26 сантиметров
Толстый член с трудом помещался во рту. Как только он достал его из трусов, моё сердце испуганно пропустило удар, я даже инстинктивно сглотнула, так была ошарашена. Он был реально большой. Пытаюсь засунуть его в рот, и думаю о том, что если, не дай бог зубами головку зацеплю, это будет финиш. Мужчины такие неженки, чуть прикусишь, они истерят, или в обморок от страха падают. Кто же знал, что мой гость обладает такими размерами. Честно говоря, было немного страшно, он же меня ещё и трахнуть собирается. А может и нет, буду надеяться, что после минета, на второй раз его не хватит. Я конечно видела таких жеребцов в порнофильмах, но никогда не думала, что встречу такого в жизни. От мыслей отвлекла его рука опустившиеся на мою голову и слегка прихватившая меня за волосы.
"Жозефина, вы собираетесь сделать минет своему Наполеону, или так и просидите ничего не делая с членом во рту? Я вообще – то пришёл получить удовольствие, и будь добра, милочка, его доставить, иначе, отдам на растерзание солдатне"
От его слов, манер и того, как он это сказал, я на мгновенье почувствовала себя самой настоящей женой Наполеона, аж вздрогнула, так это было реально.
Член был реально большим. Чтобы взять его в рот, я открыла его как только смогла широко. Я даже не представляю, как такого гиганта сосать? Едва мой гость снял брюки, и я увидела его под тканью трусов, стало понятно, что легко сегодня не будет. У мужчины были повадки Наполеона, да он и был на него похож. Невысокого роста, немного полноват, круглое лицо, тонкие губы острый нос. Одет соответственно эпохи: Мундир, панталоны, и как вишенка на торте – треуголка. Я конечно знала о комплексе Наполеона, и слышала об этом анекдоты, но вот вживую вижу в первый раз.
Вытащила член изо рта, сделала несколько глубоких вдохов, и ответила ему: "Да, мой император, вы получите лучший минет в жизни"
Да уж, попался клиент, одни страдания с ним. Во первых, он сразу предложил заплатить больше, чтобы без презика, я дура и согласилась. А оказалось, что на его член они просто с трудом налазят. Вот ещё и в рот кончить хочет, а я представляю какая там струя. Но делать нечего, надо сосать, он мне за это деньги платит. Открываю рот так широко как только могу, беру в рот головку, чуть прихватываю ствол за ободком, больше в меня не влазит, и начинаю обрабатывать её языком. Мужчина громко стонет, ахает, пытается затолкнуть его поглубже.
Чёрт, он такого размера, что приходиться держаться за него двумя руками. Судя по его поведению, секса у него не было давно. Да и откуда он возьмётся? Я представляю какими глазами смотрят на его шланг бабы, представляя, что он будет это совать им между ног. Буквально через минуту его яйца чуть поднимаются вверх, значит сейчас кончит. Вот, вот, подходит, сейчас. Вытянулся, задрожал, вцепился в волосы, перестал дышать. Блин, спермы реально много. Он лупит в рот горячей струёй, с таким напором и количеством я сталкиваюсь впервые. Пытаюсь вытолкать эту массу через уголки губ, но член так плотно сидит во рту, что сперма практически не вытекает. Боже, ещё струя! Семя выливается через нос, дышать нечем. Я бы вытащила его гиганта изо рта, но, он схватил меня за волосы и крепко держит, дрожа и продолжая вздрагивать от оргазма. Терплю ещё пять секунд и бью его по бёдрам. Чувствую, как стекает в желудок, но я не могу её даже сглотнуть. Отпустил. Вытащил, вытер член об моё лицо. Меня содрогает кашель, по ламинату пола разлетаются крупные капли спермы вперемешку со слюнями. Я всё же проглотила часть его семени пытаясь отдышаться и прийти в себя, хорошо хоть, у неё еле уловимый сладковатый запах. Надо пойти умыться, у меня всё лицо в тягучей и липкой массе, такое ощущение что меня макнули лицом в кастрюлю с киселём. Обязательно выпью стакан красного сладкого вина, надо перебить привкус и запах во рту.
"Мой император, разрешите мне удалиться в ванную комнату" – спрашиваю у него. Он вопросительно на меня смотрит. Чёрт! Совсем забыла. Делаю книксен, и снова спрашиваю разрешение. Он даже не отвечает, развалившись на диване, небрежно, просто разрешающе взмахнул рукой. Снова делаю книксен, и иду в ванную. Да уж, придворная дама в хрущёвке со старым холодильником и видом на ТТК. Умылась, прополоскала рот, выпила вина. Да, модное платье времён Наполеона принёс он. Понятия не имею где он его взял, но оно новое. Боже, оно такое красивое. Высокий лиф подчёркивает размер и форму моей груди, декольте показывает, какая у меня нежная и чистая кожа. Хорошо, что во времена Наполеона уже не было корсетов. А вот тянущийся за мной шлейф немного раздражает. Нет, он красивый, но не предназначен для хождения по хрущёвкам, он для огромных дворцовых залов. Может быть, он костюмер в театре? Да мне в принципе и не важно, главное, чтобы он остался доволен. А платье, и моя роль мне нравятся. В каких только нарядах меня не трахали, но вот в роли жены императора, я впервые. И платье, оно просто шикарное, а книксены я делаю так, словно всю жизнь провела при дворце. Император, принц, граф, инфант, знать – как же всё это сказочно звучит. После ванной надеваю платье, сегодня я должна быть в нём постоянно.
– Мой император, королевская ванная вас ждёт – говорю ему и приподняв подол снова приседаю в книксене.
– Можешь называть меня “Боня”, тебе можно – важно отвечает он и уходит.
Сажусь на край кровати, закрываю глаза, откидывают назад, и представляю, что я на отдыхе в Турции, сама, без мужиков и подруг. Только море и я. Сладкие мечты нагло разбивает голос Наполеона.
“Жозефина, вы готовы к королевскому соитию?”
С сожалением открываю глаза. Вот же хрень, у него опять стояк. Мои надежды на то, что член не встанет так быстро после первого раза – не оправдались.
“Мой император, он такой большой, что боюсь разорвёт меня пополам”
Лицо мужчины сначало довольное, потом немного тревожное. – А вдруг, я кровью истеку? – продолжаю нагнетать обстановку.”
Вот теперь он расстроен, понимает, что под угрозой то, ради чего он сюда пришел.
Конечно же он ничего не порвёт. Сейчас он скажет два волшебных слова, и я продолжу.
– Я доплачу – вздохнув говорит он.
– Знаешь, для того чтобы у нас всё получилось, надо меня расслабить хорошенько.
Он стоит, глазами хлопает, не поймёт что я имею в виду. Одной рукой задираю платье до самого живота. Вторую кладу на свой живот, опускаю чуть ниже через бритый лобок, ещё ниже под резинку трусиков. Он стоит замер, глаза даже не моргают. Средний ныряет в горячую глубину. Развожу ножки пошире в стороны, показывая ему все свои прелести.
– Приласкай меня, там – говорю ему томным голосом и облизываю губы.
Он мнётся в нерешительности. По глазам вижу, что хочет, но почему то стоит на месте.
– Не бойся, она не кусается – говорю и делаю очередное движение рукой, закрываю глаза, охаю от наслаждения.
– Я хочу, но ты же шлюха, тебя наверное каждый день по десять солдат имеют, как хотят. Получится, что я чужие члены вылизываю.
Вижу, что он расстроен. Но ведь хочет припасть к моей промежности и вылизать так, чтобы я орала от кайфа. Его желания написаны на лице большими буквами, и я это прекрасно вижу. Хочет гад, сильно хочет, и я ему помогу.
Делаю обиженное лицо, надуваю губки, подпускаю в голос слезу.
– Боня! Да как ты мог обо мне вообще такое подумать? Если хочешь правду, у меня этого ещё не было! Мне так повезло, что именно ты будешь моим первым мужчиной в этом деликатном деле. Я благодарю бога за такой подарок. Я просто хочу любви и ласки. Ну иди же ко мне мой французский жеребец, я чиста как капли росы на лепестках розы.
Наполеон доволен и горд собой, как никак, первый мужчина, хоть и в таком деле, но первый. Рот расплывается в улыбке, он делает шаг вперёд, становится передо мной на колени. Очень медленно стягивает с меня трусики. Долгие мгновенья смотрит на мою гладенькую, без единого волоска промежность. Его глазки покрываются поволокой, дыхание становится медленным, язык в предвкушении облизывает губы. Он наклоняется ниже, горячее дыхание обжигает мою нежную кожу. Может он и хотел сделать это медленно и нежно, но не смог. Припал как уставший путник к роднику, впился самым настоящим поцелуем. Замычал от удовольствия, заработал языком. В куни, он конечно не смыслит нихрена. Но желание у него просто дикое. Целует, лижет, толкает внутрь свой язык. О том, что у женщин есть клитор, и с ним надо понежнее, он даже не догадывается. Такое ощущение, что моей киской занялось сразу двое шустрых мужиков.
Я хотела сказать ему какой он молодец, но не смогла. Напор и движения были такими, что я просто "улетела" Пришла в себя, когда он совал в меня свой елдак. После его страстного куни, я так расслаблена и теку, что его член не доставляет боли или неприятных ощущений.
– Трахай меня Боня, трахай свою сучку – тихонько говорю ему на ухо.
Я хорошо знаю, что если шептать мужчине такие бесстыжие слова, они быстрее кончают. Да, я бессовестная баба и пользуюсь их слабостями совершенно по этому поводу не переживая.
Император конечно молодец, жарит меня в полный рост. Я реально кайфую. Каждый его толчёк закидывает мою душу к облакам, я могу обнять луну и дотронуться до звёзд. Сильные мужские руки обхватывают меня за бока, переворачивают на живот и ставят раком.
– О да! Ещё! Ещё! – и это я не притворяюсь, мне реально хорошо.
Конечно же он получил в награду ещё пол часа бесплатно. Хотя, он оставил мне столько денег, что хватило бы на ночь.
– Я, позвоню потом, мне понравилось – говорит он одевая футболку.
– Конечно, я буду ждать.
Провожаю его до двери, закрываю на два оборота замок. Падаю на диван, необходимо хотя бы пять минут полежать после такого бешенного траха. Между ног до сих пор горит от его члена. Если бы у меня был его номер телефона, я бы его так и записала – Боня Членомонстр.
КОНЕЦ
Греховное томление
В новом, ещё не открытом крыле отделения интенсивной терапии, царила непривычная тишина, нарушаемая лишь мягким шорохом страниц и приглушёнными голосами. Просторная зона отдыха, предназначенная для врачей, выглядела почти стерильной – белые стены, современные диваны с серой обивкой, пустой кофейный столик и огромный выключенный телевизор, чёрный экран которого отражал силуэты собравшихся здесь людей.
На диванах, разбросанные в расслабленных позах, сидело пятеро человек в белых халатах. Четверо из них – врачи и интерны городской клинической больницы, уставшие, но довольные: сегодня они наконец приняли работу у строителей. Дело было сделано, формальности соблюдены, и теперь можно было просто передохнуть, перекинуться парой фраз, обсудить планы на выходные.
Но пятый…
Пятой была Ангелина. Единственная женщина в этой мужской компании, молодая медсестра, которая зашла сюда лишь затем, чтобы принести заведующему папку документов на подпись. Казалось бы, ничего особенного – подписать и уйти. Но её появление словно всколыхнуло воздух, наполнив его лёгким, едва уловимым напряжением.
Она стояла рядом с зав.отделением Игорем Ивановичем, перебирая край халата тонкими пальцами, а четыре пары мужских глаз невольно скользили по её фигуре, задерживаясь на мгновение дольше, чем следовало бы.
Ангелина – имя, словно создано для неё – ангельская внешность, светлая, почти неземная. Длинные волосы цвета спелой пшеницы собранные в небрежный хвост, и несколько выбивающихся прядей мягко обрамляя лицо. Большие голубые глаза, будто два осколка летнего неба, губы – пухлые, розовые, будто нарочно созданные для поцелуев. А её фигура… Стройная, изящная, но с такими соблазнительными округлостями, что взгляд сам цеплялся за них, против воли.
Она даже не подозревала, какие мысли проносились в головах этих мужчин.
Двоим из них было под сорок – семейные, солидные, уважаемые специалисты, ещё двоим, лет по двадцать пять. Но в этот момент они чувствовали себя мальчишками, чьи сердца учащённо бились при виде такой красоты. Кто-то украдкой вздыхал, кто-то отводил взгляд, будто пойманный на чём-то запретном, а кто-то… кто-то позволял себе мечтать.
Мысли текли плавно, обрастая фантазиями. Кто-то представлял, как она смеётся, запрокинув голову, кто-то – как её стройные ножки босыми ступнями касаются травы на закате… А кто-то – гораздо болеё откровенные сцены, от которых кровь тут же приливала к щекам.
– Игорь Иванович, я вам напоминаю, что у меня отгулы в понедельник и вторник – её голос, лёгкий и мелодичный, словно колокольчик, разорвал тишину. – У мужа день рождения, мы на дачу с друзьями поедем.
«А ведь у неё муж…»
«На дачу с друзьями…»
«Интересно, какой он, этот счастливчик?»
– Да, я помню, – кивнул заведующий, даже не поднимая глаз от бумаг. – Только задержись на минутку, надо всем вместе с одним документом ознакомиться.
В ответ раздались недовольные вздохи. Никому не хотелось сейчас читать какие-то бумаги – выходные так близко, а в голове у каждого уже крутились свои планы.
Но больше всего…
Больше всего каждый из них в этот момент мечтал оказаться на её даче.
На месте её мужа.
Фантазии разгорались, как пламя. Кто-то представлял, как она, мокрая от речной воды, выходит на берег, кто-то – как застенчиво улыбается, поправляя купальник… А кто-то – как её губы шепчут что-то на ухо именно ему, а не тому неведомому счастливчику, который ждал её дома.
Они хотели быть на его месте.
Хотели, чтобы она смотрела на них так же нежно.
Хотели…
Но всё, что им оставалось – это сидеть здесь, в полумраке пустого отделения, и украдкой провожать её взглядом, пока она, наконец, не пойдёт к выходу.
А потом – просто вздохнуть.
И постараться забыть.
– Значит так… – голос заведующего отделением, Игоря Ивановича, прозвучал резко, словно удар хлыста.
Тишина в комнате стала гнетущей, воздух будто сгустился, наполнившись тревогой. Врачи замерли, перестали перешёптываться, все взгляды устремились на начальника, который медленно разворачивал лист бумаги.
– Я получил служебную записку от старшей медсестры нашего отделения.
Пауза.
Гулкий стук собственного сердца в висках.
– Вчера вечером одному из больных поставили капельницу, перепутав лекарства.
Ангелина замерла.
– Больной впал в кратковременную кому.
– Но благодаря работе реаниматологов был спасён и сейчас идёт на поправку.
Выдох. Но не облегчение.
– Судя по записям в наших журналах…
Глаза Игоря Ивановича поднялись, остановившись на ней.
– Это ошибка нашей Ангелины.
Девушка вздрогнула, будто её ударили. Глаза мгновенно наполнились слезами, но она не позволила им пролиться – лишь стиснула зубы, опустив голову.
– Извини, но я обязан сообщить об этом в полицию – мрачно продолжил зав.отделением.
Эти слова прозвучали как приговор.
– Боюсь, день рождения мужа ты проведёшь в тюрьме.
Все присутствующие затихли, смотря на неё с жалостью, и сочувствием, с немым вопросом: «Как же так?»
Ангелина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она не хотела плакать. Не хотела показывать слабость. Но страх был сильнеё.
– Вы хотите спросить, зачем я это рассказал при всех? – Игорь Иванович окинул всех тяжёлым взглядом. – Поясняю. Я не хочу, чтобы после ареста Ангелины ходили слухи, что я её подставил, скрывая чужие ошибки.
Арест.
Словно нож в сердце.
– Ангелина… – его голос стал чуть мягче, но не менеё твёрдым. – Скажи, ты перепутала препараты?
Она не могла солгать.
– Да… – её голос был тихим, словно шёпот потерянного ребёнка.
Мужчины ошеломлённо затихли. Кто-то потупил взгляд, кто-то сжал кулаки, но никто не сказал ни слова. Им было жалко её. Такую молодую. Такую красивую. Такую… обречённую.
– Ангелина, пойдём в мой новый кабинет. Напишешь объяснительную, я приобщу её к делу и отправлю в полицию.
Она шла за ним, опустив голову , словно преступница на эшафот. Сердце колотилось, в висках стучало, в глазах темнело.
Тюрьма.
Допросы.
Позор.
Перед глазами промелькнули образы спившейся соседки, отсидевшей три года за кражу. Её жёлтые зубы, потухший взгляд, руки в уродливых наколках…
Нет. Нет. Нет!
Она не могла допустить этого.
Не могла.
Как только дверь кабинета закрылась , всё внутри оборвалось.
И она упала на колени.
– Пожалуйста… – её голос сорвался , слёзы хлынули ручьём.
Она вцепилась в его брюки, дрожащими пальцами сжимая ткань, будто это была последняя ниточка к спасению.
– Я больше так не буду! Прошу вас! Не отправляйте документы!
Рыдания.
Настоящие, горькие.
Она не думала о гордости. Не думала о том, как выглядит. Она просто не хотела в тюрьму.
Игорь Иванович смотрел на неё. Строго. Неумолимо.
На самом деле, он и не собирался этого делать. Для Ангелины, этот испуг должен был стать уроком
Препараты она действительно перепутала. И это могло закончиться смертью.
Но. Старшая медсестра вовремя заметила. Вовремя исправила. И все восемь врачей знали правду. И поддерживали этот «способ воспитания». Жёсткий. Безжалостный. Но эффективный.
– Встань, Ангелина… – наконец произнёс он, и в его голосе появились нотки снисхождения.
Она подняла заплаканное лицо.
– Ты больше так не сделаешь?
– Никогда…
Он вздохнул.
– Хорошо. Документы в полицию, я наверное не отправлю. Но, это не точно. Проступок очень серьёзный. Я всё ещё сомневаюсь. Ты практически убила человека.
Игорь Иванович смотрел на стоящую перед ним на коленях девушку, чувствуя странное смешение власти и вины. "Достаточно, урок усвоен" , – пронеслось в его голове. Она дрожала, как осенний лист на ветру, её голубые глаза, наполненные слезами, смотрели на него с немой мольбой. В этот момент он осознавал, что переступил какую-то невидимую грань – то, что начиналось как воспитательная мера, теперь приобретало совсем иной оттенок.
Его дыхание стало неровным, когда он заметил, что её пухлые, слегка приоткрытые губы оказались на уровне его пояса. Каждое её прерывистое "пожалуйста" выдыхало тёплый воздух, который проходя через тонкую ткань брюк, заставляя его тело реагировать вопреки всем доводам рассудка. Кровь яростно пульсировала в висках и… ниже, намного ниже. Он чувствовал, как член напрягается, наполняясь кровью, и отчаянно надеялся, что она не заметит этого предательского движения под тканью.
Он хотел просто взять её за плечи и поднять, и отправить домой. Но его рука, словно зажила своей жизнью. Вместо того, чтобы поднять девушку с колен, он расстегнул молнию ширинки. Он и сам не понял, как, и почему это сделал. Его рукой словно командовал кто то совершенно другой. Он был уверен, что его мозг такой команды не давал. В пустом кабинете, где из мебели был один только стол, металлический звук расходящихся зубчиков молнии был очень громким, и не оставлял сомнений в желаниях мужчины. Ангелина посмотрела на него снизу вверх с круглыми от удивления и шока глазами. Он молчал. Ближайшие несколько секунд всё расставят по местам. Если она уйдёт, его уволят. Но для девушки это был шанс сегодня уехать к мужу, а не в тюрьму. И она это поняла буквально через пару секунд.
Ангелина замерла. Её глаза, ещё секунду назад полные покорности, теперь округлились от шока. Взгляд скользнул вниз, затем снова вверх – в лицо начальника. В этой паузе, длившейся не болеё трёх секунд, промелькнула целая жизнь. Она видела себя в тюремной робе, видела мужа, получающего это страшное известие, видела разрушенную карьеру… А потом – альтернативу. Грязную, унизительную, но реальную.
Её тонкие пальцы с аккуратным маникюром (ведь завтра же праздник!) дрогнули. Разум кричал "нет", но инстинкт самосохранения оказался сильнеё. Кисть скользнула в расстёгнутую ширинку прежде, чем она успела обдумать это движение. Тёплая, упругая плоть в её ладони заставила её внутренне содрогнуться, но лицо оставалось непроницаемым.
Игорь Иванович дёрнулся, его рука инстинктивно потянулась, чтобы остановить её, но… О Боже, как это приятно. Её пальцы, такие нежные и в то же время уверенные, уже скользили по его напряжённому стволу. Он должен был оттолкнуть её, должен был… но его тело предательски выгнулось навстречу прикосновениям.
"Я…", – начал он, но голос сорвался, когда её большой палец провёл по чувствительной головке. В горле пересохло, а в ушах застучала кровь. Разум лихорадочно искал оправдания: "Она сама начала", "Это её выбор", "Я же могу всё исправить потом"… Но все эти мысли тонули в нарастающем возбуждении.
Ангелина тем временем, словно в тумане, отмечала про себя абсурдность ситуации. Всего час назад она думала о платье для дня рождения мужа, а теперь… Её губы сами собой сложились в горькую усмешку. "Как быстро всё меняется" , – мелькнуло в голове. Но останавливаться было поздно – её будущеё теперь зависело от того, насколько хорошо она справится с этой… работой. Она никогда в жизни не могла представить, что будет сосать у зав. отделением по собственной воле. Но сейчас, или она это делает, или…
Она наклонилась ближе, чувствуя, как её сердце колотится где-то в горле. Запах мужского тела, смесь дорогого одеколона ударил в ноздри. Её язык нерешительно коснулся горячей кожи, и она почувствовала, как под пальцами его член дёрнулся, став ещё твёрже.
Игорь Иванович закинул голову назад, упираясь ладонями в край стола. Совесть, профессиональная этика, даже страх разоблачения – всё это отступало перед нахлынувшим желанием.
Он смотрел на неё сверху вниз, его тёмные глаза жадно скользили по её покрасневшему лицу, задерживаясь на слезах, стекающих по щекам.
Каждая секунда казалась Ангелине позорным клеймом, жгучим и невыносимым. Она пыталась отвернуться, спрятать лицо, но его грубая рука вцепилась в её волосы, не давая даже этой малости.
– "Тише, тише…" – его голос звучал почти ласково, но пальцы в её волосах сжимались больнеё. – "Разве это так страшно? Ты же взрослая девочка."
Она понимала, что пересекает черту, за которой нет возврата. Что завтра, когда она будет на даче с мужем, он будет вспоминать этот момент и ненавидеть себя. Но сейчас… Сейчас существовало только это жгучеё настоящеё, эта запретная связь между начальником и подчинённой, между палачом и жертвой, между мужчиной и женщиной.
А дверь в кабинет, он ведь не закрыл её на ключ…
её пальцы лишь слегка коснулись его члена, но этого оказалось достаточно. Под её ладонью он мгновенно ожил, наполняясь горячей кровью, становясь твердым и пульсирующим. Ангелина почувствовала, как кожа под её прикосновением натягивается, становится горячей и бархатистой одновременно. Член буквально вырос у неё в руке, становясь все больше и тверже с каждым ударом сердца.
Она попыталась высвободить его через расстегнутую ширинку, но он уже не помещался обратно – набухшая головка цеплялась за ткань, а вены на стволе явственно проступали под её пальцами. Игорь Иванович дрожал – его руки, обычно такие уверенные и твердые, теперь тряслись, расстегивая ремень. Металлическая пряжка звякнула, брюки соскользнули по его бедрам, утягивая за собой трусы, и его возбуждение предстало перед ней во всей красе.
Член качнулся, упруго подпрыгнув, и замер в нескольких сантиметрах от её лица. Головка, темно-красная от прилива крови, блестела от выступившей капли смазки. Запах – мускусный, животный, чисто мужской – ударил ей в ноздри, заставляя сердце биться чаще. Слезы еще не высохли на её щеках, когда её губы – такие мягкие, розовые, всегда аккуратно подкрашенные – сами собой разомкнулись, пропуская внутрь эту горячую плоть.
Она чувствовала, как её губы дрожат, как язык неловко прикасается к чужой, незнакомой плоти. Запах мужского возбуждения, солоноватый и резкий, заполнял её ноздри, смешиваясь с привкусом собственных слёз.
"Боже, что я делаю…"
Мысли путались, но тело, предательски покорное, продолжало двигаться.
Через минуту он перестал обращать внимание на её слёзы. Его дыхание стало тяжелеё, пальцы в её волосах направляли ритм, а низкие, одобрительные стоны говорили ей яснеё слов – он доволен.
Ангелина была в шоке.
Этот момент казался ей сюрреалистичным, будто она смотрела на себя со стороны:
– Её губы, которые целовали только мужа, теперь сосали чужой член.
– Её язык, который шептал "люблю", теперь покорно скользил по чужой коже.
– Её слёзы, которые он игнорировал, капали на его бёдра, оставляя мокрые следы.
Первое касание языком вызвало у неё странное чувство – солоноватый вкус предэякулята смешался со страхом и возбуждением, которое она отчаянно пыталась подавить. Головка уперлась в её язык, сминая его, затем проскользнула глубже, заполняя рот. Она чувствовала, как вены пульсируют у неё на языке, как член становится еще тверже, когда он проникает глубже, заставляя её слегка давиться.
Игорь Иванович застонал, его пальцы вцепились в её волосы, но нежно, почти бережно. Он смотрел вниз на эту картину: его член, исчезающий в её юном ротике, её щеки, втянутые от усилия, ресницы, все еще влажные от слез. Мысль о том, что эта красивая девушка, о которой он раньше только украдкой мечтал, теперь сосет у него, свела все его мысли в одну точку.
Он не продержался и минуты.
Оргазм нахлынул внезапно, как удар тока, сокрушительной волной, от которой темнеет в глазах. Его тело вздрогнуло, выгнулось дугой, а первая струя горячей, густой спермы ударила ей прямо в горло, заставляя её захлебнуться солёным вкусом.
– М-мгх!..
Её горло судорожно сжалось, пытаясь проглотить неожиданную награду, но он уже вытаскивал член – и вторая волна выплеснулась ей на лицо. Белоснежные капли повисли на ресницах, тяжело скатились по щеке, задержались на дрожащих, полуоткрытых губах.
Он всё ещё трясся от остаточных спазмов, когда достал платок. Медленно, почти с нежностью, вытер сначала свой влажный, чувствительный член, потом её лицо. Пальцы его дрожали, когда он стирал следы себя с её кожи.
Ангелина поднялась, озираясь по сторонам. Он видел – она хочет выплюнуть оставшееся, её язык беспомощно ворочается, но вокруг… Ничего. Голый стол. Ни салфеток, ни раковины.
– Глотай.
Его голос звучал хрипло, но стальным оттенком, не терпящим возражений.
– Всё. До последней капли.
Она посмотрела на него – и в её глазах плясали унижение, покорность, страх… и что-то ещё, что он не мог прочесть.
Она сглотнула.
И вид этого – её вынужденной покорности, её дрожи, её подчинения – заставил его член дёрнуться снова, к его собственному изумлению.
– Меня ты уговорила… – прошептал он, поправляя брюки, – Но знаешь ведь… кроме меня, есть ещё трое. И что с ними делать?
Она опустила глаза, её голос был едва слышен: "Зовите следующего. Я… я его уговорю. Скажите им… как я буду их уговаривать. Так будет… быстрее. Только скажите им, что мне можно только в рот.”
Игорь Иванович замер. Пять минут назад он собирался сказать ей правду – что это была лишь жестокая шутка, проверка. Но теперь… Теперь это знание могло обернуться против него самого. Он видел, как дрожат её руки, как учащенно бьется пульс на её тонкой шеё.
Когда он вышел из кабинета, в коридоре поднялся шум – не крики, все ждали своей очереди. Ангелина осталась в кабинете одна, прижимая дрожащие руки к груди. В горле еще стоял вкус его спермы, а в ушах – звук расстегивающейся молнии. Она закрыла глаза, пытаясь представить, как будет встречать взгляды этих мужчин, как будет опускаться перед ними на колени…
А за дверью уже раздавались шаги – тяжелые, нетерпеливые. Второй из четверых.
Дверь открылась с тихим скрипом, и в кабинет вошел следующий. В отличие от Игоря Ивановича, этот мужчина не испытывал ни капли сомнений или угрызений совести. Его темные глаза с холодным блеском скользнули по Ангелине, оценивающе, как будто она была вещью, а не человеком. Он вошел, уверенно закрыл за собой дверь и, не отводя взгляда, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
– Я на сиськи люблю кончать, – произнес он низким, чуть хрипловатым голосом. – Снимай халат и бюстгальтер, юбку оставь.
Его слова прозвучали как приказ, не терпящий возражений. Ангелина почувствовала, как подкашиваются ноги, но сопротивляться было бессмысленно.
– Да… Хорошо… – едва слышно прошептала она, дрожащими пальцами потянувшись к пуговицам.
Но мужчина резко перехватил её руку.
– Нет. Я сам.
Он приблизился так близко, что она ощутила его дыхание на своей коже – горячеё, тяжелое, с легким запахом кофе и сигарет. Его пальцы, грубоватые и уверенные, медленно расстегивали одну пуговицу за другой, а его глаза не отрывались от её лица, словно он наслаждался каждым её смущенным вздохом, каждой дрожью ресниц.
Халат соскользнул с её плеч, мягко шурша, и упал на стол. Теперь перед ним оставался только тонкий бюстгальтер, едва сдерживающий пышную грудь. Мужчина обнял её за талию, притянул к себе и, не сводя с неё глаз, нашел застежку.
– Ты вся дрожишь… – прошептал он, и в его голосе прозвучало что-то между насмешкой и одобрением.
Щелчок застежки прозвучал оглушительно громко в тишине кабинета. Бретельки медленно сползли вниз, и наконец грудь освободилась – тяжелая, упругая, с набухшими от напряжения сосками.
– Отличные сиськи… – он провел пальцем по нижней округлости, заставив её вздрогнуть. – Когда буду кончать, поднимешь их руками так, чтобы сперма попадала только на соски.
Ангелина сглотнула, чувствуя, как её лицо пылает от стыда.
– Потом возьмешь десятикубовый шприц, соберешь остатки и вольешь себе в рот. – Его губы растянулись в ухмылке. – Поняла?
– Да…
– Так чего стоишь? На колени. И сосать. Яйца не забудь полизать, шлюха.
Его слова обожгли, словно раскаленный металл. Она медленно опустилась перед ним на колени, чувствуя, как пол холодный и жесткий под её обнаженными коленями. её пальцы дрожали, когда она потянулась к его ширинке.
Мужчина не торопился помогать – он лишь скрестил руки на груди и смотрел сверху вниз, наслаждаясь картиной её унижения.
Когда она освободила его член, он уже был твердым и горячим, пульсирующим в её ладони. Она наклонилась, чувствуя, как её губы обжигает его кожа, как её язык скользит по напряженному стволу.
Он застонал, когда она взяла его в рот, и его пальцы вцепились в её волосы, направляя движения.
– Глубже, шлюха.
Она подчинилась, чувствуя, как её горло сжимается вокруг него, как её слюна смешивается с его смазкой.
Мужчина хмыкнул, недовольно сжав губы. Его пальцы впились в её волосы ещё сильнеё, и она поняла – он ждал большего. Ангелина вытащила его полувставший член изо рта, чувствуя, как он скользит по её губам, оставляя влажный след. Она приподняла ствол вверх, обнажив тугие яйца, и, не дожидаясь приказа, наклонилась к ним.
Её язык скользнул по нежной коже мошонки, медленно, почти нежно, вырисовывая влажные круги. Она слышала, как его дыхание стало прерывистым, как напряглись мышцы его живота. Чем дольше она вылизывала, тем сильнеё пульсировал в её руке его член – теперь уже полностью твёрдый, горячий, с набухшими венами. Она чувствовала его вес, его тепло, его животную готовность взорваться.