Хроники слепого сыщика. Книга первая. Мимолёт и его Тень

Его взгляд, теперь обострённый болью и концентрацией, снова заскользил по полу, стенам, предметам. И остановился… В углу, у ножки тяжёлого стула, обитого кожей, лежала маленькая, почти невидимая капля. Он наклонился. Это был воск… Не парафин от лампы, а именно пчелиный воск, желтоватый, с едва уловимым медовым запахом. Он аккуратно, с помощью перочинного ножа, поддел её и положил в маленький металлический пенал.

«Свеча, – мысленно констатировал он. – Но в кабинете генеральши, залитом электрическим светом, свечей не жгли. И уж тем более не носили их зажжёнными, роняя воск»…

***

Он вышел в коридор, где его ждала бледная, как полотно, генеральша.

– Анна Петровна, вы или ваша горничная не пользовались сегодня в кабинете свечой? Например, чтобы найти что-то в темноте?

– Боже сохрани! – всплеснула она руками. – У нас прекрасное электричество! Даже во время этих дурацких отключений мы пользуемся керосиновыми лампами. Свечи – это так… плебейски.

Волков кивнул… В его голове складывалась мозаика, странная и тревожная. Кража из запертой комнаты. Следы, которые не являются следами – капля воска, не оставленная никем из домашних. И Эхо, которое показывает не человека, а лишь его скорость и неестественный холод…

***

«Не вор, – подумал он, возвращаясь в свой кабинет в Канцелярии и глядя на пенал с восковой каплей. – Вор оставляет отпечатки пальцев, выбивает двери, пугается… Этот… он движется как тень. Он приносит с собой холод и пламя свечи, которое никто не видит. Он словно существует в ином времени, в ином измерении».

Он откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Головная боль нарастала, пульсируя в такт его мыслям… Перед ним не было лица преступника. Было лишь ощущение. Ощущение чего-то неуловимого, быстрого и безжалостно холодного, как космический ветер, пронизывающий тёплый, хрупкий мир живых.

«Кто ты, Мимолёт? – вполголоса произнёс Волков, глядя в потолок. – И почему твой след ведёт на светский раут, к бокалу в руке князя Оболенского?»

Конец главы 3.

Глава 4. Давление свыше.

Волкова снова вызвали в кабинет начальника Особой Следственной Канцелярии, генерал-майора Отто Фонвизина. Здесь по-прежнему царил нарочитый, почти боевой беспорядок… На массивном дубовом столе мирно уживались штык-нож, служивший пресс-папье, и изящная бронзовая чернильница; на подоконнике громоздились кипы дел, а на стене вместо портрета государя висела большая карта Европы, испещрённая тревожными флажками…

Фонвизин, стоял у окна, куря папиросу. Он смотрел на снежок, круживший на улице, но взгляд его был обращён куда-то далеко, за пределы Москвы.

– А, Волков! – обернулся он, не предлагая сесть. – Ваши «призраки» начинают мозолить глаза важным людям…

***

Артемий Петрович остановился посреди кабинета, привычно сложив руки за спиной. Он знал, что этот беспорядок – лишь видимость. За ним скрывалась стальная воля и ум, отточенный не в канцеляриях, а на фронтах. Фонвизин был из тех, кто считал, что комфорт размягчает волю, а потому предпочитал окружать себя не красотой, а функциональностью, граничащей с аскетизмом.

– Что случилось, ваше превосходительство?

– А что может случиться? – генерал усмехнулся, и в его глазах мелькнула усталая насмешка. – Мир катится в тартарары, а мы тут расследуем пропажу блестящих безделушек. Грубов бьёт во все колокола. Требует вернуть своего «спасителя». Угрожает отозвать пожертвования на лазареты. – Он выпустил струю едкого дыма. – А теперь ещё и Анна Петровна Зарубина. Её бриллиантовую змейку тоже, выходит, унесло неведомо куда? Причём из запертого кабинета? Словно сквозняк, да только сквозняк, заметьте, весьма разборчивый к ювелирным изделиям…

Волков молчал, чувствуя, как нарастающее напряжение сжимает виски знакомым обручем. Он стоял по стойке «смирно», как когда-то давно, на смотру молодых офицеров. Фонвизин имел этот эффект – он возвращал тебя в иерархию, напоминая, что любая исключительность, будь то чин или дар, имеет своего начальника. «Он не боится моего Эха, – пронеслось в голове у Артемия Петровича. – Он боится бюрократического скандала. Для него бумага, подписанная влиятельным лицом, куда реальнее любого призрака»…

***

Генерал подошёл ближе.

– Объясните мне, коллега, что я должен доложить? – Фонвизин подошёл вплотную, и Волков почувствовал запах табака и чего-то ещё – горького, как полынь, может быть разочарования. – Что в Москве завёлся домушник-невидимка? Или, может быть, у вас уже есть вразумительная версия, которую не стыдно будет изложить на бумаге с гербовой печатью?

– Версия есть, – тихо, но чётко сказал Волков, чувствуя, как гнев начинает подниматься в нём, горячий и бесполезный. – Оба преступления совершены одним лицом. Необычайно ловким и дерзким. Он не оставляет следов потому что…

– Потому что он призрак? – Фонвизин резко оборвал, и его голос прозвучал, как удар хлыста. – Нет, дорогой мой. Забудьте эту чепуху… Призраки не крадут бриллианты, чтобы потом их, я полагаю, продать? Это делают живые люди. Очень умные и очень наглые. А ваша задача – быть умнее и наглее их. Или, по крайней мере, хитрее.

– …потому что, его методы… выходят за рамки обычного воровства. – закончил свою фразу Волков…

***

Фонвизин прошёлся по кабинету, раздражённо стряхивая пепел прямо на ковёр.

– Вы думаете, мне нравится это? – вдруг спросил он, останавливаясь. – Выпрашивать для вас время у людей, которые считают, что все ресурсы должны быть брошены на фронт? Я отбиваюсь за эту Канцелярию как за последний рубеж! Потому что верю, что есть угрозы, которые не видны в прицел винтовки… Но я не могу отбиваться пустыми руками! Мне нужен результат… Осязаемый…

Он посмотрел на Волкова с внезапной, неприкрытой усталостью…

– Вам дана неделя. Десять дней, если буду щедр. Или вы находите мне хоть какую-то нить, или я вынужден буду перевести вас на дела попроще… Очистка города от шпионов, например. Сидеть сутками в засаде, выслеживая какого-нибудь мелкого телеграфиста. А эти ваши «хождения по ту сторону» передам в другое ведомство… Может, там найдутся энтузиасты, готовые ловить ветер.

Волков почувствовал, как сжимаются его кулаки за спиной. Отдать своё дело кому-то другому? Невозможно.

– Я понимаю, – произнёс он, тщательно контролируя каждый звук. – Но здесь не всё так просто…

– Война не бывает простой! – Фонвизин ударил кулаком по столу. – А мы воюем, Артемий Петрович! Только с кем – с призраками? Покажите мне врага! Дайте мне имя! Приведите хоть одного свидетеля, который видел не тень, а человека!

***

Он тяжко вздохнул и отошёл к окну.

– Десять дней, Волков. Или вы даёте мне осязаемого преступника, или ваши «аномальные» дела будут закрыты за отсутствием состава. Вам ясна диспозиция?

– Вполне ясна, ваше превосходительство.

Выйдя из кабинета, Волков ощущал вкус горечи на губах.

Он буквально чувствовал тяжесть всего этого здания, всей этой системы на своих плечах.

Давление системы было хуже любой мигрени. Генерал не требовал отчёта, он требовал оправдания самого существования их дела. «Он воюет на два фронта, – понял Волков, спускаясь по лестнице. – С врагом внешним – и с врагом внутренним, невидимым. И мой «Мимолёт» для него – это не преступник, а пробоина в броне его прагматичного мира».