Крестовый поход. Книга первая. Орден смерти

Глава 9: Присяга императору

Курьез у трона

Трон императора был установлен прямо в соборе Святой Софии. Высокие колонны из тёмного мрамора уходили ввысь, поддерживая расписной купол, где в свете свечей мерцало золотое сияние ликов святых. Под ногами, на полированных плитах, отражались языки огня от множества светильников. Воздух был насыщен ароматами ладана и лёгким привкусом сырой меди – запахом древности и власти.

Перед пустым императорским троном, обитым пурпурной тканью и украшенными резными львиными головами, стояли латинские князья. Они переглядывались, ожидая императора, и переговаривались в полголоса. Напряжение висело в воздухе – каждый чувствовал себя чужаком в этом положении.

Вдруг Гарольд Свирепый, широкоплечий норманн с грубой бородой и заплетёнными в косы волосами, шагнул вперёд. Его губы растянулись в дерзкой ухмылке. Он оглядел зал, как бы проверяя, заметил ли его выход, и с нарочитой небрежностью плюхнулся на императорский трон. Деревянная рама скрипнула под его весом, золотые украшения на подлокотниках блеснули в свете свечей.

Зал замер. Рыцари загудели, кто-то невольно отступил назад. Только Боэмунд и Танкред переглянувшись усмехнулись!

Этьен де Лавейя, стройный провансалец с острым взглядом и точеным прямым носом, ближайший соратник графа Раймунда, двинулся вперед. Его лицо покраснело от возмущения, руки сжались в кулаки.

– Ты сошёл с ума? – вскрикнул он. – Встань немедленно!

– А что? – Гарольд лениво наклонил голову. – В этом зале так скучно… Ни вина, ни женщин, ни даже доброго морского ветра! Я хотя бы проверил, удобен ли этот престол.

Возмущённый гул прокатился по залу.

– Встань! – голос Раймунда прозвучал глухо, но в нём ощущалась угроза. Его тяжёлая рука легла на рукоять меча. – Или мой меч заставит тебя это сделать.

Готфруа Булонский шагнул вперёд:

– И мой тоже! Не позорь нас перед императором.

Их голоса звучали твёрдо, Гарольд приподнял бровь. Он оглядел Раймунда и Готфруа, затем ухмыльнулся, подмигнув Танкеру:

– Вижу, здесь даже королевские сыновья покорны, как овцы.

Он закатил глаза, но всё же поднялся с трона, разведя руками с наигранным сожалением.

– Ладно, ладно, не кипятитесь. Я просто хотел немного разрядить обстановку.

В этот момент тяжёлые дубовые двери зала с грохотом распахнулись. Все обернулись. В проёме появился император Алексий Комнин, его пурпурный плащ струился за спиной, шурша по полу.

За ним следовала свита: Ричард с пергаментом в руках, севастократор Исаак с суровым взглядом, кесарь Никифор, Магистр Татикий в блестящей серебряной маске и двое варягов-личных телохранителей императора, их огромные фигуры выделялись среди византийцев.

Позади всех неспешно шагал патриарх Николай с двумя клириками, несущими массивный золотой крест. Их шаги гулко отдавались от мрамора.

Император остановился. Его брови слегка приподнялись, когда он заметил Гарольда, стоящего рядом с троном.

– Мы что-то пропустили? – спросил он, оглядывая рыцарей!

Норманн пожал плечами, на его лице всё ещё играла тень улыбки.

– Я всего лишь хотел повеселить публику, – Гарольд вновь развёл руками. – А то в этом зале так скучно. Ни яств, ни вина, ни женщин…

– Шут! – бросил Этьен де Лавейя.

– Яства и вино будут после, – ровно ответил Алексий.

Император медленно прошёл к трону, его движения были уверенными и царственными. Он сел, оправив плащ, и окинул князей взглядом – спокойным, но проницательным.

– Да начнётся церемония.

Рыцари выпрямились. Напряжение в зале достигло предела…

Священная клятва

Император Алексей Комнин восседал на троне, его лицо оставалось непроницаемым, но глаза внимательно следили за каждым движением.

Латинские князья, по очереди преклонявшие колено перед императором, уже закончили приносить вассальную клятву. Они стояли вдоль зала, молча наблюдая за теми, кто ещё не произнёс священные слова.

Раймунд Тулузский шагнул к трону, рассекая тяжесть воздуха. Его кольчуга, покрытая пылью походов, контрастировала с блистанием византийских шелков.

– Per Deum omnipotentem… – начал он, ударяя себя в грудь латной перчаткой. Голос звучал, как набат: – Я, Раймунд де Сен-Жиль, клянусь крестом и мечем хранить верность Алексию Комнину. Да поразит Господь душу мою, коль преступлю сей обет!

Патриарх Николай воздел крест – древний, почерневший от прикосновений тысяч уст. Рыцарь приник к нему губами, и в этот миг где-то в галереях грянул гром.

– Знак свыше, – прошептали клирики.

Боэмунд Тарентский выступил следом, медленно, словно ведомый неволей. Его плащ, затканный серебряными волками, вздымался за спиной как бунтующее знамя.

– Клянусь… – слово застряло в горле, будто отравленное. – …верностью императору сему. Да паду я в адскую бездну, коли нарушу.

Поцеловал крест небрежно, будто жаждущий спешит к кубку. Затем встал, с трудом скрывая раздражение.

Севастократор Исаак, стоявший у трона с мечом-парамиирием, наклонился к кесарю и пошептал на греческом:

– Словно змий причастия коснулся… Не клятва, а насмешка.

Никифор, сухой и седой, как пергамент, хрипло ответил:

– Норманнский род весь таков – на публике христиане, а в душе… все еще верят в своих богов.

– Вы едва ли смогли бы нарушить то, чего и не собирались соблюдать, герцог Тарентский. – тоже едва слышно заметил Татикий на латыни так, чтобы Боэмунд его услышал.

Тот медленно повернул голову в сторону византийского магистра. На секунду в его глазах вспыхнула ярость, но он сдержался, лишь одарив Татикия улыбкой, от которой мороз шел по коже.

Дальше подошли Танкред и Гарольд.

Племянник Боэмунда шагнул вперёд с вызовом, но без колебаний.

– Я, Танкред, клянусь…

Он произнёс слова чётко и без запинки, но во всем его облике читалось недовольство.

Гарольд же, казался удивлённым серьёзностью церемонии. Он неохотно опустился на колено, пробормотал клятву, и, прежде чем коснуться крестом губ, громко хмыкнул:

– Проклятие, так много формальностей. А если я просто скажу «честное норманнское» слово?

Кто-то в зале нервно усмехнулся, но византийцы не разделили шутки.

– Целуй крест, норман, и помни, что клятва Богу священна. – патриарх тяжело посмотрел на него.

Гарольд пожал плечами, наклонился и быстро коснулся губами реликвии. Затем, поднявшись, ухмыльнулся:

– Всё? Я всё правильно сделал?

Патриарх отвёл взгляд.

Император поднялся, давая понять, что церемония окончена.

– Вы дали свои клятвы, милорды! Да будет так…

Тайный совет

Латиняне начали расходиться. Алексей сделал едва заметный жест. Варяги преградили путь Раймунду, Адемару и Готфруа, скрестив секиры. Алексий поднял руку:

– Милорды, Останьтесь!

Они остановились, переглянулись и вновь повернулись к трону.

Когда двери за остальными закрылись, в зале остались только византийцы и трое латинских вождей.

Алексий опустился на трон и посмотрел на них с задумчивостью.

– Теперь, когда все клятвы даны, нам стоит обсудить самое важное.

Адемар сложил руки на груди.

– Дележ добычи?

Император слегка усмехнулся.

– Дележ земель.

Он взглянул на Ричарда, тот расстелил на столе свиток с картой.

– Границы предельно ясны. Всё, что будет взято до этой границы, включая Антиохию – Алексий провел на карте невидимую черту – возвращается под власть Империи. Всё, что лежит южнее, включая Иерусалим, – ваше.

Раймунд кивнул.

– Справедливо.

Готфруа, сидевший прямо, добавил:

– Мы чтим ваше право, цезарь. Наша цель – Гроб Господень.

– Мои люди будут сопровождать вас. – продолжил Алексий. – Я отправляю с вами десять тысяч лучших воинов. Во главе их – магистр Татикий.

Адемар взглянул на магистра.

– Мудрый выбор.

– Я тот, кто готовит дорогу, по которой вы идёте. – голос Алексия стал тише. – Но среди вас есть те, кто не приемлет власти Империи.

– Боэмунд, – догадался Раймунд.

– Боэмунд, – подтвердил Алексий.

Наступила напряжённая пауза.

– Не думаю, что он собирается исполнять свою клятву, – спокойно произнёс император. – Он слишком долго воевал против меня, чтобы принять меня как сюзерена.

Адемар помолчал, затем вздохнул:

– И на Небесах была измена – стоит ли ждать, что все наши рыцари боятся гнева Божьего!?

Раймунд сжал губы, затем сказал:

– Я тоже не доверяю ему. Но его люди – искусные воины, а война требует всех сил.

– Вы должны присматривать за ним, – голос Алексия прозвучал чётко. – Если он замыслит что-то против Империи – я должен знать об этом.

Адемар задумчиво кивнул.

– Мы не дадим ему выйти за пределы дозволенного.

Алексий встал.

– Тогда договорённости заключены. Пусть этот поход принесёт нам… каждому из нас – то, что мы ищем.

Готфруа приложил кулак к груди.

– Во имя Господа.

Они поклонились и вышли.

Алексий остался в зале.

Татикий шагнул к нему и тихо произнёс:

– Вы верите в их клятвы?

Император смотрел в темноту зала, где тени колебались в мерцающем свете свечей.

– Магистр. – Он помолчал. – Возможно, если бы эти милорды не были людьми чести… наши головы уже болтались на плахах, на руинах разоренной империи.

– Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своей опорою – Спокойно произнес Татикий. – В писании сказано.

– Разумеется. – император усмехнулся. – Я был бы глупцом если бы рассчитывал только на их благочестие. Будем и впредь делать расчет на их амбиции и жадность. Жадность – это тоже сила, если знать, как её использовать…

Автократор развернулся к выходу, скользнул взглядом по залу и, не говоря ни слова, исчез за массивными дверями. Варяги, как тени, последовали за ним, звук шагов затерялся среди эха древнего камня.

В зале остались только двое…

Татикий молча смотрел, как языки пламени в канделябрах медленно гасли, словно уставшие от долгого вечера. Он сделал пару неспешных шагов, подойдя к Исааку, который стоял, задумчиво касаясь пальцами бороды.

– В комнате, где расположили норманнов, есть тайный ход, – негромко сказал магистр, не отрывая взгляда от мерцающего огня. – Мы можем сделать так, что Боэмунд и его близкие, не увидят завтрашний рассвет.

Исаак чуть повернул голову, но не сразу ответил. Он медлил, раздумывая, словно примеряя на себя возможные последствия.

– Возможность хорошая, – наконец признал он, качнув головой. – Но в таком случае у норманнов будут развязаны руки.

Он отошёл к окну, посмотрел вниз, где среди стен и башен Константинополя мерцал лунный свет. Латиняне, конечно, были варварами, но варварами с честью. Тайное убийство своих вождей они восприняли бы как предательство.

– Все латиняне восстанут против нас, – продолжил он, не оборачиваясь. – Тайно убить гостей… Для них это подлость, а подлость требует мщения.

Татикий наклонил голову, соглашаясь.

– Пусть живут. Пока что, – Исаак чуть склонился к магистру. – От этих дерзких норманнов, куда проще будет избавиться на том берегу. В пылу битвы.

Ветер, ворвавшийся сквозь щель в окне, затрепетал пламенем свечей.

– Случайная стрела, падение с башни, – он посмотрел в сторону двери, будто видел за ней будущее. – Тогда уже никто и не подумает на нас.

Татикий усмехнулся, коротко, почти бесшумно.

– Да, ты как всегда прав, – согласился он, медленно выпрямляясь. – Я попробую это устроить.

– Пока же, пошли кого-нибудь, следить за ними – сказал Исаак, скользнув взглядом по стенам, где на фресках святые глядели вниз, будто на них.

– А следить за ними… Император уже послал этого сакса.

Исаак тихо хмыкнул, будто только сейчас осознал ловкость брата.

– Мда… – он качнул головой. – А мой брат не промах.

Их взгляды встретились в полумраке. На этом всё было решено…

Глава10: Тени в каморке

Заговор норманов

Пламя свечей дрожало, отбрасывая на стены длинные, змеящиеся тени. В комнате, которая была больше похожа на узилище, чем на покои для знатных рыцарей, пахло холодным камнем, влажной древесиной и пряностями с византийских рынков. Узкие окна с зарешёченными ставнями пропускали лишь скудный свет ночного города. За стенами, внизу, мерно гудел Царьград, слышался скрип телег, далёкие выкрики стражи, чьё-то пьяное пение.

Боэмунд Тарентский вошёл первым, резко скинув плащ. Плотная ткань с волчьими вышивками упала на деревянный сундук у стены. Он повернулся, его ледяные глаза сверкнули в полумраке.

– Ловко ты их проверил, кузен. – Его голос был низким, хрипловатым. – Фанатики показали, кто есть, кто.

Гарольд Свирепый, всё ещё ухмыляясь, уселся на край грубо сколоченного стола, скрестил руки на груди. Танкрет стоял у стены, не скрывая раздражения.

– Зачем мы дали эти клятвы, дядя? – он говорил сквозь зубы. – Почему бы просто не взять Константинополь, когда остальные уйдут на восток?

Боэмунд фыркнул, подошёл к массивному камину, где в очаге догорали угли.

– Ты что, не видел? – Он ткнул пальцем в воздух, словно указывая на призрачные фигуры своих врагов. – Провансальцы. Лотарингцы. Фландрийцы. Все эти фанатики папы будут против нас, если мы выступим сейчас. Раймунд и Готфруа первыми вернутся, спасая своего нового сюзерена.

– Всё равно, можно было бы обойтись без участия в этой позорной церемонии! – упрямо бросил Танкрет.

Боэмунд резко обернулся, его взгляд стал острым, как лезвие.

– Ты что, как глупый монах, боишься клятв? – Он усмехнулся, но в голосе звучало нетерпение. – Мой отец тоже давал клятву Ромеям… а потом взял Диррахий и шел на Константинополь. Если бы его не забрала лихорадка, мы бы давно правили этой империей.

Танкрет сжал кулаки.

– А может, это и была кара небес?

Боэмунд резко рассмеялся – коротко, холодно.

– Вздор. – Он подошёл к племяннику вплотную. – Ему было семьдесят, болезнь выкосила половину армии, но знаешь, что он сказал мне умирая?

Он схватил Танкрета за ворот, притянув его ближе, и прошептал:

– Он так же прижал меня и кричал – «Не вздумай отступать. Победа или смерть.» И испустил дух!..

Его сжатые пальцы дрогнули. Он отступил назад, скользнув взглядом по племяннику.

– Даже в час смерти, он не боялся кары и продолжал следовать за тем чего хотел. Будто сама смерть не имела над ним власти. А ты говоришь мне, о каких-то пустых словах, что мы сказали, чтобы обмануть врагов! – размахивал руками Боэмунд.

Танкрет молчал, его губы плотно сжались.

Гарольд грохнул кулаком по столу, заставив кубки подпрыгнуть.

– Хватит мертвецов вспоминать! Дальше-то что? Сегодня мы увидели, что союзников у нас нет. Даже этот женоподобный князь Блуа смотрел на нас с возмущением. А наш «дальний родственник» Роберт, мнит себя слишком высокородным и не желает с нами знаться.

Боэмунд усмехнулся, налил вина из кувшина в бронзовую чашу.

– Да они нам и не нужны.

– Как это? – прищурился Танкрет.

Боэмунд поставил чашу, опёрся на стол, глядя на собравшихся.

– Зачем делить земли и трофеи с кем-то ещё? – Он выпрямился, и на его лице появилось выражение воина, предчувствующего битву. – Ты забыл воинский закон? Кто первый захватил крепость и водрузил знамя – тот и хозяин. И они чтут этот закон.

Танкрет задумался, затем его взгляд вспыхнул:

– Значит, нужно идти в авангарде и первыми забирать всё, что можно!

Боэмунд медленно кивнул.

– Верно, племянник. Под нашими знаменами семь тысяч норманов, Вильгельму хватило этого, чтобы забрать Англию, а мы заберем земли востока! А когда укрепимся там…

Он поднял чашу, вино вспыхнуло в свете свечей, как кровь.

– …мы вернёмся в Константинополь, который падёт к нашим ногам.

Гарольд ухмыльнулся, чокнувшись с ним своим кубком.

– Я пью за этот день.

Они пили, строили планы, смеялись.

Рядом, в узком потайном проходе, притаился Ричард.

Он слышал каждое слово.

И когда вино вновь плеснулось в бронзовых чашах, он мягко шагнул в темноту.

За дверью скрипнула половица. Ричард, прижавшись к потайной нише за гобеленом с охотой на единорогов, затаил дыхание. Его тень слилась с каменной кладкой, лишь перстень со скрытой печатью Асасинов, слабо блеснул в темноте.

Боэмунд внезапно обернулся, уловив шорох. Его рука легла на меч.

– Кто там?..

Ветер захлопнул ставень, погасив свечу. В кромешной тьме лишь белела ухмылка Гарольда:

– Привидения старых императоров, небось.

Когда свет вернулся, потайная дверь за ковром уже была закрыта. Ричард бежал по подземному ходу, его шаги глухо отдавались в сырости, а в ушах все еще звенели слова:

«…вернемся в Константинополь, который падёт к нашим ногам…»

Надзиратель

Ричард остановился перед дверью своего дома. Высокие, украшенные арабесками ставни, были плотно закрыты, но за тонкой резьбой дерева мерцал свет. Ночной воздух нес с собой солёный запах Пропонтиды, смешанный с ароматами ладана и тёплых пряностей, что пропитывали улочки Константинополя.

Старый слуга, ожидавший его возвращения, склонился и тихо произнёс:

– Милорд, вас ожидает гость.

Ричард замер. Глухое раздражение шевельнулось внутри.

Он шагнул вглубь дома. Пол был выложен мозаикой, изображающей узоры пустыни – подарок византийского торговца, мечтавшего о расположении при дворе. За арочным проёмом начинался зал для гостей, залитый мягким светом масляных ламп.

Возле окна стоял человек. Высокий, одетый в чёрный шерстяной плащ с серебряной вышивкой, чьи складки ниспадали к полу, будто тени. Его руки покоились на поясе, а взгляд был устремлён в ночь.

Ричард шагнул вперёд.

Омар, старый приятель из Аламута.

Он медленно повернулся. В его карих глазах мелькнула тёплая искра.

– Ис… Ричард, – едва не оговорился он, голос Омара был низким, уверенным, но не лишённым нотки искренней радости. – Хвала Аллаху. Я думал, что нас с тобой разведут дороги.

Гость говорил, на родном для него персидском языке, но Ричард удержал лицо бесстрастным, и лёгкий наклон головы, был сделан с безупречной вежливостью.

– Омар. Брат мой. – Он указал на подушки у низкого стола. – Присаживайся.

Они опустились на мягкие ткани. Фонтан в углу мерно журчал, заполняя паузы между словами.

– Господин Амин, велел мне сопровождать тебя во время похода, – произнёс Омар, чуть склонив голову. – Он хочет, чтобы я служил тебе, как оруженосец служит рыцарю. Ведь для франков ты лорд и рыцарь.

«Оруженосец»… – Ричард мельком взглянул на Омара, оценивая его. Лицо собеседника было открытым, спокойным, но он знал, что под этой маской скрывается тот, кто умеет наблюдать.

«Не оруженосец. Надзиратель.»

– Это большая ответственность, – ровно ответил он. – Господин, надеюсь, обучил тебя их языку и обычаям?

Омар усмехнулся, затем с серьёзным видом опустился на одно колено, вытащил из ножен кинжал и протянул его Ричарду обеими руками:

– Милорд Ричард, я Рене, ваш верный слуга до конца моих дней!

Французкий был чист, почти без акцента. И всё же в интонациях скользила лёгкая насмешка.

Ричард ответил коротким смехом, поднимая приятеля.

– Теперь ты настоящий латинянин, как и я. – Он отступил назад. – Отдыхай, путь будет долгим…

Слуга проводил Омара в покои для гостей, и дверь за ним бесшумно закрылась.

Ричард остался в одиночестве. Он налил в кубок немного вина, пригубил, но горький вкус лишь подчёркивал тревожные мысли.

«Зачем же Хасан послал его? Быть гонцом, или перерезать мне горло, если учует измену?»

Он поставил кубок, затем повернулся к окну. Внизу, за стенами дома, ночной город жил своей жизнью. Где-то вдалеке играли музыканты, звонко хохотали женщины. Но мысли его были не здесь.

Глава11: Врата Аламута

Персия 1091 год

Омар провёл ладонью по гладкому дереву двери, чувствуя под пальцами тепло ночи. В комнате пахло горьким дымом свечей, тканями, пропитанными чужими ароматами.

Он сел, прислонившись к подушкам, и закрыл глаза.

«Всё началось тогда, в Персии…»

Мерцание солнца сквозь снежную пыль. Резкий ветер, обжигающий лицо. Синее небо, похожее на натянутую туго тетиву.

Он помнил, как мальчишкой стоял перед вратами Аламута, держась за руку младшего брата. Малик дрожал, его губы посинели. За их спинами лежала сожжённая деревня, впереди – неприступная крепость.

– Мы ищем приют и обучения у Великого Хасана! – закричал он, едва справившись с дрожью в голосе.

Стены Аламута молчали.

А потом, словно само небо решило откликнуться, раздался голос:

– Убирайтесь.

Каменные ворота остались закрытыми.

Они не ушли.

Три дня. Три ночи. Без еды, без воды. Только холод, только тени, растущие по склону, словно безмолвные наблюдатели.

На четвёртую ночь Малик потерял сознание. Омар прижимал его к себе, чувствовал, как тело брата становилось всё легче, всё тише.

Наутро врата открылись.

Слуги Хасана вышли наружу. Их взгляды были безразличными. Они посмотрели на мальчиков, затем один из них сказал:

– Он мёртв.

И, не колеблясь, схватил безжизненное тело Малика за плечо и бросил вниз, на скалистые склоны.

– Нет! Малик, брат мой! – неистово взревел Он, собирая последние силы. – Почему?! Почему вы…?

Крик его метался среди горных вершин, но никто не ответил.

Руки, крепкие, как железо, схватили его, потащили внутрь…

Темница пахла мокрым камнем, гнилью и чем-то ещё… чем-то, что впитывалось в стены годами – страхом, смертью, несбывшимися надеждами.

Омар лежал на голом полу, закованный в кандалы. Холод железа сковывал его запястья, впиваясь в кожу, но он уже не чувствовал боли. В горле стояла сухая, обжигающая пустота.

Шаги. Глухой стук сапог по камню. Он приподнял голову, разлепил пересохшие губы:

– Воды…

За дверью послышался насмешливый голос:

– Ты турецкий лазутчик. Для тебя воды нет.

Омар закрыл глаза. В висках стучало, но мысли оставались ясными.

«Жалкий лазутчик вышел бы из меня… кто прыгает в лапы смерти с таким рвением?»

Его вывели на рассвете.

Небо было белёсым, туман ещё клубился между скалами, но на высоком дворе Аламута уже стояли фидаины – в чёрных одеяниях, с лицами, застывшими в равнодушной покорности. Их взгляды ничего не выражали. Ни любопытства, ни презрения.

Омара бросили на каменные плиты, перед возвышением, застланным пурпуром.

Над ним возвышался человек.

Хасан ибн Саббах.

Мастер Аламута.

Его тёмные глаза казались бездонными, взгляд тяжёлый, в пальцах – массивный кинжал, позолоченные ножны которого отсвечивали в лучах восхода.