- -
- 100%
- +
– Нет, Тарасик, – качнул он головой, где-то и в чем-то не соглашаясь, – правящая партия во время выборов в парламент выиграла у оппозиции.
– Какая сейчас разница? – Стеценко недовольно поморщился. – Все мы понимаем, что Саакашвили проиграл Шеварднадзе, и оппозиция вмиг подняла народ. Произошла, как ты помнишь, «Революция роз».
Уяснив схожесть политтехнологий и единство анонимного автора, Степаныч спросил с искрящейся хитринкой в глазу:
– И как, скажи-ка мне, Тарасик, будет называться наша?
А в ответ завхоз получил встречный вопрос:
– А какого цвета ты получаешь палатки?
– Оранжевого.
– Ну вот, Степаныч… – многозначительно протянул Стеценко и не стал договаривать до конца, ибо кому надо, так сам все поймет.
– Понятно, – завхоз пожевал губами, о чем-то еще напряженно думая.
Нет, конечно же, размышлял он вовсе не об оранжевом колере.
– Ну-ка, Тарасик, таки просвети меня старого. Как говорил один мой знакомый татарин, что пятьдесят дошел и ум таки назад пошел…
– Степаныч, чего уж тут никак непонятного? Если мы не выиграем на выборах, то обвиним власти в подтасовке результатов. Выведем народ на улицы. А дальше все по плану, как и в Грузии.
– Ты думаешь, – Степаныч сверкнул – зря он сам на себя грешил – умными глазами, в которых зажглось недоверие, – народ таки пойдет за вами? Может, он-то, наш народ, и не так уж умен, но не совсем уж, чтобы нам таки поверить от начала и до конца.
– Народ, может быть, и не пойдет. Но у нас есть, кому выйти на улицы. Будем требовать пересмотра результатов выборов и назначения новых. Блокируем работу всех государственных органов.
– А если все это таки не понадобится? – Степаныч обвел глазами горы имущества.
Предприимчивого завхоза этот самый вопрос интересовал не из-за простого праздного любопытства. Степаныч к этому времени успел уже сплавить на сторону с десяток палаток. Куда-то бесследно исчезали с его склада комплекты практичной одежды, немецкие сухие пайки. Много нашлось желающих среди местных рыбаков и охотников приобрести по сходной цене имеющийся у него ходовой товар. А если все это окажется невостребованным, его заставят все сдать по накладным! А вот если начнется буча, он в неразберихе элементарно укроет любую недостачу…
– Тогда, – Стеценко прищурился, выдержал томительную паузу, – мы барахло быстро распродадим. А денежки себе в карман.
– Понятно… – завхоз посветлел лицом.
Такая постановка вопроса Степаныча устраивала. Если дело дойдет до распродажи, то он свою долю тоже урвет…
– В накладе вы, Тарасик, при любом раскладе не останетесь. Ясное дело… – завхоз задумчиво почесался в затылке.
Насчет этого вопроса, значится, можно нисколько не волноваться. Теперь след перейти к вопросу о политике:
– Тарасик, а тебе не кажется, что все то, чем вы сейчас занимаетесь, таки очень смахивает на подготовку государственного переворота?
– Все будет обставлено, как самое искреннее волеизъявление нашего народа. Об этом авторитетные средства массовой информации заявят на весь мир. И никто не станет подвергать саму мысль сомнению. А вот мнение некоторых просто услышано не будет. Его большая часть цивилизованного мира возьмет и проигнорирует.
– А у него вы спросили? У простого народа, от имени коего…
– А это уже ни к чему, – Стеценко пренебрежительно пожал плечами. – Ты, может, помнишь, как все проголосовали за Союз, а потом его взяли и успешно развалили? И что, народ выступил против? Да он проглотит все, что ему подсунут. Сожрет любое блюдо, что ему приготовят…
Слушая разглагольствующего гостя, завхоз покачал головой. Видно, у этих деятелей большие и могущественные покровители.
– Тарасик, ты таки в сауну пойдешь?
– В сауну? – второй раз за этот день Стеценко призадумался.
За обедом собралась мужская компания, но он попросил накрыть ему отдельно. Иванюк прислуживал. И тут вокруг одни мужики. Вот если бы ему кто-то из женского пола составил бы компанию, то…
– Один? Как-то самому не хочется.
– Так тебе это, – в усах Степаныча скользнула хитроватая улыбочка. – Там это… Иванюк прислал вслед за тобой парочку своих активисток.
– Да? – Стеценко оживился, лицо его просветлело, ибо бывший борец оказался не так прост, понял его тонкий намек. – Это меняет все дело. Схожу, попарюсь. Может, мне за этого Иванюка замолвить словечко?
– Замолви, замолви, – Степаныч усмехнулся. – Иди уже…
Не торопясь, Стеценко разделся и прошел в парилку. Две весьма симпатичные тени скользнули за ним. После тяжелого трудового дня не мешало бы и, как следует, расслабиться. А в этакой благодатной тиши это делается с особым удовольствием.
В душе посмеиваясь, он наблюдал, как одна из юных девиц больше инстинктивно, на уровне подсознания, скромно прикрывала руками крепкую грудь и пушисто-кучерявую, темнеющую опушку. Зато вторая бесстыдно крутилась перед его глазами, ловко выставляя напоказ свои прелести. Ушат холодной воды, вылитой ею на подружку, сбил с той всю стеснительность, и они на пару схватились за венички.
От хлестких, с потягом, вовсе не болючих, а тягучих, томительно обжигающих ударов все его тело становилось невесомым. От запаха березовых листьев, пихты, выпитого пива, легких прикосновений мягких девичьих рук и острых грудей было приятно, кружило голову…
Довольно профессионально исполнив свою часть работы, девочки выскользнули. Умиротворенный Тарас перевернулся на спину, устало прикрыл глаза и задумался над бренностью существующего мира. Как все-таки быстро все может меняться. За последние десять лет его жизнь стала больше похожа на гигантские качели.
Все началось после оказавшегося для него полной неожиданностью развала Союза. Тридцатилетний секретарь райкома ВЛКСМ смог быстро оценить весь создавшийся момент и политическую конъектуру. Сумел и ухватился одной рукой за уходящий вперед вагон истории и запрыгнул на его подножку. Перекрасился в социалиста национального толка и стал ратовать за счастливое будущее страны, но без своего старшего брата.
Популистские лозунги сработали, и он прямиком попал в Раду. Там и познакомился с Еленой Суреновной. После короткого общения смог он сполна оценить ее поистине выдающиеся организаторские способности, огромную пробивную силу, кошачью изворотливость и непостижимую непотопляемость. И Тарас мертвой хваткой прицепился к ней.
Сделал ставку на эту женщину. И не прогадал. Сколько же раз за все эти прошедшие годы они попадали в такую критическую ситуацию, что, казалось, уже все. Что это уже полный конец. Конец всему. Конец всей их политической карьере. Конец всему их материальному благополучию.
С ужасом и внутренним содроганием он до сих пор вспоминает те дни, когда Суреновну взяли под арест и посадили в СИЗО, предъявили обвинение в тяжких преступлениях…
С веселым щебетом девочки вернулись, и он встряхнул головой. Словно завороженный, наблюдал, как две юные богини, томно изгибаясь, намыливаются и ловко трут себя большущими мочалками. Здоровый мужик не выдержал сладкую пытку томлением и присоединился. В четыре руки девчушки принялись за него, и он блаженно зажмурился. Шаловливые руки то и дело натыкались на тугие выпуклости, проворные пальцы забирались в укромные места. Девицы вскрикивали и весело повизгивали. Видно, и им подобная игра явно пришлась по душе…
…Часто они висели на волоске от того, что называлось крахом. Но Елена всегда находила выход из любой сложившейся неблагоприятной ситуации. Без всякого на то сожаления кидала, бросала она всех своих же соратников и договаривалась со своими непримиримыми противниками.
Договаривалась и шла дальше к вершине политического Олимпа уже поруку с ними. Выпуталась она и в тот раз. Вышла из воды сухой. С нее сняли обвинения в растрате и воровстве государственных средств в особо крупных размерах. Политическая и реальная власть нужна была им не только, да и не столько для удовлетворения всех своих личных амбиций, сколько для того, чтобы добраться до самых первых рычагов управления государством и его экономикой. Игра стоила свеч.
Одна система газораспределения со всеми ее к тому времени до невозможности запутанными схемами расчета со старшим братом давала поистине неограниченные возможности для быстрого обогащения…
Вот на уворованные деньги и организовали широкую кампанию по поддержке Суреновны, когда та томилась в изоляторе.
Вдруг и как в один голос, в одну тональность завопили зарубежные средства массовой информации. В один миг они превратили Елену-свет Суреновну в великомученицу, в жертву тоталитарного режима. По всей стране прокатилась волна митингов в ее защиту. И Президент вынужден был отступить. И сделал он это совершенно зря. Если уж начал дело, то следовало довести его до логического конца. На зоне Суреновна была бы неопасна. А выйдя на волю, она поклялась отомстить за свое унижение. Такие, как она, своих обид не прощают…
Ушат холодной воды, опрокинутый на мужика, заставил вздрогнуть. Он чуть, было, не забыл, где находится и зачем пришел в это место. Его руки, неподвижно застывшие, нащупали нежно податливое тело, которое вмиг с готовностью скользнуло под него. Он нашел мягкие губы…
…Надо признаться, что это был самый тяжелый период в их жизни. Какую-то часть из всего награбленного у государства у них отобрали.
Многие от них поспешили отвернуться, справедливо посчитав, что возвращение в реальную политику практически им не светит. Конечно, может, для кого-то и не светит. Но только не для Суреновны.
Потихоньку, не спеша и не торопясь, малую кроху за маленькой крохой она постепенно возвращала себе свои утраченные, было, позиции. Окружила она себя ореолом мученика, пострадавшего от действующего недемократического режима. Нашла для себя новых союзников…
Задумавшись, мужчина сделал девице больно, сдавив неосторожно ее розовый сосок, защемил его между пальцев. Она вскрикнула. Еще раз. Посмотрела в его отсутствующие глаза. Но нет, не оттолкнула его, тихо вздохнула. Будь проклята работа, которую их вынудили выполнять…
…И многое в их жизни изменилось после одного разговора. Тарас присутствовал на нем, хотя и участия не принимал. Он привез Суреновну в один из тихих загородных ресторанчиков. Туда же минут через десять подъехала машина с дипломатическими номерами.
Мужчина в темных очках подсел за столик к женщине.
– Господин…
– Э… – мужчина неловко замялся. – Давайте обойдемся без всех этих условностей. Называйте меня просто Алексом.
– Мистер Алекс, – вдохновенно начала женщина, – я благодарна Вам за то, что Вы согласились на нашу встречу…
Дипломат внимательно смотрел на нее и откровенно изучал. Правда, глаз его собеседница при этом не видела. Как же ей хочется с первой же встречи понравиться ему. Глаза у нее вдохновенно сверкают.
На мужском лице появилась напускная улыбка:
– Взаимно, Хелен. Мы, со своей стороны, тоже заинтересованы в общении с вами. У нас с вами одни общие цели. Не так ли, Хелен?
– Да-да! – в глазах у женщины закипели обида и ненависть, и лицо ее на миг исказилось, стало некрасивым, как у одного мелкого грызуна. – Я ему не прощу! Он сядет на нары, на которых мне пришлось «париться».
– Не понял? – брови у иностранца удивленно изогнулись. – Вас что, заставляли все время ходить в баню? Зачем, какой смысл? Или это есть какая-то неизвестная мне традиция – наследство ГУЛАГа?
– Извините, – она взяла себя в руки, смущенно улыбнулась, и на ее щечках появились милые ямочки. – Местный сленг. Вылетело случайно.
– Ах, это есть ваш сленг, – Алекс понимающе кивнул головой.
Эти русские – он всех выходцев из СССР называл русскими – порой до того странные вещи говорят, что сразу их и не понять.
– Да-да, мы иногда так говорим между собой…
После небольшой паузы мужчина посчитал нужным заметить:
– Но, дорогая Хелен, чтобы заставить того человека «попариться», как вы только что мне сказали, необходимо, чтобы к власти пришли именно те самые люди, кто выступает против его политики, но никак не нынешний премьер. У того слишком большая тяга к вашему соседу.
– Мы обязательно выиграем выборы, – в глазах у женщины горела твердая решимость.
Алекс отметил то, как быстро у нее меняется выражение лица. Она мгновенно переходит от одного состояния к другому. Импульсивна. Довольно быстрый склад ума. Моментально перестраивается. За словом она в карман не лезет, как господин Президент его великой страны.
– Нет, дорогая Хелен, – собеседник отрицательно покачал головой. – Вам самим сделать этого не удастся.
– Почему? – женщина, словно наткнувшись с разбегу на невидимую преграду, напряженно замерла, постаралась изобразить на своем лице этакую крайне милую и непосредственную недоуменность.
Вот те и раз! Она пришла убеждать его в неизбежности их победы, а эти самые люди в них попросту не верят. Или ее проверяют на вшивость? На то, как она на все отреагирует? На ее умение держать удар?
– Все очень просто, дорогая Хелен. Все социологические опросы, проводимые по нашему заказу, показывают, что популярность премьера все время растет. Он опередит любого вашего кандидата…
По лицу женщины проскользнуло досадливое раздражение. Всего на неуловимый глазу миг. Это они и сами знают. Они и добивались встречи, чтобы заручиться полной поддержкой Запада в их нелегкой борьбе с предателями, как они их про себя называют, интересов народов.
– Мистер Алекс, вы о чем? – женщина хитро прищурилась. – Вы же позвали меня не для того, чтобы сообщить об этом неприятном факте?
Ее собеседник с трудом смог скрыть на своем лице усмешку. Лиса. Ох, и лиса же. Так и крутит, виляет своим пышным хвостом. Именно такая фигура в игре им и нужна. Без особых моральных принципов и устоев. Готовая продать всех и вся. Но на роль будущего президента она не годится. Вряд ли их народ выберет в такой момент себе президентом страны женщину. К тому же, то ли еврейку, то ли армянку по своему происхождению. Но вот использовать ее в своей игре необходимо. Таких бойцов, как она, лучше держать в союзниках, чем во врагах.
– Мы предлагаем вам свою помощь, – произнес Алекс после долгого молчания, вдоволь насладившись ее мучениями. – План, как привести к победе вашего кандидата. Руководство по «цветным» революциям…
Насытившись, мужчина лениво откатился в сторону. Нагнув голову, девчушка соскользнула с деревянной полки, пряча глаза, вышла.
Освободившееся место мгновенно заняла ее бойкая товарка, которая себя жертвой особо не считала. У нее на этот счет имелись свои планы и соображения. Склонившись над обессилившим Стеценко, дева томно коснулась мужской груди напрягшимися комочками…
2
Словно тоненькой дирижерской палочкой, никому не видимый режиссер и постановщик всего этого захватывающего дух, задуманного где-то далеко за океаном спектакля продолжал искусно руководить всеми стремительно разворачивающимися событиями.
Как, собственно, оно и предполагалось, в первом туре выборов одержать победу никому не удалось. Два кандидата забрали львиную долю голосов. Остальные претенденты в пределах некой статистической погрешности банально перетянули на себя голоса всех тех избирателей, как-то еще сомневающихся в первых двух номерах.
На это оппозиция и рассчитывала. Главное – не дать действующему премьеру одержать победу в первом туре. Для этого и шли на выборы те, кто на успех и не рассчитывал. У них имелась своя конкретная задача распылить голоса избирателей. В следующий тур, как и планировалось, вышли Премьер и единый общий кандидат от всей оппозиции.
На этом этапе все противники действующего режима сплотились в единый фронт. Забыли на время обо всех непримиримых разногласиях. Сумели найти компромиссные решения и договориться. Разработали общую программу действий. Впрочем, сама программа была давно кем-то заботливо и весьма тщательно продумана. Не только продумана, но уже и обкатана. Применена, как говорится, на практике и в действии.
В одной стране проведенные выборы объявили недемократическими, а последовавший силовой захват власти, попросту узурпацию ее назвали победой демократии, когда высшая власть меняется не в результате победы на выборах, а вследствие устроенного кем-то бунта толпы против органов управления, блокирования работы всех властных структур.
Началось организованное, заранее спланированное наступление по всему фронту. На избирательных участках, где в комиссии преобладали члены, лояльные Премьеру, исподволь готовились провокации. Вокруг них создавалась нездоровая атмосфера, мешающая нормальной работе. Все вокруг хором кричали об использовании административного ресурса. Полным ходом шла подготовка к дискредитации самих выборов.
На тех же избирательных участках, где членами комиссии являлись свои люди, напротив, шла работа по подготовке к фальсификации результатов выборов в свою пользу. В списки избирателей точечно вкрапливались, избирательно вносились фамилии несуществующих людей. Специально искажались паспортные данные тех избирателей, кто заведомо собирался голосовать против их кандидата. Шла масштабная обработка местного населения. Откровенно запугивали малограмотных крестьян москалями, страшными и обозленными распадом Союза, которые в случае прихода к власти действующего Премьера камня на камне не оставят в их родных Карпатах. Хроника произошедших в те дни событий больше походила на сводку новостей с фронта.
За неделю до начала выборов при очень загадочных обстоятельствах погиб мэр одного из восточных городов, стоявший на непримиримой позиции по отношению к кандидату от оппозиции. Слишком рьяно он агитировал жителей своего города голосовать за Премьера. На свою беду. Станет оно хорошим уроком для других.
Не раз задумаются они перед тем, как выступить перед народом…
За два дня до начала второго тура прямо днем, на глазах у людей, выкрали из своего дома председателя одного из избирательных участков. Ее нашли спустя несколько суток. Никто уже и не сомневался в том, что похитителей не найдут. Запуганные судьбой своей начальницы, члены избирательной комиссии послушно подписались под тем актом, который им подсунули, который не отражал реального положения дел…
На многих участках на Юге и на Востоке страны были осуществлены попытки сорвать проведение выборов. Молодые люди в намотанных на шеях бело-голубых шарфах устраивали драки, кидали в окна тяжелые предметы, вплоть до бутылок с зажигательной смесью.
Выглядело все оно довольно странно. Ведь именно в этих районах бело-голубые имели подавляющее преимущество. Им-то на кой еще ляд, спрашивается, надо было срывать эти самые выборы? Или тут кто-то другой действовал под их видом? Тот, кому все это было выгодно…
И, несмотря ни на что, подсчет голосов показал, что действующий Премьер во втором туре выиграл. С небольшим отрывом выиграл, но вполне достаточным для того, чтобы одержать конечную победу. То же самое показывали и большинство независимых опросов, оперативно проводимых в ходе выборов.
Власть выборы выиграла. И тогда группа независимых – от кого независимых? – наблюдателей от ОБСЕ вдруг заявила о многочисленных нарушениях именно на тех самых избирательных участках, где большинство избирателей отдавали свои голоса действующему премьеру.
Там, где они сами стояли. Рядом стояли наблюдатели от СНГ. Тем почему-то это так совсем не казалось. А вот всем этим, аккредитованным от ОБСЕ и стоявшим на службе у кое-кого господам, так показалось. Видно, очки у них какого-то другого цвета. Оранжевого, что ли…
И ничего не говорилось про избирательные участки на Западе страны, где избирателя за ручку проводили до самой кабинки, водили его пальцем и указывали на графу, где следует поставить галочку. А потом торжественно провожали избирателя до самой урны. А после закрытия участка вытащили пачки неиспользованных бюллетеней, заполнили их и отправили прямиком в урну…
Выборы объявили недемократическими. Все те Западные страны с их развитой демократией. Странно, конечно. Но пора бы было к этому уже и привыкнуть. Когда американцы и ОБСЕ проводят «свободные» выборы в Афганистане под дулами автоматов, выборы вполне демократические. Когда проголосовавшему намазывают палец нестираемыми чернилами. А он выходит из участка, смывает краску, получает свои деньги и снова идет на участок голосовать за того, на кого ему укажут и за кого платят живыми деньгами. Карусель. Если на выборах избирают тех, кто угоден американцам, то оно демократично. Но если народ позволил себе сделать выбор отличный от их указаний, то оно недемократично. Это новый тип демократии. В ходу так называемая демократия по-американски…
И тогда в стабильно развивающейся стране начало твориться нечто уму невообразимое. На Майдане поразительно быстро вырос палаточный городок. На широких улицах Города появились толпы молодых людей в удивительно одинаковой одежде. Группы людей, очень организованных и послушных чьей-то воле. Митинги захлестнули страну. Народ, вернее, кто-то от его имени настоятельно требовал пересмотра результатов выборов. Активисты, правильнее сказать, провокаторы от имени всего народа требовали отставки правительства.
«Гоньба!» «Позор!» Позор Президенту, допустившему такой позор своей стране. Такой позор своей власти. Молодчики с плакатами «ПОРА» бегали по всему Городу. Пора, пришла пора забрать власть у тех, кто уже не способен крепко держать ее в своих руках…
Тихий областной город на благодатном берегу Черного моря все эти захлестнувшие практически всю страну предвыборные баталии почти не затронули. Местный люд в основе своей не волновало то, кого у них выберут новым Президентом.
Им было совершенно фиолетово. Они были заняты своим важным делом. В этом южном городе едва ли не каждый житель, пусть и через одного, что-то покупал, а потом с выгодой для себя перепродавал.
Этим и жили. Им было как-то все равно, до одного того самого места, какой язык в их стране считают за государственный. Тут все жители разговаривали на своем особом, одним им понятном, языке.
Они могли многого не знать. Но каким был курс валют вчера и сегодня, каким будет завтра, они знали. Могли почти безошибочно сказать, каким он будет через год. Знали, что и где дешевле меняют.
За валюту покупали товар в Германии, Италии, Греции. В основном брали его в Польше и Турции. Товар везли в город морем и поездами. Попадал он на огромные оптовые рынки. Отсюда он уходил, развозимый автобусами во все соседние области. От курса валюты зависели все оптовые и розничные цены. И к чему тут еще и язык? Цифры, они же на любом языке пишутся одинаково и понятны всем без исключения…
На улице установилась тихая пригожая погода. Осеннее солнце проникало сквозь окна и согревало помещение. Отопление в городе еще не включили, сделают это, по всей видимости, еще не скоро. Поэтому по утрам было зябко. Днем становилось тепло. Можно было скинуть с плеч курточку и расправить свободно плечи…
Неурочный звонок из Генпрокуратуры заставил испуганно вздрогнуть милую девушку, сидевшую за секретарским столом. Она тут же нажала кнопку на пульте и соединилась со своим шефом.
– Олег Александрович, вас спрашивает зам Генерального. Что ему ответить? – милая барышня устроилась недавно, ко многому еще не привыкла, а потому сильно волновалась, боясь оказаться неловкой.
– А ты, Солнышко, что успела сказать? – услышала она несколько насмешливый голос, ибо по подрагивающему ее голоску шеф, конечно же, уловил все ее душераздирающие переживания.
– Что вы ненадолго вышли из своего кабинета, – мелодично пропела секретарша и замерла в ожидании ответа.
Холодная блестящая капелька пота нехотя покатилась по ложбинке между смуглыми упругими полушариями, за ней устремилась вторая жемчужина, но девушка этого совершенно не замечала.
– Соединяй. Все равно он теперь не отстанет! – состроив на лице страдальческую мину, шеф протянул руку к телефону. – Я слушаю…
– Здравствуй, Олег Александрович. Что, не хотел брать трубку? Чую, чую, что ты не хотел, не хотел ты отвечать! Искал приличествующий повод, чтобы избежать разговора, но не нашел.
– Да как сказать, Михаил Тимофеевич, – человек за длинным столом передернул плечами. – Звонок от вас, да в столь поздний час. Хорошего ждать не приходится.
– Ну, сразу и о плохом…
– А хорошего от вас, уважаемый Михаил Тимофеевич, редко когда и чего дождешься. Особенно в наше неспокойное время.
– Ты прав, – в трубке послышался глубокий вздох, – времена у нас настали, что не приведи Господь! За полгода третий Генеральный.
– Но ты-то же, Михаил Тимофеевич, все сидишь… И никакие шторма и бури не в силах вырвать тебя из теплого кресла.
– Сижу я потому, что не высовываюсь и много на себя не беру. Партийную свою принадлежность не выказываю…
Кривя губы, Олег Александрович сочувственно хмыкнул:
– Нейтралитет, так сказать, соблюдаешь?
– Он самый! Ни левым, ни правым, ни социалистам, ни коммунистам. Да, вот что я от тебя хотел. У тебя, Олег Александрович, в штате некая Полищук Оксана Степановна имеется?