- -
- 100%
- +
© Василий Рожков, 2016
ISBN 978-5-4483-5604-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Поэзия разных лет (1996 – 2016)
«Стань моим автором…»
Стань моим автором.Автор – не тот человек, что бумагу использует по назначению.Авторство – это болезнь, и она не поддаётся лечению.Всё начинается с этим недугом, будет сегодня ли, завтра ли.Я бесконечен, мне нужно начало. Стань моим автором.Стань моим ангелом.Кто утверждает, что ангел — тщедушное тельце с куриными крыльями?Ангел сжигает народы и страны, но выживших делает сильными.Ангел приносит благие известия с огненной шашкою наголо.Вечная вольница, белая бестия, стань моим ангелом.Стань моим вечером.Грань между ночью и днём так тонка и не выдержит критики.Грань между правдой и ложью игрива, но я вне политики.Сумерки. Где они, сумерки, грань между чётом и нечетом?Мне нужно новое время. Стань моим вечером.Стань моей вечностью,Вечностью краткого мига в бескрайности маленькой точки.Нам предоставлены годы, но нет ни секунды отсрочки.Окна и двери раскрыты с наивной беспечностью.В них загляни и войди ты. Стань моей вечностью.И если захочется,Изобрази на листе мирозданияКрупным размашистым почеркомСписок явлений, которыми стану я.Северянин 2.0
На блюде стынут розово креветки,Во мглу бокалов вкраплено бельканто.Фигура одинокой шансоньеткиПрильнула к силуэту лейтенанта.Им хорошо вдвоём у водной зыби,Где каждый блеск и каждый отзвук дробен.Она подобна нерестовой рыбе,Он кенарю певучему подобен.Она за ним по океанской гладиБежит простоволоса и разута,Под кителем изгибы нежно гладя,Вдыхая запах соли и мазута.Он по уставу напряжённо собранИ вопреки ему слегка расслаблен,Сдаваясь в опьянении особомЛучам заката – абордажным саблям.Последний свет мечтами о полётеМерцает в павших вниз метеоритах,На пуговиц лощёной позолотеИ на помаде губ полуоткрытых,И бровь дрожит, нечаянную сальностьЗа комплимент охотно принимая.Его зовёт корабль в Буэнос-Айрес,Её – существования кривая.Следы на берегу оставив ныне,Они взлетят на воздух непременно:Он – подорвавшись на случайной мине,Она – храня любовь в обрывках тлена.Рождество. 1918
Дома, как крепости, взяты штурмом.Под каждой дверью дежурит жулик.Зайдясь от копоти в кашле бурном,«Буржуи» греются у «буржуек».Осколки дедовских гарнитуров —Кому дрова, а кому валюта.Густые брови гардин нахмурив,Гуляет ветер по телу люто.Рубином прыгает папироска,Рождая впалые тени возлеГлазниц дозорного переростка,Перекрестившего ружья в козлы.И жизнь, приравненная к подарку,Лежит под кронами белых елей,Чьи звезды гаснут, сгорев насмаркуВ пещерах-окнах домов-ущелий.Вертлявой выморозью стрекочетС балкона свисшее полотенце,Впитав плакатом багряный почеркЕдва родившегося младенца.Сменив суфлёра в полночной драме,Гремит раскатистый храп салютаВ честь приносящих себя дарамиК ногам свинцового абсолюта.И где-то в памяти, как шифровка,Адаму переданная Евой,Поэт тоску маскирует ловкоПод залихватское «левой! левой!»Ледяной дождь
Ледяной дождь, ледяной дождь.Трещины в асфальте под засохшим клеем.Ледяной дождь, sprechen Sie deutsch?Ты так вероломен и прямолинеен.Белая глазурь и земли корж.В лакомство вгрызаются шагов зубы.Ледяной дождь по броне кож,Акупунктура для воды в ступе.Мира сотворённого анабиоз.Сахарных голов перелески, рощи.Ледяной дождь – хореограф поз.Посмотри на город-леденец проще.Белые
Город притих и съёжился, город иглой проколот.Небо над ним раскрыло свою голубую пасть.«Они уже приближаются! Они уже входят в город!Белые! Белые! Белые! Нового цвета власть…»Время скакало мячиком, играло на опережение.И показалось небылью, что все уже было здесь.Тешили зря надеждами — вновь началось вторжение,Холод оружия белого, ветров ледяная спесь.Войско приходит чистое, немое и беспристрастное,Запеленав знамёнами вечную грязь и тьму,С карты сметает общее, с жизни смывает частное,Небу голодному верное, только ему одному.Что, дорогие граждане, милости вы не просите?Нет больше мира вашего, зданий, машин, дорог.Есть только белое, белое со звезд серебристой проседью.И застывает в небыли время – скупой игрок.Оловянные солдатики
Оловянные полки на книжной полке.Бродят тени от фигуры в треуголке.Разгораются амбиции неслабоНа полях миниатюрного масштаба.Свет от лампы убедительно струится,Для кого-то в нём рассвет Аустерлица.Отвечает, чуть звеня, сервиз столовый,Для кого-то в нём раскаты Ватерлоо.Тишина идёт по комнате парадом,Но фигуры наступают ряд за рядом.Под застывшими в безветрии флажкамиДышит ярость металлическими ртами.Как живые эти пасынки вендетты —Так же в синее, зелёное одеты,Так же грозны, мускулисты, бородаты.Но солдатики – условные солдаты.У солдатиков не войны, а войнушки,В них картечью лупят пушечки, не пушки.Гнутся шпажки, надрываются ружьишки.Генеральчики играются в интрижки.Разгулялась оловянная Европа —Вот лошадки в танце вечного галопа,Вот – безмолвия квартирного обманщик —В барабанчик барабанит барабанщик.Для игрушек не история, а сказки.Капли крови – просто пятна красной краски.Все их подвиги – случайная подвижка.Только крышка – для любого роста крышка.Гаснет лампа, сон смыкается над нею.Оловянному солдатику труднее —Он застрял в упрямой позе рукопашнойИ оскалился своей улыбкой страшной.Он войнушку начал, чтоб обозначалаНаши войны без конца и без начала.Мир историю разъял на кривотолки,Но оставил ей мирок на книжной полке.Весна Священная
Весна шагает по ступеням кладбищ,Сметает пыль с крестов и постаментов,На земляных нагроможденьях клавишИграет и не ждёт аплодисментов.Тепло гранита дышит влажным муссомУ основанья солнечного трона,Где перемешан прошлогодний мусорС конфетами и рюмкой самогона.Сороки вслух читают по табличке —Они сегодня ангелы, не баньши.На столике пасхальные яичкиЗаканчивают спор «что было раньше?..»Беременная кошка, словно донья,В тени оград переменяет позуДневной сиесты. Первый шмель спросоньяСадится на искусственную розу.Нагая ветвь склоняется учтиво,У фотографий взяв частичку груза.Венок от трудового коллективаПохож на герб почившего Союза.Свеча в обрезке пластиковой гильзы,Как чья-то жизнь, сгорает моментально,И ария валькирии БрунгильдыСлышна вдали печально и хрустально.Весна взбивает жёсткие постели,Отправив воды в вечное круженье.Здесь ни души. Все души улетели,В глазах своё оставив отраженье.Скользкая судьба
Мы пили целый день и ночью до рассвета.В глазах, как по воде, уже бегут круги.Пасхальный слышен звон, и скоро будет лето,Но в душах так темно, что не видать ни зги.Столбом стоящий дым в портовом душном бареНам застил белый свет, но было то с руки.Мы пили всё, что есть, в бессмысленном угареИ, злые на судьбу, сжимали кулакиЗа то, что нас Господь слепил так неумело,Отправив в чёрный трюм, на нищенское дно,За то, что эта жизнь чертовски надоелаИ по-другому нам прожить не суждено.Вино хлестало в нас, как воды океанаВ разверстую дыру на теле корабля.Нас бармен укорял, но было слишком рано —Ещё не поднят тост во славу короля.А после короля помянем королеву,Всех братьев и сестёр, и бога-душу-мать,Спасителя Христа и Пресвятую Деву.Нам, дьяволам морским – что пить, что помирать.Ведь наша жизнь – балласт, всегда готовый к сбросу,И завтра ничего не сможет изменить.Грешно ли согрешить печальному матросу,Который просит смерть слегка повременить?Нам завтра уходить от скользкого причала,По скользким трапам вниз – котлы кормить углём.И скользкая судьба опять начнёт с началаНеравную борьбу с могучим кораблём.Забрезжил в окнах свет, осушены стаканы.Нарушил забытье гортанный рёв гудка.Мы вышли на бровях и видим, как «Титаник»Швартовы отдаёт, взирая свысока,Как пенится волна, врезаясь мелкой дробьюВ лощёные бока, не знавшие преград.Мы, трезвы, как стекло, глядели исподлобьяНа скользкую судьбу, ушедшую в закат.И, возвращаясь в ад портового борделя,Чтоб выпить за того, кто в рай заморский плыл,Мы больше ничего от жизни не хотели,Пока Господь, смеясь, нас заново лепил.Пасха
Растеклась мирская пасекаПо глухим дворам.К наступленью светлой Пасхи яВ лес иду, как в храм.Для того, кто дремлет взаперти,Умаляя рост,До лесной высокой папертиПуть не так уж прост.Но не век дороге маяться,Меркнет суета.И подлесок расступается,Отворив врата.Ветви высятся ступенями,А над ними в рядХоровые песнопенияЗвёздами горят.В лоно воздуха надвратного,Землю зеленя,Входят краски благодатногоДревнего огня.И молитвенными позамиВ громе тишиныПод дубами да берёзамиТени склонены.Голосят хоры весенние,Разнося крылом:К нам опять пришло спасениеСветом и теплом!Сколько радости припасеноСтраждущим в лесу!Я пчелой несу на пасекуРадости пыльцу.«Соловьиный самолёт…»
Соловьиный самолётПролетает надо мной,Соловьиный самолёт,Переполненный весной,Без моторов-дизелей,Без пилотов-стюардесс.Просто небо, вечер, лес —И поэтому он здесь.Тихий гул, неслышный рёв,Полузвон и полустук.Соловьиный самолётЗаслоняет всё вокруг,Растворяя пустоту,Разгоняя сизый дым,Застывая на летуНад барьером звуковым.Глохнет город за холмом,Не шевелится шоссе,Скачет песня кувыркомПо весенней полосе.Всю мою шальную быльОткупорив, как бутыль,Крутит штопор взад-вперёдСоловьиный самолёт.Маскароны
Люди, как фениксы, перерождаются в пламениПорывом испепеляемых площадей.Но порою бывает, что львы из камняПонятнее и ближе живых людей.Так уж выходит, что кариатиды,Взвалившие небеса на нагие груди,Не умножают и не источают обиды,Как под стопами их мельтешащие люди.И эти полумаски, эти полуфигуры,Выходящие из каменного тумана,В молчаньи своём – неуёмные балагуры,В своей слепоте – глядят на меня так странно.Народ изваяний моё не волнует имя,Его интересуют совсем иные детали.Они испокон веков мирились со всеми живыми,Лишь мёртвых туда и обратно не пропускали.И вечером, когда грифон расправляет крылья,А четыре рыцаря уже собрались в пасьянс,Наполнено силой мнимое их бессилье,Словно наружу из заточенья просясь.И кажется – миг! они выйдут из клеток в город,Впитав в себя жар, кипящий на площадях.Но пламя, родящее фениксов, дарит им только холодИ заливает глазницы, глядящего не щадя.Блоха
Я – блоха.Ежедневно ныряю в мехаОгромного алабаяПо кличке Москва.Если вокзал – всему голова,То начинаю со лба я.Пока разбуженный пёсНе начал свой нервный чёс,Погружаюсь с разбегуВ подшёрстка тёплую негу,В перехода подземного ухоШасть! —И ползу до самого брюха,По-блошиному копошась.Темнеют дороги торные,Где вагоны меня везут.Спазмы города рефлекторные —Это пёс ощущает зуд.И вагонные двери проворные —Зуб на зуб.Вот ведь злость алабаева!Ведь не дура губа его —Он меня укусить пытаетсяПобольней.Но такая охота, братцы,Не по мне.Поскорее уйти из метро бы.Мне вдогонку грозит утробаСобачьими рёвами гулкими.Я топчу телесаНедовольного псаПереулками,В глубину ползу без оглядки,Укрываюсь в морщины и складки.Врёшь, Москва, не возьмёшь —Я блоха, а не вошь,Недостаточно челюсти хватки!И сижу я в пропахшем бензиновым потом паху,И зевает Москва, демонстрируя серое нёбо,А под вечер встречает опять паразита-блохуПолинявшей подземки утроба,В колтунах пересадок роится блошиный народ,Эскалаторов клочья стекают в платформы залысин,И клыки-турникеты повыставил город-проглот,От которого все мы зависим,По которому скачем членистоного,Наигрываем аппетит.Ах, как многоПо телу несчастного догаКниксенов отсчитано на пути.Я выбираюсь вон из другого уха,Как Иван-дурак из конька-горбунка,И на целую ночь – ни пера ни пуха.Москва, пока!Баю-бай,Спи, дорогой алабай,Отсыпайся без нашей блошиной возни.А наутро встречайИ по-новой серчай,Своими когтистыми пальцамиМеня возьми.Сказка
Выход из этой истории,Наверное, был бы прост,Но сильно штормило мореИ не было видно звёздВоочию и в телескопе,Когда я – почти на спор! —Попал в колдовские копиЦверга с далёких гор.Казалось, что добровольно,По личному наитиюЯ опускался в штольню,Жизнь посвятив своюДобыче руды и меди,Золота и камней,Думая, что на светеНет ничего ценней.А цверг, нахмурившись строго,Чёрный, сутулый, злой,В высоких своих чертогахПытливо следил за мной,И всё, что в округе было,Склонялось пред ним, дрожа,И солнце не доходилоДо горного рубежа.Такая вот вышла небыльОднажды из-под пера,Пока укрывалось небоЗа тучами до утра.И если я смог состариться,Породу во тьме рубя,То всё это не касается,Радость моя, тебя.Сказка совсем инаяНам с тобой сужденаИ жизни моей, я знаю,Совсем иная цена.В мире, где жизнь отверглаДолгую ночь в пыли,Нет никакого цвергаИ нет его кабалы.Мы будем вполне достойныЛегенды с хорошим концомИ смертоносные штольниЗаменит уютный дом,Где море шумит, а рядомВпадает в него рекаИ дивным зелёным садомОкрашены берега.Пусть наша сказка навеетКому-то прекрасные сны,Пусть ночью станет светлееОт взгляда звёзд и луны.А там, где за тёмной границейГоры сжимают кольцо,Мне будет легче трудиться,Помня твое лицо.Ты веришь мне, Томас?
– Ты веришь мне, Томас?– О да, Королева.– Так следуй за мною, идёмк далёкой земле, где Великое Древосияет и ночью, и днём,весь мир осветив от конца до начала,все грани объяв бытия.Уйдём без возврата, нас ждёт у причалакрылатая лебедь-ладья.Возьми свою верную арфу с собою,а всё остальное оставь,по бурному морю, взыскуя покоя,к незримому берегу правь.– Но что я оставил вдали, Королева,и помнить я буду о чём?Вся жизнь моя прошлая – отзвук напева,я прозван не зря Рифмачом.Был замка хозяином, странником диким,и бардом, и воином был.что станет с моим песнопением тихим,что ждёт тех, кого я любил?– Не бойся, успел ты стихами восполнитьвсе горести мира сего.Но в свете Великого Древа ты вспомнитьне сможешь уже ничего.А те, что любимы, по миру продолжатсвой бренный решительный бег.и слава Лермонта продолжится тоже,умножит её человек.На горести мира восстанет потомок,наследством твоим дорожа,и явится к Древу. Ты веришь мне, Томас?– Я верю тебе, госпожа…Ужели моим благородным потомкамназначена тяжкая дань?Ужели земля остаётся в потемках,уйдя за последнюю грань?– Увы, человеку не сладить с судьбою,Ведь в буре спокойствия нет.Правь к берегу, Томас.Я рядом с тобою,И с нами наш истинный Свет.Одиссея
Смейся, море! Земля, резвись!Ходуном проходите, штормы!С донных впадин взмывайте ввысь,Корабли идеальной формы!Старый кракен, лихой жонглёр,Вас смешает со звёздной дробьюИ щербатой расчёской горЛокон облак взобьёт над бровью.В небо-зеркало загляни,Двойнику пожимая руку.В ветви рёбер вплелись ремни,Изгибаясь подобно луку.Смотрит космоса ПолифемИз-за края бесстрастной бездны,Как в бутоне раскрытых фермПоднимается жезл железный,Как искатель былых победРвёт ногтями остервенелоАтмосферы тугой послед,И пронзает нагое телоМетеоров толчёный лёд,Растрепав океаны лёгких.Так стрела зажигает влётМаяки островов далёких.Май
Золотая глазунья солнцаШепеляво шкворчит на небе,Где чужая душа пасётсяПосле опытов в «Аненербе».От расплавленной позолотыМы легли под забрало крыши,И терзаем согласно КЗОТуМятый коврик убитой мыши,И, гуляя трусцой усталойЛабиринтами байт и битов,Расцветаем молитвой-тайнойНад каньонами мегалитов.«Дыханьем белого цветка…»
Дыханьем белого цветкаПовеяло на озеро и всёОно в лучах затрепетало.Кто видел моложавого оленя,Из серого утёса на бегуРетиво добывающего искры?Зелёной веткою прильнувК косматой гриве солнца,Скачет день.Живите, братья!Прискорбием осенних холодовПокроется вода ещё не скоро…Почему – Потому что
– Почему ты всегда молчалив, как последний тупица?– Потому что глухим самый громкий ответ – пантомима.– Почему ты не спишь по ночам? – Я пытаюсь добитьсяДекадентских кругов под глазами без помощи грима.– Почему ты медлителен, словно боишься быть первым?– Первый раньше уйдёт, я хотел бы помучиться дольше.– Почему же от мира себя ограждаешь барьером?– Это мой эшафот, порождённый причиною той же.– Почему ты стоишь на вершине того эшафота,На виду у народа себя самого колесуя?– Там не будет меня – так притащат другого кого-тоДа извне позовут чужака, палача-рукосуя.– Почему бы не стать с человечеством целым единымИ поведать что должно понятным умеренным слогом?– Потому что, идя от краев к золотым серединам,Я устану быть тем, кто меня развлечёт диалогом.Кошки
Кошки – животные странные,Ни на кого не похожие,Мягкие, но многогранные,Ранимые, но толстокожие.Они существа фантастические,Возможно, инопланетные,И взгляды у них саркастические,И шубы у них разноцветные,И когти у них под подушками,И рты широко разеваемы,И щупальца завитушками(Усами их называем мы).Ещё у них лапы парные,Чтобы планету исследовать,И речи высокопарные —С самими собой беседовать.Но кошки – не аутисты.Но кошки – не интраверты.Они иногда артисты,Поскольку дают концерты.И где-то на белом светеВ секретном кошачьем центреПроводятся экспериментыСо всем, что есть на планете.Бывает, что кошка сядетИ станет как бы не кошка.Значит, она в засадеИ занята немножко.Ведь ей абсолютно, в принципе,Всё равно на кого охотиться.Главное – вовремя выцепитьТо, что вблизи находится.А если есть что-то не наше,Зловредное и плохое,Кошка придет и ляжет,Пузо уткнёт меховоеВ трансцендентальную дырку,Закупорит злые потокиИ будет во сне мурлыкать,Слагать неземные строки.(Главное – не пытатьсяПонять её замысел тайный.Мы тоже ведь, может статься,Объекты её испытаний…)Белый лаборант
Там, где один коридор с другими пересекается,Песню тусклых плафонов затянув, как на шее бант,Бродит ночным феноменом, странной фигурой маетсяИз дыма полупрозрачного сотканный лаборант.Вот уже много лет в дебрях НИИ захудалого,Лишь на часах электронных вспыхнут четыре ноля,Является из ниоткуда, как пригоршня снега талого,Тот, кого отказалась носить на себе земля.Казённый халат на вырост саваном развевается,Под мутными окулярами бледная впалость щёк;Всё это с белым кафелем в единый поток сливается,И скепсис на пару с иронией пускаются наутёк.Чушь практиканты мелют, губами трясёт уборщица,Что-то нечленораздельное сторож под нос бурчит:Стоит его увидеть – и кожа от страха морщится,И в животе предательски взрывается общепит.Слухи по лабораториям и по аудиториямРаспространяются разные, одна мрачнее другой —То ли это учёный, душу отдавший теориям,То ли он сам Лукавый, с наукой вступивший в бой.И даже седому профессору, адепту марксизма научного,Порою невольно хочется перекрестить чело,Когда он идёт за портфелем, забытым по воле случая.Но о своём видении не скажет он ничего.В храме естествознания, в логове чистого разумаБродит феноменальное, словно в глазу бельмо,Хотя по всем показателям бродить не может ни разу, ноЗдание нашего знания впустило его само.Бродит во тьме коридорами, Орфеем за Эвридикою,Белый, как на подоконнике недопитый кефир.И снисходительно в сторону с портретов глядят великие,И из таблиц Менделеева мироточит эфир.40 000
Жизнь матросская мне присниласьВ полосатом своём белье.Забери меня, «Наутилус»,Бороздить 40 000 лье.Мало-мальская в сердце ранкаЩипет солью чужих морей.Капитанам любого рангаНе найти моряка верней.В бескозырке с помпоном краснымАтлетичен, чумаз, усат,Я подводным путям опаснымПо-младенчески буду радИ мятежным сипайским флагомПо-отрочески буду горд,По танцующим скользким лагамБезмятежно всходя на борт.Капитан Очевидность, где ты?Где твой взгляд из густых бровей?Я не жду от судьбы вендетты,Как коллега твой – Воробей.Мне бы вольницы беззаботной —Полный ход да фонтаны брызг.Дай напиться воды забортнойДо дельфиньего визга – вдрызг.Где ты, Немо? Но море немо,И железная клеть глуха.Видно, дизельная триремаРастеряла все потроха.И команда, встав утром рано,Удалилась сухим путём,Бросив заживо капитанаВ одиночества острый тёрн.Без оглядки ушли – куда, блин?Кто-то в Dublin, а кто-то в Kiel,Рассудив, что мятеж подавленИ за отмель цепляет киль.Кто скоблит небоскрёбам ставни,Кто на сцене торгует ртом,Кто устроился на «Титаник»,Не задумываясь о том.«Наутилус» уже не хочетБороздить 40 000 лье.Я проснулся средь тёмной ночиВ полосатом сыром белье.И точка
Воспоминания, от которых выглядишь так сутуло,Отбрасывая от себя движением резким,Как, сняв, бросают одежду на спинку стула,С опаской глядя на полуоткрытые занавески(Не смотрит ли кто? твоей наготы не заметит ли?)Ты подходишь к краю своего надлома,И точка отсчёта, пробившаяся в свидетели,Над пропастью распластана невесомо,Продолжаясь вектором, телескопическим указателем,Волшебной палочкой, призывающей идти вперёд.Но прежде, чем отдаться пропасти, обязательныВкус её губ и ладоней надменный лёд,Её объятия неимоверно бездонные,Сжимающие до темноты под покровом век.И, ощутив сполна эти тяготы многотонные,Только тогда ты погружаешься в воды рек,Текущих через надлом, смывающих напрочьВсё твоё прошлое, всё существо твоё.И точка мерцает, по циферблату прыгая за полночьКлубком по дороге, помогая найти её.Обессиленный, вконец залюбленный темнотой,Посвятившей себя тебе, позабывшей про стыд и гордость,Из надлома наружу ты выходишь совсем пустой,Под грузом воспоминаний уже не горбясь,Раскинув веером руки своих надежд,Душу свою нагую подставив ветрам удачиИ предложений былых обвинительный злой падежОборвав чёрной точкой, которая что-то значит.Лицо самурая
Не каждый доверяет древним сказкам,Коль жизнью заповедано терпеть.Простой рыбак, судьбою не обласкан,Привычным жестом бросил за борт сетьИ смотрит в пламенеющее море,В игру алмазов и драконьих шкур,Прислушиваясь к отзвукам историй(Мастак же врать напарник-балагур!):– Вот здесь – ты видишь? – в этом самом местеВ далёкие былые временаБыла морская битва. И бесчестье,И гибель принести была должнаПравителю ослабленного клана.Бесчислен враг, и силы не равны.Вот так же и правитель утром раноСмотрел на берег брошенной страны.Всё было в прошлом – смена поколений,Твердыни замков, слава и почёт.Но ждать, когда поставят на колениИ голову противник отсечёт —Немыслимый позор для самурая,Тем более для правнука богов!– Откуда же история такаяМогла сойти на судно рыбаков?Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.