- -
- 100%
- +
Она поправила очки на носу и кивнула:
– Конечно, синьорина. Я никогда не думала ничего плохого. Очевидно, речь идет о единичном эпизоде.
Ее уверенность охладила меня. Это было разумным доводом. И в глубине души я тоже так думала. Нет повода надеяться, что золотой жених этого региона мог влюбиться именно в меня. Он был в инвалидном кресле, а не слепым. Мой черно-белый мир был живым и верным доказательством моей непохожести на других. Я не могла себе позволить такую роскошь, как забыть об этом.
Никогда. Или это закончилось бы крушением.
Я как всегда поднялась по лестнице. Но я чувствовала тревогу, несмотря на спокойствие, которым я хвасталась.
Себастьян МакЛэйн улыбался уже в тот момент, когда я открыла дверь, и тем самым отправил мое сердце прямо в рай. И я надеялась, что мне никогда не придется забирать его оттуда.
– Добрый день, синьор, – спокойно поприветствовала я.
– Как мы формальны, Мелисанда, – сказал он укоризненным тоном, будто нас теперь связывала куда большая близость, чем просто совместный ужин.
Мои щеки вспыхнули, и я сильно покраснела, хотя я не имела ни малейшего понятия о смысле этого слова. Красный в моем мире был темным цветом, идентичным черному.
– Это только уважение, синьор, – ответила я, смягчая свой формальный тон улыбкой.
– Я немного сделал, чтобы заслужить его, – задумчиво сказал он. – Напротив, однажды ты меня возненавидишь.
– Нет, синьор, – ответила я, вступая на мягкую землю. Опасность вызвать его гнев была всегда скрытой, но присутствовала в каждой нашей дискуссии. Я не могла опускать оружие. Даже если мое сердце уже сделало это.
– Не лги. Я этого не переношу, – возразил он, не теряя своей потрясающей улыбки.
Я села напротив него, готовая приступить к своим служебным обязанностям, за которые мне платили. Конечно, я не была влюблена в него. Это даже не обсуждалось.
Он показал мне на ворох писем на письменном столе.
– Отдели личную почту от рабочей, пожалуйста.
Отвести взор от его глаз, полных новой волны нежности, было сложно. Я продолжала чувствовать его взгляд на себе, горячий и невыносимый, и потому никак не могла сосредоточиться.
Вдруг одно письмо привлекло мое внимание, поскольку на нем не стоял адрес отправителя, а почерк на конверте был мне очень знаком. К тому же получателем не был мой обожаемый писатель. Им была я сама. Я застыла, словно парализованная, с письмом в руках, а голову омрачили самые противоречивые мысли.
– Что-нибудь не так?
Я бросила на него взгляд. Он внимательно смотрел на меня, и мне казалось, что он никогда не прекратит этого делать.
– Нет, я… Все хорошо… Только… – я потерялась в лабиринтной дилемме: сказать ему о письме или нет? Если бы я промолчала, была опасность, что позже ему скажет об этом Кайл. Именно он забирал почту и клал ее на письменный стол. А может, он не заметил, что на письме был другой получатель. Могла ли я рассчитывать на это и отложить письмо, чтобы прочитать позже? Нет, это недопустимо. МакЛэйн был слишком наблюдательным, чтобы ничего не заметить. Вес моей лжи лежал между нами.
Он протянул руку, прижав меня спиной к стене, поскольку заметил мою нерешительность и хотел увидеть все своими глазами.
С тяжелым вздохом я передала ему письмо.
Он лишь на секунду отвел глаза, чтобы прочитать имя на конверте, а потом снова воззрился на меня. Враждебность вернулась в его взгляд, густая, как туман, липкая, как кровь, черная, как недоверие.
– Кто тебе пишет, Мелисанда Бруно? Далекий жених? Родственник? Ах нет, какой глупец. Ты же сказала мне, что все твои родственники умерли. Итак? Друг, может?
Я перехватила мяч на лету, продолжая лгать:
– Это моя старая соседка по квартире, Джессика. Я знала, что она могла бы написать мне, и потому дала ей свой адрес, – произнесла я, удивленная тем, каким быстрым потоком устремились слова из моего рта, натуральные в своей фальшивости.
– Тогда прочти его. Иначе ты сгоришь от нетерпения. Не делай из этого проблемы, Мелисанда, – тон его был певучим, окрашенным пугающей жестокостью. В тот момент я отдавала себе отчет в том, что мое сердце все еще присутствует, несмотря на мои предыдущие убеждения. Оно было раздуто, на грани остановки, вытащенное из тела. Как и мой мозг.
– Нет… Нет никакой спешки… Лучше позже… Я хочу сказать… У Джессики нет никаких грандиозных новостей, – бормотала я, избегая его ледяного взгляда.
– Я настаиваю, Мелисанда.
Впервые в жизни я почувствовала сладость яда, его чарующий аромат, его обманчивое волшебство. Потому что его голос и его улыбка не раскрывали гнев. Только глаза выдавали его.
Я взяла конверт, который он протягивал мне, держа кончиками пальцев, словно он был заразным.
Он ждал. В его бездонных глазах светился садистский огонек.
Я положила конверт в карман.
– Это от моей сестры, – свободно сорвалась с моих губ правда, потому что не было способа избежать ее. Он молчал, а я смело продолжила: – Я знаю, что солгала относительно моих родственников, но… В действительности я одинока в целом мире. Я… – Голос мой сорвался. Но потом я добавила: – Я понимаю, что это было ошибкой, но мне не хотелось о них говорить.
– О них?
– Да. Мой отец еще жив. Но лишь потому, что его сердце до сих пор бьется, – мои глаза наполнились слезами. – Он почти что растение. Он алкоголик на последней стадии и он о нас даже не помнит. Я имею в виду себя и Монику.
– С Вашей стороны глупо лгать, синьорина Бруно. Вы не подумали о том, что Ваша сестра могла бы написать сюда? Или, может, Вы решили уйти в подполье, чтобы не заботиться о Вашем отце, предоставив эту честь кому-то другому? – его голос звучал поучительно и смертоносно, как выстрел из ружья.
Я проглотила слезы и с вызовом посмотрела на него. Я солгала, это бесспорно, но он меня обрисовал, как жалкое существо, недостойное того, чтобы жить, не заслуживающее уважения.
– Я не позволю Вам судить обо мне, синьор МакЛэйн. Вы ничего не знаете о моей жизни и о причинах, которые заставили меня солгать. Вы – мой работодатель, но не мой судья и менее всего – мой палач.
Убийственное спокойствие, с которым я говорила, удивили больше меня, чем его, и я поднесла руку к губам, будто это они произносили слова вместо меня, будучи соединенными с мозгом, наделенным автономией от моего сердца или моих снов.
Я резко вскочила, что даже стул упал назад. Подняв его дрожащими руками, я осознала, что разум мой пребывает в весьма плачевном состоянии.
Я уже дошла до двери, когда он заговорил с охлаждающей жесткостью:
– Возьмите выходной, синьорина Бруно. Вы кажетесь мне очень взволнованной. Увидимся завтра.
Я вошла в свою комнату в состоянии транса и бегом бросилась в ванную. Там я умыла лицо холодной водой и изучающе уставилась на свое отражение в зеркале. Это было уже слишком. Все то белое и черное, которое окружало меня, было еще более устрашающим, чем траурный шелк. Я чувствовала себя в опасности, балансируя на краю пропасти. Упасть меня не пугало. Это уже случалось много раз, и я поднималась. Моя кожа и мое сердце были усеяны миллионами невидимых и болезненных шрамов. Я боялась потерять разум, ясность ума, которая до этого момента поддерживала меня. В этом случае я предпочла бы разбиться.
Непролитые слезы скрутили меня изнутри, превратив в тряпку. Я была словно зомби, один из героев романов МакЛэйна.
Моя рука пощупала карман твидовой юбки, куда я положила письмо от Моники. Как бы я не хотела, медлить больше нельзя. Я достала его и отправилась в спальню.
Оно весило, как куча железобетона, и я боролась с соблазном не открывать его. Содержанием письма могло быть только одно: страдание. Я полагала, что была сильной, прежде чем приехала в Midnight Rose. Как же я ошибалась! Я совсем не была таковой.
Мои руки действовали по своей воле, а я теперь была похожа на марионетку. Они расклеили конверт и достали листок. В нем было мало слов. Типично для Моники.
Дорогая Мелисанда,
мне нужны деньги. Я благодарю тебя за те, которые ты выслала из Лондона, но их недостаточно. Ты не могла бы попросить заранее зарплату у того писателя? Не будь скромной и щепетильной. Мне сказали, что он очень богат. В глубине души он одинок, парализован, очень ранимый. Сделай это поскорее.
Твоя Моника.
Я не знаю, сколько времени я рассматривала письмо: может, несколько минут, может, несколько часов. Все потеряло важность, будто моя жизнь имела смысл только как придаток Моники и моего отца. Я бы хотела, чтобы они оба умерли, и от этой ужасной мысли, продлившейся всего долю секунды, меня охватила паника. Моника старалась любить меня в своем естественно-эгоистическом стиле. А мой отец… Ну… Прекрасные воспоминания о нем были настолько скудными, что у меня сбилось дыхание. Но он оставался моим отцом, тем, кто дал мне жизнь и кто считал себя вправе растоптать ее.
Я аккуратно сложила письмо, с дотошным и преувеличенным вниманием, потом закрыла его в ящике комода.
Деньги.
Монике нужны были деньги. Еще. Я продала все, что у меня было в Лондоне, – на самом деле очень мало чего, – чтобы помочь ей. И вот спустя всего несколько недель мы прибыли в отправную точку. Я знала, что забота об отце была дорогостоящей, но теперь я начинала бояться. Если бы Себастьян МакЛэйн уволил меня – и только Бог знал, сделал бы он это по разумным причинам или ради развлечения, – я оказалась бы посреди дороги. Как я могла попросить у него денег заранее после всего того, что произошло? Лишь одна только мысль об этом меня убивала. Моника никогда не была щепетильной, одаренная лицом завидной красоты, но у меня-то такого не было. Общение не являлось моей сильной стороной, просить помощь казалось для меня невозможным. Я слишком боялась отказа. Я сделала это лишь однажды и до сих пор помню вкус этого «нет», ощущение отказа, грохот захлопнувшейся перед носом двери.
– Кайл действительно бездельник. Он исчез на машине в обед и вернулся только полчаса назад. Синьор МакЛэйн разъярен. Он бы побил этого типа, я не сомневаюсь. Оставить синьора без помощи! – голос МакМиллиан был полон гнева, будто Кайл нанес ей личный ущерб.
Я продолжала накладывать еду в тарелки, не чувствуя никаких следов аппетита.
Женщина продолжила говорить, многословно как обычно, но я ее почти не слушала. Я напряженно улыбнулась ей и вновь погрузилась в черный поток моих мыслей. Где найти деньги? Нет, у меня не было выбора. Не хватало двух недель до получения моего заработка. Моника должна подождать. Я отправлю ей все, надеясь не сделать неосторожный шаг. Риск быть уволенной без предупреждения был пугающе реальным. Синьор МакЛэйн был непредсказуемым человеком с непостижимым и ненадежным плохим характером.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.