Рождественские истории – 2024. Сборник рассказов

Григорий Родственников

Издательство:

Автор

Жанры:

современная русская литература

Аннотация

Читать онлайн

Cкачать на Литрес

-
100%
+

Редактор Григорий Родственников

Дизайнер обложки Кузнецов Вадим

Иллюстратор Григорий Родственников

Иллюстратор Татьяна Шумная

Иллюстратор Константин Бенев

Иллюстратор Татьяна Арасланова

Иллюстратор Виктория Пшеничная

Иллюстратор Владимир Смирнов

Иллюстратор Александр Пятков

Иллюстратор Фукс Дефинбахер

Иллюстратор Марина Еремина

Иллюстратор Григорий Неделько

Иллюстратор Дима Жуков

Иллюстратор Владимир Хабаров

Фотограф Надежда Юрик

ISBN 978-5-0062-5393-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От составителей

Этот сборник, своего рода, экспериментальный. Литературное Сообщество «Леди, Заяц & K» впервые решило провести конкурс, посвященный Рождественским праздникам. Нам очень приятно, что на призыв откликнулось так много авторов. В редакцию сообщества поступило множество удивительных историй в самых разных литературных жанрах: Здесь и волшебные сказки, и фантастика, и магический реализм, хватает и весёлых абсурдных повествований. На самый взыскательный читательский вкус.

Сборник иллюстрированный, и за право нарисовать к нему обложку боролись наши замечательные художники.

По традиции, Сообщество «Леди, Заяц & K» каждый сборник посвящает одному из наших подписчиков. На этот раз счастливчиком стал Александр Винников – талантливый писатель и поэт. Александр проявил завидную активность, прислав на конкурс несколько рассказов и стихов. После рассмотрения редакцией, все они вошли в настоящий сборник.

Спасибо всем авторам и художникам!

Спасибо нашим читателям! Надеемся, что сборник придётся им по душе.

Редакция Литературного Сообщества «Леди, Заяц & К»:

Сергей Кулагин,

Григорий Родственников,

Дмитрий Зайцев,

Татьяна Осипова,

Денис Моргунов

Дмитрий Королевский

Андрей Шабашов «Первое Рождество»

Иллюстрация Фукса Дефинбахера

Ирод сидел в тени террасы и отчаянно скучал. Его слуги беззвучно метались по дворцу, стараясь не попадаться царю на глаза: малоприятное это создание – скучающий тиран. Ирод допил из кубка паршивое местное вино и жестом велел наполнить сосуд. Погода в конце года не радовала, царь кутался в тёплую накидку и шевелил пальцами обутых в сандалии ног. Сделав глоток из наполненного прислугой кубка, тиран призадумался и решил проследовать во внутренние покои – вид окрестностей глаз не радовал, да тут ещё и с гор ветерком потянуло…

Во дворце Ирод возлёг на ложе и призвал музыкантов и танцовщиц. Однако кривляние тощих девок и визг дудок вскоре прискучили ему и царь жестом велел им убираться прочь. Беспросветная скука вызывала у него зевоту, а от вина настроение лишь ухудшалось… Хотелось чего-то свежего, нового.

– Эй, ты! – окликнул царь своего советника, – поди сюда. Нет ли новых донесений или иных каких вестей?

– О царь, как не быть, – призванный переломился в поклоне, – есть новости из Рима, из Египта…

– Новости… Тащи, хоть новости послушать… – Ирод приложился к кубку и поворочался на ложе, устраиваясь поудобней.

Советник вынул из ларца свитки, шустро перебрал их, откладывая прочь те, что могли расстроить хозяина. Осталось лишь два: в одном речь шла об очередной заварушке в Риме, в другом – доклад купцов о выгодных сделках в Каире. Советник пошевелил бровями, как бы взвешивая ценность новостей, шмыгнул носом и решил начать с Каира.

– Тут купцы наши, о царь, доносят о весьма привлекательных ценах…

– Э-э-э… Ты мне ещё бы про урожай фасоли рассказал! – Ирод в сердцах отшвырнул пустой кубок. – Что там ещё? В другом свитке что?

– Из Рима пишут…

– Рим! – снова перебил советника царь. – Рим! В печёнках уже сидит этот ваш Рим. Там про землетрясение какое бы… Про мор или голод где… Наводнение, на худой конец!

Лицо тирана скривила недовольная гримаса. Советник, комкая свиток, замялся, мучительно вспоминая последние сплетни и слухи. Не вспомнив ничего нового, он робко предложил:

– Может царь желает полюбоваться на новомодный танец нагих рабынь арабских?..

– М-м-м… – Ирод задумался, – нагих, говоришь? Арабских?

Тиран почесал под накидкой и спросил с ехидцей:

– А что у них? По три сосца? Или поперёк?.. Или задница спереди? А?.. – царь раздражённо дёрнул себя за бороду и продолжил: – Ты мне поясни – чем они от иерусалимских-то баб отличаются? Ничем… Нет, не хочу.

– Быть может привести волхвов? – Советник неопределённо махнул свитком куда-то в сторону. – Тут стражники каких-то прихлопнутых задержали, доносят, что те какую-то невидаль рассказывают… Про Вифлеем что-то…

– Ой, опять пророки… – Ирод сморщился, как от изжоги. – Там праздника какого или ещё чего… А?..

– Праздника, – советник закатил к потолку свои оливковые глаза, – праздника… Бои гладиаторские не сезон, в Греции игры Олимпийские ещё летом были… В Ри… не, это не надо… Нет, царь, не было ничего такого. Может того певуна из темницы вызвать? Неплохие он, надо сказать, песенки поёт – про преступников, рабов беглых, про стражников лютых…

– Вот самого я тебя в темницу отправлю, – тиран хлопнул в ладоши и советник скукожился в ожидании кары, – кто там? Вина тащите!

Прислужница спешно вынырнула из какой-то ниши и поднесла тирану новый кубок. Тот понюхал вино, сморщился и отпил глоток. Советник перевёл дыхание и слегка расслабился.

– Ладно, пусть приведут. С ума сойти можно от тоски, скоро на колеснице начну по городу разъезжать и собак давить со скуки.

Вскоре стражники привели замурзанного мужлана в драном хитоне. Выдали ему сперва пару оплеух, потом дали арфу. Сиделец прокашлялся, подтянул струны и забренчал какой-то нудный мотивчик, подвывая с хрипотцой про невольничью сирую долю и про тоску по оставленной в горах ишачке. Ирод поперхнулся вином и вопросительно уставился на советника. Тот махнул свитком и стражник пере… ударил древком пики убогого. Певец охнул и посмотрел на стражника. Служивый размахнулся и врезал ему крепкий подзатыльник.

Почесав темя, певец заиграл мотивчик повеселее и хрипло заголосил про сочнозадых красоток-вифлеемок, про славные деньки и сладкое вино под жареного барашка, искоса поглядывая на солдата. Служивый повернулся и вопросительно посмотрел на советника. Тот воззрился на царя. Ирод вяло махнул пальцами и ободрённый певец продолжил свою балладу.

– Что там за волхвы-то, откуда они в городе взялись, м? – Царь отпил вина и посмотрел на советника, – чем они стражу-то привлекли? Пророчили чего?

– Право, даже и не знаю… – замялся тот, – стоит уточнить у начальника стражи… Там про какого-то младенца что-то.

– Да ладно, тащите сюда этих бродяг, послушаем, что они там плести будут.

Не успел сиделец доорать свою песню, как привели волхвов. Те сбились кучкой, словно бараны и испуганно оглядывались, дивясь дворцовой обстановке. Ирод допил вино, критически оглядел бродяг и, выбрав почище, указал пальцем:

– Ты! Валяй, ври свои бредни.

– Я? – Старичок робко оглянулся на товарищей и приблизился на шажок к тиранову ложу.

– Ты, ты. Чеши уже. Про Вифлеем там, про младенца… Долго мне ждать?

– Так это… Ага! – Старикан расправил свою козлиную бородёнку, слегка приосанился и принялся вещать: – И было видение, и были знаменя, что в конце последнего месяца в Вифлееме городе народится младенец мужеска полу… У простого плотника и жены его. То не простой младенец, о царь, то – волхв вытянул указующий перст кверху – новый Царь Израилев!

– Тьфу, опять за своё… – Ирод жестом велел наполнить кубок. – Вот что вы не угомонитесь никак, а? Что вы всё то да потому… Вот что ни оборванец, то с претензиями. Всё им царь нехорош, всё им нового подавай… Велю вот поубивать там всех новорожденных, будете знать, как каркать!

Тиран с отвращением посмотрел в кубок и отставил его прочь. Советник жестами стал показывать страже, чтоб те увели волхвов, но Ирод остановил его жестом и указал на певца. Стражник в очередной раз врезал тому затрещину и отнял арфу. Затем схватил за шиворот и поволок прочь.

– Там вели этих арабских баб намаслить погуще, пусть покривляются тут, – тиран вздохнул и снова принялся за вино, – да дудошников не зови – пусть с бубнами, а то с вами тут завоешь, как собака! Хоть бы одна какая-нибудь весть добрая приспела… Тоска! Душа праздника требует.

Волхвы о чём-то посовещались и давешний старикашка снова приблизился к царскому ложу.

– Ну? Чего тебе, падаль? Толкуй уже.

– Так мы ж вам благую весть донесли в Иерусалим! Праздник великий грядёт!

Ирод иронично вскинул бровь и жестом велел продолжать.

– С Рождеством тебя, царь!

Игорь завалов «День перед Рождеством»

Иллюстрация Григория Родственникова

Январское утро. Хмарь за окном светлела. Покалывало в груди.

Во дворе загавкала собака, скрипнуло крыльцо под лёгкими шагами.

Стук в дверь не был наглым. «Уже хорошо, – подумал я, шаркая в сени, – значит, не сосед алкаш похмеляться припёрся».

За дверью стояла барышня в балахоне не по размеру и косой в правой руке. Косовище белело свежим деревом, нож сверкал. «Литовка №5, – отметил я, – бабский инструмент».

– Сидоров? – спросила барышня, голубея глазами из-под капюшона.

– Угу, – буркнул я, – ты кто?

– Смерть, – ровно ответила она.

– А что молодая? – ухватился я за несообразность.

– Стажёрка, – тихо сказала девушка и густо покраснела.

– А где сама? – любопытствовал я.

– Шейку бедра сломала, в таком возрасте, сами знаете…

– Не повезло. Я-то Снегурочку ждал, но ты давай, проходи. Косу оставь.

Прошли в избу. Я зажёг газ, поставил чайник.

– Чайку? У меня пряники есть.

Присели, помолчали.

– Вы не думайте, я курсы окончила. На отлично, – опять покраснев, сказала Смерть.

– Первый, что ли? – догадался я.

– Да, – призналась она, глядя в стол.

В груди больше не кололо. Допили чай.

– Я пойду? – спросила девушка.

– Иди.

Хлопнула дверь.

Уныло серел сумеречный, бесснежный, никчемушный январь. Завтра Рождество…

Григорий Родственников «Рождественская ёлка»

Иллюстрация Григория Родственникова

Елейников блаженно жмурился на солнце и не подозревал, что к нему крадётся бородатый бугай в клетчатой рубашке и с топором. Словно суровый страж, таинственный дровосек встал по стойке смирно у шезлонга Елейникова и зашептал:

– Леонтий Егорович, вы бы уж того, отпуск подсократить бы надо, поди рассохлись уже весь на отдыхе… А на Родине у нас зима-зимушка, сугробы по пояс, морозы трескучие… Детишки заждались!

Елейников молча посмотрел на волосатого визитёра, прижал полотенце к груди, поправил очки, и как бы в задумчивости начал водить рукой по песку.

– Вот этого не надо, Леонтий Егорович… – успел укоризненно молвить бородатый лесоруб и получил в лицо отборную горстку песка.

– Право слово, Леонтий Егорович! – с обидой кричал он, гоняясь за проворным Елейниковым, и солнце ласково украшало бликами каждый взмах топора. – Не по совести это! Подрядились, так извольте соответствовать!

– Ненавижу зиму! – вопил курортник. – Я люблю море и пальмы! Оставь меня в покое, Кузьмич! Дай умереть в зелёном Раю!

В конце концов непокорный пляжник был пойман, стукнут обухом и упакован. Его наскоро запихнули в самолёт нежно-бананового цвета, махнули красным флажком перед разгоняющимися пропеллерами, и через восемь часов Леонтий Егорович Елейников был доставлен на своё место работы. Работал он рождественской ёлкой.

Аэропорт напоминал жестяную банку, и бывший курортник почувствовал себя упакованной в неё селёдкой. Тесно, неудобно и тошно. То ли дело морской простор, синеющий горизонт и одинокая яхта вдали…

Встречали двое: снеговик Сигизмунд Львович и его постоянная спутница – снежная баба София Дмитриевна. Круглобокие, искрящиеся, они тут же подступили с докладом.

– Холидейские опять активизировались, двое ряженых оленей пересекли границу и окопались в нашей мишуре, – негромко говорил Сигизмунд.

– Замечена прицельная распаковка подарков на третьей линии, – тихо вторила София Дмитриевна.

Леонтий Егорович принял тревожащие новости без должного пиетета, легонько изогнул бровь – мол, вот вы без меня все запустили? Узнаю, узнаю родные пенаты. Снова толчея, бестолковая суета, никчёмная спешка, глупый пафос начальствующих о важности мероприятия, а в финале сотня орущих сопляков, бегающих вокруг него и заглядывающих под пальто в поисках подарков…

Леонтий горестно застонал и уронил несколько зелёных иголок на коммерческий линолеум аэропорта.

Всю дорогу он смотрел в окно из чёрного мерседеса, и не видел заснеженного города, перед взором расцветала иная картинка: на янтарный берег накатывали лазурные волны, а на безоблачном небе ярко светило огромное апельсиновое солнце.

Кузьмич с тревогой наблюдал за ним и бормотал:

– Зря вы так, Леонтий Егорович. Вы это… того… взбодритесь. А то, не ровён час, не понравитесь распорядителю. Скажет другую ёлку искать. А это же всем погибель. Мы с Сигизмундом Львовичем и Софией Дмитриевной к вам прикреплены. Нас же сразу за порог…

Леонтий не слушал. Настроение было гадкое, унылое. Он сопел и продолжал ронять иголки.

В кабинете главного распорядителя было душно и тягостно. Леонтий лишь мельком взглянул на плешивого носатого господина в кожаном кресле и отвернулся. А тот в упор смотрел на него маленькими мышиными глазками и выговаривал Кузьмичу:

– Два месяца на курорте загорал, подкормку витаминизированную жрал, солнечные ванны принимал, тогда почему ветки такие вялые? Блескучести и пушистости совсем нет. Шишечки мелкие и серые. Иголки сморщенные, словно из задницы. Это что, Рождественская ёлка?!

Кузьмич дрожал и оправдывался:

– Устал от перелёта. Сколько часов трясся. А он у нас нежный, здоровье деликатное…

– Я вам покажу деликатное! – взревел распорядитель. – Уволю к чёртовой бабушке! Знал бы, из питомника ель выписал! Мерзавцы! Дармоеды!

– Помилосердствуйте! – заплакал Кузьмич. – Как есть всё поправим!

Распорядитель внезапно успокоился, потёр огромный орлиный нос и сказал:

– Ваше счастье, что времени нет. Рождество завтра. Эй, ель задрипанная, – обратился он к Елейникову. – Смотри в глаза и запоминай: у нас не какая-нибудь заштатная ёлка, а самая Кремлёвская из всех Кремлёвских. Сам Владлен Иванович, председатель федерации профсоюзов, лично будет. Главный подарок для сына его, Вовочки.

Распорядитель вытащил из стола огромную, перевязанную цветными ленточками коробку и протянул Кузьмичу:

– Держи аккуратно, дровосек. Не помни лапищами. Тут фигурные конфеты из лучшего элитного швейцарского шоколада. На заказ сделанные. Денег уплачено немерено. Теперь вот что, глядите оба на фотку Вовочки. В фас, в профиль. Запомните крепко, чтобы в память намертво врезалось. Не дай вам Боже перепутать!

Елейников смотрел на фотографию толстощёкого мальчишки с тонкими, надменно выпяченными губами и тихо матерился про себя. Кузьмич же с благоговением спрятал фотокарточку в карман и отрапортовал:

– Будет сделано в лучшем виде!

– Как только малыш стишок расскажет, ты, Ёлка, засветишься гирляндами и вручишь подарок, – напутствовал носатый. – Всё понял?

Елейников кивнул.

– Тогда пошли отсюда!

Леонтий Егорович и Кузьмич поплелись к выходу.

– Стойте! – внезапно остановил их распорядитель. – Помните! Если кто подведёт меня, «было бы лучше, если бы мельничный жернов на шею ему повесили и бросили в пучину морскую!»

Продемонстрировав знание цитаты из Евангелия, распорядитель визгливо расхохотался.

* * *

Ему было неимоверно тоскливо, но работа есть работа. В воздух взлетали разноцветные конфетти, музыка била по ушам запредельными децибелами, лучи прожекторов слепили глаза. Елейников стойко пережил два отделения праздничного мероприятия, выдержал шесть хороводов вокруг себя, лишился нескольких ветвей, растерял до десяти тысяч иголок, уронил красную звезду с верхушки и с надеждой загнанной лошади ждал финала. Последний этап мучений – вручение подарков.

Кузьмич, наряженный Дедом Морозом, стоял рядом и подсказывал, какой подарок нужно вручить. Елейников молча приподнимал ветви. Под них тотчас ныряли попеременно то снеговик, Сигизмунд Львович, то снежная баба, София Дмитриевна. Они с преувеличенной радостью громко поздравляли детишек и дарили, дарили… нужные презенты.

– Вот этот конопатый, внук губернатора. Ему синюю коробку с Железной дорогой. Да нет, левее она, которая с золотой лентой!

Леонтий Егорович покорно раздвигал ветви, помигивал разноцветными лампочками, но взгляд его отрешённо скользил по залу. Многолюдно и в то же время пусто. Нарядно одетые дети казались все на одно лицо. Маленькие, но уже знающие себе цену, они требовательно тянули к нему ладошки, придирчиво рассматривали подарки, некоторые недовольно фыркали.

– Внимание, – шептал Кузьмич, – вот идёт, Леночка. Это племянница директора мясокомбината. За стволом большая кукла в целлофане. Правильно, а та, которая в виде негритянки – для Олечки, она позже подойдёт.

Леонтий блуждал глазами по залу и вдруг вздрогнул. Вдалеке, у самого выхода он заметил девочку лет шести. Худенькая, в простеньком платьице, она с восторгом смотрела на него, приоткрыв ротик.

– Кузьмич, посмотри. Кто эта девочка? Я её здесь не видел.

– Какая ещё девочка? – недовольно зашептал дровосек. – Не отвлекайся, скоро Вовочка пойдёт!

– Та, которая прячется от всех! Видишь, у стены?

– Ах, эта! – отмахнулся Кузьмич. – Это вообще никто! Дочка уборщицы Катьки. Её здесь быть не должно. Не отвлекайтесь, Леонтий Егорович! После Олечки Вовочка пойдёт.

– Она улыбается, а глаза грустные…

– А чего радоваться, раз праздник не про неё! Да плевать! Вот Олечка подходит! Здравствуй, красавица! А что ты дедушке Морозу расскажешь?

– Рождество – праздник для всех, – тихо сказал Леонтий.

– Олечка рассказала нам, дети, волшебный стишок, – нараспев проговорила София Дмитриевна. – А за волшебство мы платим волшебством. Эту чудесную куклу зовут Рэйчел, она иностранка, но очень хочет, чтобы Олечка взяла её к себе! Тебе нравится Рэйчел, Олечка?

– Это неправильно, – бормотал Елейников. – Все должны получить подарки…

– Внимание! – предупреждающе зашипел Кузьмич. – Приготовься! Главный подходит!

Низенький пухлый мальчик неторопливо подошёл к рождественской ёлке и посмотрел на неё снизу вверх.

– Здравствуй, мальчик Вовочка! – с придыханием произнёс Дед Мороз. – Мы знаем, что ты весь год вёл себя хорошо и радовал родителей. Тебя ждёт великолепный волшебный подарок! Но, чтобы получить его – нужно рассказать дедушке стишок! Ты готов, Вовочка?

Мальчик нахмурился и кивнул.

Наступила тишина. Даже музыку выключили.

Пухляш откашлялся и… не произнёс ни слова.

– Смелее, Вовочка! – подбодрил его снеговик, Сигизмунд Львович. – Не стесняйся!

На лице ребёнка отразилась нелёгкая работа мысли. Он закусил губу, оглянулся на толпу взрослых, где ему ободряюще подмигивал отец, и неожиданно заревел. Со слезами на глазах он погрозил кулачком Деду Морозу, топнул ножкой и заголосил:

– Чего пристали, гады! Не помню я вашего стиха! Отдавайте подарок!

По залу прокатился рокот возмущения. Кто-то хохотал. Кто-то аплодировал.

– Ничего страшного, Вовочка! – залепетала София Дмитриевна. – Забыл и забыл! Вот твой подарок!

Она поспешно сунула голову под ёлку, но та неожиданно загородила ей проход ветвями.

Отчётливо прозвучал твёрдый голос Леонтия Егоровича:

– Нет стиха – нет подарка.

А потом Елейников неожиданно сошёл с места и, роняя на пол стеклянные шары и игрушки, пошёл через весь зал туда, где на него с восторгом и ужасом смотрела маленькая худенькая девочка.

Ему уступали дорогу, за спиной шептались, Кузьмич рвал на себе искусственную бороду, а бледный носатый распорядитель вытирал лысину платком. Таяли от ужаса Сигизмунд и София…

Елейников наклонился к девочке и спросил:

– Как тебя зовут, светлый ангел?

– Я… Я не ангел, – запинаясь произнесла малышка. – Я – Даша.

– Красивое имя.

Девочка заплакала.

– Простите меня, пожалуйста! Я только хотела посмотреть. Мама мне сказала, что мне нельзя… Что здесь «нужные люди». Я больше не буду!

– Ты самая нужная здесь, – ласково произнёс Леонтий и сам почувствовал, как его глаза повлажнели. – С Рождеством, Дашенька. Будь счастлива.

В мёртвой тишине он вручил ей коробку с элитным заморским шоколадом и, пошатываясь, побрёл прочь. Голова кружилась, но на душе было легко и спокойно. Светло, как и должно быть в светлый праздник Рождества.

Толкнув тяжёлую дверь, Леонтий вышел на улицу, вдохнул свежий морозный воздух и рассмеялся.

Покопавшись в зелёных ветвях, извлёк зачем-то припрятанную запретную пачку сигарет и с наслаждением закурил. «Гори всё синим пламенем».

С лестницы скатился снеговик, Сигизмунд Львович. Подскочил и истерично завопил: – Что ты натворил, дурак?!

Леонтий Егорович задумчиво спросил:

– Ты видел, какие у неё глаза? Синие, как море…

– Придурок! Моря тебе больше не видать! Ни курортов, ни банановых рощ! Ради дочки мойщицы сортиров ты нас всех подставил! Я всегда говорил: ты неправильная ёлка!

Елейников зло хохотнул и затушил окурок в толстом пузе Сигизмунда:

– Это вы все неправильные. И жизнь ваша неправильная и лживая. Эти синие глаза, безбрежные как океанские волны, заставили меня многое пересмотреть и понять. Не нужны мне райские кущи и заморские блага. С Рождеством тебя, снеговик. Прощай.

Сигизмунд с отвращением смахнул окурок рукавицей и закричал вслед уходящему Елейникову:

– Сволочь! Подумай, скольких ты подставил своей дуростью!

Из темноты до него донеслось:

– Много званных, да мало избранных…

Марина Боброва «РОЖДЕСТВЕНСКИЕ НАСТРОЕНИЯ»

Иллюстрация Григория Родственникова

Настя, девочка лет десяти, бесцельно смотрит в окно и в ее голове носятся унылые мысли.

Небо хмурится, собака противно цокает когтями по полу, кошка наоборот, дрыхнет, и не желает играть со мной. Бабушка в своей комнате кому-то жалуется по телефону на здоровье. Подружки сидят по домам и с умным видом хвастаются в чате о последних прочитанных книгах. А ничего там умного нет, ведь все это задано училкой на зимние каникулы. И в списке совсем нет любимой фантастики. Скукота… Зимние каникулы пропали… Сейчас бы на ватрушке с горки прокатиться, но ведь зима с чего-то стала такой трусливой. Все время место уступает то осени, то весне. Так и вижу картинку как злая, старая, лохматая, полуголая (листья с деревьев опали) Осень и молодая истеричная, с распущенными длинными волосами, тоже полуголая (листья на деревьях еще не выросли) злющая тощая Весна с двух сторон с кулаками накинулись на деда Мороза. А он в ужасе закрыл глаза руками и резво бежит прятаться в шкаф. Ха-ха! Так и надо старому бородатому трусу, вечно пьяному с красным носом и торчащей во все стороны плохо ухоженной бородой. А между тем уже прошел Новый год и на носу Рождество. И еще родители весь день как угорелые бегают по магазинам вместо того, чтоб сходить со мной в парк. Вот даже в школу захотелось от этой беспросветности.

– Настя, ложись поспи. Вечером ведь на Рождественскую ночную службу с родителями надо идти. Отдохни пока. – Послышался голос бабушки.

1234>