Ратник. Зов крови
- -
- 100%
- +
Он не успел договорить, как его прервал приказ Дира: «Выступаем!». Какое-то время они всем составом шли по дороге, ведущей через лес, потом разведчики дали сигнал, и войско разделившись вошло в чащу.
Несмотря на то, что солнечный диск еще не полностью скрылся за горизонтом и освещал открытые участки последними вечерними лучами света, в самом лесу была кромешная тьма, пробираться из-за которой первое время было достаточно сложно, но идти с факелами было нельзя – их могли заметить. Родомир то и дело запинался обо что-либо, не в силах разглядеть препятствий под ногами, но через некоторое время глаза привыкли и уже можно было различать силуэты того, что находилось под ногами.
Они продвигались достаточно медленно, но всё же достигли места, где сквозь деревья пробивался свет горящих костров и факелов. Родомир понял, что они почти достигли воландрийского лагеря. Продвинувшись ещё чуть-чуть, свет от костров стал ярче, и сотня остановилась – разведчик дал сигнал. Они остановились в пятидесяти шагах от часового.
Дальнейший план действий передавался перешёптыванием от первых рядов строя к последним. Родомир был в середине строя, поэтому ему и ещё нескольким бойцам пересказывать слова командира, взялся довольно пожилой, со свёрнутым набок носом вояка:
– Говорят: «Ждём пока остальные займут позиции. Большая часть их лагеря стоит на прогалине. Туда пустят несколько залпов из луков, и как только те твари, что смогут после этого держать оружие возьмутся за него – будем действовать мы».
В ожидании боя Родомир чувствовал прилив адреналина – сердце билось сильнее и чаще, давая висками ощутить каждый его удар, сонливость отступила. Тишину нарушали едва слышимые голоса из воландрийского лагеря и звуки лесных зверей. Вдруг раздалось нехарактерное карканье вороны, спустя пару мгновений заухала сова, следом защёлкал глухарь, птичий ансамбль был нарушен громким и протяжным рыком медведя, а затем криками людей, сначала это были крики испуга, а секунду спустя раздался первый крик боли.
В тот же момент со стороны, откуда раздавались крики, подал голос часовой: «Это не наши – здесь кто-то есть!». Следом в лагере прозвучала команда: «К оружию! Принять оборонительный строй!». С другой стороны, часовой крикнул: «Нас окружают! Они…» – его голос оборвался.
Родомир понимал, что эффект неожиданности был потерян и план дал трещину. Это подтвердил один из разведчиков, который их вёл. Уже не шепотом он произнёс:
– С той позиции на холме должны были атаковать тридцать лучников, теперь, полагаю у них другое занятие.
Донесся приказ Мстислава: «Ждём приказа атаковать!». И приказ Дира не заставил себя долго ждать – заревел рог и войско помчалось в атаку.
Родомир медленно шёл, не обнажая клинка. Он не был кровожадным воином и не хотел ввязываться в бой, полагая, что справятся без него. Ведь на одного воландрийца приходится по двое понтийцев, а на тех, кому повезло меньше – трое. Он наблюдал, как началась атака: понтийцы пытались пробиться сквозь плотно сомкнутые щиты обороняющихся. Воландрийцы выстроились в плотное оборонительное кольцо и кололи копьями из-за своих щитов, то и дело раня кого-то. Пробить такую оборону было нелегко. Некоторые, используя боевых товарищей, как трамплин перепрыгивали через стену щитов, влетая с оружием внутрь строя, но эти безрассудные попытки разрушить строй не приносили плодов. Толкания продолжались достаточно долго, войско Понтии несло небольшие, но всё же потери.
Время шло и уже начало светать. Лучи солнца, поднявшегося достаточно высоко, пробивались сквозь верхушки деревьев, в их свете всё стало различимо. Несколько мгновений спустя в строй воландрийцев с холма полетели стрелы. Лучники, устраняя неприятельское войско, также отвлекли на себя часть внимания, и оборона начала рассыпаться. То в одном, то в другом месте стена щитов была прорвана. Прорвавшись внутрь строя, понтийцы начали подавлять большинством. Позже, когда войска смешались, к рукопашному бою с холма подключились стрелки. Теперь воландрийцы несли потери.
Родомир, оглядывая поле боя, остановил взгляд на Дире, который с тремя приближёнными воинами стоял на противоположной стороне поля, и не участвовали в этом побоище. «Мясник» лишь наблюдал за происходящим и отдавал команды. На его лице играла улыбка, а глаза блестели от удовольствия, когда он видел, как тают ряды воландрийцев, которые, несмотря на численное превосходство понтийскойго войска, держались достойно.
Обводя взглядом поле битвы, он встретился глазами с Родомиром, и довольное выражение его лица сменилось на гримасу, презрения и злости. «Мясник» что-то гневно сказал своим воинам, указывая на Родомира, а затем указал рукой сначала на сражение, а потом на землю перед собой, ткнув в неё пальцем. Воины, с оружием наизготовку, двинулись выполнять приказ. Понимая, что, если сдаться на их милость ничего хорошего его не ждёт, Родомир приготовился к бою и обнажил клинок.
Вдруг, сквозь шум битвы со стороны тракта донёсся рёв боевого рога, звук был громким и это давало понять, что источник совсем близко. В ответ откуда-то из самого центра сражения загудел рог, но звук быстро оборвался, человек, дувший в него, наверняка был убит. Но не вызывало сомнений, что даже этот короткий сигнал привлек внимание тех, кто первыми воззвали из леса.
Дир повернулся в сторону дороги, потом развернулся обратно и отдал приказ:
– Чтобы не произошло, бейтесь до конца!
Посланцы Дира – крупные парни, как на подбор одного роста, почти на голову выше, одетые в кольчугу, из-под которой торчал поддоспешный кафтан, а голову венчал каплевидный шлем с бармицей. Вооружённые двуручными топорами, они остановились в трёх шагах от него, готовые к атаке в случае неповиновения. Один из них на два шага приблизился к Родомиру и произнёс:
– Брось меч и иди с нами!
– А если не пойду, тогда что? – спросил Родомир.
– Применим силу. Сопротивляться глупо, нас трое.
– Слушай, давай, между нами. Чего ему надо?
– Ты не сражаешься, за это ты будешь наказан.
– И как он решил меня наказать?
– Я почём знаю, – удивленно ответил молодец. – Наше дело привести тебя, а дальше, как барин скажет.
Родомир начал убирать меч в ножны, и воспользовавшись тем, что трое его конвоиров на мгновение потеряли бдительность, полагая, что он в самом деле сдаётся, он нанёс точный рубящий удар по пальцам руки того солдата, который говорил с ним, отрубив их по самую кисть. Из положения, в котором меч находился в замахе из-за плеча, он метнул его во второго бойца, и меч пронзил лицо несчастного.
Родомир бросился к ещё не пришедшему в себя воину, лишившемуся пальцев секунду тому назад, и из ослабевшей хватки отнял его топор, ударив того ногой чуть ниже груди, отчего обезоруженный боец отшатнулся, наткнувшись спиной на третьего, мешая тому быстро атаковать. Тем временем Родомир удобно перехватил топор обеими руками и с плеча нанёс мощный удар в область шеи того, кого мгновение назад обезоружил, остроты топора не хватило, чтобы прорубить бармицу, и удар был сродни удару дубиной. Противник осел на колени, побледнел, голова неестественно склонилась набок, зрачки расширились, а из перекошенного рта раздавались булькающие звуки, затем пошла пена и он упал на землю лицом вниз.
Перекошенное лицо еще не коснулось земли, как третий боец бросился атаковать Родомира размашистым ударом из-за головы. Ничего не стоило увернуться от такого удара: сделав небольшой шаг в сторону и чуть развернувшись, он ушёл с линии атаки, совершая этот манёвр, Родомир избавился от топора и достал кинжал. Топор бесцельно разрезал воздух, заставил своего владельца чуть податься вперёд и опустить руки, оставляя открытым горло, в которое, Родомир и нанёс удар кинжалом – бой был окончен.
Конечно же, Дир всё это видел. Закончив вытирать кинжал, Родомир поднял голову, и их глаза встретились. Сложно было понять, о чём говорили сверкающие и злые глаза «Мясника» – о восхищение тем, что встретился достойный противник, или же об огромной ненависти. Но что бы ни думал Дир, он, вынув меч из ножен, направился к нему.
Родомир остался неподалеку от линии леса, сделав несколько шагов только для того, чтобы вытащить свой меч из головы убитого им воина. «Мясник» неспеша приближался. Родомир сейчас ни о чём не думал, кроме предстоящего поединка – есть его меч и меч «Мясника». Он знал – Дир думает также.
Они сошлись на расстояние достаточное для атаки. Оба держали оружие наготове: Родомир занял среднюю стойку, держа меч горизонтально на уровне плеча, острый конец его меча смотрел на противника, Дир же держал меч высоко над головой, готовым к мощному удару. Смотря друг другу в глаза, они ходили по воображаемому кругу, выбирая момент для атаки.
Родомир дернулся к Диру, провоцируя того на ошибку, но тот отреагировал хладнокровно, не поддаваясь на обманный маневр. Почти сразу же после того, как обманный маневр не увенчался успехом, Родомир молниеносно бросился в рискованную атаку, намереваясь колющим ударом нанести смертельную рану в шею Дира. «Мясник» с трудом избежал укола, развернув корпус вокруг правой ноги, и сделав небольшой шаг назад. Родомир оказался открыт для ответной атаки, и не успев уклониться получил в темя сильный, молниеносный удар навершием рукояти.
Сначала была яркая вспышка, затем в глазах помутнело, и сложно стало разглядеть, что-либо. Не дожидаясь следующей атаки противника, Родомир перекувыркнулся назад, разрывая дистанцию. Когда он встал на ноги и поднял меч перед собой, его зрение ещё не полностью вернулось, и он не мог разглядеть, где противник – всё было как в тумане. Перехватив меч в одну руку, он начал крутить восьмерку, не позволяя противнику подступиться справа. Левой рукой он достал кинжал, и тут же получил удар по локтевому суставу, сразу перестав чувствовать конечность и находившийся в ней кинжал. Затем болью отозвался удар, нанесенный в область задней поверхности коленей. Он упал, болевой шок заставил его выронить меч, от него же вернулось зрение, теперь он мог видеть – левая рука отрублена по локоть.
Стоя на коленях, истекая кровью, он поднял взгляд на Дира и увидел, как тот надменно улыбается, это разозлило Родомира и не собираясь мириться с поражением, решив идти до конца, он нащупал рукоять выпавшего меча, обхватил её, но поднять меч не смог – «Мясник» ногой наступил на клинок, пригвоздив его к земле, а затем отбросив подальше.
– Полагал, что будет веселее, ты так лихо разобрался с моими людьми, и я было подумал: «Вот это противник! Какой будет поединок!». Но ты меня разочаровал. Но, – сделав долгую паузу, он обошёл Родомира, – несмотря на это, я убью тебя как воина.
Договорив, Дир забрал кинжал из отрубленной руки, а затем встал сбоку от него, намереваясь отрубить голову.
Не думал Родомир, что всё кончится вот так: что будет он, стоя на коленях ожидать последнего удара, который оборвёт его жизнь. Перед глазами сейчас возникали образы любимых, близких людей. Он не вернётся больше к ним и останется в этом поле посреди леса, где его сожрут черви. Родомир принял это, полагая, что такова цена за все отнятые его руками жизни. Он вздохнул, опустил голову и крикнул:
– Бей!
И снова со стороны леса заревел боевой рог. Родомир повернул голову в сторону звука и увидел, как вдоль всей линии леса на пустырь начали выходить всадники. Когда их собралось сотни полторы тот, что вышел первым, поднял меч над головой и резко опустив до уровня груди, указывая вперёд, пришпорил коня и помчался в атаку, за ним поскакали и остальные.
Воспользовавшись тем, что Дир тоже отвлёкся на конницу, Родомир из последних сил сделал несколько кувырков в сторону леса, чтобы не быть зарубленным и увеличить свой шанс не быть затоптанным лошадьми. Не в силах больше двигаться, он лежал спиной вверх, подсунув отрубленную руку под тело, чтобы хоть немного замедлить кровотечение. Сквозь туманную пелену в глазах, он видел, что Дир скрылся, и не стал терять времени, чтобы добить его, полагая, что Родомир и так уже покойник.
В глазах потемнело, и из темноты доносился лишь отдалённый грохот копыт и крики, которые становились всё тише. Затем ощущение падения, будто в тёмную пропасть: ни одного луча света, ни одного звука, лишь тьма и тишина…
Глава 6
Глава 6
– Сколько ещё мы будем ему жопу подтирать? Он уже месяц не встаёт, бредит всё, а в себя так и не придёт, добили бы парня, а они нет – мучат почём зря, – говоривший указывал на нары, где сейчас без чувств лежал человек.
– А чего мучают-то? Выходить ведь пытаемся: травы да настойки даём пить, перевязываем. И вообще, бырыня сказала смотреть за ним, значит, будем смотреть, и нечего возмущаться.
– Вот, всегда ты так, Евдокия: «Барыня сказала, значит надо делать». Она тебе убиться скажет, ты и убьёшься. А он после этих настоек в говнах весь, в блевотине, а я убирать должен, будто холоп какой.
– Ты, Тихомир, может забыл, чем ей обязан?
– Да помню я!
– Ну так и делай тогда, чего говорят, а то надоел причитать: холоп, не холоп! – крикнула Евдокия.
– Не кричите, пожалуйста, – попросил человек на кровати.
– Очнулся! Тихомир, беги за барыней, говори, что очнулся парень.
– Вы кто такие? Я где? – с большим трудом спросил больной.
– Я Евдокия, – представившись, она учтиво поклонилась,
Но лежавший на кровати раненый человек вряд ли видел её вежливость, так как обессиленный, не в силах даже повернуть голову, он смотрел в потолок.
– Как к Вам обращаться? – спросила Евдокия.
Он начал говорить, но не успел издать членораздельного звука и закашлялся от сухости в горле. Тут же Евдокия набрала стакан воды и подбежала к нему, чтобы напоить. Она приподняла с подушки его голову и поднесла к губам чашу с водой.
Он жадно пил воду и как мог осматривал тесное помещение, в котором оказался. Деревянные стены, сделанные из грубо обработанных брёвен, которые у пола уже начали подгнивать. Маленькое окошко, расположенное у самой крыши, пропускало лишь тонкий луч солнечного света, который, если бы не несколько горящих свечей, вряд ли смог бы осветить всю комнату. Двери, обитые металлом по периметру, но без внутреннего засова, и остатки соломы в углах – всё это напоминало старый поруб, где раньше держали заключённых. Однако сейчас в таких местах уже не содержат ни преступников, ни пленных. Но, если он пленник, то постеленный ему на нары войлок, заставлял усомниться в этом. Он и бросил взгляд на свою сиделку: обыкновенная пожилая женщина с добрыми глазами, аккуратно наряженная в крестьянские одежды. Когда жажда была утолена, Евдокия положила его голову на подушку и снова спросила его:
– Так как же Вас величать?
В очередной раз он не успел произнести ни слова, как его прервал треск. За спиной Евдокии возникла вспышка света, которая, словно кусок ткани, разорвала часть пространства в комнате. Треск усиливался, а разрыв становился всё шире, но в открывшейся дыре не было ничего, кроме темноты. Из темноты выпал на пол худощавый мужчина средних лет, одетый в рваную одежду – это был Тихомир. За ним из этого разрыва величественно появилась невысокого роста женщина в богато выделанном сарафане бордового цвета. Как только она встала на пол разрыв захлопнулся с характерным звуком, и всех в помещении обдало потоком холодного воздуха, который чуть не погасил пламя свечей. Будучи ещё совсем слабым, кок-как сфокусировав взгляд на этой женщине, Родомир разглядел её с трудом: аккуратно уложенные, самую малость растрепанные от того легкого ветерка, длиною до плеч, черные, словно воронье перо волосы обрамляли её милое круглое лицо. Её зелёные, как малахит глаза, обезоруживающие своей красотой, смотрели на него с любопытством. Сдув своим маленьким прелестным ртом пряди волос, которые мешали ей, она протянула ладонь, в которой лежал перстень с изумрудом, обхваченным драконьей лапой, и холодным тоном спросила:
– Откуда у тебя это?
– Этот перстень отдал мне мой дядя, – негромко сказал он.
– Его зовут Колояр? – с нетерпением спросила она.
– Да.
– Живой значит, – она улыбнулась. – А твоя мать? Агидель? Тоже жива?
– Да. С чего бы ей быть неживой? – слова давались ему с трудом.
Она задумалась, бормоча что-то неразборчивое себе под нос. Закончив с размышлениями, она снова заговорила:
– Как тебя зовут?
– Родомир.
– Откуда ты?
– Любеч, – он говорил с хрипом.
– Хорошо, Родомир, отдыхай, набирайся сил. Когда тебе станет лучше, мы поговорим.
Затем она обратилась к находившимся в комнате мужчине и женщине:
– Продолжайте поить его настойками, что я давала. Если вдруг ему станет хуже, то бегом ко мне. Когда он окрепнет, тоже сообщите как можно быстрее. А теперь я вас оставлю.
Договорив, она сделала несколько круговых движений ладонью перед собой, при этом, что-то приговаривая шёпотом, и когда она закончила, перед ней в воздухе снова образовался разрыв, в который она вошла, и как только она исчезла во тьме этого разрыва, он схлопнулся, в этот раз затушив свечи.
– Я сейчас схожу за огнём, – из темноты угла сказал Тихомир.
Он вернулся быстро и зажёг свечи. Пока его не было, Евдокия смешала какие-то жидкости и закончив, напоила ими Родомира. Аккуратно уложив его голову на подушку и поправив одеяло, она сказала:
– Мы тоже Вас оставим молодой человек, поправляйтесь. Навещу Вас позже.
Оставшись один, Родомир погрузился в размышления. Первое, что приходило на ум: «Кто спас его? Почему он здесь?». Последнее, что вспоминалось – Дир его изрядно покалечил и чуть не убил.
Он попытался сжать кулак левой руки, но казалось, что кулак, который находился под одеялом не сжимался. Родомир чуть приподнял левую руку, и одеяло приподнялось только чуть ниже груди. Да, это был не сон – он проиграл бой, потеряв руку. Вспомнив, что ноги тоже были тяжело ранены, и осознавая, что он теперь калека, Родомир крепко сомкнул зубы, и с глаз прокатились слёзы. Но, с другой стороны, тешила мысль, что он был жив, и снова сможет увидеть родных. Оставалось надеяться, что они не пострадали при боевых действиях. Необходимо только набраться сил и добраться домой, чтобы снова обнять их.
Такое уединение было прекрасной возможностью подумать о многом, что происходило, происходит сейчас. Но слабость была невыносимой: мысли утомляли его и вызывали огромное желание спать. Возможно, это было действие выпитых настоек. Родомир полностью отдался этому желанию и погрузился в сон.
Прошло ещё несколько дней, и Родомир почувствовал себя лучше. Сегодня он впервые встал с постели. По словам Евдокии, ему провели какое-то лечение, и он не потерял способность ходить, но из-за долгого отсутствия активности мышцы ослабли, и ходьба давалась ему с трудом.
С огромным трудом потея, задыхаясь, он сделал пару неловких шагов, а затем услышал, как двери отворяются и поспешил лечь обратно, но упал, попытавшись схватиться левой рукой за край настила, который служил ему кроватью. Это вошли Тихомир с Евдокией. Тихомир бросился к нему на помощь. Поднимая его с пола и усаживая на край кровати, он сказал:
– Ну, что же ты парень! Рано тебе ещё прыгать!
– Бежать хотел, – отшучиваясь, с одышкой сказал Родомир, – Зовите уже вашу хозяйку, она поговорить хотела, когда мне лучше станет, как видите мне лучше.
– Слаб ты ещё, сынок, – сказала Евдокия, – совсем слаб ещё в поту весь и дышишь вон как, а всего пару шажков сделал.
– И то верно, надо бы ужо звать барыню, говорить-то он могет, а ей того и хотелось. Пойду я за ней.
– Да рано ещё, не выходили же ещё.
– Надо позвать, а то день другой и вправду убегёт.
– Не закрывай двери, Тихомир, проветриться пусть.
Тихомир ушёл. Сквозь открытые двери в помещение с улицы затянуло свежий воздух, а вместе с ним несколько пожелтевших листьев – наступила осень. Евдокия тут же принялась наливать в чашку еду для Родомира, которую принесла с собой. Он смотрел за ней, и угадывалось в её действиях, что ухаживать за кем бы то ни было для неё будто какая-то необходимость. Что могло послужить тому причиной можно было только догадываться.
В тот самый момент, когда Родомир закончил с приёмом пищи с улицы, за дверьми послышался треск, затем хлопок. Вскоре в дверях появилась она, как называли её Тихомир и Евдокия: «барыня». В этот раз, окрепнув, Родомир мог лучше разглядеть её. Она была одета в зелёный, цвета её глаз сарафан, отлично подогнанный, он подчеркивал изящный контур её фигуры, в области груди его украшала золотая брошь в форме змеи, глаза которой были выполнены из чёрного оникса. Белоснежная рубаха под сарафаном была с неприлично глубоким вырезом, из-за которого можно было увидеть верхнюю часть её грудей. на которых Родомир невольно остановил свой взгляд. Этот факт не ускользнул от неё, вызвав насмешливую улыбку.
– Тихомир, Евдокия, оставьте нас, – строго произнесла Варна.
Тут же немолодые люди удалились.
– И так, Родомир, для начала я попрошу смотреть мне в глаза.
– А, да, здравствуйте. Я просто засмотрелся на Вашу брошь, – сконфузившись ответил он.
–Мне доложили, что тебе стало лучше, и ты даже порывался убежать. Но, как я понимаю, Тихомир несколько преувеличил, ты не выглядишь, как человек способный, куда-то бежать.
– Да, сударыня, бежать я увы не могу, а очень хотелось бы знаете. Уж очень меня смущает такого рода приём, когда непонятно, то ли пленник я здесь, а то ли нежеланный, но всё же гость. Да и где я вообще? Да и Вы кто? – Родомир говорил сухо и без эмоций.
– Я Варна, волшебница при дворе царя-батюшки Всеволода Владимировича, – представилась женщина.
– Колдунья значит, ведьма, – язвительно подметил Родомир. – А я выходит в Воландрии нахожусь
– «Колдунья» – это ещё куда не шло, но ведьма – это оскорбительно. Ведьмы, юнец, в лесах, да на топях зелья из жаб и слёз девственников, болотного цвета жижу варят! – не скрывая злости говорила Варна. – А я творю магию во имя добра.
– Поди уж тут разбери, где зло, а где добро! Вот я, по-Вашему, представитель зла раз родом из Понтии. Так?
– Это зависит от того, какие ответы я услышу на свои вопросы.
– А! Выходит, что вы определяете, кто на какой стороне! – изумлённо выкрикнул он. – А что если я по-вашему мнению не на той стороне? А Вы будете не на той в моём представлении, как быть с такой дилеммой? Ведь не всё так однозначно.
– Никакой дилеммы, если ты решительно недоброжелателен по отношению к нам, то я тебя уничтожу! – хладнокровно произнесла Варна.
– Получается я буду на стороне добра, если буду отвечать Вашим критериям? И вообще почему Вы думаете, что вы против зла ведете битву? И если Вы так фанатично возводите всё в абсолют, то почему этого не могут делать те, кто по-вашему мнению, находятся на другой стороне?
– Послушай, юноша, хватит вопросов. И я не затем сюда явилась, чтобы спорить с тобой о вопросах дихотомии добра и зла. Мне нужны некоторые ответы. А потом посмотрим, что будем делать с тобой.
– Типичная женщина, как только её ставят в тупик – она меняет тему, – смеясь сказал Родомир.
– У меня есть ответы, но достаточно! – чуть более высоким голосом сказала Варна. – Я ещё раз повторюсь, что я не затем здесь сегодня.
Она сделала несколько глубоких вдохов, ходя из стороны в сторону, затем не переставая ходить, спокойным голосом заговорила:
– Меня ждёт много дел, потому, Родомир, сын Яромира, мне хотелось бы задать тебе несколько вопросов и заняться другими делами. Возможно, в следующий раз мы сможем поговорить на более отвлечённые темы.
– Хорошо. Спрашивайте.
– Для начала ответь мне. Как ты относишься к войне между нашими государствами?
– Крайне плохо, ведь меня воспитывали на историях периода братского сосуществования наших стран. Но тем не менее я солдат и делаю, что мне приказывают. Знаешь, Варна, могу поклясться, ни одного воландрийца я не убил из ненависти, а только для того, чтобы остаться в живых самому.
– Бежать? Сдаться? Ты не пробовал?
– Так ваши в плен вроде бы не берут, а наши за любую провинность убивают. То в каком состоянии вы меня подобрали, тому доказательство, – говоря, Родомир акцентировал внимание на отрубленной руке.
– Да, ваши бояре знают своё дело, многие неправды вбили вам в головы, и многие понтийцы вправду убеждены, что мы звери какие-то. За время, прошедшее со смерти твоего отца, населению Понтии год за годом, внушали ненависть к нам. А сам Данияр, когда убил его и узурпировал трон, сначала умолял нашего царя не вводить войска в Понтию и клялся, что он будет самым верным его союзником. С течением времени мнение его менялось, начались гонения людей, симпатизирующих Воландрии. Клятву сдерживать он не собирался, теперь говорит гадости, находясь под влиянием эльфов, которые сулят ему часть Воландрии после её завоевания. И наш царь, долго это, терпел.
– Мой отец был королём Понтии? – удивился Родомир.
– Ты не знал, – не удивилась Варна.