В новом, ещё не открытом крыле отделения интенсивной терапии, царила непривычная тишина, нарушаемая лишь мягким шорохом страниц и приглушёнными голосами. Просторная зона отдыха, предназначенная для врачей, выглядела почти стерильной – белые стены, современные диваны с серой обивкой, пустой кофейный столик и огромный выключенный телевизор, чёрный экран которого отражал силуэты собравшихся здесь людей.
На диванах, разбросанные в расслабленных позах, сидело пятеро человек в белых халатах. Четверо из них – врачи и интерны городской клинической больницы, уставшие, но довольные: сегодня они наконец приняли работу у строителей. Дело было сделано, формальности соблюдены, и теперь можно было просто передохнуть, перекинуться парой фраз, обсудить планы на выходные.
Но пятый…
Пятой была Ангелина. Единственная женщина в этой мужской компании, молодая медсестра, которая зашла сюда лишь затем, чтобы принести заведующему папку документов на подпись. Казалось бы, ничего особенного – подписать и уйти. Но её появление словно всколыхнуло воздух, наполнив его лёгким, едва уловимым напряжением.
Она стояла рядом с зав.отделением Игорем Ивановичем, перебирая край халата тонкими пальцами, а четыре пары мужских глаз невольно скользили по её фигуре, задерживаясь на мгновение дольше, чем следовало бы.
Ангелина – имя, словно создано для неё – ангельская внешность, светлая, почти неземная. Длинные волосы цвета спелой пшеницы собранные в небрежный хвост, и несколько выбивающихся прядей мягко обрамляя лицо. Большие голубые глаза, будто два осколка летнего неба, губы – пухлые, розовые, будто нарочно созданные для поцелуев. А её фигура… Стройная, изящная, но с такими соблазнительными округлостями, что взгляд сам цеплялся за них, против воли.
Она даже не подозревала, какие мысли проносились в головах этих мужчин.
Двоим из них было под сорок – семейные, солидные, уважаемые специалисты, ещё двоим, лет по двадцать пять. Но в этот момент они чувствовали себя мальчишками, чьи сердца учащённо бились при виде такой красоты. Кто-то украдкой вздыхал, кто-то отводил взгляд, будто пойманный на чём-то запретном, а кто-то… кто-то позволял себе мечтать.
Мысли текли плавно, обрастая фантазиями. Кто-то представлял, как она смеётся, запрокинув голову, кто-то – как её стройные ножки босыми ступнями касаются травы на закате… А кто-то – гораздо более откровенные сцены, от которых кровь тут же приливала к щекам.
– Игорь Иванович, я вам напоминаю, что у меня отгулы в понедельник и вторник – её голос, лёгкий и мелодичный, словно колокольчик, разорвал тишину. – У мужа день рождения, мы на дачу с друзьями поедем.
«А ведь у неё муж…»
«На дачу с друзьями…»
«Интересно, какой он, этот счастливчик?»
– Да, я помню, – кивнул заведующий, даже не поднимая глаз от бумаг. – Только задержись на минутку, надо всем вместе с одним документом ознакомиться.
В ответ раздались недовольные вздохи. Никому не хотелось сейчас читать какие-то бумаги – выходные так близко, а в голове у каждого уже крутились свои планы.
Но больше всего…
Больше всего каждый из них в этот момент мечтал оказаться на её даче.
На месте её мужа.
Фантазии разгорались, как пламя. Кто-то представлял, как она, мокрая от речной воды, выходит на берег, кто-то – как застенчиво улыбается, поправляя купальник… А кто-то – как её губы шепчут что-то на ухо именно ему , а не тому неведомому счастливчику, который ждал её дома.
Они хотели быть на его месте.
Хотели, чтобы она смотрела на них так же нежно.
Хотели…
Но всё, что им оставалось – это сидеть здесь, в полумраке пустого отделения, и украдкой провожать её взглядом, пока она, наконец, не пойдёт к выходу.
А потом – просто вздохнуть.
И постараться забыть.
– Значит так… – голос заведующего отделением, Игоря Ивановича, прозвучал резко, словно удар хлыста.
Тишина в комнате стала гнетущей, воздух будто сгустился, наполнившись тревогой. Врачи замерли, перестали перешёптываться, все взгляды устремились на начальника, который медленно разворачивал лист бумаги.
– Я получил служебную записку от старшей медсестры нашего отделения.
Пауза.
Гулкий стук собственного сердца в висках.
– Вчера вечером одному из больных поставили капельницу, перепутав лекарства.
Ангелина замерла.
– Больной впал в кратковременную кому.
– Но благодаря работе реаниматологов был спасён и сейчас идёт на поправку.
Выдох. Но не облегчение.
– Судя по записям в наших журналах…
Глаза Игоря Ивановича поднялись, остановившись на ней.
– Это ошибка нашей Ангелины.
Девушка вздрогнула, будто её ударили. Глаза мгновенно наполнились слезами, но она не позволила им пролиться – лишь стиснула зубы, опустив голову.
– Извини, но я обязан сообщить об этом в полицию – мрачно продолжил зав.отделением.
Эти слова прозвучали как приговор.
– Боюсь, день рождения мужа ты проведёшь в тюрьме.
Все присутствующие затихли, смотря на неё с жалостью, и сочувствием, с немым вопросом: «Как же так?»
Ангелина сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она не хотела плакать. Не хотела показывать слабость. Но страх был сильнее.
– Вы хотите спросить, зачем я это рассказал при всех? – Игорь Иванович окинул всех тяжёлым взглядом. – Поясняю. Я не хочу, чтобы после ареста Ангелины ходили слухи, что я её подставил, скрывая чужие ошибки.
Арест.
Словно нож в сердце.
– Ангелина… – его голос стал чуть мягче, но не менее твёрдым. – Скажи, ты перепутала препараты?
Она не могла солгать.
– Да… – её голос был тихим, словно шёпот потерянного ребёнка.
Мужчины ошеломлённо затихли. Кто-то потупил взгляд, кто-то сжал кулаки, но никто не сказал ни слова. Им было жалко её. Такую молодую. Такую красивую. Такую… обречённую.
– Ангелина, пойдём в мой новый кабинет. Напишешь объяснительную, я приобщу её к делу и отправлю в полицию.
Она шла за ним, опустив голову , словно преступница на эшафот. Сердце колотилось, в висках стучало, в глазах темнело.
Тюрьма.
Допросы.
Позор.
Перед глазами промелькнули образы спившейся соседки, отсидевшей три года за кражу. Её жёлтые зубы, потухший взгляд, руки в уродливых наколках…
Нет. Нет. Нет!
Она не могла допустить этого.
Не могла.
Как только дверь кабинета закрылась , всё внутри оборвалось.
И она упала на колени.
– Пожалуйста… – её голос сорвался , слёзы хлынули ручьём.
Она вцепилась в его брюки, дрожащими пальцами сжимая ткань, будто это была последняя ниточка к спасению.
– Я больше так не буду! Прошу вас! Не отправляйте документы!
Рыдания.
Настоящие, горькие.
Она не думала о гордости. Не думала о том, как выглядит. Она просто не хотела в тюрьму.
Игорь Иванович смотрел на неё. Строго. Неумолимо.
На самом деле, он и не собирался этого делать. Для Ангелины, этот испуг должен был стать уроком
Препараты она действительно перепутала. И это могло закончиться смертью.
Но. Старшая медсестра вовремя заметила. Вовремя исправила. И все восемь врачей знали правду. И поддерживали этот «способ воспитания». Жёсткий. Безжалостный. Но эффективный.
– Встань, Ангелина… – наконец произнёс он, и в его голосе появились нотки снисхождения.
Она подняла заплаканное лицо.
– Ты больше так не сделаешь?
– Никогда…
Он вздохнул.
– Хорошо. Документы в полицию, я наверное не отправлю. Но, это не точно. Проступок очень серьёзный. Я всё ещё сомневаюсь. Ты практически убила человека.
Игорь Иванович смотрел на стоящую перед ним на коленях девушку, чувствуя странное смешение власти и вины. "Достаточно, урок усвоен" , – пронеслось в его голове. Она дрожала, как осенний лист на ветру, её голубые глаза, наполненные слезами, смотрели на него с немой мольбой. В этот момент он осознавал, что переступил какую-то невидимую грань – то, что начиналось как воспитательная мера, теперь приобретало совсем иной оттенок.
Его дыхание стало неровным, когда он заметил, что её пухлые, слегка приоткрытые губы оказались на уровне его пояса. Каждое её прерывистое "пожалуйста" выдыхало тёплый воздух, который проходя через тонкую ткань брюк, заставляя его тело реагировать вопреки всем доводам рассудка. Кровь яростно пульсировала в висках и… ниже, намного ниже. Он чувствовал, как член напрягается, наполняясь кровью, и отчаянно надеялся, что она не заметит этого предательского движения под тканью.
Он хотел просто взять её за плечи и поднять, и отправить домой. Но его рука, словно зажила своей жизнью. Вместо того, чтобы поднять девушку с колен, он расстегнул молнию ширинки. Он и сам не понял, как, и почему это сделал. Его рукой словно командовал кто то совершенно другой. Он был уверен, что его мозг такой команды не давал. В пустом кабинете, где из мебели был один только стол, металлический звук расходящихся зубчиков молнии был очень громким, и не оставлял сомнений в желаниях мужчины. Ангелина посмотрела на него снизу вверх с круглыми от удивления и шока глазами. Он молчал. Ближайшие несколько секунд всё расставят по местам. Если она уйдёт, его уволят. Но для девушки это был шанс сегодня уехать к мужу, а не в тюрьму. И она это поняла буквально через пару секунд.
Ангелина замерла. Её глаза, ещё секунду назад полные покорности, теперь округлились от шока. Взгляд скользнул вниз, затем снова вверх – в лицо начальника. В этой паузе, длившейся не более трёх секунд, промелькнула целая жизнь. Она видела себя в тюремной робе, видела мужа, получающего это страшное известие, видела разрушенную карьеру… А потом – альтернативу. Грязную, унизительную, но реальную.
Её тонкие пальцы с аккуратным маникюром (ведь завтра же праздник!) дрогнули. Разум кричал "нет", но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Кисть скользнула в расстёгнутую ширинку прежде, чем она успела обдумать это движение. Тёплая, упругая плоть в её ладони заставила её внутренне содрогнуться, но лицо оставалось непроницаемым.
Игорь Иванович дёрнулся, его рука инстинктивно потянулась, чтобы остановить её, но… О Боже, как это приятно. Её пальцы, такие нежные и в то же время уверенные, уже скользили по его напряжённому стволу. Он должен был оттолкнуть её, должен был… но его тело предательски выгнулось навстречу прикосновениям.
"Я…", – начал он, но голос сорвался, когда её большой палец провёл по чувствительной головке. В горле пересохло, а в ушах застучала кровь. Разум лихорадочно искал оправдания: "Она сама начала", "Это её выбор", "Я же могу всё исправить потом"… Но все эти мысли тонули в нарастающем возбуждении.
Ангелина тем временем, словно в тумане, отмечала про себя абсурдность ситуации. Всего час назад она думала о платье для дня рождения мужа, а теперь… Её губы сами собой сложились в горькую усмешку. "Как быстро всё меняется" , – мелькнуло в голове. Но останавливаться было поздно – её будущее теперь зависело от того, насколько хорошо она справится с этой… работой. Она никогда в жизни не могла представить, что будет сосать хуй у зав. отделением по собственной воле. Но сейчас, или она это делает, или…
Она наклонилась ближе, чувствуя, как её сердце колотится где-то в горле. Запах мужского тела, смесь дорогого одеколона ударил в ноздри. Её язык нерешительно коснулся горячей кожи, и она почувствовала, как под пальцами его член дёрнулся, став ещё твёрже.