- -
- 100%
- +
– Девушка, садитесь скорее! – с ходу проговорила она, почувствовав, как состав мягко толкнуло, а фонарный столб стал медленно уплывать назад. – Давайте мне свои вещи.
– А как же билет? Не положено! – заверещала проводница, своей необъятной грудью, как щитом, мешая проходу девушки.
Человеческое милосердие и сострадание, присущие женщине в обыденной жизни, вдруг заслонились бюрократическим педантизмом, желанием исполнить должностную инструкцию до самого конца.
– Тетенька-тетенька, пропустите меня! – умоляла девушка, шагая за ускользающим вагоном, смахивая набегающие слезки. – Ну, пожалуйста!
Состав набирал ход. Еще немного и станет поздно.
– У меня два билета, а я еду одна. Поедет вместе со мной… – быстро-быстро зачастила Оксана.
– Не положено! – жестко отрубила хозяйка вагона.
– Черт! – Оксана вытянула свое служебное удостоверение. – Читайте! Я беру все на себя, – ее руки уже тащили девушку к себе.
– Ну, ежели так… – дебелая проводница сдалась и неопределенно пожала плечами. – В общем-то, ваше право…
Попробуй поспорить с красной книжечкой. Не разрешить, в историю попасть. А ежели разрешить, то потом ревизор начнет зудеть. Впрочем, у нее на руках будут билеты по количеству пассажиров. Женщина сама себя успокоила и пошла в свое рабочее купе. Ее-то дело маленькое…
Доброжелательно улыбаясь, Оксана потянула к себе саквояж девушки, приглашая ее следовать за собой. Дверь за ними тихонько прикрылась. Вещи заняли положенные им место. И только тогда девушка облегченно вздохнула. Состав набирал скорость. За окном мелькали освещенные улицы. Проскочили станции Малую и Поездную. Теперь она поверила в то, что действительно едет, на что уже и не рассчитывала.
– Спасибо вам большое. Не знаю, как и благодарить вас, – девушка зачастила, заспешила со своим рассказом. – Я и не надеялась на то, что смогу уехать. А у меня мать больная. Ее положили в республиканскую больницу. Я не знала об этом. Мне сегодня только позвонили…
По укоренившейся привычке окинув спутницу профессиональным оценивающим взглядом, Полищук чуть сузила левый глазок:
– Вы живете не с родителями?
– Нет, – девушка мотнула головой и вымученно улыбнулась.
– А что так? – как можно мягче, спросила Оксана.
Кто его знает, что может за этим фактом крыться? Может, эта девочка поссорилась со своими близкими и ушла из дома? Как бы своим вопросом не резануть бы по живому и не сделать бы ей очень больно.
– Они живут в Луганске, а я тут учусь.
– Ах, вы тут учитесь, – успокаиваясь, произнесла Оксана.
– Да, учусь. Билет на поезд купить не успела. В кассах стоят дикие очереди, что не пробиться. Все хотят куда-то уехать. Пока я стояла, дошла до окошечка, билеты продавать и перестали. Совсем немного мест выкинули с брони. А купить с рук у перекупщиков у меня, к сожалению, денег нет. Шкуру дерут мироеды…
– Понятно-понятно… – согласно протянула Оксана. – Я так полагаю, что поужинать вы тоже не успели. Присаживайтесь, – она вытянула на белый свет пакет с провизией. – Составите мне компанию.
Завороженными глазами девушка наблюдала за тем, как на чистой салфетке раскладывались давно ею невиданные продукты.
– Нет-нет, что вы! Я не буду! – она испуганно замотала головой. – И так я доставила вам столько хлопот. Еще вдобавок ко всему и объем вас. И за ваш билет я вам заплачу, – девушка стала вытаскивать из кармана скомканные и помятые бумажки.
По гривне, по две. Потертые, замусоленные…
– Оставьте же вы это, – женщина поморщилась. – Эти оба места мне оплатили с работы. Мне без особой разницы…
Оксана слегка слукавила, сказав именно так. Хотя брала билеты за свой счет, и возвращать ей их стоимость никто, конечно, и не собирался.
– Ой, это правда? – опуская глазки, девушка еще раз вздохнула.
Обрадовалась она. Вот повезло ей, так повезло. И на поезд попала, да еще и деньги можно немного сэкономить.
Успокаивая нечаянную попутчицу, Оксана чуть качнула головой. Она еще не забыла те времена, когда считала каждую копейку. Жила от зарплаты до зарплаты. Сейчас ей абсолютно все равно, вернут ей деньги за проезд или нет. А было время, когда…
– Давайте-ка, мы с вами лучше будем знакомиться. Раз уж нам суждено какую-то часть времени провести вместе. Меня зовут Оксана.
– А меня Алена, – чуть с задержкой протянула девушка, перед этим из вежливости старательно прожевав и проглотив пищу.
Не удержалась она и уже держала в руке аппетитный бутерброд с ветчиной, нежно тающей во рту. Ее попутчица была абсолютно права, предполагая, что она сегодня еще даже не ужинала. Честно сказать, она и пообедать-то толком не успела. Пока бегала в деканат, договаривалась, чтобы ее отпустили на недельку. Пока искали и нашли деньги на дорогу. Время-то незаметно и пролетело. Только теперь, увидев перед собой разложенные на столе продукты, она поняла, как зверски голодна…
Заметив, как заблестели голодным огнем девичьи глаза, Оксана усмехнулась. И она когда-то была студенткой. Жила на одну стипендию. Из дома никто ей не помогал. Жила на сущие копейки. Впрочем, как и основная масса ее товарищей. Находились и в те времена, конечно, такие студенты, у которых деньги куры не клевали. Ходили важные, все из себя деловые, кичились достатком и положением своих родителей.
Девки за ними увивались, табунами ходили. На шею им вешались. Готовы были за вечер в ресторане или за шмотки – тряпку заграничную и модную легко запрыгнуть в постель. Как и сейчас. Времена-то меняются, а вот нравы, а нравы они всегда неизменны. Так же, как и сущность человеческая. Она-то практически и не меняется. Может, у них раньше кое-что не выпячивалось, а сейчас все просто делается в открытую.
Или при них, когда она училась, девчонки не спали с мужиками за деньги? Или раньше девицы как-то и не стремились выйти замуж, да и поудачнее? Пристроиться так, чтобы потом всю жизнь уже не работать и сидеть на шее у мужа? Или раньше многие бабы не делали карьеру, используя свои внешние данные? Нет? Не было всего этого? А она вот, однако, об этом совершенно иного мнения. Просто тогда было больше циничной лжи, хитрого лицемерия и откровенного ханжества.
А нынче об этом говорят совершенно открыто. Сейчас этого вовсе не стыдятся. Продюсер, никого не стесняясь, живет со своей очередной еще не вспыхнувшей «звездой». А не станет эта «звездочка» с ним спать, так и мега «звездой» никогда и не станет. Все знаменитые артисты, как с ума, вдруг сошли. Переженились на молоденьких актрисах.
А она сама? Она спала с кем-то ради своей карьеры? Вот если только честно? Нет? Или все-таки – да? И да и нет. Когда ей в свое время это самое предложил сделать ее начальник отдела, она напрочь отвергла все его поползновения. За что и попала в жестокую опалу. Принимать ухаживания старого похотливого скота? Бр-р-р! У нее до сих пор, как полковника вспомнит, от отвращения и брезгливости скулы сводит.
Но потом она, особо и не раздумывая, прыгнула в постель к одному симпатичному подполковнику, правда, нисколько не рассчитывая на его помощь в продвижении по службе. Но тем красавцем, на ее счастье, оказался Лешка Ковальчук. Она его ни о чем не просила. Ей нужно было от него немножко человеческого тепла и дружеского участия. И он помог ей. Здорово помог. Перетянул к себе в отдел. По его настоянию ее вскоре назначили на вышестоящую должность. Так стерва она после всего этого или нет? Трудный, вообще-то, вопрос. Смотря, с какой стороны на все это взглянуть. Лешка помогал ей потому, что был в нее влюблен. Но, как бы оно и ни было, она все же его протекцией пользовалась…
Оксана моргнула, и ее рука потянулась за небольшой бутылочкой коньяка, спрятавшейся в боковом кармашке дорожной сумки.
– Нет-нет! Я не буду! – Алена замахала рукой.
– Мы всего-то по чуть-чуть, – улыбнулась Оксана, разливая по небольшим дорожным стаканчикам. – За наше знакомство.
Обжигающая все внутренности жидкость окончательно согрела девушку, ее иззябшую душу, и она совершенно раскрылась. Слабая улыбка появилась на ее губах. В глазах засверкали маленькие искорки.
– Так вы, Алена, все время жили в Луганске?
– Мы туда переехали недавно. А жили мы до этого во Львове…
– И там у тебя остался парень? – наугад спросила Оксана.
Если девушка жила во Львове с самого рождения, то должен быть кто-то, кто обратил свое внимание на это маленькое чудо. Кажется, как-то ее подруга Дина говорила ей, что у нее бабушка со Львова.
– Да. Он остался там. Наверное, уже и забыл про меня, – по лицу девушки пробежала тень. – А мы с ним дружили с первого класса…
…Маленькую Аленку родители долго не решались отдать в первый класс. Уж слишком небольшого росточка была девочка. Могла пешком пройтись под партой. Думали все взрослые и гадали. Может, отдать им дочку в школу с восьми лет? За год она чуть подрастет. Станет она, хоть на чуточку, но выше. А иначе начнут все ее обижать и дразнить.
В конце лета пришла к ним домой учительница начальных классов, посмотрела на Аленку, на их маленькое чудо с весело поблескивающими умными глазками, смогла переубедить ее родителей. У девочки к тому времени заметны были неплохие способности. Читать и считать она уже умела. Буковки в тетрадке выводила одна ровнее другой. Чего же время зря терять? Целый год напрасно выжидать. И ровно столько же потерять.
Купили Аленке школьную форму. Девочка одела ее и разревелась. Края доставали до пола, а по ширине в ней могла поместиться еще одна кроха Аленка. Потом мать укорачивала ее и ушивала на своей швейной машинке. Купили портфель. Купили тетрадки и учебники.
И пошла Аленка в школу. Папа тащил тяжелый портфель. Пришли. Столько народу кругом! Опасливо поглядывала она по сторонам, жалась к маминой юбке. Смотрела на всех снизу вверх. Выстроились ученики на торжественной линейке. Слезы навернулись на глазах у девчушки.
Все до одного первоклашки рослее ее. Кто-то выше ее всего-то на полголовы, а кто-то и на целую свою бестолковку. Словно солнце в этот миг зашло за серую тучку. Радостные краски разом потускнели. До того ей стало грустно, неуютно, что она повернулась, хотела уже пробираться назад, поближе к своей маме, просить, умолять, чтобы ее увели домой.
Лучше она еще один годик походит в садик. Но что-то мешало уйти ей. Это «что-то» просто невозможно было пройти или обойти. Это «что-то» прочно заслонило все спасительные пути отхода…
– Ой! – ее головка с косичками начала задираться вверх.
– Какая чудесная девочка! – восхищенно произнес здоровый розовощекий мальчуган, на которого она вдруг натолкнулась.
– Ты… ты… – Аленка подняла свои испуганные глаза. – Пусти меня, пусти! – ее слабые ручонки пытались оттолкнуть в сторону возникшую перед нею преграду.
Но только пацан явно не хотел пропускать ее. Ему так понравилась эта девочка, что он решил проявить свое мужское благородство.
– Меня зовут Михась. Хочешь, я буду тебя защищать? – спросил он и согнул свою ручонку в локте. – Смотри, какие у меня мышцы!
Затаив дыхание, она замерла. Что делать? Соглашаться или нет? Но он может в случае отказа ее запросто обидеть. Нет, лучше согласиться.
– Хочу, – едва слышно проговорила девочка.
В эту минуту она готова была согласиться на многое, лишь бы этот ужас поскорее закончился. Ох, как хочется снова очутиться дома.
– Как тебя зовут? – мальчуган спешил закрепить новое знакомство, застолбить свои исключительные права на маленькое чудо.
– Меня зовут Алена. Но я маленькая. Все надо мной будут смеяться. И над тобой тоже все начнут смеяться потому, что водишься со мной.
– Пусть они только попробуют! – пацан быстро оглянулся вокруг, но не заметил никого выше себя ростом. – Мы им всем покажем!
– Но я такая маленькая! – она хотела поверить, но всего боялась.
– Вот и хорошо, – мальчик важно кивнул головой. – Легче будет тебя на руках носить… – сказал он, сильно не вдаваясь в смысл слов.
Просто он живо представил себе, как возьмет на руки и перенесет маленькую девочку через лужу. Попробуй перетащить толстушку. А эту кнопочку перенести легко и просто. Он даже уже представил это себе и зажмурился от предстоящего ему несказанного удовольствия.
Бережно взяв девочку за ее маленькую и тоненькую ручку, Михась больше не отпускал ее до тех пор, пока они не вошли в учебный класс и их не посадили за одну парту. Упрямо держал, не отпуская от себя, пока учительница не подвела их и не посадила вместе за первую парту.
Кто-то позади них, было, попытался возмущаться тем, что он своим ростом загораживает всю доску. Но это его нисколько не смущало. Ответом на все возмущения служил сжатый кулачок. Упертый временами был мальчуган. Стоял Михась до конца, когда дело касалось его чести. Согласился он только на то, чтобы их пересадили со среднего ряда на крайний. Там он сразу перестал выделяться на фоне доски, и все быстро успокоились. И родители детей, в том числе. Родители парня. И Аленины родители. Перестали переживать за свою кроху дочку…
Стеценко прибыл в штаб, оперативно развернутый в квартире одного из домов на Крещатике. Важно окинул довольным взглядом рабочую обстановку. Точно Смольный дворец перед Октябрьским восстанием. Пройдет время, и, может, он тоже войдет в анналы мировой истории, как Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев…
– Тарас Григорьевич, – радостно улыбаясь, живо вскочил Иванюк.
Да-да, тот самый Иванюк, которого он сделал своим помощником. После того памятного посещения и всесторонней инспекции молодежной организации, руководимой Семеном Никитовичем.
– Докладывай, Семен, – Стеценко опустился в пододвинутое кресло. – Все идет у нас по плану?
– Так точно! – Иванюк расцвел. – Городская организация в полном составе вышла на улицы и заняла позиции согласно нашему плану. К нам подтянулись члены организации из Черновцов, из Ивано-Франковска, из Львова. Ребята добираются автобусами, поездами и электричками.
– Це добре-добре, – Стеценко довольно кивнул головой. – Места на всех хватает? Как обстоят дела с их размещением?
Старательный помощник, вытянувшись насколько позволяла ему тучность, присущая бывшим борцам, четко и упоенно рапортовал:
– Все продумано и организовано. Завхоз Степаныч своевременно по заявкам направляет машины с палатками, одеялами, теплой одеждой.
– Что еще?
– Организованы пункты обогрева. Расставлены палатки с печками, можно забежать, обогреться.
– Что у нас с питанием? Голодные и злые готовы кинуться на любого и без разбора. Разорвут в клочья…
– Всем участникам выдаются талоны на бесплатное питание в нашей сети ресторанов и кафе.
– Неплохо… Главное, чтобы этот народ не взбунтовался против нас самих. Что у нас с суточными? За одну идею умирать на улицах никому неохота, треба ее подкрепить чем-то существенным…
– Выдаем по утрам…
– Народ не жалуется?
Состроив на своем лице недоуменно удивленную улыбку, Иванюк широко развел свои коротковатые, но жилистые руки:
– Тарас Григорьевич, на что им еще жаловаться? Им самим таких денег нигде не заработать. Они согласны тут, хоть полгода, торчать и не работать. А студенты и вовсе довольны! Им бы лишь бы не учиться. Всем участникам пообещано зачесть сессию.
– Пойдем-ка, посмотрим, чем дышат массы… – Стеценко поднялся.
Что-то знакомое показалось ему во взгляде одной девушки. Где-то он ее видел. Вот эти глаза. Изящный наклон тонкой шеи. Точно. Вспомнил.
Не одна ли эта из тех двух девчушек, что прислал ему как-то Иванюк в детско-юношеский спортивный лагерь? Очень она похожа на Верочку. До чего же хорошо они в тот день провели время. До сих пор при одном воспоминании об этом в душе поднимается что-то этакое бодрящее. А где ее подружка Светочка? Может, и она тоже где-то здесь?
Человек тридцать здоровых молодых парней кучно толпились возле палаток, очень, надо отдать должное, грамотно кем-то расставленных. Чувствовалась военная выучка. Все продумано. Все учтено.
Лица у всех веселые, и это уже радовало. Этим баррикады еще, как в забаву. Эти ребята думают, что делают своими руками историю, строят свое светлое будущее. Наивные. Это их руками на глазах у всей страны совершается неконституционный захват власти.
– Как дела, молодцы? – с веселой улыбкой на лице Стеценко шагнул к ним ближе. – Одолеем москалей?
– Еще как! Подсыплем клятым перца под хвост!
– Дадим им жару! Покажем москалям, где раки зимуют!
– Пусть убираются к себе и командуют там, в своей Сибири, посреди комариных болот и вечной мерзлоты.
– Гоньба! Позор! Тем, кто поет и пляшет под дудку москалей.
– Ишь, чего они захотели. Посадить над нами своего человека. Не на тех напали, руки коротки. Чтобы потом они распродали нашу Неньку по частям. Не выйдет! Не те времена, и мы поумнели.
– Пора навести порядок! Вымести наймитов клятых москалей.
– Пора выгнать всех москалей и их продажных наймитов…
– Пора показать всем, на что мы способны… Пора! Пора! Пора!..
От разгоряченной толпы, громко скандирующей лозунги, незаметно отделились две фигурки и утонули в полной темноте, куда не доставали рыжие отблески от небольших костров, разведенных по всей площади.
Две тени тихо скользили, прикрываясь палатками, вышли к домам.
– Свищ, ты чего надумал? – семенящий сзади тщедушный человечек дотронулся рукой до впереди идущего напарника.
– А ты что, Винт, – тот оглянулся и криво усмехнулся, – собираешься до самого утра слушать их дешевого краснобая? Как тот заливает басни развесившим уши простакам, ловко играет на их глубоко внутренних, порой даже и низменных чувствах…
– А что, – Винт непонимающе пожал плечами, – мужик дело говорит.
– Ты чего, Винт, совсем с глузду съехал? – Свищ покрутил пальцем возле виска и постукал своего товарища по лбу. – Байки он все красивые втирает. Думаешь, они о народе думают? О его счастливом будущем?
– А что, нет?
– Дудки! – Свищ быстро скрутил из пальцев очень понятную для многих фигуру. – Власть им нужна. Чтобы самим добраться до жирной кормушки. Чтобы самим можно было без всякой опаски воровать.
– Ты чего-то, Свищ, наверное, не понял, – человечек, не соглашаясь, закрутил головой. – Я его всего выслушал. Очень даже внимательно. Они обещают вернуть нам неправильно приватизированные предприятия.
– Ну да, как же, держи свой карман шире. Заберут у одних и потом отдадут другим. Своим же. Или же загонят кому другому, но намного подороже. А «бабки» поделят между собой. Для этого и нужна им власть. Еленка хочет вернуть контроль над газовой областью. Президенту хочет отомстить за то, что стукнули ее по рукам, когда она нагло воровала на своем посту. Хотели посадить бабу, да что-то у них не сладилось. Или откупилась своими наворованными миллионами хитрая воровка…
– Свищ, откуда в тебе оно? Тебя этому на зоне, что ли, просветили?
– На зоне, дружок, там насчет совсем другого просвещают. Как жить по правилам. Со своими и с простыми мужиками. Я же, Винт, закончил два курса экономического. Кое-что поэтому я соображаю. В отличие от некоторых, которые «парились» вместе со мной.
– Не, я тебя не понял! – Винт встал, как вкопанный. – Ты скажи, чего меня за собой потянул? «Давай, давай, записывайся». Твои слова?
– Мои. Я от них и не отказываюсь. Но приехали мы с тобой сюда вовсе не для того, чтобы слушать красивые байки, а для дела.
– Для дела? Что тут нам делать? – глуша подступающую одышку, тщедушный человечек глубоко вздохнул и непонимающе оглянулся.
– А вот что… – Свищ показал своей рукой на разбитую витрину магазина. – Я еще днем приметил, что ее ненароком задели.
На самом деле, кинул камень в стекло сам Свищ. Сделал он пакость незаметно, коротким боковым броском. И вместе со всеми оглянулся только тогда, когда послышался резкий звон разбитого стекла. Но их колонна шла, не останавливаясь. Старшие отрядов строго следили за порядком. Мародерства не допустили…
– Вот мы с тобой сейчас и посмотрим. Может, что и есть…
– Так бы сразу мне и сказал, – Винт в возбуждении потер враз вспотевшие ладони. – А я себе все голову ломал…
Он все это время мучительно ломал голову и никак не мог взять в толк то, зачем они сюда притащились. Не из-за обещанных же суточных? Правда, он и по дороге времени зря, можно сказать, не терял. Ночью в поезде, когда все после хорошей, как оно полагается, вагонной пьянки вырубились, он быстренько прошелся по карманам. Снял жирные пенки.
Забирать все не стал, чтобы наутро не вышло большого шума. А по мелочи никто и не заметит. Вечером все до одного метали из своих карманов «бабки» на бочку перед очередной станцией…
Лазать по карманам своих товарищей он начал еще в школе. У кого ручку, понравившуюся ему, из пенала утянет. А у кого, как корова языком, слизнет мелочь, приготовленную для похода в школьный буфет.
Бывало, его ловили. Как оно водится в таких случаях, били. Иногда сильно. Иногда только так, для проформы. Росточка он был небольшого, а потому частенько ему доставалось по самой полной программе.
Силенок дать сдачи ему не хватало. Он мстил им исподтишка. Выходило подловато, но это ему приносило радость и удовлетворение.
Со временем он начал выискивать тех, кто был послабее его, чтобы на них безнаказанно вымещать свою злобу на тех, против которых его руки оказывались коротковаты…
– Свищ, – его глазки хитровато сощурились, – если ты у нас такой вумный как вутка и образованный, чего же ты на зону-то угодил?
– Жить захотелось получше. Ухватить от жизни много и сразу.
Импровизированный ночной митинг закончился так же быстро, как и начался. Стоило Стеценко отойти в сторону в сопровождении Иванюка и нескольких охранников, как народ разом остыл от охватившего его националистического угара и снова принялся травить анекдоты про то, как хитрющий хохол пытается своим никому ненужным салом заплатить за потребленный им газ. А когда сало наотрез отказываются брать, хохол начинает воровать. Упорно, долго в этом не сознается и только стыдливо краснеет, когда его хватают за руку на месте преступления.
Заглянул Стеценко в одну из палаток. Скромненько. Но им, вообще-то, не до комфорта. Матрацы и одеяла есть. Да и то ладно. Он вспомнил, как его забрили на военные сборы. Призвали в «партизаны». Привезли их команду на место общего сбора, всюду бардак, что не приведи Господь еще раз такое самому увидеть. Ладно бы только увидеть. А то пришлось ему самому во всем этом сплошном безобразии участвовать.
Поздней осенью жили в палаточном городке. Палатки рваные, видно, пятой категории. Как дождь, так внутри кругом лужи. По ночам стоял зверский колотун, зуб на зуб не попадал. Как в насмешку над ними привезли печи-буржуйки. Неукомплектованные. Колосников не хватало. Не хватало переходников и труб. Из трех-четырех собирали одну. Только вопрос: чем топить? Уголь кто-то разворовал еще по дороге на полигон.
На огромную кучку земли ссыпали полмашины угля, прикрыли бугор тонким слоем. Всем показалось, что на их век хватит. А прошел день, второй, и пробились бурые комья земли. А земля в печке не горит…
И кормили паршиво, он за эти два месяца килограмм десять сбросил, никак не меньше. Зачем, спрашивается, все эти новомодные диеты? Вот послать их всех на военные сборы, и делу конец. Вместо супа была какая-то болтанка. Черпал ложкой жижицу и бурно радовался, что подцепил крохотный ломтик картошки, временами больше похожий на очистку. Один-два на всю тарелку. Тушенкой в каше только пахло. Если сильно принюхаться к ней. При удачном раскладе можно было раскопать пару-вторую мясных волокон. Так отощали, что ко второму месяцу о бабах-то и думать уже перестали. Ноги едва таскали. Какие тут еще бабы…
– Семен, – Стеценко дотронулся до плеча своего помощника.
– Да, Тарас Григорьевич, – взгляд у Иванюка искательно забегал.
Угодливый и понятливый, он все время пытался предугадать желание своего начальника, потрафить ему. Авось, что с этого и перепадет.
– Семен, я заметил одну девочку… – Стеценко не договорил, нарочно сделал паузу, давая своему помощнику самому сообразить, что и к чему.
Чтоб будто и не его идея была, а инициатива доверенного человечка.
– Да-да, Тарас Григорьевич, – глазки у Иванюка заблестели, а на лице у него появилась понимающая улыбочка. – Вы не ошиблись.
– Я сегодня до утра лично дежурю… – многозначительно проговорил Стеценко. – И у меня есть пару свободных часиков…
Не глупцом оказался Семен Никитович, два раза ему повторять и объяснять нужды не имелось, он мелко-мелко закивал:
– Счас мы все организуем. Пройдемте. Тут у нас есть место для отдыха. Очень подходящее местечко именно для вашего случая.
– Там у вас тихо? – Стеценко беспокойно поежился.
В его положении репутация значила многое, если не больше того.
– Никто нам не помешает?
– Все предусмотрено. Именно как раз для деликатных моментов, когда человек желает пару часиков отдохнуть и расслабиться.