючками и цепочкамина плече теневой ажур.Подворотня водоворотом кружится,нагреваясь быстрей вина.И ладонь, и лоб охладит оружие.Не отвертишься – принимай.паргелий
Шпаги и огнестрельное —на середину комнаты.Свечи как мера времениздешнего, дальний колокол —внешнего. Над макушкамишёпот летит зигзагами:«Лучше забыть раскушенный,нагло красивый заговор.Ваша дорога – мимо,в провинцию, за границу,масками или мимикойлица стирать, амбициизвонко отпеть, бокаламичокаясь с одиночеством.Истина, что ласкала нас,станет в устах доносчикапошлой фальсификацией,впрочем, герой отсутствует.Вас, господа, касаетсятолько одно напутствие(может, оно опаснеенашей подложной хроники):право на власть – фантазия,вес придаёт короне лишьвера». Виконт растеряннокормит огонь бумагамис мифами о сплетениивласти, любви и магии:лики, которых не было,годы, что бились волнами,сами легли омелой набуйные родословные.Хочется тайно всхлипывать,как в ноябре над листьями:жаль не свободы с титулом —жаль окрылившей истины.Жаль не заржать заливисто,радуясь чьей-то фразе: «Мывыберем сами истину,если весь мир – фантазия».Змейками жар колеблетсянад восковыми лужами.Предки, которых не было,ждут в зеркалах. Оружиеманит огнепоклонниковна середину комнаты.Ставшая пеплом хроникаперекрывает колокол.кровь и мадера
Пепельной горечью,угольной полночьюдышит окно.Ох и невеселов доме, где плесеньюпахнет вино.Нет достоверностив гладкой поверхностимутных зеркал.Девочка славная,я тебе главногоне рассказал.Бьёшь по касательнойвзглядом внимательным —ладно, смотри.Полдень на улицежарко беснуется —полночь внутри.Тянешься гибко,я за улыбкойпрячу оскал.«Что за манеры?».Выпей мадерыполный бокал.Блики янтарные,струны гитарныенервно дрожат.Души навыворот,что-нибудь выгорит:рай или ад.сирокко
Знаешь ветер, что дух выжигает дотла,побуждая святых на дурные дела?Иллюзорно бесплотен, горяч, невесом,я свинец, бьющий в цель, наповал, напролом.Я пришёл. Это значит: вдыхай меня ртом,отрицая, что ночью молилась о том,чтобы горький песок заскрипел на зубах,воскрешая давно похороненный страх.Я внимаю кошмарам и к нежности глух,я готов не утешить, а ранить твой слух,я дорога за край, что коварно легка,я и рвущая боль, и тупая тоска.Я задушенный стон, я покинутый дом,безрассудный налёт, беспричинный погром,ты открыла окно – я ворвался в проём,ты осталась одна. Мы остались вдвоём.Я зигзаг, я излом, я врождённый порок,априори назло, неизбывно не впрок,из пустыни в пустыню, как водится, ноты открыла окно.для уцелевших
Во сне рука сжимается в кулак —мне снишься ты, ей снится только дага,и жаль очнуться. Ночи чёрный флагещё не спущен. В тягость, но во благосмотреть/курить в больничное окно,минуты до ненужного восходасчитать и думать: всё возвращенок исходной точке. Слушай, год от годамы остаёмся теми, кто мы есть,что не всегда к добру, но что немало —в пробелах зашифрованная вестьдля уцелевших после карнавала.армада
Промозглую бухту накрыло туманом,Сощуренный глаз сверлит мутный рассвет.Ирландское море. Какие тут планы?Ни сил, ни желаний, ни выбора нет.Кататумбо
В прямоугольной, глянцевой тьме оконнойждёт заготовка для аниме или иконы —образ условный, пара примет. Искомыйсмысл ускользнул под веко; тоннель глубже, чем кома.Там проступают чётче икон и молнийветви царапин под кадыком. Стелются волны.Жгучие плети бьют над рекой безмолвно.От Кататумбо до катакомб – меньше, чем слово.Стелются волны к озеру Маракайбо.Карты дурные, душный кошмар, трюмы и крабы.Между войной и скукой – тюрьма. Рука быперечеркнула целый роман? Верится слабо.В битвах, сюжетах, землях, мирах, водах глубоких,карты – не главное. Та же игра в покер:раунд загублен парочкой фраз. В каждой эпохея проиграл войну – и не раз… Похер.То ли набросок для аниме, то ли иконав прямоугольной, глянцевой тьме оконной.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.