Прах и судьба

Глава 2. Ветер перемен

Солнце, словно почуяв неладное, отступало за облака. Они, как насупившаяся груда камней, сгущались, небо темнело, и я все ждала, когда же вдали грянет гром.

Я рванула из дома, словно сорвавшаяся с цепи собака, – платье с рюшами вздымалось, как грозная пучина вод, мешая свободному бегу. Острые каблуки то и дело цеплялись за корни деревьев и проваливались в мягкую землю. Правда, сейчас мне было все равно – главное было уйти, вырваться с гнетущего завтрака, из цепких взглядов старика и воздуха, смыкающегося вокруг меня, словно тиски.

Я мчала, не разбирая дороги. Выбежав на протоптанную дорожку сада, я рванула дальше, лишь на миг давая себе судорожно вздохнуть и отметить, что за мной нет погони. Что удивительно, ведь мне казалось, отец сорвется вслед за мной, но нет, лишь сверкающие вдали молнии грозно подбадривали мое решение убраться куда подальше от отвратительной помолвки и мерзкого старика.

И я бежала. Наконец, далеко позади меня, грянул гром.

Низко висящие ветви деревьев хлестали по щекам, бодря кровь. Я то и дело одергивала свое платье, а затем, когда один из рукавов зацепился за куст, рванула что есть силы и полностью его оторвала, следом – сорвала и второй. Ничего страшного. От этого тошнотного платья не убудет.

Через несколько минут я выскочила на опушку – небольшой лесок, где при хорошей погоде солнечный свет ронял пятна на мшистую землю. Сейчас же деревья раскачивались под натиском ветра и шептались друг с другом, а мои длинные светлые волосы, выбившиеся из прически, то и дело норовили упасть мне на глаза.

Я остановилась, тяжело дыша, и осмотрелась. В лесу не было ни души. Меня никто не окрикивал, старик, восседая на своем коне, не гнался следом.

В моей голове роились мысли: куда бежать дальше? Куда деться от навязчивых планов, от ожиданий, от старика? Родители пытаются продать меня выгоднее – это я понимаю, но неужели картинка настолько отвратительна, что они решились подложить меня под него?

– Что мне делать? – судорожно выдыхая, спросила я, опираясь на толстый ствол дуба.

Мои пальцы невольно сжали подол платья, и вдруг показалось, что эта ткань – не просто одежда, а символ всего, что сковывает и удерживает в этом ужасе. Символ того, что я должна быть той, кем не хочу быть. Я нервно содрала еще пару оборок, с ненавистью взирая на розовое нечто.

Ветер, будто угадывая мое настроение, ласково прошелся по моему лицу, и я глубоко вдохнула аромат хвои и мокрой земли. Горло и легкие раздирало от быстрого бега, но я вдыхала все глубже и глубже, пытаясь успокоиться и взять себя в руки.

– Давай, Мира, нужно думать, – сказала я себе. – И действовать быстро. Думай, Мира, думай!

Я оттолкнулась от дуба и медленно, перебирая в уме различные варианты побега, брела вниз, спускаясь с невысокого холма. Откуда-то потянуло солоноватым ветром, и я, ахнув, увидела то, на что раньше не набредала – передо мной растянулось тихое озеро – гладь воды, словно огромное зеркало, отражала темное небо и густые облака. Вокруг озера росли высокие камыши, в которых то и дело прятались испуганные птицы, а сильный ветер колыхал поверхность, рисуя на ней рябь. Я устало вздохнула и, пройдя ниже, забрела за кусты терновника, усаживаясь на прибрежный камень. Если подогнуть рюши и подол под себя, то издалека, возможно, меня никто не увидит, что я и сделала.

Я еще раз подтянула к себе соскальзывающие ноги и уставилась вдаль. Вода заходилась гневными разводами, а над головой еще раз сверкнула молния, за которой последовал гром. Пара дождевых капель – и разразился ливень, накрывающий все озеро. Я юркнула спиной ближе к кусту и с удивлением обнаружила, что плотный навес из веток хорошо укрывает от непогоды. Хоть что-то хорошее за это утро.

Потоки стекали с крыш и склонов, образуя бурлящие ручьи, которые сливались в озеро, уже наполнившееся до краев.

Само озеро казалось мне черным, почти непроглядным, и каждая новая волна отражала вспышки молний. Вода бешено билась о берег, поднимая брызги. Ветер свистел в пустых ветвях деревьев, а крики птиц терялись в громе и шуме падающей воды. С каждым разрядом свет вокруг меня мигал и менялся. Туман поднимался с поверхности озера, смешиваясь с дождем и обволакивая все вокруг.

Сидя под природным навесом, я с тоской поглядывала на разбушевавшуюся стихию. В такие моменты природа казалась мне не просто силой, а живым существом, которое дышало гневом и злостью. Совсем как я. Да и здесь все всегда имело свое настроение: горы, покрытые лесом; тропинки, скрытые в траве; реки, за минуту превращавшиеся в бурные потоки. Мне казалось, что лес хранил свои тайны и сейчас я стала частичкой этого.

Из-за шума дождя я не сразу услышала крадущийся шаг. Когда же я поняла, что за мной все-таки кое-кто последовал, то не обернулась. Я знала, что только один человек из моей семьи действительно мог последовать за мной из беспокойства.

– Не думал, что ты сбежишь так далеко, – сказал Кодрус, пробираясь под природный навес. Его наспех накинутый плащ развевался на ветру, а с волос капала вода. Наверняка он промерз до костей.

Он был больше меня в два раза, поэтому, чтобы сесть рядом со мной, ему приходилось пробираться аккуратно, согнувшись в два локтя.

Я молча наблюдала за его попытками усесться, а когда брат оказался рядом, протянула:

– Кодрус, я впервые не знаю, что делать. Неужели это конец?

Кодрус тяжело вздохнул и окинул взглядом озеро.

– Мира… – Он пару секунд помолчал, а затем, пытаясь подобрать слова, продолжил: – Ты же понимаешь… Такой, как ты, в этом мире будет сложно одной.

Мои щеки заалели от нахлынувшего раздражения. Снова.

– «Такой, как я»? Это какой?

Кодрус дернул плечами. Он не любил спорить, особенно со мной, но сейчас, когда ситуация стала еще хуже, он, видимо, не знал, что сказать.

– Я всего лишь хочу жить так, как хочу я, – мотнув головой, пробормотала я, а затем, ощущая застывший ком в горле, продолжила: – Почему если у меня нет вашей пресловутой магии, то на мне нужно ставить крест? Отдавать какому-то старику? Это так мерзко, Кодрус!

Я держалась до последнего, не давая слезам выхода.

Вода под моими ногами плескалась, окатывая прибрежные камни все сильнее.

Кодрус понимающе кивнул. Он открыл было рот, но передумав, закрыл. Я понимала, что это действительно безвыходная ситуация.

– Мира, если бы у тебя были силы… не просто те маленькие искорки, что время от времени вспыхивают у тебя внутри, а настоящая мощь… Сила, способная изменить ход судьбы, сломать цепи и вырвать тебя из рук обстоятельств. Тогда бы никто не мог заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Тогда бы ты сама выбирала свой путь и ни перед кем не отчитывалась… Но, если этого нет, а жизнь диктует совершенно иные правила, что мы можем сделать?

Кодрус с сожалением взглянул на мои дрожащие руки, а затем на меня.

Я крепко сжала губы. Ах если бы да кабы…

В нашей семье повезло только брату. Столько силы, столько мощи, благодаря которой он стал деканом факультета темной магии, а я? Бездарность с крупицей силы, пригодной лишь для… чего? Заставить станок проткать метр ткани, а щетку почистить дымоход?

Я судорожно вздохнула. Обидно было до глубины души.

– Мира… Может тебе стоит…

Дальнейшее я уже не слушала. Свадьбу с полумертвым стариком и переезд в его дом я не рассматривала. Если уж и выходить замуж, то по любви. Но что мне еще остается?

– Есть квоты на курсы «домашнее хозяйство»…

Возможно, мне и правда сбежать? Но куда и чем я буду заниматься? Что я вообще умею в свои восемнадцать? В школе выучилась и спасибо, в обычные университеты мне путь заказан. Тогда что еще?

– Конечно, срок обучения маленький, но так ты будешь хотя бы немного…

Или сдаться на опыты Белым ведьмам? Они любят таких полумерок, как я. Либо пытаются раскрутить магию в человеке, либо наоборот допивают досуха, оставляя у себя в услужение. Пусть они и жестоки, но зато честны, а это всяко лучше, чем то, что пытаются дать мне мои родители. Хотя… Подождите-ка!

– Что ты сказал? – резко повернулась я, уставившись на Кодруса.

Тот было начал свой рассказ по новой, а затем, что-то заметив, запнулся и произнес:

– Я знаю этот взгляд лучше тысячи других. О чем ты думаешь? У тебя в глазах бесы пляшут, ты в курсе?

Я едва толкнула его в массивное плечо.

– Обучение дает отсрочку?

Где-то глубоко во мне зарождалась надежда. Легкая, едва ощутимая, но это ведь шанс.

– Да, но ненадолго, курсы с твоим уровнем магии длятся от силы… Ну, месяцев 5-6, это если ты еще и экзамены несколько раз будешь пересдавать. Но даже так…

– Нет, – отрезала я, хлопнув его по руке.

Кодрус сощурился.

– Мне нужно поступить надолго. И ты мне в этом поможешь.

Брат расплылся в улыбке.

– Ты, конечно, пылкая, – начал он, чуть усмехаясь. – Хорошая шутка, Мира. Ты же знаешь, что в Академию берут далеко не всех. И не факт, что у тебя там все сложится. Это не прогулка по саду, а… скажем так, школа выживания для избранных.

Я улыбнулась.

– Зловеще, – прокомментировал Кодрус, а затем, оправдываясь, поднял руки настолько, насколько это было возможно.

– Мира, это невозможно, ты ведь сама понимаешь. И вообще, завтра последний день вступительных экзаменов! При всем уважении, если бы мы хоть что-то и смогли сделать с твоей силой, то начинать стоило заранее, а не сейчас, когда на кону абсолютная невозможность. Как ты себе это представляешь? На экзаменационных выплесках будут все – весь педагогический состав! И кто тебя возьмет? Элементалы? Тебя чувствует только ветер, и то, когда ты злишься. Заклинания и заклятия? Богиня упаси! Алхимики? Знаем мы твои супы. Может магия разума? При огромном уважении к тебе…

Я закатила глаза.

– Прекрати! У вас так много факультетов. Поступлю на ту же природу. Почему нет?

Тут уже настала очередь закатывать глаза Кодрусу.

– Ты? Каким образом?

Я аккуратно ткнула пальцем в его плечо. Брат наигранно ойкнул, потер ушибленное место, а затем, мягко покачивая головой, перевел взгляд на озеро. Дождь разразился еще сильнее.

Я молча наблюдала за его реакцией. Три… Два…

– Чего?! Это же незаконно!

– Никто не узнает, Кодрус, – начала было я, но брат перебил:

– Никто не узнает? Никто не узнает?! Они поймут сразу же, как только увидят тебя. От тебя же несет нежностью, цветочками и ванильными пирожными!

– Спасибо за комплимент, – улыбнулась я.

– Мирабель! Нет! И даже не спорь, я не пойду на такой шаг.

– Даже ради меня?

Кодрус запнулся и замолчал.

В этот момент из-за кустов вышел наш отец. Я сразу же отвела взгляд, не желая с ним разговаривать.

– О чем это вы тут шепчетесь? – начал было он, стараясь перекричать дождь.

Я быстро бросила брату предупредительный взгляд. Кодрус тяжело вздохнул и улыбнулся.

– Просто обсуждаем, как красиво это озеро. Ничего такого.

Отец окинул взглядом непогоду, а затем недовольно произнес:

– Хватит сидеть тут. Дом зовет. Время не ждет, а дела сами себя не сделают.

Он развернулся и начал неспешно идти обратно в сторону усадьбы.

Кодрус протянул было руку, но я, отпихнув ее, пролезла мимо и, ковыляя по размокшей земле, хмуро последовала за отцом. Брат, чертыхаясь, поплелся следом. Над головами громыхали последние молнии. Дождь заканчивался, словно почуяв наше изменившиеся настроение. В воздухе висел запах хвои и мокрой земли, но у меня на душе было тяжело и неспокойно.

Обратно мы возвращались молча. Кодрус лишь бросал на меня недовольные взгляды, но я не собиралась ничего обсуждать. Даже если не поможет он, я найду способ пробраться в Академию. Я не останусь здесь. Я не пойду на уступки матери. Я пойду своей дорогой, чего бы мне это ни стоило.

Обувь неприятно чавкала по мокрой земле, и казалось, что дождь вот-вот снова хлынет. Но постепенно я почувствовала, как все вокруг начало меняться.

Небо, недавно хмурое и тяжелое, просветлело. Тучи начали расходиться, рваными краями открывая куски чистого, бледно-голубого свода. Солнце пробивалось робко, но его лучи уже касались земли, и там, где они падали, трава сияла ярко-зеленым светом. На листьях еще держались крупные капли дождя – тяжелые и прозрачные. Они сверкали, словно бусины, и при каждом дуновении ветра осыпались на землю тихими постукиваниями.

Воздух тоже стал легче. Еще совсем недавно он тянул вниз, заставляя дышать чаще и глубже, но сейчас он пах свежестью – сырой землей, молодой листвой, камнем, омытым дождем. Ветер стих, оставив после себя легкое колыхание ветвей, и даже птицы начали подавать голос, решив, что буря закончилась окончательно.

Я смахнула набежавшую слезу. Земля под ногами стала светлеть. Под робеющим солнцем она блестела, отчего вызывала рябь в глазах и мне приходилось щуриться, всматриваясь в каждый свой шаг, чтобы не упасть. Даже вороны, что раньше низко кружили над нашими головами, теперь поднялись выше и разлетелись, оставив за собой только прощальные крики.

Кодрус шел рядом, задумчиво рассматривая все вокруг. Его плечи расслабились, и походка стала спокойнее. Мне стало интересно, о чем он думает, но задавать вопрос первой не хотелось. Иногда он бросал на меня вопросительные взгляды. Я медленно мотала головой. Нет, Кодрус, все равно я сделаю так, как захочу.

В ладонях что-то кольнуло. Я бегло осмотрела руки на предмет заноз, но ничего не найдя, скользнула руками по платью. Стоило мне отвести взгляд от ладоней, как я вновь и вновь ощущала легкое жжение, совсем как во сне, но раз за разом, растирая ладони, не видела ни заноз, ни ссадин.

Когда мы приблизились к парадному входу, я набралась смелости и, не выдержав, окликнула отца. Брат понимающе ушел в конюшню, выдумывая себе дела на ходу.

Не давая отцу зайти в дом, я решительно произнесла:

– Папа, – начала я тихо, – Пожалуйста, не выдавай меня замуж. Не отдавай ему. Я сама хочу выбирать свою судьбу. Пожалуйста, дай мне шанс идти своим путем.

Отец остановился, посмотрел на меня поверх плеча и тяжело вздохнул.

– Мира, – его губы задрожали, – я понимаю твое желание. Но ты должна понять и мою позицию. В наше время, у девушки такого происхождения, как твое, есть обязанности и ответственность. Тебя нужно куда-то пристроить, обеспечить твое будущее и благополучие семьи. Это не просто формальность – это вопрос твоего выживания и чести.

Мы встретились взглядами. Упертостью мы с братом пошли в отца.

– Но я не хочу быть лишь обязанностью или частью чьих-то планов. Я хочу иметь возможность самой решать, кем быть и как жить.

Отец вздохнул, опуская взгляд на землю.

– Мира… Милая… Мирабель, ты хорошая дочь, и я хочу для тебя лучшего. Но мир жесток. Без поддержки и правильных связей ты не выживешь.

– Но это же не повод выдавать меня за старика!

Отец закусил губу, а я, ощущая непреодолимую тяжесть в сердце и на плечах, шагнула в дом. На душе стало еще тоскливее. Ответ и позиция отца были мне ясны.

– Ах, вы вернулись, – скрипучий голос Освальда прозвучал с усмешкой. – Как приятно видеть, что наши дороги пересекаются вновь. Прекрасная Мира…

Меня передернуло. Отец слегка нахмурился, но кивнул в знак приветствия.

– Немного прогулялись, – произнес он сдержанно. – Есть вопросы, которые требуют обсуждения.

Освальд легко сделал несколько шагов вперед и, подняв руку, словно дирижер перед оркестром, предложил:

– Что ж, раз уж все собрались, давайте перейдем к делу. Время свадьбы – это не мелочь. Настало время обсудить условия и детали, которые определят будущее молодой леди и ее супруга.

Я почувствовала, как мое сердце сжалось. Все, чего я так пыталась избежать, стояло передо мной, криво ухмыляясь и протягивая ко мне свои дряблые ручонки.

Кодрус возник за моей спиной неожиданно, как тень. Он напрягся, стоя позади меня, готовый встать на мою защиту, но отец лишь спокойно кивнул, показывая, что этот разговор будет важен для всех.

Освальд продолжал, словно не замечал надвигающейся угрозы:

– Подумайте, дорогие, брак – это не просто союз двух сердец. Это союз домов, союз судеб и обязанностей. И я уверен, что все заинтересованы в том, чтобы он был крепким и выгодным для обеих сторон.

Я крепко сжала кулаки, пытаясь найти в себе силы ответить, но слова застыли в горле. Нет, нет, нет, так быть не должно… И если раньше я была уверена не до конца, то сейчас мое сердце сжигала решимость. Неумолимая решимость идти до конца, во что бы то ни стало.

Ладони вновь защипало, но я уже не обращала на это никакого внимания.

На рассвете, когда первые лучи солнца едва коснулись горизонта, а дом еще пребывал в глубоком сне, я уже неподвижно сидела на краешке кровати. В моей комнате царила полумгла, свеча едва освещала аккуратно сложенные вещи рядом – несколько простых платьев, брюки для верховой езды и пара на замену, кожаную сумку, старую книгу с пожелтевшими страницами и небольшой нож, который когда-то подарил мне брат. Все это было тщательно упаковано и готово к отъезду.

Я знала: сегодня – последний раз, когда мои ноги ступят на пол этого дома. Последний раз я почувствую под ногами знакомую шероховатость старинного паркета, последний раз услышу отдаленный скрип ставней, шум просыпающейся усадьбы. Дом, служивший мне кровом и одновременно тюрьмой, сейчас становился прошлым, на которое нельзя было больше оглядываться.

Мое дыхание было ровным. Я нежно провела пальцами по краю подушки, а затем, в последний раз окинув взглядом свою комнату, покинула и ее. Сердце сжалось в ожидании.

Спустя несколько минут я подошла к двери соседней комнаты и осторожно постучала. За стеной послышались приглушенные звуки – брат, видимо, еще спал. Я тихо открыла дверь и прошла внутрь, стараясь не разбудить никого, кроме того, кому доверяла больше всего.

Я тихо подошла к постели Кодруса и тронула его за плечо.

– Кодрус, – прошептала я. – Проснись.

Он вздохнул и открыл глаза, пытаясь понять, что происходит. Я скинула капюшон с головы. Брат бегло осмотрел меня с ног до головы.

– Что случилось? – спросил он, садясь в кровати.

– Я ухожу, – прошептала я. – И я больше не вернусь.

В комнате повисла тишина.

– Ты уверена? – спустя пару минут тихо уточнил Кодрус.

– Больше, чем когда-либо. Я хочу быть свободной.

Брат молча встал и прислушался. Я тоже притихла, стараясь дышать как можно незаметнее.

Приняв какое-то решение, брат кивнул, а затем прошел мимо меня за ширму. Он наспех вытащил кожаные штаны, рубашку, после того как переоделся, зашнуровал надетые наспех сапоги и накинул накидку сотрудника Академии. Его светлые волосы растрепались из косы, но перезаплетать он ее не стал. Голубые глаза Кодруса таинственно поблескивали в полутьме спальни.

– Тогда мы пойдем вместе, – немного погодя произнес он.

Я замерла: комок в горле сжался и распался на тысячи осколков, и я расплакалась.

Утро встретило нас тяжелыми серыми тучами, которые низко нависли над землей. Ночью дождь снова начался и лил до утра, а потому воздух был сырой и прохладный, мелкая морось едва касалась лица. Осталась всего одна неделя до осени, и было непонятно: встречала ли погода перемены с распростертыми объятиями, или же оплакивала мой уход из дома. Из семьи.

Мы тихо пробрались в конюшню и через пару минут вышли из стойла с двумя темными, как ночь, кобылами – Непогодой и Метелицей. Дорога вела нас через влажные поля, где земля была размягчена дождем, а трава прилипала к сапогам.

Не буду юлить, путь выдался извилистым и трудным – покрытые грязью тропы и скользкие камни заставляли лошадей ступать осторожно. Мы то и дело переглядывались.

Дорога тянулась серой, вязкой лентой, змеей извиваясь среди холмов, покрытых пожухлой, прижатой к земле травой. Мелкий дождь не прекращался уже несколько часов, и казалось, будто само небо решило проверить нас на выносливость, уронив на землю тонкую, но бесконечную завесу. Вода стекала по моему капюшону, собираясь на краях мелкими каплями и падала на седло, оставляя темные пятна на теплой коже Метелицы. Лошадь шла уверенно, но недовольно, время от времени всхрапывая и мотая головой. Видимо, она упрекала меня за то, что я потащила ее в путь в такую плохую погоду. Каждое копыто утопало в размякшей земле, с глухим чавканьем вырываясь из грязи. Непогода шагала чуть впереди, и ее грива, спутанная и мокрая, липла к шее.

Кодрус нахохлился под темным плащом и иногда оборачивался, поглядывая на меня с ожиданием. В его взгляде мелькало что-то странное, и я никак не могла разобрать, о чем же он думает. Наверняка отец его по голове не погладит за помощь в побеге.

Но брат не сказал ни слова. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь плеском копыт и шорохом дождя, который стучал по плащам и седлам. Иногда из зарослей сбоку выскакивал заяц, испуганно бросаясь прочь, или на ветке просиживала ворона, провожая нас долгим взглядом. Густой, сырой воздух пах землей и мокрой листвой. Мне нравилась такая погода.

К обеду облака над головой сгустились, и ветер поднимал холодные порывы, играя с развевающимися краями плащей. Я сжимала в руке небольшой мешочек с самыми дорогими вещами, а Кодрус удерживал привязанную в походной мешок одежду.

А к вечеру того же дня мы были на месте.

Там, впереди, сквозь завесу дождя, уже смутно вырисовывались очертания каменных башен, едва различимых на фоне серого неба.

Академия.

Увидев свое новое пристанище впервые, я судорожно ахнула, разинула рот, а после и вовсе остановила Метелицу, разглядывая шпили замка.

Академия магии Базовых и Редких дисциплин вырастала из тумана, словно темный, застывший в камне сон. Высокие башни, вытянутые к небу, казались тонкими и острыми, будто копья, готовые пронзить облака. Их черепичные крыши блестели от дождя, и вода медленно стекала по острым скатам.