Иллюстратор Александр Рогалев
Дизайнер обложки Александр Рогалев
© Ольга Рожкина, 2025
© Александр Рогалев, иллюстрации, 2025
© Александр Рогалев, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0062-9261-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Я, Ольга Рожкина, как говорится, москвичка обыкновенная. Вы открыли мою первую книгу. Она родилась спонтанно в период пандемии, когда каждый коротал время как умел. В ней есть и правда, и вымысел, смешное и грустное. Всё как в жизни.
«Москвичку» дарю своим детям и внукам, мужу и друзьям, а посвящаю родителям.
Как родился спектакль «Москвичка»
В режиссуре, при выборе материала для постановки, есть понятие первого впечатления: очень важно зафиксировать эмоции, мысли, которые возникли именно при первом чтении, потому что они могут стереться, забыться в процессе дальнейшей работы и увести от стиля автора.
Я хорошо помню: открыла первый рассказ, читать не хотелось, хотелось спать, ну, чуть посмотрю, а завтра, или послезавтра, почитаю, и вдруг ловлю на своём лице улыбку до ушей – ощущение пружинящей радости и безответственной лёгкости. От простых фраз, от мягкого юмора, от ироничного взгляда наблюдателя и в то же время участника событий. И вроде бы ничего особенного, очень простые истории, но вдруг какие-то детали вызывают у тебя желание крикнуть: «Да, и у меня так же было, и я…» Эта лёгкость, эта узнаваемость вызывает чувство родства, сопричастности. В умении говорить о том, что близко и понятно многим, говорить просто и легко и есть стиль Ольги Рожкиной.
И ещё: в глубоко личных историях скрыта пружина. Думаю, зрители спектакля «Москвичка», который составлен из рассказов и стихов Ольги Рожкиной, чувствуют эту пружину: история жизни одного человека – история всей страны, дыхание конкретного места – дыхание времени.
Ольга Румянцева, актриса, режиссёр, исполнитель и автор спектакля «Москвичка» по рассказам и стихам Ольги Рожкиной.
Часть 1. Москвичка
Кате
Не по небу хожу, по земле.
О себе всё прекрасно знаю.
Не летаю уже во сне,
А в мечтах до сих пор летаю.
Зарываю стеклянный клад,
Отыскать его, не надеясь.
Поднимаю на солнце взгляд
И в лучах его греюсь, греюсь.
За бумажным змеем бегу,
Его в небо поднять стараюсь.
Без работы жить не могу,
Ненавижу бездельников, каюсь.
Когда гром открываю двери,
Чтоб послушать его раскаты.
Вечерами я в чудо верю,
Разбирая на части закаты.
Я такая, какая есть:
Бестолковая, умная, верная.
И поэтому на Земле
Я счастливой живу…
Наверное.
Я, папа
и Юрий Долгорукий
Если кто не в курсе, зовут меня – Ольга Юрьевна. Значит, моего папу звали Юрий. Мне казалось, что я всё о нём знаю, но оказалось – всё да не всё.
Однажды вечером, в один из праздничных дней, когда ул. Горького становилась волшебной от моря разноцветных огней, мы с папой и мамой пошли смотреть иллюминацию. В то время украшали только одну улицу – улицу Горького (теперь Тверская). Гирлянды из раскрашенных лампочек перекидывали через проезжую часть, и она становилась сказочной и загадочной.
Наш обычный маршрут – вниз по улице Горького до Кремля и обратно.
От Маяковки до Манежа для дошкольника путь совсем неблизкий. Мне всегда хотелось быстрее дойти до здания телеграфа, потому что оно было самым красивым.
– У памятника Юрию Долгорукому посидим немного, Олька устала, – сказала мама.
– Лады, – согласился папа.
Я поняла, кто такой Юрий (папа, конечно), но совсем не поняла, что такое Долгорукий. Мы шли не торопясь, родители разговаривали о чем-то своем, а я… Я уже не могла думать ни о чём, как только о долгоруком.
– Что такое долгорукий? – вопрос повис в воздухе. – Родители, кто-нибудь скажет ребенку, что такое долгорукий?
– Князь такой, прозвище у него такое – Длинные руки, Дол-го-ру-кий, – сказала мама, и это только запутало меня окончательно.
Князь… князь… князь… Это слово мне понятно, из сказок я знала, кто такой князь. Мой папочка был самый настоящий князь: сильный, красивый, смелый. И памятник я бы ему поставила – пусть все знают, какой у меня замечательный папа, но руки не давали мне покоя. И вот мы дошли до Советской площади (теперь Тверская), сели на лавочку.
Родители все говорили и говорили, а я смотрела на памятник. На коне, в шлеме, с копьем – без сомнения был мой папа, по имени Юрий. Но руки… А руки у него были самые обычные, вовсе и не длинные.
Сейчас проходя мимо здания Мэрии, обязательно посмотрю на памятник русскому князю, подмигну ему и улыбнусь многозначительно…
12.04.1961
12 апреля 1961 года, среда. Обычный день в коммунальной квартире в центре Москвы на 5-ой Тверской-Ямской улице (теперь ул. Фадеева).
Мне пять м половиной лет и заботы взрослых меня не касаются. Всё, как всегда. Вдруг, такой мощный крик «ура», что я испугалась и спряталась под стол. И уже оттуда слышала, что наш (советский) человек слетал в космос и вернулся живой и невредимый. Кто слетал? Куда? И почему так все рады, мне было не понять. Я вылезла из своего убежища и тоже стала прыгать и кричать «ура».
Радио говорило и говорило весь день о чем-то непонятном и незнакомом, пока не пришел домой папа.
Вот тут-то я и узнала, что случилось, и влюбилась в Юрия Гагарина по фотографии в газете. Он был на ней красивый, веселый и добрый. Неверно, этот образ настолько запал в детскую душу, что я и мужа выбрала похожего на Гагарина и свадьбу сыграли 12 апреля.
14 апреля (пятница). Папа на работу не пошел. Велел мне быстро завтракать и одеваться. Два раза просить меня было не нужно. С папой – хоть в огонь, хоть в воду, хоть в дальний поход! Мы пошли на площадь Маяковского (теперь Триумфальная). Народа было уже очень много, как на демонстрации. На демонстрацию я уже с папой ходила, шла вместе с рабочими чугунолитейного завода им. Войкова от Белорусского вокзала до самой Красной площади (иногда, конечно, меня везли на транспаранте).
Стояли люди с цветами и флагами. Мы протиснулись в первые ряды и стали ждать. Вдруг, опять все закричали «ура», и я закричала, и папа закричал, и дядька рядом закричал. И появилась украшенная машина, она ехала медленно по улице Горького (теперь Тверская), все кричали и плакали от радости. А в ней стоял он, человек, которого я полюбила на всю жизнь – первый космонавт Земли Юрий Алексеевич Гагарин. Он смотрел на МЕНЯ, девочку Олю пяти с половиной лет, он махал МНЕ рукой, он улыбался МНЕ своей солнечной улыбкой.
Машина давно проехала, а люди всё стояли и стояли. Были мы одно целое: жители прекрасной страны Советский Союз, и мы были горды и счастливы. Папа был такой красивый и счастливый, и дядька рядом, и старушка, и все-все.
А через много лет, я вместе с мужем, который похож на Гагарина, водили на площадь Маяковского наших детей смотреть утром парад, а вечером салют. Учили их личным примером любить свою страну, радоваться ее достижениям и гордиться ею.
Загдочные Селезнёвские бани
Каждый год наступал такой день, когда папа говорил: «Всё! Залили!». Это означало, что начиналась та самая зима: с лыжами, коньками, сугробами и прочими важными и необходимыми для зимы вещами. И мы в воскресенье отправлялись на каток. На настоящий большой каток: с раздевалками, бортиками, разметкой и буфетом.
В моем детстве каток был в каждом дворе, за ним следил дворник. Наш дворник Федюня был самым добрым. Жил на первом этаже, никогда не ругался, всегда давал нам, ребятам, лопату, скребок или метлу и по-доброму улыбался в свои монгольские скулы, пока мы чистили СВОЙ каток.
Но поход на взрослый каток – это было событие неординарное. Мне завидовали все. Из нашего двора никто никогда не был на большом катке. Иногда мы убегали на каток в «богатый дом» на Каляевской улице (теперь это Долгоруковская улулица), там вечером зажигали свет, и можно было кататься пока, чья-то мать не прибежит с ремнем.
Итак. Мы шли с отцом в Селезнёвские бани… Почему в бани? Не знаю, но я и не вспомнила бы, где находился этот каток, если бы не бани. А каток был сразу за банями. Это меня очень смешило. Когда отец говорил: «Идем в баню», я знала – идем на каток.
Первым делом, он прилеплял листок «Продаю фигурные коньки…», затем отрывал бумажку с чужого такого же листка, и в следующее воскресенье у меня были новые коньки.
Прочь тяжеленную цигейковую шубу, цигейковую шпаку, шаровары и валенки! В шерстяном платье с плиссерованной юбкой, новых рейтузах и спортивной шапочке я была хороша. Каталась я бесстрашно, с упоением. На коньках я отчаянно прыгала, сумасшедше бегала, жестоко падала – жила. Они были похожи на меня: белые, быстрые, смелые. Отец так ждал сына, что по характеру я и была мальчишкой: хоккей, лыжи, игры в ножички и напильнички, драки – всё моё.
Пока Папа играл в хоккей, я выписывала вензеля и расшибала коленки. Но это было счастье, настоящее детское счастье!
В школьные годы с друзьями мы уже ходили на каток в парк Горького за 20 копеек, а иногда и на «Люкс» в Лужники за 50.
Всё повторилось, когда родился сын, а потом и дочь. А у них потом тоже родились сыновья и дочери, и папа с мамой повели их на каток!
Про жёлтые сапожки
Бывали ли у вас вещи, которые попадали к вам неведомыми путями? Вы о них не мечтали, даже не знали про них, и вдруг – нате вам вот, пользуйтесь!
Так в моей детской жизни появились небесного цвета плащ и желтые резиновые сапожки с войлочными валеночками внутри. Эти прекрасные вещи были произведены году в 1962 в Японии и привезены в Москву на выставку достижений легкой промышленности. Мама моя работала на этой выставке и, видимо, когда разбирали стенды, эти шедевры достались ей в качестве подарка.
Что можно надеть на девочку на прогулку? Всё что угодно! Пальтишко, ботиночки, косыночку. Но если эта девочка лазит по заборам и деревьям, дерется и играет в футбол, то комплект одежды иной: шаровары, черные резиновые сапоги или кеды, куртка, перешитая из старого драпового пальто, вязаная шапка.
Но в один из весенних дней я вышла во двор в плаще небесно-голубого цвета и желтых японских сапожках. Важно, не дыша и не спеша, я прошла мимо ребят, стараясь не уронить королевский статус.
Дворовая команда сначала остолбенела, а потом наградила меня воплями: «Мадама Тю-лю-лю, объелась киселю! Явилась, не запылилась!»
Смутившись, покрасовавшись минуту-другую, я крикнула своей ватаге: «Вперед!», – и мы побежали, куда глаза глядят.
А глаза у нас глядели в сторону стройки, где работала бетономешалка, и рабочие уже залили небольшую площадку. Мы быстро сообразили, что можем оставить «навечно» свой след на земле, и сунули в жидкий бетон руки. Отличный результат! Очередь была за реальными следами. Я, недолго думая, шагнула в бетон! Теперь можно и вернуться. Но он не захотел меня отпустить.
Колесо событий стремительно закрутилось. Сначала я в бетон села (прощай, голубенький плащик), затем выдернула одну ногу вместе с сапогом, потом вторую, но уже без сапога. Парни даже не засмеялись. Глаза у них были полны горя.
Домой идти не хотелось не только мне. Но нашелся смельчак, пошёл и привел моего отца. Папа пришел с топором. Надеялся, наверное, вырубить сапог. Но не сложилось.
Так на века в этой бетонной площадке остался мой след: японский желтый резиновый сапог.
А дома?.. Дома даже никто не удивился…
Бабушка – любовь
Как у всех у меня были две бабушки. С одной я жила – это бабушка-будни, а к другой ездила в гости, это бабушка-праздник. Вернее даже не праздник, а любовь.
Она любила весь род человеческий скопом, не разделяя людей на хороших и плохих, красивых и не очень. Люди на нашей планете, по ее разумению, были сплошь хорошие, красивые, добрые. О ком бы она ни говорила, всегда прибавляла: «Хороший человек, дай Бог ему здоровья».
После революции она осталась сиротой. Семилеткой вместе с сестрой бродяжничала, пока не попала в детский дом. Как сейчас сказали бы эстетической направленности. Музыка, пение, танцы, французский язык. Вот такое было чудо в послереволюционной Москве. Бабушка рассказывала, что к ним приезжала Айседора Дункан, показывала мастер-класс и отбирала способных девочек в свою школу, говорила, что ее танец был похож на колдовство. Но я отвлеклась.
Поездка в гости к ней была сродни походу в зоопарк, театр или цирк, то есть для меня, ребенка, сплошное счастье. Меня тискали, целовали, обнимали, разрешали играть во всякие необычные вещи, ходить в гости к соседям. Любовь лилась на меня Ниагарским водопадом.
Всю жизнь она проработала в трамвайном депо, считала медяки, а когда вышла на пенсию пошла работать в ясли, к самым маленьким детям. Наверное потому, что эти крохи нуждались в любви пока их мамы работали. Для нее они были милые, хорошие, любимые. Покупала им баранки и леденцы, завязывала тоненькие хвостики, не ругала за мокрые штаны. Знала бесконечное число детских присказок, считалочек, шуток, стишков и песенок. Была и для них бабушкой-любовью.
Она ехала на другой конец Москвы и везла для малознакомой Маше или Кате хлеб и молоко, потому что им тяжело носить, нянчилась с соседскими малышами, навещала одиноких подружек.
Мне она помогла растить сына. Приезжала ни свет ни заря, чтобы мы с мужем могли поехать в институт, ни за что не хотела, чтобы я брала академку. Может от нее ему передалось умение любить.
Последние годы она провела в интернате для больных деменцией. Она припрятывала конфеты и угощала тех, кого никто не навещал, это бывшие воспитанники интернатов для умственно отсталых детей. «Для Витеньки, для Павлика или Сонечки» – говорила она. – Бедненькие, нет у них никого». Помогала на кухне, помогала в отделении, помогала всем, кому была нужна забота. Вот такая она моя бабушка-любовь.
Пианино
Утро началось странно. Нам с бабушкой выдали по стулу и отправили сидеть в коридоре, а мама с папой начали ходить по нашей двадцатиметровой комнате, размахивать руками, спорить, что-то мерить. Наконец шум утих и началось…
Огромный, как мне казалось, шкаф сорвался со своего места и поехал прямо к двери, но не доехал, свернул на полпути и перегородил комнату. Следом за ним двинулся сервант. Гремя посудой и звеня рюмками, прислонился к шкафу боком. Образовалась темная малюсенькая комнатка. Туда с трудом запихнули наши с бабушкой кровати.
Бабушка тяжело вздохнула, я весело заерзала на стуле. Ура! У меня теперь своя комната! Ну и пусть, что без окон, ну и пусть, что по ней нельзя ходить, зато можно долго в темноте играть под одеялом.
Дальше, куда-то в неведомое отправились диван, стол и стулья. (Из коридора этого было не видно).
Родители сели рядом с нами передохнуть. И все мы вместе стали чего-то ждать…
Оно появилось в дверях очень скоро. Черное. Огромное. Страшное. Оно с важным видом въехало в нашу комнату, и мы с бабушкой обе тяжело вздохнули. Пространства для игр и жизни практически не осталось…
Это было старинное немецкое пианино с золотыми медалями на крышке, с изящными бронзовыми подсвечниками, с клавишами сливочного цвета, отделанными слоновой костью. Я его сразу полюбила за красоту. Мы стали друзьями. Сидя на вертящемся стульчике перед клавиатурой, в фантазиях я представляла сказочный замок, бал, и чудесную музыку, которая пока, увы, не звучала…
В один из дней Пианино заговорило своим музыкальным языком.
В этот день к нам приехала в гости бабушкина сестра. Она была очень музыкальная. Играла на пианино, аккордеоне, гитаре, губной гармошке.
Она увидела эту красоту, и в нашей комнате зазвучала музыка. Она сыграла всё классическое, что помнила из детства, а потом полились «На сопках «Маньчжурии», следом они с мамой запели «Только раз бывают в жизни встречи», и судьба моя была решена. Девочка должна учиться музыке!