Душеллект

Редактор Ксения Катаева

Дизайнер обложки Анастасия Рожкевич

© Игорь Рожкевич, 2021

© Анастасия Рожкевич, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-0055-2325-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДУШЕЛЛЕКТ.

Мы не есть физические тела, наделенные душами. Мы – духовные существа, которые обрели физическое существование.

© Эдгар Кейси

ГЛАВА 1

Лёжа с закрытыми глазами, я прислушиваюсь к странным звукам. Никогда раньше не слышал ничего подобного. Одновременно скрип и похлопывания, пауза, потом снова: скрип и похлопывания. Какой-то птеродактиль прочищает свой ржавый клюв и разминает крылья пред взлётом?

Я судорожно пытаюсь открыть глаза. Не получается, веки словно приклеенные. Может, попробовать помочь пальцами?

Не могу. Своих рук, оказывается, я тоже не чувствую.

Внутри все болит. Почему я так прерывисто дышу и сердце бьется через раз?

Надо срочно что-то делать! Но что?

Время идет. При этом ничего не меняется.

Страха нет. Чувство паники постепенно проходит. Против неизбежного не попрёшь?

В нос ударил запах костра. Напоминает благовония. Жасмин или сандаловое дерево?

Откуда-то издалека послышался нежный женский голос. Похоже на: «Баю, баюшки, баю. Не ложись ты на краю».

Пытаюсь сказать: «Ин, это ты? Почему поешь так же, как мама пела мне в детстве? Откуда ты здесь? И где это мы?»

Но губы не шевелятся.

Может, поэтому и ответа нет?

Я внимательнее прислушиваюсь.

Никакой он ни нежный, этот голос. Поет незнакомая старая женщина. И почему на каком-то непонятном наречии? Даже не поет, а издевается над своим горлом. Звонкие трели со свистами и перекатами постоянно прерываются надрывным хрипом.

Почему эти звуки проникают в самую душу?

Пение постепенно удаляется. Куда она пошла?

Еще минута и всё затихло.

Больше нет не только скрипа и похлопываний, но и никаких запахов.

Мое дыхание замерло.

Не боюсь ничего впереди.

Напоследок ты мне улыбнешься.

Моя вера согреет в пути:

Ты со мной навсегда остаешься.

Да, самое время для поэзии.

В этот момент мысли ускорились и понеслись с удивительной легкостью.

Это сон? Что со мной происходит? Где я? Да и что теперь означает само понятие «Я»?

Слова здесь бессильны, потому что описать это невозможно.

Только обрывки разношерстных воспоминаний в переполненных событиями глубинах памяти.

Теперь я и сам словно бы куда-то лечу. Густые клубы облаков медленно рассеиваются над неумолимо удаляющейся Землей.

Всё несущественное быстро забывается. Остается лишь то, что на самом деле важно; то, что действительно значимо. Не форма, вибрирующая под тяжестью материального мира, а сама суть, неподвластная времени и обстоятельствам.

Откуда—то возник вопрос: «Тебе было интересно жить?»

Ответил, не задумываясь: «Да».

Тут же хотел спросить: «А почему „было“?» Но у кого спрашивать?

«Было». Какое гнетущее слово! Раньше оно воспринималось как-то обособленно от меня. Потому что впереди всегда маячило железобетонное будущее. Теперь же это «было» оказалось совсем рядом. Более того: я полностью растворялся в нём.

Постой «было»! Дай в последний раз насладиться едва уловимыми оттенками.

Эх, как жаль, что уже ничего не помню, даже ее имени. Остывают последние капли душевного тепла, во всю мощь пылавшего, когда мы были вместе.

Готов на всё, лишь бы ощутить это вновь.

ГЛАВА 2

– Здравствуйте, Инга! – пожилой мужчина бодро вскочил из-за стола, стоило ей переступить порог. – Как ваше путешествие?

– Добрый день, Иван Петрович! Нормально. «Маршал Десятников» в поселок Уэлькаль прибыл строго по расписанию.

– И за сколько вы из Анадыри до нас добрались?

– Я как-то не засекала. Но, думаю, часиков пять получилось.

– Да медленный теплоходик, зато надежный. А сколько лет трудится! Точно и не припомню. Но четверть века, поди, уже есть. Да вы проходите, раздевайтесь. В нашей библиотеке даже вешалочка имеется.

– Как у вас тут уютно!

Инга сразу обратила внимание на чистые, как только после ремонта, окна, зашторенные ажурными занавесочками. Все подоконники были уставлены резными горшочками: вперемешку алоэ и фикусы. Неужели это он сам за всем следит? Или все же есть помощница?

В помещении было так натоплено, что ей сразу захотелось не только снять верхнюю одежду, но и расстегнуть толстовку.

– Хотя, библиотека это слишком сильно сказано. – Иван Петрович помог повесить пальто. – Сами видите, малюсенькая комнатушка, сплошь заваленная книжками. Но столик для вас я уже разобрал. Вот он. Присаживайтесь, пожалуйста.

– Спасибо.

Молодая женщина разместилась в стареньком, но достаточно удобном кресле. Иван Петрович вернулся на свое место.

– Ну как, подходит?

– Конечно. – Инга достала из сумки ноутбук. – А где розетка?

– До нее, к сожалению, трудно добраться. Так я вам удлинитель из дома принес.

– Ой, спасибо, Иван Петрович. Из-за меня вам столько хлопот.

– Ничего, ничего. Какие хлопоты? Мне так приятно, что вы к нам приехали. Да еще и о наших местах писать будете. Вы раньше уже бывали в Запретной Зоне?

– Нет. Впервые так далеко на Север забралась. Думала, сразу замерзну, но пока терпимо.

– Да, вам повезло с погодой. Сегодня чудесный денек.

Он встал и подошел к столу, на котором было все необходимое для чаепития.

– Сейчас чайку с вами погоняем. Не возражаете?

– Спасибо, Иван Петрович. Не откажусь. А давайте, чтобы не терять время, вы поделитесь своими воспоминаниями. Я пока не решила, какой формат будет у книги. Может быть, за основу возьму рассказы очевидцев. Так вот с вас и начнем. Хорошо?

– Ну не знаю. Смогу ли вот так с бухты-барахты? Тут дело серьезное и надо бы подготовиться, почитать кое-какие материалы. Вы бы меня хоть раньше предупредили. А то как же я теперь?

Иван Петрович настолько растерялся, что даже забыл про чай.

– Всякая подготовка, конечно, что-то добавляет, расширяет, шлифует. Но я считаю, что она в то же время и убивает какую-то особую, точнее, живую составляющую. Поэтому давайте начнем с нее, а после я все, что нужно, добавлю.

Мужчина опомнился, налил кипяток в заварочный чайник и присел на соседнюю табуретку.

– Ну, если вы так рассуждаете. Только не обессудьте: что вспомню, то вспомню. За хронологию событий не ручаюсь.

– Хорошо, хорошо. Представьте, что мы просто так беседуем, не для книги.

– Тогда ладно. Сколько уже, лет десять наверно, прошло? Помню, зимой все началось. Нет, еще в конце ноября. За пару дней, откуда ни возьмись, набежали грозовые тучи. Все небо стало черным. Посыпались молнии: десятки молний одновременно. Потом вдруг дождь пошел, да такой: натуральный тропический ливень. Никогда такого не видел. Целую неделю полоскал, не прекращаясь ни на минуту. Давление скакало, как бешеное: туда-сюда, то высокое, то низкое. Всякие там циклоны и антициклоны. И так почти месяц. А сразу после Нового Года очень сильно похолодало. За какую-то неделю температура упала до минус шестидесяти. И заметьте, это днем. Но никто как-то серьезно на это внимания не обратил. У всех свои заботы. Да и старожилы рассказывали, что бывало и под семьдесят.

Иван Петрович говорил медленно, почти торжественно. Также медленно он и чай разлил по чашкам.

– Вам сколько кусочков положить?

– Спасибо. Я без сахара.

Инга подошла к нему, взяла свою чашку и вернулась на место.

– Так вот. Минус семьдесят раньше уже бывало у нас тут. Никто не спорил. Однако, погода продолжила ухудшаться. И через неделю по ночам доходило аж до минус девяноста. Мало того, что температура падала с каждым днём, так местами еще и так задуло, что машины на ходу опрокидывались. Настоящие ураганы и чуть ли не торнадо. Все метеорологи просто разводили руками: такого раньше точно никогда не было. – Иван Петрович размешал сахар в чашке. – Поселок наш, как известно, стоит на самом берегу океана. Поэтому главное дело для местных, а это в основном чукчи и эскимосы, – китобойный промысел. Ну, в меньшей степени, охота на нерпу и моржа. Без этого никак, несмотря ни на какую погоду. Поэтому, как только выпадали редкие солнечные дни, китобои сразу выходили в залив. А там такое творилось, как в фильме про Ноев ковчег. Киты, моржи, касатки, белухи, вообщем, все морские обитатели массово ринулись южнее. Вода в нашей бухте бурлила, как кипяток в кастрюле, от такого количества живности. Потом и на суше такое же началось: овцебыки, медведи, целые стада оленей – все мимо нас и на юг. Да что я тут разошелся? У вас в Анадыри, наверное, все то же самое было?

– Я тогда только-только школу закончила. Сами знаете тот возраст: все в одно ухо влетает, а в другое вылетает. Запомнила, что в городе резко увеличилось число приезжих, и им негде было ночевать. А еще родители постоянно ссорились. Мама настаивала на срочной эвакуации хотя бы в Усть-Камчатск, а папа хотел, чтобы мы остались дома.

– Да, вот и у нас тут также было. Массовая, так сказать, миграция. Народ точно с ума сошел: со всей округи сюда повалил. Все обвешаны кучами пожитков, толкаются, бранятся, лезут, в прямом смысле, по головам друг друга. Дети орут, как резаные. Ужас и конец света, не иначе. Всем, видишь ли, срочно понадобилось на теплоход. А он-то не резиновый. На пристани собралась такая толпа, что настил не выдержал и рухнул. После этого людям на морозе приходилось по полдня ждать своей очереди. Быстрее не получалось. Лодками подвозили к теплоходу. А их всего четыре штуки на борту. Тогда наши китобои сжалились и пригнали свои лодки.

Мужчина так расчувствовался, что обжег рот кипятком.

– Ах, будь неладно! Какой горячий!

– Иван Петрович, ну как же вы? – Инга развела руками в стороны. – Я думала, вам уже не так тяжело будет вспоминать те дни. Ведь столько лет прошло.

– Ничего, ничего, все в порядке. Так, о чем это я? Да, вселенское переселение народов. Мы, кстати, тогда были уверены, что это только у нас тут такая аномалия. Кое-кто даже шутил, что, слухи, которые долгое время ходили про наши места, начинают сбываться. Мол, Чукотка, наконец-то, сошла с ума. Потом узнали, что такое творится по всему миру. Глобальный, так сказать, сбой в экосистеме. Может и вправду какая-то кара небесная свершилась. Местные шаманы только это и твердят.

– А много людей решило остаться?

– В основном все, кто раньше тут жил. На собрании поселка мы так постановили: останемся, во что бы то ни стало. А куда нам было бежать? Нас никто и нигде не ждал.

– И как вы дальше?

– Трудно.

Мужчина замолчал. Губы его плотно сжались, скулы побелели, морщины на лбу углубились, пальцы на секунду сжались в кулаки.

– Связь с Анадырем прервалась, – продолжил Иван Петрович. – А мы ведь всегда от нее полностью зависели. Солярку перестали нам привозить. Свет в домах и на улицах погас. У нас ведь электричество не централизованное, а генерируется ДЭС1. Пришлось всем вернуться чуть ли не в каменный век. Точнее, мы стали жить, как настоящие чукчи живут в своих ярангах2. А они всегда свои иоронги, это тёплая часть яранги, освещают и отапливают жирниками. Это такие каменные лампы с жиром морских животных. На них можно и пищу готовить. Повезло еще, что залив не полностью замерз и не все киты сбежали.

– Как интересно! – воскликнула Инга. – И никакая цивилизация не нужна. Точнее, в критически сложных условиях цивилизация проигрывает древним способам выживания.

– Получается так. Но одно дело, когда ты с каменным топором гоняешься за мамонтом. Тогда для тебя такая жизнь норма. И совсем другое, когда тебя туда запихивают после круглосуточного интернета и магазина, в котором есть все для жизни. Страшные первые месяцы. Да, тогда мы вплотную столкнулись не только с экстремальным холодом, голодом, но и с полным отсутствием даже самого необходимого. Нам пришлось съесть всех наших собак. Даже вспоминать не хочется. Ума не приложу, как мы все это пережили?

– Все, Иван Петрович, вижу, я зря это затеяла. Простите меня. Не надо больше расстраиваться.

– Ладно. Закончу, раз уж взялся. Единственное, кое-что пропущу. Да примерно полгода все это длилось. Потом начало теплеть. Но до конца погода так и не восстановилась. Видно что-то там, в небесной канцелярии, испортилось навсегда. Остались опасные и непредсказуемые участки, в которых можно наткнуться на что угодно. Поэтому наш поселок сразу попал в Запретную Зону. Это потом ее передвинули севернее, в Эгвекинот. Да, более-менее сносно мы зажили через год. Нам, наконец-то, наладили связь. Привезли сюда радиста с телеграфным аппаратом. Он с тех пор в конторе председателя постоянно дежурит. Если что-то важное, то можно сразу отправить телеграфное сообщение.

– За окном 2030 год, а у вас здесь только «Азбука Морзе»? Неужели нет ни телефонов, ни чего другого?

– После катастрофы появились сильные радиопомехи. С тех пор здесь ничего не работает. Хорошо, что хоть линия связи «Север» жива. Эх, до чего ж надежно в советские времена строили. А вы не были в Запретной Зоне? Ой, или я уже спрашивал?

– Нет, не была. Я впервые даже сюда попала. Но мой муж уже почти месяц на острове Врангеля. Он там работает врачом-спасателем на метеорологической станции.

– А, знаменитая станция! Да, достойно. Ведь именно благодаря ее данным всем стало известно, что во время катастрофы температура там опустилась чуть ли не до минус ста пятидесяти градусов по Цельсию. А что тогда творилось на Северном полюсе, все двести? Насколько мне теперь известно: это когда воздух начинает замерзать. В такое раньше просто невозможно было поверить. Но нам пришлось. Целые глыбы льда размером с арбуз иногда падали с неба на землю. Если такая попадала в дом, то насквозь пробивала любую крышу.

– Не представляю! – воскликнула Инга. – Как можно жить, зная, что в любую минуту может такое случиться?

– Мы тогда об этом старались не думать. Просто жили и радовались каждому часу, проведенному на родной земле. Да, просто жили и всё. А куда было деваться?

Мужчина допил чай и поставил кружку на стол.

– Иван Петрович! У вас случайно не сохранились ежедневные погодные сводки времен катастрофы?

– Что-то такое было. Я никогда и ничего не выбрасываю. Не могу, знаете ли, принять на себя такую ответственность. Считаю, что пусть лучше будет больше данных, чем меньше. Точно было! Совсем недавно попалось под руку. Сейчас поищу.

ГЛАВА 3

«И куда же ты его запихнула? – Инга, как обычно, мысленно говорила сама с собой. Ей казалось, что она уже перелопатила половину своего ноутбука в поисках нужного файла. – Почему не делаешь подробное оглавление? Всё на свою память надеешься? Неужели не понятно, что одних дат создания файлов явно недостаточно? Теряй теперь кучу времени из-за всякой мелочи».

Она, наконец, нашла то, что искала.

«Так. На чем ты остановилась? Хорошо. Правда, еще бы конкретики добавить. Надеюсь, Ивану Петровичу удастся что-нибудь найти. Как же здесь хорошо! Спокойно, уютно и никого нет. Просто, идеально для работы».

Внезапно Инга почувствовала себя очень плохо: сердце помчалось вскачь, голова закружилась, подкатила тошнота. Еще секунда, и грохнется в обморок. Повезло, что сидела в этот момент, иначе непременно рухнула бы на пол.

«Так, спокойно, спокойно, – она постаралась расслабиться. Потом медленно и глубоко вдохнула. – Что это: Запретная Зона дает о себе знать? Но ведь до нее еще почти сто километров. Как же тут местные живут, адаптировались?»

Правая рука вдруг так разболелась, что трудно стало даже пальцами пошевелить.

Впрочем, эта рука и раньше доставляла массу проблем. Причем, никакие таблетки, мази, уколы или физиопроцедуры не помогали.

Необъяснимо, но факт: только мужу каким-то непостижимым образом удавалось облегчить болевые симптомы. При этом даже он не догадывался, что конкретно помогало: глубокий массаж, его сильное биополе, специальные упражнения или все это вместе взятое.

Глеб считал, что это психосоматика. Стоило Инге хоть немного перенервничать, и рука сразу начинала болеть. А теперь она неосознанно звала своего спасителя.

Через несколько секунд Инга вспомнила. Подобное состояние было, когда ее муж свалился с велосипеда во время тренировки. Но тогда оно довольно быстро прошло, стоило им обняться.

Инга не знала, что и думать. С каждой секундой ей становилось всё хуже.

«Неужели, с Глебом опять что-то стряслось? Говорила же ему, что не надо лететь на эту станцию. У нас в Анадыре и то с погодой не пойми что творится. А там, на этом острове Врангеля, вообще край света. Подумать только: там когда-то было минус сто пятьдесят! Не послушался. Как будто, кроме него некому работать в спасательном отряде».

– Вот смотрите, кажется, тут может быть что-то полезное. – Иван Петрович протянул Инге потрепанную тетрадь. – Ой, что с вами? Вы такая бледная?

– Да, что-то мне нехорошо. Может адаптация?

– Нет. Ну что вы? Адаптация только на вторые сутки начинается и то не у всех.

– Иван Петрович. Мне нужно отправить срочное сообщение в Анадырь.

– Конечно, конечно. Радист должен быть на месте. Знаете, куда идти?

– Да. Заодно, подышу свежим воздухом. Может, полегчает.

***

Инга с трудом ковыляла по свежевыпавшему снегу. Хорошо еще, что до здания местной администрации было совсем близко.

«Хоть бы Виталий Кузьмич был на работе. Уж он-то наверняка знает все последние новости. Глеб каждый день отправляет ему отчеты о проделанной работе. Просто спрошу его: „Как там наши? С ними всё в порядке?“ Он, как обычно, ответит: „Нормально“. Тогда я точно успокоюсь».

Войдя в комнату связи, Инга продиктовала радисту текст сообщения и телефонный номер Виталия Кузьмича.

– Хорошо. Сейчас отправлю. А мой коллега в Анадыре уже позвонит по этому номеру.

Через десять минут пришло ответное сообщение: «C Глебом беда. Срочно возвращайся».

– Подскажите, пожалуйста, а когда ближайший рейс на Анадырь?

– Сейчас посмотрим, – радист повернулся к стене, на которой висело расписание. – Вам повезло. Через три часа.

– Спасибо. Успеваю.

Вернувшись в библиотеку, Инга быстро собрала свои вещи и распрощалась с Иваном Петровичем.

ГЛАВА 4

Инге повезло. На ледоколе «Генерал Овсянников» был мощный узел связи, позволявший даже в условиях радиопомех звонить в Анадырь.

Поэтому она первым делом обратилась к капитану с просьбой при первой возможности разрешить ей связаться с городом.

Вскоре ее позвали в рубку связиста.

– Алло, Виталий Кузьмич! Здравствуйте! Вы меня слышите?

– Очень плохая связь. Кто это?

– Инга Тарасова. Жена Глеба.

– А, Инга. Здравствуйте! Откуда вы звоните? Как же плохо слышно. Еле-еле разбираю слова.

– Я уже на борту корабля. Не могу долго говорить. Что с ним случилось?

– Инга, у меня для вас плохие новости. Всю станцию завалило лавиной. Спасательную операцию проводить нельзя из-за нелетной погоды. Скажу сразу: у них почти нет шансов выжить.

В этот момент у Инги перед глазами все потемнело, рука почти отнялась, и так резануло в животе, что она чуть не согнулась пополам.

– Алло! Алло! Вы меня услышали?

– Виталий Кузьмич, – преодолевая спазм в горле, прохрипела Инга. – но я не понимаю, откуда там взялась эта лавина? Ведь рядом нет никаких гор.

– Никто не знает…

– Но может, они потом как-то откопаются и выкарабкаются?

– Данные со спутника показали, что станцию накрыло пятидесятиметровым слоем снега. И еще этот слой… Алло… Алло…

– Алло, Виталий Кузьмич! Алло, вы меня слышите?

Но связь окончательно прервалась.

***

Инга медленно, почти наощупь, пробиралась по палубе.

Полнейшая безучастность к окружающему.

Перед внутренним взором постоянно мигает одна и та же цифра: 50. Это же высота семнадцатиэтажного дома!

***

Инга не помнила, как добралась до своей каюты и сколько запихнула в себя таблеток успокоительного.

«Этого просто не может быть, – твердила она себе, сидя в кресле. – Этого просто не может быть. Кузьмич не то хотел сказать. Я не то услышала. Этого просто не может быть. Надо успокоиться. Когда появится связь, еще раз у него всё уточню. Не верю, что всё так безнадежно. Почему? Да потому что этого просто не может быть. Только не с Глебом!»

Осознавая все больше это страшное известие, Инга почувствовала дикое желание прокричать вслух свой протест. Она уже попыталась было открыть рот. Но тут же вспомнила, что почти полностью потеряла голос. Теперь и дышать-то с трудом удавалось.

«Это какая-то ловушка! Надо же такому было случиться, когда я одна почти на краю света. Вокруг чужие люди. Поговорить не с кем. И даже телефон не работает».

Размышляя об этом, Инга вдруг услышала, что ее губы сами собой шепчут: «Глеба больше нет. Глеба больше нет. Глеба больше нет».

Бездонная трясина под названием «Глеба больше нет» с каждой минутой засасывала ее всё глубже.

В какой-то момент Инга очнулась от резкой боли в левой руке и посмотрела на ладонь. Оказывается, она и не заметила, что уже несколько минут со всей силы давит ногтем большого пальца на подушечку указательного.

Не отрывая взгляд, Инга заставила себя медленно разжать пальцы. На указательном остался настолько глубокий след, что еще минута и из него пошла бы кровь.

Инга с трудом достала из сумки ноутбук. Нужно постараться переключить внимание.

Перед глазами быстро пробежали первые главы рукописи, в которых она подробно описывала жизнь тех, кто после природных катаклизмов решил никуда не уезжать с насиженных мест.

Насколько раньше всё это казалось ей важным, настолько же теперь показалась никчемным.

«И кому это нужно? – думала Инга. – Не знаю. Но точно не мне. А что нужно мне?»

Она откинула голову назад и закрыла глаза. Обволакивающей виски тяжестью разлился голос Елены Камбуровой:

Жизнь драгоценна, да выжить непросто!

Тень моя, тень на холодной стене.

Короток путь от весны до погоста…

Дождик осенний, поплачь обо мне.3

«Почему именно эта песня? – подумала Инга. – Ведь я ее только один раз слышала. Нет, нет, только не волнуйся. Или хочешь снова получить в живот? Где таблетки?»

Она судорожно открыла рядом стоявшую баночку и проглотила еще две капсулы, запивая водой.

«Это конец, я больше не могу жить без успокоительного. А разве я теперь живу? Похоже, что уже нет. Так, всего лишь существую, словно бледная тень самой себя: без мыслей, без чувств и без всякого смысла? Как же быстро всё меняется! Когда же подействует?»

В этот момент она заметила высунувшийся из сумки краешек книги, которую недавно решила снова перечитать. Возможно, это теперь как раз то, что поможет продержаться?

«Уже потом, оглядываясь назад, Джулиус понял, что именно с этой фразы, с этого самого момента кончилась его прежняя беззаботная жизнь, и смерть, до того невидимая, предстала перед ним во всем своем отвратительном обличии».4

«Нет, нет, уважаемый профессор. – Инга отложила в сторону книгу. – Точнее, я согласна с вашим индивидуальным подходом к каждому пациенту, независимо от специфики его личности. Согласна и с необходимостью налаживания прочных межличностных взаимоотношений „здесь и сейчас“ для достижения максимальной степени взаимной откровенности. Но, поймите, мне теперь так нужна хоть капля живой помощи, а вы все пичкаете меня какими-то малозначительными фактами из вашей практики. Нет, нет. Всё не то».

Расстроившись ещё больше, Инга взяла в руку закладку с последней страницы, где обычно хранила ее во время чтения. Да и никакая это была не закладка, а маленькая открытка с улетающими в небо журавлями, на обратной стороне которой Глеб, в надежде таким образом поддержать ее на время их двухмесячной разлуки, написал: «…это всего лишь очередная командировка, не расстраивайся. Нам с тобой даже не придется ждать новой встречи в следующей жизни…»

«Вот вы говорите про взаимные откровения, – сама того не желая, продолжила спорить Инга. – Да, всё это замечательно, господин профессор. А как насчёт степени соответствия глубины полученного опыта? Я считаю, что если ты сам не прожил, не ощутил, не прочувствовал то, о чем тебе рассказывает другой человек, то до конца вы с ним друг друга никогда не поймете. И чем же вы могли бы сейчас поделиться со мной? Есть ли у вас что-то настолько же сильное? Потому что слабое вряд ли мне поможет. Вам вот так вот средь бела дня сообщали о смерти жены? А если нет, то какой мне прок от всех ваших слов?»