- -
- 100%
- +
© Лариса Розена, 2022
ISBN 978-5-0055-0648-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Они решили покорить Гималаи. В экспедиции участвовали альпинисты из России, Франции, Англии, Америки. Но все говорили по английски. Время сбора – конец мая в «Гималайском институте альпинизма». Среди собравшихся было несколько юношей и девушек. Но внимание всех привлекали две из них. Одна – из Франции, её звали Лили, вторая – из Англии, Джейн.
Девушки и юноши быстро перезнакомились и подружились друг с другом. Некоторые были начинающими альпинистами. Другие уже восходили на высокогорные вершины, но все мечтали, и «старички» и «новобранцы» о покорении вершин Гималаев. И, конечно, всех прельщал и манил к себе знаменитый Эверест. О своих желаниях они не распространялись, но каждый мечтал об этом. «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом!», говорил в бытность свою великий полководец Суворов. Но высказываться на эту тему вслух они боялись. Дело такое: поделишься с кем-то своим желанием, смотришь, люди начинают за спиной смеяться и покручивать возле лба пальцем: «Смотри, какой чудак, и туда же!».
К тому же, каждому из них хотелось порисоваться: «Как же, я почти выдающийся альпинист!». Они должны были сразу пройти некоторый инструктаж у директора этого института. Молодёжь бодрилась, шумела, стараясь показать себя. Всё им казалось возможным, по силам. Восторг, они могут стать покорителями знаменитого Эвереста! Каждый молодой человек грезил о том, что привезёт своей любимой цветочек с самой высокой и недоступной вершины. Если не цветок, то веточку ели или ещё что-нибудь. Девушки же думали, как бы ни оказаться плаксами, вытерпеть подъём наравне с юношами.
Обучение продлилось немногим более намеченного срока. Девчонки были внимательны и вникали в каждое слово объяснявшего. Мальчишки считали себя уже «старичками», поглядывали на них свысока, слушали небрежно. Дескать, мы это уже всё знаем, но всё-таки прислушаемся, раз сюда попали. Многие из прибывших, перезнакомились даже с местными. Наконец подготовка закончена, вся группа, под руководством нескольких опытных проводников, направилась по высокогорной тропе наверх. Погода – прекрасная. Солнце – яркое. Слепит глаза. В дороге они уже рвали веточки елей и рододендронов на память о пребывании в прославленных местах. Иногда делали привалы. Спали в палатках, в спальных мешках. Имущество везли местные яки, им помогали проводники из местных.
На одном из привалов, невдалеке от монастыря буддистов, решили поужинать. Каждый доставал свои провианты. Всё сложили вместе – для общего стола. Там были консервированная лососина, скумбрия, сардины, консервированные каши, компоты с персиками, ананасами, яблоками, галеты, цейлонская заварка, китайский зелёный чай, всевозможное печенье. Разожгли керосинку, разогрели провизию, вскипятили воду. Насытившись, стали петь песни под гитару. Души отогрелись, сердца просились наружу, породниться, поделиться, соединиться невидимыми нитями добра, тепла, нежности. Всем уже казалось, они знают друг друга вечность. Ведь альпинисты – это неисправимые романтики, добрые, доверчивые, мечтательные!
Около француженки Лили сел парень Михаил из России, около Джейн расположился юноша Джон из Америки. Бывалая молодежь повествовала об этих великолепных горах, о местных непальцах, живущих на большой высоте. Альпинистам приходилось не однажды сталкиваться с ними, и они уверились, непальцы – терпеливые трудоголики, любящие свои прекрасные горы. У них нелёгкая жизнь. Для выживания приходится заниматься выпасом животных, хотя их мясо они сами не употребляют, являясь вегетарианцами. Животных используют на тягловых работах, из шерсти их вяжут тёплые вещи. Местные ещё подрабатывают оказанием услуг всем, желающим изучать Гималаи. А Эверест, по их мнению, считается темечком земного шара. Когда рассказчики коснулись этой темы, их проводники – непальцы, заулыбались. Они тоже понимали английский язык. Юноша из Америки, начавший этот разговор, продолжал:
– Мы альпинисты из поколения в поколение. Мой дед ещё в середине двадцатых годов, будучи совсем мальчишкой, старался покорить Гималаи. Он обещал своей девушке, в будущем моей бабушке, привезти хотя бы маленький цветочек с Эвереста. Но он не дошёл и до одной трети пути. Погода внезапно раскапризничалась. Воздух на высоте разряжен, трудно дышать. Проводники, из местных, засомневались в правильности выбранного пути. Все решили больше не испытывать судьбу, вернуться вниз. Но в пути, дойдя до монастыря монахов – буддистов, они сделали привал. Устали, решили отдохнуть. Разговорились со служителями культа, кто-то из альпинистов знал тибетский, переводил остальным. Монахи поведали им – они однажды видели здесь снежного человека. Тот, быстро пропал, якобы заметив их, но очень всех напугал. Больше они его здесь не видели, но их предки ранее тоже встречали тут снежного человека. По их рассказам, он напоминал огромного великана, заросшего шерстью. Ею покрыто всё – лицо, шея, руки, туловище, ноги. Он был велик, казался волшебником из старинных сказок. Чудилось, если он захочет, то, протянув руку, достанет до макушки самой большой ели, растущей на верху высоченной горы. Да что там до ели, до неба! Ступни его ног поражали воображение своей величиной. Они были больше головы взрослого человека. Чем питается это чудище, откуда оно взялось, где место его обитания, никто не знал. Но здешнее население его побаивалось.
После таких рассказов, все приумолкли. Видно подумали: «Если они встретят такого страшилу, что предпримут, как поведут себя? Испугаются или нет?». Затем все успокоились, решив – к чему пустые мысли? Кто-то сообразил: всё это сказки или обманчивый мираж. Такое вероятно в условиях разряженного воздуха. Альпинисты стихли, но некто заверил, существование снежного человека подтверждено следами его пребывания в высокогорных местах. Наконец, тему сменили. Молодежь разделилась. Одни решили немного побродить вблизи лагеря, другие растянули палатки и стали обустраиваться на ночь. Француженка Лили и русский парень Михаил, держась за руки, прошлись по зелёной лужайке, где ютился монастырь. Забывшись, они болтали каждый на своём языке, не понимая друг друга. Говорили быстро, суетливо, стараясь, своё донести до другого. Перешли уже на фальцет, доказывая друг другу – собственное повествование важнее. Наконец оба остановились, замолчали и рассмеялись. Он задал девушке вопрос, говорит ли она по английски? Услышал: да, говорит. Оба обрадовались – начали понимать друг друга, развеселились, расцеловались. Наконец, поняли – они теперь смогут многое поведать друг другу. Лили узнала – Михаил из России, из города Ленинграда, хотя мама его живёт в Москве. Студент, учится в Университете на химическом факультете. Живёт в общежитии. Они переехали из Прибалтики в столицу. Отец недавно скончался. Мама живёт одна. Но он переезжать к ней пока не хочет. Во-первых, учится в другом городе, во-вторых, ему вольготнее жить одному. Никто не поучает, не приказывает, не проверяет, как маленького.
Лили поведала о себе. Она француженка с русскими корнями. Во времена поражения Наполеона, русский царь Александр Первый, преследуя его, победоносно въехал со своей армией в Париж. Воспользовавшись этим, многие солдаты из его войска дезертировали. Вот и прапрадедушка Лили, молча, скрылся на одной из ферм у приглянувшейся ему хорошенькой вдовушки. Франция стала его второй родиной. И таких солдат оказалось немало. Поэтому, она тоже, немного понимает русский язык – в семье иногда на нём говорили, но надо объясняться с ней чуть медленнее, чётко выговаривая слова. Михаил рассмеялся, вновь попытался поцеловать девушку. Но она уже резко отреагировала на этот его порыв:
– Хорошенького будем по маленькому.
– Ну, я же от счастья, ты ведь почти родная!
– Родная или родненькая, но больше – конец. А то забудем, зачем мы пришёл здесь. Миша, конец. А как правильно – пришёл, пришли?
– Хорошо, уговорила. Но ты действительно неплохо говоришь по-русски. У тебя всё хорошо получается, молодец! Чем ты занята у себя во Франции?
– Я пианистка. Учусь в консерватории и концертирую со своей программой.
– Так ты ещё пишешь музыку?
– Нет, Мишутка, я пока не пишу, подбираю, что нравится. Так могу сказать?
– Да, ты правильно выражаешь свои мысли. Но как ты меня назвала?
– Мишутка. Это очень плохо и неправильно, или можно так сказать?
– Очень правильно, так и зови. Ты это так произносишь, будто гладишь по головке, как маленького, а мне это очень нравится. Хочу, чтоб только ты так меня называла. У-у-у – забодаю, забодаю! – завертел он головой вокруг её шеи.
– Ох, Мишутка, и зачем бросил семью? Ты ещё маленький, должен быть с мамой.
– Ну, обижай, обижай. Но не просто так. За каждую обиду поцелуй!
– Мишутка, ты сказал, я уже даю тебе этим именем много любви. А зачем тогда сильно – сильно много?
– От такой девушки, как ты сильно много любви не бывает. Ты так красива, с ума сойти можно! Сознавайся, у тебя есть парень, ты уже целовалась с ним?
– Нет, глупенький малыш, я не люблю такие штучки. Я учусь и хочу быть хорошим пианистом, как поляки – Гофман, Падеревский.
– Никогда о них не слышал!
– И не услышишь. Они жили, кажется, в конце девятнадцатого, или в начале двадцатого века. Или веков. Как тут надо сказать?
– Ты правильно выразилась. Смелее и всё. Но как ты о них узнала, если их уже нет?
– Слушала музыкальные записи. У меня есть даже записи игры Ваших прекрасных пианистов Рихтера и Гилельса. Есть пластинки, где композиторы сами исполняют свои произведения – Рахманинов, Григ, Сен-Санс. У меня очень большая фонотека. Будешь в Париже, послушаешь.
– Думаю, у меня уже не хватит денег на такой вояж – Гималаи, Париж, да и занятия начинаются.
– Тогда я к вам приеду и дам концерт. Основное – мы не должны забывать своих друзей. Ты же мне ведь друг?
– Слушай, Лили, по нашему, по-русски, ты просто Лилия, цветок, очень милый и красивый, я не смогу тебя забыть. Буду теперь копить деньги, чтобы приехать в Париж, и набить физиономии всем твоим ухажёрам. Я никому тебя не отдам! Ты мечтаешь быть великой пианисткой, а я мечтаю стать великим химиком, как Менделеев. Нет, я никому тебя не отдам! Мы оба с тобой мечтатели и романтики! Ура!
– Подождай-ка.
– Не понял, что ты выдала? Надо подождать? И сколько?
– Ах, неправильно сказала! Надо подождать, чтоб я захотела быть твоей девушкой. Я хочу любить, не просто шуры-муры. Так у вас говорят?
– Какие шуры-муры? Я серьёзный человек и не предложу тебе никаких глупостей. Но нам надо будет немного, действительно, подождать, если мы оба полюбим друг друга. Но целоваться-то всё-таки можно? Ведь я уже в тебя втюрился по уши, у нас так говорят, когда безумно нравится девушка.
– Ой, наверное, и я в тебя втюрилась!
– Тогда поцелуй меня ещё раз!
– Правда-правда последний на сегодня?
– Ну, правда! – он схватил её в охапку, поцеловал и начал кружить вокруг себя и шептать:
– Люблю, люблю, люблю!
– Ты же очень быстро все делаешь. Я только пока втюрилась, а ты уже любишь! Моя бабушка говорила: любовь – серьёзное дело, она может быть на всю жизнь! И может стать счастьем для двоих, или большим горем. А я боюсь горя, я хочу счастья, очень хочу! – Лили побледнела и заплакала. Он вынул из кармана носовой платок, вытер ей глаза. Потом обнял и что-то зашептал тихое, нежное. Она успокоилась, улыбнулась. Наконец, он снова подхватил ей под мышки и закружил, закружил, закружил! Она стала болтать ногами и вырываться. Но Миша был сильным. Наконец он устал. С непривычки не хватало воздуха. Осторожно поставив её на камень, встал перед ней на колени, стал целовать пальчики рук. Вдруг на правой руке безымянного пальца губами ощутил кольцо. Он остановился и закричал:
– Ты замужем, ты замужем!?
– Нет, нет!
– Но на твоей руке обручальное кольцо! Оттуда оно?
– Это кольцо моей дальней прабабушки. Я не замужем, никого ещё не любила и вот, кажется, сейчас полюбила русского Мишутку.
– Правда, ты клянёшься, что это так?
– Клянусь, глупышка!
– Не глупышка, а глупыш! Лили, Лилечка, дорогая девочка, я умоляю тебя, больше никому не отдавай своё сердце! Для тебя я стану всем, достигну самых больших высот, буду стараться, только разучивай свои фортепьянные концерты и не смотри с замиранием сердца на других парней!
– Ну, ты такой глупыш, мне нравишься только ты! Однако мы с тобой задержались здесь, надо вернуться назад. Ой, подожди, нога подвернулась, ой!
Он сел на корточки, расстегнул её ботинок и начал массировать маленькую ножку. Наконец боль утихла, он вновь надел ей ботинок, зашнуровал, поднял её на руки и бережно понёс на стоянку. Вскоре она спрыгнула с его рук, и вдвоём, как ни в чём не бывало, они вернулись к остальной молодёжи.
Все разбрелись по палаткам. Ребятишки шептались между собой. Наконец угомонились. Девушкам долго не спалось. Они принялись рассказывать о своих поклонниках.
– Лили, кто твой парнишка? Какой он красивый! Вы оба потрясающе эффектная пара. Расскажи, что он из себя представляет?
– Он – русский. Учится в университете, в Ленинграде, интеллигентный мальчик. Мама живет в Москве. Переехали недавно из Прибалтики.
– Что это такое – Прибалтика?
– Рядом где-то с Россией, сама не знаю точно. Знаю только, где-то к западу, но близко. Ну а теперь они русичи. Я ведь тоже имею русские корни. Когда-то давным давно мой дальний русский предок оставил Россию, решив жить во Франции. Поэтому я, немного понимаю русский язык, но мне кажется, я опозорилась перед ним, коверкая слова. Если будем постоянно говорить по-русски, научусь разговаривать, без акцента, не искажая слов. Но он меня хвалит и говорит, я хорошо говорю по-русски. Наверное, боится обидеть.
– Ну да ладно с твоим русским, говори о парнишке. Ты его понимаешь, он тебя, и о-кэй. Как его зовут, на каком отделении учится, сколько ему лет? Знаешь, если бы он не запал на тебя, я бы его закрутила. А какие у него губы, класс! Так и хочется целоваться с таким. Не парень, мечта!
– Своего Мишутку я тебе не отдам! Но у тебя тоже неплохой парнишка!
– Может и неплохой, но очень темпераментный, весь горит. Мне такое не нравится. Я никогда не дружила ещё с мальчишками и всякие сверх нежности не люблю.
– Значит ты недотрога. А мы целовались!
– Тебе понравилось, дух захватывало? Я представляю, целоваться можно только с таким Мишуткой. С Джоном я не смогла. Всё это показалось неприятным, неуместным.
– Честно сказать, захватывало дух. Какая-то истома нахлынула, изнеможение, беспредельная радость. Всё-таки это здорово – целоваться с любимым! Но я сдерживалась, не показывала вида.
– Почему?
– Мне ещё бабушка советовала: «Не старайся целоваться до упаду, после может захотеться ещё и другого. Не заметишь, как станете близки. Тогда ты будешь зависима от этого юноши. Он получит своё, и если парень не строгих правил, то поиграет и бросит. А ты останешься не только на бобах, но ещё и с ребёночком. Поэтому береги себя от излишеств. Не позволяй доводить себя до бесчувствия, тогда перестанешь владеть собой!».
– И это говорила француженка? Не поверю! Они такие отчаянные, смелые, ничего не боятся. Недаром Анатоль Франс в книге «Остров пингвинов» намекал: во Франции ещё в начале двадцатого века невозможно было среди пятилетних девочек найти девственницу.
– Это написал он, безусловно, утрируя. Разные бывают девушки, и разное бывает воспитание. Я никогда не буду спать с мальчиком, ели не влюблюсь до полусмерти, и если сначала не выйду за него замуж.
– Ну, не знаю. Я, если влюблюсь, как ты сказала, до полусмерти, может, рискну. Главное, я считаю, нечего всех перебирать. Так можно докатиться, во-первых, до страшных болезней, во-вторых, опуститься очень низко, превратиться в посмешище. Я тоже строго воспитана, и если что-то со мной случится, мне дома устроят такую головомойку, что не обрадуюсь. Зачем о будущем говорить, коего пока нет?
– Да, хватит об этом. Его зовут Мишей, Мишуткой. Он сказал, что влюбился, и я, тоже. Мы оба втюрились! Я не предполагала, что в Гималаях найду своё счастье. Мишенька удивительно тонкий человек! А твой?
– Моего зовут Джоном, но он страстный, меня это останавливает. Видимо, я не влюблена, и все его касания мне неприятны. Может, я не смогу любить? В детстве, когда я играла с мальчишками, мне казалось, что я тоже парень, и никакие глупости в голову не лезли.
– Я сама-то первый раз целовалась. Мне стыдно, показала себя распущенной, и не очень его за это порицала. Но больше не буду. Нельзя до замужества допускать чрезмерности. Бабушка часто мне это вдалбливала, и теперь я тверда, как скала!
– Ай, да не надо загадывать наперёд. Джон, если честно, мне немного нравится. Я сразу, видимо, постеснялась тебе признаться. Посмотрю, что дальше из этого выйдет. Из какой семьи твой Мишутка?
– Папа был учёным химиком, мама тоже в науке, он продолжает дело отца. Ещё не окончил университет, но уже пишет кандидатскую диссертацию. Это поразительно! Он будет химиком – ядерщиком, вероятно.
– Может быть. Какой серьёзный парнишка! Конечно, хорошо, что вы познакомились. Счастливая, ты Лили. А я? Вечно влипаю, куда не надо.
– Ты рано делаешь выводы.
– Наверное, но мне не нравится, что Джон не учится в высшем учебном заведении и не хочет, по-видимому. Просто болтается. И альпинизм не его хобби. Пробует себя там и там.
– Не вешай нос. Может, и неплохо, что он не очень учёный. Последнее время я читаю современные журналы о знаменитостях. Знаешь, что вижу? Редко встретишь порядочного человека, преданного своей жене. А в основном, они – распутники. И как их жёны это терпят, неизвестно. Например, русский учёный Ландау совершенно разболтался, просил даже жену знакомить его с понравившимися женщинами. А однажды, ему некуда было пойти с молодой пассией, (в России строго с гостиницами, если парочка не муж и жена), то он решил встретиться с ней дома при жене, но последней приказал забраться в шкаф и сидеть там, пока он не закончит любить свою мадам. Она сидела, сидела и не вытерпела. Когда должен был наступить критический момент, вышла из шкафа и встала посередине комнаты. Нет, нет, таких мужей тоже не надо, ни под каким видом!
– Но ведь женщины не отказывали ему?
– Думали, раз большой учёный, значит, он необыкновенен во всех отношениях. Ах, да не хочу я говорить о таких людях. Давай потихоньку засыпать, баюшки – баю, как пела мне старая бабуля с французскими корнями. Спокойной ночи, милая!
– Спокойной ночи.
Утро выдалось ясным, свежим, ядрёным. Все поднялись, позавтракали и начали спешно сниматься с места. Но у Лили нога опухла, идти она не могла. Тогда с ней решил остаться и Михаил. Сначала они находились в разных палатках. Он ухаживал за ней, готовил еду из оставленных провиантов, кипятил чай, менял холодную повязку на больной ноге, целуя больное местечко. Иногда приносил маленькие цветочки, непонятно где собранные, иногда пахучую веточку ели. Вскоре опухоль спала, они решил спуститься вниз, в деревню. Порой она шла сама, по временам, уставала, он нёс её на руках. Сначала ей было неловко – ни с того, ни с сего, она, не дружившая с юношами, сразу оказалась в объятиях молодого красивого мужчины. Потом она переставала думать об этом и, обвив руками его шею, блаженствовала. Какие-то новые ощущения переполняли сердце. Ей казалось, он давно знаком, близок ей, и он самый дорогой для неё человек на свете. И если она потеряет его, по какой, либо причине, она умрёт от горя. Не перенесёт разлуку с ним. Просто истает, как Снегурочка в русской опере композитора Римского-Корсакова. Она играла на фортепьяно некоторые переложения из этой оперы. Теперь у Лили есть только музыка и он, самый дорогой, Мишутка. А всё-таки судьбы людские забавны и интересны. Даже тот же Римский-Корсаков сначала служил во флоте, а потом повернул к музыке. Да, музыку ни на что не променяешь, это суть её существа! А теперь к этому прибавился он! Тихая радость переполняла душу, когда он осторожно нёс её на руках через сложные переходы, она млела от счастья и незаметно для себя прижималась к его лицу. У него была гладкая кожа, как у младенца, она грелась о его щёку. В забвении, ей казалось, его нежность вливается в неё, обволакивает, и вновь возвращается к нему, прихватив уже частичку её тепла. Потом, опомнившись, она отстранялась и начинала дёргать ногами, показывая – уже отдохнула, хочет идти сама. Тогда он осторожно опускал её вниз и, взявшись за руки, они сходили вместе. По дороге он рассказывал ей много интересных, забавных случаев, и она тихо улыбалась на его шутки. Лили была хорошо воспитанной девушкой и не позволяла себе громко смеяться, громко разговаривать. Когда они встречались взглядами, она пронзительно смотрела в его глаза и, забывая обо всём, утопала в их бездонности. Это были райские моменты её жизни. Ей хотелось идти, идти, и никуда не приходить, только быть с ним постоянно, никогда не разлучаясь. Она стала думать, что любовь, это счастье быть рядом с любимым и больше ничего не желать. Просто понимать – он тут. Она не задумывалась, современная ли она девушка? Ей нравились такие отношения, они дарили ей новизну оттенков чувств и, ей казалось, он понимает и разделяет её ощущения. С неохотой она приближалась к маленькой деревушке непальцев, состоящей всего из нескольких домиков местных жителей. Она безумно боялась, что при встрече, с какими нибудь людьми или обстоятельствами, её счастье исчезнет, и она вновь останется одна…
И она стала потихоньку молиться Богородице, дабы Она оберегла её любовь. Молитвы дошли до Богородицы. Михаил неловко повернулся и чуть не свалился в пропасть, но выбрался, спасся. Тогда она подумала: «Да, моя бабушка всегда говорила, молитва – великое и спасительное дело. Если б он покатился на дно пропасти, я бы тоже последовала, за ним… Нет, не надо думать о плохом, негатив притягивает неприятности. Буду думать о хорошем, и оно останется!».
Наконец, они добрались до следующей деревушки. Та находилась по пути их спуска. Задержались там надолго. Нога не на шутку разболелась, ходить Лили пока не могла. Непальцы пустили их к себе, решив, что они муж и жена. Но они стеснялись друг друга, и он попросил дать ему другое место для ночлега. За ней ухаживали уже умелые руки местных женщин. Они натирали её травами, делали из них особое снадобье, чтобы быстрее окрепла нога. Её насильно кормили с ложечки, есть она не хотела. Каждый час меняли повязки, пропитанные в настое крепких трав. Миша постоянно находился с ней рядом, уходя от неё только на ночь. Днём он рассказывал ей сказки, смешные истории, рисовал её портреты. Наконец она стала наступать на больную ногу. Понемногу они гуляли в горах, недалеко от селения. Каждый день он собирал ей цветы. Вскоре нога окрепла, местные жители разрешили им спускаться.
Итак, подлечившись и передохнув, они двинулись в путь. Далее дорога была легче. Они дошли без приключений до следующего посёлка. Там тоже немного задержались, нога опять разболелась. Вновь за ней ухаживали, поили отварами, лечили ногу. Вскоре они вновь двинулись вниз, дойдя до начальной базы. Здесь они устроились в неплохую гостиницу, стали думать, как поступить дальше. Взять её к себе в Россию в качестве гостьи он не мог без пригласительной визы, а ехать к ней в Париж – деньги кончились. Наконец, они захотели ещё побыть вместе, и после разъехаться по своим странам и городам. Осмотрев пригород, познакомившись с природой, решили посвятить время себе. Он пришёл к ней в номер. Они болтали с утра до вечера обо всём, что вспоминалось интересного из прошлой жизни. Он наладил приёмник в телефоне, они слушали интересные передачи и классическую музыку. Она рассказала: у неё есть записи концертов русских пианистов второй половины двадцатого века: Брюшкова, Нейгауза, Николаевой. Он восхищённо смотрел на неё, думая про себя: «Вот это девушка! Надо же было встретить её в Гималаях! Да, чудеса, поистине существуют». В душе мучительно билась мысль: «Как же быть, чтоб не потерять её? Я уже никогда никого не полюблю. Не смогу жить без неё!». Он больше молчал, говорила она, словно колокольчик звенел. Он слушал, размышлял. Затем стал рассказывать ей об Эрмитаже, о золотой кладовой, всех залах, которые он обошёл вдоль и поперёк.
Они болтали, как маленькие дети, восторженно глядя друг на друга. Не хотелось думать о расставании. Жили настоящим. Когда переставали говорить, она начинала гладить его волосы, а он, сидел, притихнув, боясь пошевелиться. Потом он начинал целовать её пальчики, когда доходила очередь до пальчика, где находилось колечко, он морщился, но ничего не высказывал. Затем вновь, замирая от восторга, слушали музыкальные передачи, и вновь наперебой принимались говорить. Он осмелел, вторил ей, спеша и перебивая, будто вот сейчас мираж рассеется и она исчезнет навсегда, а он будет сжимать в руках одну пустоту… Но нет, она пока никуда не исчезала, была рядом, необыкновенно родная, тёплая, живая. Он радовался этому, и вновь отдавался своему счастью.