Полезный третий лишний
- -
- 100%
- +
Как долго будет продолжаться его служба здесь, он пока не знал. Худоногов обманул его в очередной раз. Наврал о серьезных проблемах и возбуждении против него служебной проверки за превышение полномочий. Никакой проверки, как выяснилось, не возбуждалось. Бродили слухи в служебных коридорах, но дальше того дело не пошло. И его перевод в дальние дали от Москвы не был вызван необходимостью. Ее не имелось.
Конечно, он лукавил перед самим собой. Будучи опытным следователем, он догадывался, что все не так, как рисует ему Виталий Сергеевич Худоногов. Не очень активничала служба собственной безопасности. Допросы, конечно, были. Но без давления. И Саша все понимал и догадывался, что дела никакого не будет. Но разве в этом состояла проблема?
Его предала жена, и Худоногов наврал! Для того, чтобы выпроводить Сашу из Москвы. Чтобы он не мелькал перед глазами у Сони и не заставлял ее сомневаться в правильности выбора. Чтобы Саша не был немым укором самому Худоногову.
– Сволочь! – скрипнул зубами Новиков, вернувшись с прогулки и засыпав кофе в кофемашину.
Бэлла, которая вошла следом за ним в дом, глянула на него с какой-то своей собачьей мудростью, та отчетливо читалась на ее крупной мордахе. Потом вздохнула и растянулась в кухне слева от двери. По небольшим царапкам на паркете Саша догадался, что это ее привычное место. Прежний хозяин Станислав Яковлев ей его определил.
– Ну что, Бэлла? Дружить будем?
Новиков поставил перед ней собачью миску с овсянкой, перемешанной с тушенкой. Погладил за ушами. Удивился, что собака не притронулась к еде, пока он ей не скомандовал:
– Ешь.
Под ее чавканье Новиков сделал себе омлет из четырех яиц. Ткнул пальцем в кнопку на кофемашине. И уселся за стол завтракать. Но не успел взять в руки вилку, как позвонил Худоногов.
– Привет, – на подъеме поприветствовал он друга, которого предал. – Как устроился?
– Доброе утро, товарищ полковник. – Саша решил, что разговоры на дружеской волне между ними закончились. – Спасибо, все хорошо.
– Вот как… – безошибочно угадал тот Сашино настроение. – Ну-ну, Новиков… Как пожелаешь!
– Еще раз спасибо за внимание.
– И даже не хочешь поблагодарить меня за внеочередное звание?
– Благодарю, – произнес он с набитым ртом.
Омлет остывал, кофе тоже. И в угоду Худоногову он не станет лишать себя горячего завтрака.
– Ну-ну… – недовольно отозвался Худоногов. – Я, собственно, звоню не из-за благодарности, которую у тебя выклянчил. А предупредить хочу. Твой отдел… который ты возглавишь с сегодняшнего дня, совершенно не укомплектован сотрудниками. После смерти Яковлева уволились сразу три опера и следак. Дознаватель, канцелярия, участковые – полный комплект. А вот с остальными просто беда. И поэтому первое время тебе придется самому на земле попахать, Саня. Ну, это пока штат не укомплектуешь. Вакансии открыты. Может, кого из прежних сотрудников уговоришь вернуться.
– А хоть кто-то остался? – заинтересовался он все же. – Или мне самому все делать? Что по экспертам?
– О, забыл упомянуть. Эксперт на месте. Из оперов осталась одна сволочная баба. Лучше бы она уволилась, чем все остальные. Ладно, разберешься! С началом новой жизни тебя.
«Старой-то ты меня лишил!» – рвалось с языка у Новикова.
Но он не сказал, проглотил упрек. Еще раз невнятно пробормотав «спасибо», он отключился.
Вот, стало быть, в чем оказался подвох! Новику надлежало возглавить отдел, практически полностью лишенный сотрудников. Оперативников нет. Следователя нет. Вакансии открыты.
– Супер! – взорвался он, со звоном швыряя вилку в раковину.
Бэлла неодобрительно покосилась на звон. Отодвинула носом пустую миску. И разлеглась на прежнем месте. Зажмурилась и через пару минут сонно засопела.
Новиков какое-то время смотрел на собаку, пытаясь определить свое к ней отношение. И все же счел, что рад такому соседству. Бэлла умная, в уходе необременительная. Имеет ряд привычек, которые ему нравятся: не гадит, не шумит, не царапает стены. Оглушительный лай он слышал, только когда приехал заселяться. После пакета котлет взаимопонимание было достигнуто. И вот уже ровно сутки Бэлла ходила за ним по пятам. Но делала это как-то очень деликатно.
– Все же хорошо, что ты у меня появилась, собака, – погладил он Бэллу по голове, присев перед ней на корточки. – Я на службу. А ты карауль дом.
Левый глаз чуть приоткрылся, закрылся, и Бэлла как будто кивнула. Или ему показалось?
Пешком идти в отдел он передумал. Надел форму, еще вечером поменял звездочки на погонах – купил в областном спецмагазине вчера. Сел в машину и через семь с половиной минут тормозил у отдела полиции. Выйдя из машины, отметил, что двор перед одноэтажным зданием выметен. Окна чистые. Хотя бы уборщица не сбежала и выполняет свои функции.
Дежурка встретила его тишиной и запертой вертушкой.
– Эй! Кто-то есть? – постучал он согнутым пальцем по стеклу перегородки.
И тут же словно из-под земли выскочил молодой лейтенант, жующий и испуганный.
– Здравия желаю, товарищ подполковник! – проорал он, приложив ладонь к фуражке. – Прошу прощения!
– Вольно, лейтенант, – поморщился Новиков. – Вертушку открой, я пройду.
Лейтенант выполнил приказ.
– Где мой кабинет, лейтенант?
– Прямо по коридору. Дверь в торце.
– Хорошо, – кивнул Новиков, двинувшись вперед, но приостановился. – Объяви о совещании через десять минут у меня в кабинете.
– Так точно…
На совещание явились все, кто присутствовал на тот момент в отделе полиции. Штат был немногочисленным. Но познакомившись и поговорив с каждым, Саша Новиков остался доволен.
– А почему я не вижу оперативников? – спросил он напоследок.
– Из оперативников у нас одна Клавдия Олеговна Ольхова осталась. Остальные уволились, – подсказала кадровичка. – А Ольхова ходит на работу, когда ей вздумается.
– Вы забыли добавить, что и уходит она с нее иногда за полночь, – заступился за Ольхову эксперт.
Эксперт Новикову очень понравился. Мужчина под пятьдесят, с пышной седой шевелюрой. Под белоснежным халатом – серые брюки и темно-серая рубашка. Ботинки начищены до блеска.
– Это когда случается что-то, – занастырничала кадровичка. – А когда все тихо, может и выходной себе самовольный устроить. Распустилась. Оно и понятно: в родственных связях состояла со Станиславом Яковлевым.
– Да? – удивился Саша. – И кем же они друг другу приходились?
Ольхова, как он понял из сбивчивых рассказов сотрудников, была родной теткой покойной жены Яковлева. Переехала в райцентр сразу после гибели племянницы. Хотела расследовать причины ее смерти. Не вышло.
– Там все было очень туманно, – округлила глаза кадровичка.
– Но она долго не сдавалась, – заявил эксперт Николай Николаевич Харитонов. – Ни единой улики, ни одного свидетеля. Это дело так и осталось нераскрытым.
– Ольхова откуда переехала? – спросил Саша, прежде чем закончить совещание.
И тут дверь его кабинета широко распахнулась. На пороге стояла женщина, которую он сразу же мысленно окрестил странной. В широких черных штанах, запачканных чем-то понизу. Этим же были измазаны и ее черные кроссовки. Бежевый свитер с закатанными до локтей рукавами открывал сильные руки. Левая была в кармане штанов. Правая держала большую коричневую сумку.
– Из Питера я переехала, товарищ подполковник, – проговорила Ольхова, тряхнув коротко стриженной белобрысой головой. – Из него, родимого. И если совещание закончено, нам с вами надлежит выехать на место происшествия. Только что позвонили. У нас труп…
Глава 4
Происшествие, на которое их вызвали, случилось в деревне Баранки, расположенной в двадцати километрах от райцентра. Пожилая жительница деревни полезла в погреб за картошкой и неожиданно для самой себя решила разобрать под лестницей. Как-то уж слишком много места занимала старая угольная куча. Уголь ей не был нужен, газ давно в деревню провели. Печкой уж никто не топился. А у нее уголь с незапамятных времен в этом месте под лестницей хранился.
Выбравшись из подвала, она сходила к соседу Ваньке Угрюмому. Тот никакой работы не боялся и за бутылку водки мог пруд вырыть вручную.
Вообще-то фамилия его была Угрюмов. Но все звали его Угрюмым. Так привыкли, что настоящей фамилии и не вспоминал никто.
– Вань, поможешь? – проникновенно смотрела она в его опухшие глаза. – Надо бы уголь наверх вытащить да сложить возле бани. Может, продам кому.
– А чего не помочь? У меня как раз утро назавтра свободное…
Но пришел аж в шесть утра. И сразу запросил самогонки похмелиться.
– Без стакана не смогу, Петровна, – категорично оборвал он все ее сомнения. – Наливай.
Она налила ему граненый стакан самогона на дубовой коре. И уже через десять минут пожалела, потому что полоумный Ванька выскочил из ее подвала с лопатой наперевес, голося как ненормальный.
– Вот не хотела тебе наливать, окаянный! – выхватила Петровна у него из рук лопату и замахнулась на Ваньку. – Так бы и сказал, что работать не хочешь.
– Там! Там, Петровна…
– Что там, Ваня? Уголь там, который ты должен был перетаскать к бане.
– Покойник у тебя там, Петровна! – выкрикнул не своим голосом Ванька и грохнулся в обморок.
Она, конечно, ему не поверила. Ни в обморок его (притворяется), ни в слова о покойнике: работать неохота после опохмелки – вот и сочиняет.
Взяла дополнительно фонарь, так как свет в подвале был тусклый. Спустилась по лестнице, осветила угольную кучу и…
И выскочила, голося по Ванькиному примеру на всю улицу. Тут уж ей пришлось и для него, и для себя «скорую» вызывать. А заодно и участковому звонить.
Участковый примчался быстро – небывалый случай. Выслушав их по очереди, сам полез в подвал. Пробыл там чуть подольше, чем Ванька с Петровной. А выбравшись, сразу начал звонить в район.
– Скоро будут, – утешил участковый Петровну. – Там новое руководство сегодня заступило.
– Это заместо Стаса, что ли? – прищурилась она, наблюдая, как доктор со «скорой» пытается сделать Ваньке укол.
Тот мотал головой, орал про аллергию и добавлял, что ему лучше самогонки лекарства нет. Петровна, кстати, тоже от укола отказалась. Нашатыря оказалось достаточно. И капелек каких-то пахучих, что она выпила из крохотного стаканчика.
– Да. Вместо Яковлева прибыл новый начальник. Аж из самой Москвы. И тут такая находка… Еще заподозрит чего нехорошего, – поскучнел участковый.
– Чего, например? – настороженно глянула на него Петровна. – Что я этого покойника к его приезду берегла, что ли?
– Да ладно тебе, это я так…
Участковый отошел в сторону и принялся что-то искать в телефоне. И чем больше искал, тем больше хмурился.
А у Петровны, как назло, вопросы возникли. С ними она к участковому и пристала:
– Я ведь не рассмотрела как следует, кто там лежал-то в угольной куче? Мужик или баба?
– Женщина. Девушка.
– И давно она там? Вроде не воняло. Я же за картошкой-то лазала. Хотя… Был нехороший дух. Точно был! Я все думала, крысы сдохли. Я им с осени отравы наложила по всем углам, – вспоминала она, без конца крестясь. – Думала, крысы. Это чего же, с зимы лежит она там?
– Эксперты установят. Кстати, Петровна, тебе вот этот кулон не знаком? – как-то странно взглянул на нее участковый и поднес к ее лицу свой телефон.
Конечно, она его узнала. Сноп колосьев из золота на золотой цепочке. Дочка Петровны подарила своей дочке, когда та в сельскохозяйственную академию поступила. Настояли родители. Сама-то студентка хотела в театральный поступать. Не разрешили: «Что это за профессия? А без ролей насидеться не хочешь? А в сельском хозяйстве ты всегда с работой. Вот тебе подарок…» Непонятно было, понравился подарок внучке Петровны или нет, но она его добросовестно носила на шее.
– А ты чего про этот кулон спрашиваешь? Нашел, что ли, где? – спросила она, рассказав историю кулона.
– Нашел, – неохотно ответил участковый.
– Наверное, Наташка его потеряла, когда за границу уезжала. Она ведь, Наташка-то, бросила академию еще прошлой осенью. За границу подалась на заработки. Ток много она там заработала! Матери даже не звонит, а только пишет. Дорого, говорит. Наверное, в сборах и потеряла. А может, и украл кто!
Разговаривая скорее с самой собой, потому что участковый пошел встречать районное начальство, Петровна без конца косилась на вход в погреб. Что-то ныла и ныла душа. То ли предчувствие какое, то ли стресс этот самый нервный после увиденного. Нехорошо ей вдруг стало. И пошла к машине «скорой», пока те еще не уехали. И попросила все же укол ей поставить.
После укола у нее вдруг начали слипаться веки. Доктор объяснил, что это действие лекарства, и посоветовал ей прилечь.
– А как же тут-то все? – повела она руками вокруг себя. – Глянь, сколько народу прикатило!
Народу было в самом деле немало. На полицейской машине приехал новый начальник: молодой, красивый, высокий. С ним Клавка тоже в полиции работает.
«Могла бы для нового начальства и поприличнее нарядиться, – рассеянно подумала Петровна. – Ну что, в самом деле, как пугало! Штанищи широченные. Свитер старый. Голова растрепанная. Как ее в полиции до сих пор держат, уму непостижимо».
Клавке из машины помогал выходить Коля Харитонов. Хороший мужик. Холостяк. Его Петровна знала. Он родом был из соседнего села. И родителей его покойных знала, и Колю. Хороший мужик. Только вот непонятно, чего он возле пугала этого крутится? Ведь пугало пугалом Клавка-то…
Было и еще двое молодых, безусых в форме. Они сразу принялись разматывать ленту по всему двору Петровны, погнав за нее всех, включая ее.
– Мне бы прилечь, – сонно глянула она на участкового. – Морит меня после укола.
– Пусть идет в дом, – разрешил красивый новый начальник. – Мы пока все оформим, потом с ней поговорим.
Петровна пошла в дом. Постояла в растерянности у порога. Вдруг сильнее прежнего заныло сердце, вспомнила, как участковый спрашивал про Наташкин кулон. Ой, неспроста он про него спрашивал, неспроста…
На слабых ногах она дошла до кровати и улеглась прямо поверх бархатного покрывала (подарок от подружки к прошлому юбилею). Глаза слипались, сердце ныло, из головы не шли мысли про Наташкин кулон. С чего вдруг участковый спросил о нем сразу, как из ее погреба вылез? Может, на покойнице тот кулон увидал?
Петровна попыталась сесть, но сил не было. Ноги, руки ватные, глаза не открываются. Укол проклятый действовал. Зря она о нем попросила, ой зря… Ей теперь надо быть в доброй памяти и силах, а она клуша клушей.
На этих мыслях она провалилась в глубокий черный сон.
Очнулась от того, что ее кто-то треплет за плечо.
– Петровна… Петровна… – услыхала она знакомый голос.
И распахнула глаза. Господи помилуй! Народу-то, народу! Полная хата набилась. А участковый стоял над ней и трепал ее за плечо, пытаясь разбудить.
Она села на кровати, свесив ноги. Поискала ступнями тапочки. На нового начальника не смотрела. Да и ему было некогда. Он с кем-то тихо говорил по телефону. На Клаву смотрела Петровна, а она на нее. И нехорошо смотрела, со скорбью и сочувствием.
– Что стряслось-то, господа хорошие? – Петровна встала и одернула домашнее байковое платье в клетку. – Чего это вы все здесь?
Новый начальник, прервав разговор, требовательно глянул на участкового. А тот, спрятав глаза в пол, вдруг начал говорить что-то страшное, плохо усваиваемое острым еще умом Петровны.
И про опознание, проведенное кем-то, пока она спала. И про то, что этот труп из ее подвала может принадлежать ее внучке Наташке. И что сразу несколько фактов об этом свидетельствует.
– Тебе бы самой взглянуть, Петровна, – поднял он все же на нее умоляющий взгляд. – Дочери твоей позвонили. Но она сможет приехать лишь через несколько дней. Далеко живет.
– А то я не знаю, где она живет! – фыркнула невесело пожилая женщина. – Сама вижу раз в несколько лет.
– Так как, Петровна, не готова взглянуть на… – Участковый замялся, но все же закончил: – На тело?
– Пойдем, глянем. Уж видала раз, когда следом за Ванькой спускалась в погреб, надо – еще взгляну. Ток ты не думай! Это не Наташка! Она матери пишет из-за границы уж полгода. А то и больше.
– Мы в курсе, Петровна. Говорили с ней. Идем, помогу тебе…
И он, как галантный кавалер, взял ее под руку и повел на улицу. А там (странные дела) все еще стояла машина «скорой». Чего так долго? Ждали, пока Петровна проснется?
– Ты дремала всего двадцать минут, – удивил участковый, отвечая на ее вопрос. – Ты готова?
Он завел ее за машину «скорой». Там на земле лежал черный мешок, а в нем что-то.
– Петровна, сюда, – подвел он ее к мешку. – Взгляни…
Наполовину высохшее тело принадлежало ее внучке. Ее она узнала сразу, хотя это было сложно. Но то чужим людям, а она родная кровь. И волосики Наташкины – беленькие, кудрявые – еще не сгнили. Их-то Петровна ни с чьими другими перепутать не могла.
– Наташа это, – прикрыв рот ладонью, произнесла женщина. – Она.
Участковый быстро отвел ее от мешка. Врач со «скорой» снова кинулся к ней, предлагая лекарство. Только Петровна отмахнулась от него.
– Ни к чему. Мне сейчас мозги надо светлые иметь. А с ваших лекарств все плывет перед глазами. – Она повернула к участковому несчастное лицо. – Как же она там очутилась-то?! Чего там делала, в подвале моем?! Да сколько же времени-то прошло?! Она же там в курточке демисезонной. Стало быть, весна была. А сейчас лету начало. Месяц? Два? Сколько она там пролежала-то?
Петровна заплакала. Но сквозь слезы продолжила говорить:
– Мать ее из заграницы ждет. А она вона где! Зачем она в погреб-то полезла? Упала, поди, да? Упала – и на кучу угля… Господи, так я бы ее увидала. А я не видала! Я же за картошкой-то лазила. Не было там Наташки. Откуда же она… Дочка-то моя, ох, как же она теперь…
Потом ей вопросы стали задавать другие люди. Говорили не строго, но без особой жалости. Суровым вышел разговор. И про то, когда она Наташу последний раз видела живой. И когда по телефону с ней говорила. И что Наташина мать, дочка Петровны, рассказывала о Наташе.
– Живой-то уж год почти не видела, – вспоминала Петровна. – Не очень она любила в мой туалет на огороде ходить да в бане из тазика мыться. Приезжала сюда с подружкой в начале прошлого лета. И все. Больше не видала ее. А звонить Наташка мне не любила. Бестолковой называла. Я ведь не вижу, кто звонит. Начинаю вопросы задавать бестолковые. Наташка злилась. Говорила, что достала я ее тупостью своей. Как же она… Как же она померла-то?
Ей не ответили. Коля-эксперт, который родился в соседней деревне и которого Петровна очень уважала, невнятно пробормотал, что пока преждевременно говорить о причинах смерти ее внучки.
– Экспертиза покажет, – ответил он туманно.
За эти неопределенные слова Петровна, честно, была ему благодарна. Ни к чему ей знать страшные подробности. И без того ей досталось. Хороший все же Николай человек. Только вот его интерес к Клавдии она не оправдывала.
Что он в ней нашел? Недоразумение, а не женщина! Так ведь еще и к ней, к Петровне, пристала:
– Когда точно Наташа приезжала к вам с подругой?
Тут Петровна могла вспомнить. Праздник был.
– На чем приезжала?
– Машина у подруги была. Хорошая, красная. Заграничная.
– Как звали подругу? Сколько ей было лет? Как подруга выглядела? Номера машины не запомнили?
Вот что ей на это ответить? Бестолочь! Год почти прошел.
– Как выглядела? Нарядно. Платье короткое, все блестит. Волосы черные, глаза черные. Ноги длинные, загорелые.
– Номер машины?
– Не запомнила, конечно. Куда мне? А вот номер телефона ее где-то был. Наташка записала. Зачем, спрашиваю, мне телефон твоей подруги? А она посмеивается и пишет в блокнотик. Мало ли, говорит, вдруг меня потеряете.
– А подруга в этот момент где была? – прищурилась Клавдия.
Вот что за вопрос, а! Какая теперь разница?!
– В машине сидела, – вспомнила без труда Петровна. – Наташка поначалу с ней села, а потом вдруг вернулась. И номер телефона мне записала…
Глава 5
– Номер зарегистрирован на Иванееву Ингу Андреевну, двухтысячного года рождения, – докладывала Клава Ольхова тем же днем Новикову, разложив на столе кучу бумажек.
Те странно выглядели. Какие смяты, какие с оторванными углами, некоторые и вовсе оторваны пополам на сгибе.
«Если так выглядят ее отчеты, то дело труба», – подумал с тоской Новиков, рассматривая в упор своего единственного опера.
– Мне не удалось с ней связаться, – не умолкала Ольхова, роясь в своей макулатуре. – Телефон выключен. По месту регистрации съездить не успела.
– А это где? – спросил Саша.
– Соседний райцентр. В ста восьмидесяти километрах от нас.
– Запрос не отправляли?
И тут она подняла на него взгляд. И будь он трусоват, поежился бы. Серые глаза сверкали сталью.
– Вы серьезно, товарищ подполковник? – тихо возмутилась Ольхова. – Пока я пошлю запрос, пока они там раскачаются, съездят на адрес, опросят, согласуют, подпишут, отправят – неделя пройдет. А так я завтра с утра туда мотнусь и…
– Отставить, майор! Мотнемся, как вы изволите выражаться, вместе.
– Так точно, – удивилась Клавдия и принялась сгребать со стола бумаги прямо в сумку. – Вместе так вместе.
– Что вы думаете о трупе, найденном в подвале? Вас ведь что-то поразило, так? Я наблюдал за вами, майор. Вы были шокированы. Чем?
– Это личное, – поджала Клавдия тонкие губы.
– И все же? – требовательно глянул на нее Новиков. – Я хотел бы знать. В убийстве Натальи Ягушевой вам что-то напомнило убийство вашей племянницы. Было что-то общее?
– Нет. Ничего общего. Возраст только. Моей Бэлле, как и Ягушевой, было двадцать пять лет.
По тому, как часто она сглатывала и судорожно теребила авторучку в руках, было понятно, что рана ее еще не затянулась. Ей по-прежнему было больно об этом вспоминать.
– И место… Как-то уж слишком: подложить труп к родной бабке. Вы же не думаете, что Петровна ее убила? – глянула на него Клавдия с легкой ухмылкой.
– Не думаю. Но то, что труп спрятали именно в подвале родной бабушки… Это да, согласен, слишком как-то. – Новиков откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. – Хотя… Наталья могла скрываться от преследования. Бежать, скажем. От машины, допустим. А куда ей бежать в селе, где живет ее бабушка? Правильно: к бабушке. Но она не успела позвать ее на помощь. Убийца ее настиг. Убил. И тело спрятал, зная, что пожилая женщина не пойдет среди ночи на улицу, даже если ее что-то испугало. Она же призналась, что боится выходить на улицу ночью? Да. Отсюда вывод: убийца хорошо знал ее привычки. Знал, что погреб не запирается на замок. Накинута щеколда и в ней палка. Понимая, что у него вся ночь впереди, убийца втащил в подвал тело, закопал его в угле. И… это кто-то из своих. Либо друзья жертвы, либо соседи. Тот, кто знал о страхах пожилой женщины, – я о том, что она боялась выходить ночью во двор. Что там с экспертизой? Причина смерти установлена?
– Пока нет. Николай Николаевич работает. Разрешите идти?
Ольхова неуклюже поднялась со стула, схватила раздувшуюся от бумаг сумку, закинула ручки себе на плечо.
– Идите. С отчетом не тяните по месту происшествия. И надо проверить всех соседей.
– На предмет?.. – Ольхова притормозила у двери.
– На предмет неприязненных отношений.
– Хорошо. Опрошу. Но это не быстро. – Клавдия сморщилась, как от острой зубной боли. – Участкового надо привлечь. Одной мне никак.
– Сколько вам понадобится времени для написания отчета, майор? – Новиков глянул на часы. – Час. Даю вам час. И выезжаем в Баранки. Участкового тоже привлеките.
Если ей и не понравилось что-то из его указаний, она промолчала. С кивком ушла. Участковому Новиков позвонил сам. Отдал распоряжение и пообещал подключиться к подомовому обходу.
– С Ольховой приедем, Иван Константинович.
– Ох, Ольхова… Не любят ее местные.
– Почему?
– Когда ее родственница погибла, она все село перевернула вверх дном, – пояснил участковый.
– Так, стоп… А ее племянница погибла в Баранках?
– Не совсем. Ее нашли на перекрестке дорог недалеко от села Баранки. Она лежала ровно на перекрестке. В странной позе.
– В какой?
– В позе Христа. Руки раскинуты. Ноги вместе. В белом балахоне.
– Ничего себе!
Саша почувствовал неприятный холодок под лопатками. Под одну из них слева вошла пуля, он еле выжил тогда. И там теперь иногда ныло. Особенно сильно – когда он нервничал.
– Ольхова тогда все маньяка искала. Перерыла все архивы по области, пытаясь найти сходство. Ничего не нашла. Потом переключилась на сатанистов, сектантов. Тоже пусто. Потом всем знахаркам в округе душу вынула.
– Почему?
– Так родственницу-то ее отравили. Она от этого умерла. От какого-то растительного яда, вытяжка из местных болотных растений, – охотно рассказывал Иван Константинович Шишкин. – Обыскивала все дома. С санкции, конечно, не просто так. Все пучки трав отправляла на экспертизу. Тем более поддержка у нее была. Яковлев же был мужем ее родственницы.