Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады

Работники политвещания делали все, чтобы в самую трудную пору как можно шире предоставить трибуну боевому и трудовому Ленинграду. Когда речь идет о тысячах выступлений, невозможно рассказать даже о малой их части, однако назвать наиболее характерное необходимо. О трудовой дисциплине говорил слесарь машиностроительного завода, о первом фронтовом заказе – ученик ремесленного училища, о качестве вооружения – директор завода, о противохимической обороне – военный комиссар штаба МПВО, о народных мстителях – редактор партизанской газеты. Главный архитектор города призывал заботиться о каждом доме, врач рассказывал о том, как предохранить себя от заболеваний. Старые питерские рабочие, депутаты первого Совета 1905 года, делились радостью: на собранные ими деньги куплен пулемет.

С радиотрибуны доносились голоса людей, которых разлучила война. Дважды в день шли передачи «Письма с фронта и на фронт». У них был вполне конкретный адрес, он менялся, и каждый раз ленинградцы ждали, что назовут их улицу, их дом. «Улица Марата, 73, квартира 18, Анна Лаврентьевна Бедарева, подойдите поближе к репродуктору. Сейчас вы услышите голос своего мужа с фронта…»; «Слушайте новогодние приветы защитников Ленинграда. К Лидии Ефимовне Шаровой обращается ее муж Сергей Александрович Ершов…»; «Говорит бывший агроном, ныне артиллерист Степанов: „Привет вам всем, земляки, и тебе, моя старушка, любимая мамаша, живущая в городе Борисоглебске. Будь уверена, что сын, воспитанный тобой, сумеет постоять за Родину“». Это из передачи на Москву, оттуда привет артиллериста Степанова пойдет дальше… Адреса – один, другой, пожелания, расспросы, слова верности. «Я часто думаю, что разлука учит больше ценить и любить близкого тебе человека». Письма в несколько строк и страницы, исписанные карандашом, детские каракули на открытке и четкий, уверенный почерк…

Тысячи людей обращались к помощи радио. Эти дружеские слова поддержки слышали защитники Эзеля, Гогланда и полуострова Ханко, продолжавшие бороться в глубоком тылу врага. В передачах для партизан письма читались без упоминания фамилий: «Партизан Федор Яковлевич С.! Вам пишет ваша жена Антонина Ивановна. Повторяю». Тут же следовал дважды повторенный адрес отправителя письма. Диктор просил запомнить – от кого и кому отправлены эти письма, передать товарищам: «Весточка от близких людей обрадует их и вселит в них новые силы и энергию».

Письмам с фронта и на фронт не только посвящались отдельные передачи, порой они были частью какой-то большой программы, например конферанса к концерту для бойцов. В середине концерта ведущий зачитывал несколько писем. Некоторые из них шли с одного фронта на другой. Заместителю политрука энской части товарищу Судиковскому пришло письмо от жены, медицинской сестры Татьяны Рыбкиной, с энского военно-санитарного поезда. Письма говорили о суровом времени, о судьбах тысяч и тысяч. Поэтому-то они волновали не только их адресатов. Нередко журналисты комментировали письма: «Маленькое письмо – тетрадный листок, свернутый треугольником. Далекий путь оно прошло: из колхоза имени Ворошилова, Бухарской области… Маленькое письмо, говорящее о большой, кровной связи фронта и тыла, о дружбе наших народов». Письмо краснофлотцу узбеку Г. Даулатову напоминало бойцам из Средней Азии об их родных домах, о том, что и о них думают за тысячи километров от Ленинграда. Бойцы прислушивались: может быть, назовут знакомое имя.

Об этих передачах сохранились многие воспоминания. «На рассвете возвращаюсь домой. Ненастье. Ревут водосточные трубы. У громкоговорителя несколько человек. Останавливаюсь. Рядом женщины в пестрых кацавейках и мужчины в резиновых плащах. Прочитаны все сводки с фронта, а люди не расходятся. Чего они ждут? И сразу вспоминаю: сейчас будут передаваться письма с фронта и на фронт. Величественная и торжественная перекличка! Из конца в конец страны доносится родным знакомый и ласковый голос. Кто услышит сегодня о близких?» Так записал в своем «Ленинградском дневнике» Виссарион Саянов. Спокойный голос, входящий в квартиру, – письмо сына, отца, мужа, призывы с радиомитингов, репортажи – до скольких ленинградцев могли дойти все эти передачи, какова была аудитория радио? В конце 1924 года через первые два репродуктора – у Гостиного двора и на углу Надеждинской улицы19 и Невского ежедневно толпы людей в часы передач слушали музыку, новости. Летящие из рупоров звуки воспринимались как одно из чудес развития техники и науки. Через четверть века так же были восприняты зрителями первые изображения на телевизионном экране. Но к тому времени, когда телевидение только зарождалось, радиофикация Ленинграда достигла размаха огромного. К 1940 году ленинградцы имели в своих квартирах свыше четырехсот тысяч репродукторов. В самом начале войны радиофикация продолжалась: почти полмиллиона семей, практически весь Ленинград мог слышать радио.

На многих текстах передач есть резолюция: «Только по ГТС»; «Трижды по ГТС»; «Утром и вечером – ГТС». О чем же радио сообщало лишь по городской трансляционной сети? О внутренней жизни города, о том, что касалось жителей Ленинграда. Поэтому приходилось неоднократно повторять: «Товарищи радиослушатели! В городе военное положение… По радио передаются сообщения штаба противовоздушной обороны… Не выключайте репродукторы!» В июне 1941 года еще кому-то об этом нужно было напоминать. Потом такие предупреждения исчезли. Ленинградцы привыкли, что в любую минуту репродуктор может принести сообщения, важные для всех. В июне это было постановление о сдаче приемников, в июле – о введении карточек, в августе – приказ начальника МПВО снести деревянные заборы и постройки. Эти решения печатались в газетах, но переданные многократно, они были услышаны сотнями тысяч – дома, на улицах, в цехах, в булочных.

Сигналы штаба МПВО об очередной воздушной тревоге, постановления и приказы давались на радио для немедленного исполнения. Некоторые передачи носили характер напоминания, они предупреждали, подсказывали, советовали. Само появление бесед, например о том, где и как укрыться при воздушной бомбардировке, говорило о непосредственной угрозе налетов противника уже в августе 1941 года, когда город еще не бомбили. В эти же дни ленинградцы слышали многократно: «Будьте готовы на случай воздушного налета врага. Проверьте светомаскировку». В сентябре горожане узнали, что такое свистящий звук, вслед за которым раздается гулкий, грохочущий раскат. Едва разрывался первый снаряд, как вся радиотрансляционная сеть района, с сотнями километров линий, десятками тысяч репродукторов, мощными уличными динамиками и несколькими усилительными подстанциями, переключалась в распоряжение штаба МПВО.

И сообщения о воздушной тревоге, и оповещение об обстреле немедленно приносило радио. Сообщалось, какие площади и улицы обстреливаются, приостанавливалось движение. Жители получали указания о наименее опасных сторонах улиц. Подобная служба оповещения была исключительно делом радио. Других средств мгновенно поднять весь город к отпору не существовало. Радио сообщало о тревоге и артобстреле, и оно же несло «о хлебе весть» – слова, от которых зависела жизнь. В начале ноября 1941 года радио передавало предупреждения о том, что некоторые граждане небрежно хранят карточки, которые, в случае потери, не будут возобновляться. Извещения горторготдела за подписью И. Андреенко передавали из уст в уста, их боялись пропустить. О первом повышении хлебной нормы 25 декабря большинство жителей узнало также по радио.

Все эти сообщения, приказы, напоминания не были просто информацией. Военный совет и городские власти благодаря радио зимой 1941–1942 годов могли поддерживать максимально возможный в этих условиях порядок в городе, облегчать хоть немного жизнь ленинградцев.

Но как же удалось сохранить двенадцать тысяч километров проводов трансляционной сети? Ведь рушились дома, летели с крыш железные стойки, на которых шла проводка, воздушные волны рвали проволоку и спутывали ее. И все же обрывы устранялись, аварийные бригады шли в зону обстрела, сутками не уходили с поста. Еще и еще раз осколок зенитного снаряда, бомба разрушали радиомагистраль, и снова радисты уходили на свою вахту. Случалось, на разрушенных домах каким-то чудом сохранялись опоры сетей без проводов, но добраться до них не было сил. Тогда приходилось вести линии по новой трассе. С сентября по декабрь 1941 года сеть была разрушена в 1177 адресах. Возле командного пункта дирекции Ленинградской городской радиотрансляционной сети (ЛГРС) прямым попаданием бомб ранило 148 и убило 98 человек. Пока был бензин, восстановительные бригады пользовались машинами, потом пришлось ходить пешком.

Во многих воспоминаниях о блокаде сказано, что радио говорило тихо и даже шептало. Так давал о себе знать энергетический голод. В декабре 1941 года Ленинград получил лишь десятую часть необходимой ему электроэнергии, в январе эта цифра упала до 4 процентов. Возникла серьезная угроза остановки усилительных подстанций. Тогдашний главный инженер ЛГРС Н. Павлов пишет: «С помощью руководителей кабельной сети Ленэнерго Н. Ежова и Е. Лаврова удалось часть подстанций подключить к силовым фидерам, питавшим госпитали, хлебозаводы и наиболее важные промышленные объекты города. Произведенные перетрассировки… обеспечивали в новых условиях работу всей сети, но часть ее действовала при пониженном напряжении».

Вот почему радио стало шептать. Но, чтобы оно хоть шептало, требовались усилия сотен людей. По свидетельству Н. Павлова, электроэнергия на некоторые подстанции подавалась только в определенные часы суток, чтобы передачи сводок Совинформбюро звучали как можно громче. Это давало экономию энергии, но помещения стали промерзать, стены и аппаратура покрывались плотным слоем инея. До сих пор лишь в специальной печати20 рассказывалось о подвиге, без свершения которого ленинградское радио могло замолчать на довольно долгое время. Подвиг этот совершил коллектив ЛГРС. Когда стало ясно, что город остался почти без электроэнергии, руководители сети (начальником был Н. Тарасов) приняли неотложные меры по созданию собственных энергетических баз. По ледовой трассе с Большой земли доставили в Ленинград дизели и генераторы и начали строительство собственных блок-электростанций. Конечно, это были небольшие сооружения, но все-таки пришлось класть фундамент, прокладывать кабели, монтировать оборудование. Кончился запас радиоламп. Решили заняться регенерацией старых.

Ленинградцы продолжали слушать сводки, городские новости, сообщения штаба МПВО, не подозревая даже, какая борьба шла за то, чтобы голос Ленинграда продолжал звучать. Пять электростанций были введены в строй в блокадном Ленинграде. Они обеспечили автономным электропитанием узловые подстанции центра города, Петроградской и Выборгской стороны, Васильевского острова, они позволили часть энергии отдать заводам, работавшим для фронта.

Радио продолжало свой разговор с ленинградцами и фронтовиками. Среди писем, приходивших на радио, все больше становилось солдатских треугольников без марок. Это означало, что близость фронта позволила десяткам тысяч воинов слушать передачи по городской сети. Их слушали не только в частях, расположенных в самом Ленинграде, не только в госпиталях, батальонах выздоравливающих, подразделениях МПВО, но и в Колпино, и на ближайших городских окраинах.

Так возникла в самом конце октября 1941 года «Красноармейская газета» по радио. Она стала своеобразной школой боевого опыта, рассказывала о лучших бойцах, предоставляла им слово. Газета была совместным начинанием радио и Политуправления фронта. Как и в «Радиохронике», в создании выпуска газеты участвовали журналисты и писатели, ее трудно представить без живых репортажей. Передовая статья призывала бороться за высокое звание гвардейца или овладевать опытом наступательного боя, она посвящалась зенитчикам, летчикам, артиллеристам. Авторами этих статей были, как правило, те же самые журналисты, которые готовили передачи для молодежи или организовывали материалы для «Радиохроники».

Начиная с ноября 1941 года все делалось совместно, людей в редакциях стало меньше, а работы больше прежнего. Газета для воинов строилась нешаблонно. Случалось, ее открывал репортаж, или шел указ о награждении, или читалась передовая «Красной звезды». В каждом номере назывались имена лучших бойцов фронта. Сотрудничавшие в «Красноармейской радиогазете» писатели работали по заданию редакции. Их очерки были органичны, они служили интересам газеты в целом.

Когда «Красноармейская газета» начала давать материалы о снайперском движении, Виссарион Саянов написал серию коротких очерков. Они передавались в двух номерах начала января сорок второго. Конечно, по своему стилю, образности очерки выделялись в радиогазете, но рассказывали они о конкретных людях – о снайпере Шубине, о действиях одиночного стрелка. Конкретность очерка не помешала писателю создать эмоциональное, взволнованное произведение: «По этим крутым холмам я хаживал поздними вечерами в прошлую зиму. Каким ярким был тогда отблеск далекого электрического зарева над снегами. Огни Ленинграда… Их видел путник, шедший по узким лесным тропинкам, в их ровный, немеркнущий отблеск с волнением вглядывался пассажир дачного поезда… Теперь можно только догадываться, где они пылали тогда». Саянов рассказал об истребительной войне с фашизмом, погасившей огни наших городов, заставившей думать о прошлой мирной жизни с болью и тревогой.

Для «Красноармейской газеты» писал свои рассказы «О геройстве и доблести» Е. Федоров. И эти писательские выступления были естественны рядом с корреспонденциями журналистов и политработников о товарищеской выручке и действии в бою пулеметной установки на лыжах. Из «Красноармейской газеты» слушатель мог составить представление о фронтовых биографиях многих командиров и бойцов. Вместе с военной печатью радио возвращалось не один раз к подвигам воинов подразделений и частей Федюнинского, Бондарева, Краснова, рассказывало о снайперах Пчелинцеве и Смолячкове, экипаже подлодки командира Грищенко, летчиках, танкистах, саперах, отличившихся в боях. Многие улицы нынешнего Петербурга носят сейчас имена этих героев.

Радио неоднократно возвращалось к рассказу о людях, которых уже знали ленинградцы. Осенью 1941 года были переданы рассказы майора Краснова о боях на подступах к городу. Весной 1942 года передавались очерки о полковнике Краснове и его дивизии. Спустя несколько месяцев ленинградцы слышали по радио выступление гвардии полковника, а затем и генерала Краснова. Журналисты и писатели не только следили за успехами боевых командиров, своими выступлениями они поддерживали инициативу и решительность людей. Радио не могло пройти мимо трагической темы, оно отдавало долг погибшим бойцам. В двадцать девятом номере «Красноармейской газеты», 30 января 1942 года, передавалась корреспонденция «Воин-большевик» – о бойцах армии Федюнинского, о мужестве политрука Ивана Старцева, о письме его жены, которое он прочел перед своим последним боем… Такие очерки и корреспонденции укрепляли доверие слушателей к материалам радио. С весны 1942 года слушателей у «Красноармейской газеты» стало больше: 7 апреля председатель Радиокомитета в письме в Политуправление фронта сообщил, что газета передается не только по городской сети, но и вышла в эфир и теперь «уверенно слышна во всех армиях Ленинградского фронта». Успешный опыт осенних и зимних передач 1941–1942 годов привел к организационным переменам.

Вот распоряжение по Радиокомитету от 1 июня 1942 года: «Согласно решению Военного совета ленгруппы войск Ленфронта с 1 июня с. г. в Радиокомитете организуется специальная редакция фронтового радиовещания. В ее задачу входит выпуск „Красноармейской газеты“ по радио, пропаганда военно-тактического опыта, организация документальных внестудийных передач и репортажей и вещание писем с фронта и на фронт. Кроме того, военная редакция должна обеспечивать оперативной военной информацией выпуск „Последних известий“».

Ответственным редактором фронтового вещания был назначен прикомандированный к Радиокомитету Политуправлением батальонный комиссар (затем капитан) Е. Поляков. Принятое решение отражало уже существовавшее положение дел. Радио, естественно, не могло только информировать. Оно развивало организаторскую работу. Не было в блокадном Ленинграде ни одного начинания, которое прошло без существенного участия в нем радиожурналистов. И, так же как приказы и постановления, звучавшие по радио, эти начинания характеризуют саму жизнь города на разных этапах блокады.

В конце января 1942 года одна из передач для молодежи называлась «Комсомол в быту». Секретарь комсомольской организации прядильно-ткацкой фабрики и другие участники передачи делились опытом помощи населению. Речь шла о самом насущном – топливе для квартир, работе столовой, теплом белье, поддержке больных. Слушателям не нужно было разъяснять, что эти больные – в основном дистрофики, каких в Ленинграде были сотни тысяч. В феврале и в марте, рассказывая об опыте бытовых отрядов, радио, по существу, организовывало их. Эта организационная работа проявлялась по-разному.

Репортажи с субботника по уборке города и передача очерков «На улицах Ленинграда в дни марта» и «Преодоление испытаний» показывали горожанам, что стало сейчас первоочередной задачей. В перерывах между передачами звучал лозунг-призыв, в котором тоже подчеркивалась главная тема дня: «Ленинградец! Ты помог войскам Ленинградского фронта остановить врага, отстоять родной город… С такой же настойчивостью и упорством борись за преодоление трудностей, вызванных блокадой».

Решение Ленгорисполкома «О неотложных мероприятиях по бытовому обслуживанию трудящихся города» было принято 26 января 1942 года. Речь шла о спасении жизней десятков тысяч ленинградцев. День за днем в выпусках «Последних известий» (чаще всего с пометкой «только по ГТС») шли сообщения о работе управхозов, об уборке лестниц, о санитарных комиссиях. 21 февраля корреспондент радио сообщал, что в одном из домов на улице Марата «в двух теплых светлых комнатах устанавливается 11 кроватей. Здесь больные будут получать уход и питание». В следующей корреспонденции рассказывалось о сессии Свердловского райсовета, обсуждавшей те же проблемы; и снова звучало обращение: «Товарищи! Быстрее наведем чистоту и порядок на улицах, во дворах и домах Ленинграда».

Достаточно было услышать хотя бы часть сообщений в выпусках «Последних известий» (из семи на протяжении дня), чтобы понять, каковы сейчас самые неотложные задачи. 20 февраля корреспондент А. Пятницкая сообщала о шефстве парторганизации завода над домохозяйствами: «Рабочие отремонтировали в доме кипятильник, комсомольцы завода повседневно заботятся о больных – носят им дрова, воду, кипятят чай».

Обнадеживающе звучали эти сообщения в голодном Ленинграде середины февраля сорок второго. Конкретная информация мобилизовывала людей. Смысл всех этих известий был таков: да, еще умирают наши близкие, еще занесены сугробами улицы и холодно в домах, но вот где-то на Боровой, на Лиговке, Большой Московской пущена в ход прачечная, установлен кипятильник для общего пользования, оборудована специальная теплая комната для больных. Сделай то же и в своем доме.

Слово «голод» не произносится, но дыхание голода ощущается в каждой из этих заметок, передаваемых «только по ГТС». Без пафоса и надрыва 26 января 1942 года, в один из двух дней, когда из-за отсутствия электроэнергии остановились хлебозаводы и смертность была наивысшей, радио сообщало о подвиге, совершенном рабочими энской фабрики, которые «без электроэнергии, применяя ручной труд, наладили выпуск продукции и организовали бесперебойную работу ведущего цеха». Спустя несколько дней тот же коллектив справился с перебоями водоснабжения: «В свободное от основной работы время рабочие доставили на фабрику сотни ведер воды…» В будущей летописи блокадного города, очевидно, найдется место и заметке о расширении сети общественного питания, переданной 20 февраля: «Стахановцы – повара и кулинары – настойчиво работают над изысканием дополнительных источников питания. На фабриках-кухнях, пищекомбинатах и в крупных столовых налажено массовое производство фруктового желе, студня из яичного порошка, разных изделий из казеина. Кроме того, развивается производство глюкозы и витамина С из хвои».

12 февраля корреспондент обращался к директору треста хлебопечения с просьбой рассказать о работе хлебопекарной промышленности. 16 февраля в корреспонденции М. Фролова говорилось о заведующей булочной. 17 февраля тот же журналист сообщал об открытии при одной из фабрик детского дома для детей погибших воинов.

Все эти материалы поддерживали дух ленинградцев, звали людей, еще сохранивших свои силы, работать в санитарных комиссиях, помогать более слабым, наводить порядок в жилищах. Особое место в передачах политического вещания на протяжении всей блокады занимала тема боевого братства ленинградцев и воинов-фронтовиков. В информации «Последних известий», в корреспонденциях и репортажах шли сообщения о поездках делегаций заводов и фабрик на передовую. Корреспонденты сообщали о подарке, походной кухне, за которой прибыли на завод представители воинской части, о шефстве над госпиталями, о варежках, посланных бойцам молодежью Дзержинского района. Радио рассказывало о том, что комсомольцы Ленинского района помогают в подшефном госпитале стирать белье и ухаживать за ранеными.

Конкретность, документальность материалов оказывали большое эмоциональное воздействие на слушателей. «Как помогают шефы вашему госпиталю?» – с таким вопросом обратился к комиссару одного из госпиталей Сибиркину корреспондент «Последних известий». Эта беседа состоялась 9 февраля 1942 года. Рубрика «Город – фронту» в передачах становилась постоянной, она способствовала размаху этого движения: сбору денег и подарков, медикаментов и теплых вещей. По радио передавалась телеграмма бойцам-федюнинцам от коллектива энской фабрики, информация о поездке на боевой корабль делегации Октябрьского района.

Главное же, все эти материалы посвящены были «человеку с ружьем», окруженному всеобщей заботой. В одной из передач 1942 года прозвучали слова из письма генерала Федюнинского, обращенного к своей семье: «За смерть Василия отомщу немецким бандитам». Из письма было видно, что известный в Ленинграде военачальник потерял близкого человека. Отправляя письмо через радио, поверяя согражданам свое, глубоко личное, генерал тем самым подчеркивал: у нас общие беды, общее горе и борьба.

На новом этапе борьбы ленинградцев осязаемей стало практическое руководство Радиокомитетом со стороны городского комитета партии. Оно отразилось в документах, среди которых особое значение имело постановление горкома ВКП(б) от 23 марта 1942 года «О постановке радиовещания в Ленинградском радиокомитете». Вспоминая об этом постановлении, Н. Шумилов и В. Ходоренко подчеркивают, что оно принято в переломный момент, когда главные трудности зимы остались позади. В этой обстановке нужны были решительные меры во всех сферах экономики, культуры, быта.

«Мы требовали от работников Радиокомитета, – рассказывает Н. Д. Шумилов, – улучшить качество передач, больше привлекать к выступлениям партийно-хозяйственных работников. Мы считали, что теперь на радио должны прийти все художественные силы города. Если в конце осени, в обстановке усиливающегося голода, мы рекомендовали воздержаться от музыкальных передач, то теперь в постановлении горкома прямо говорилось: музыку нужно передавать чаще, до четырех-шести раз в течение дня, не ограничиваться тонфильмами и грамзаписью, а привлекать ансамбли и другие художественные коллективы. В постановлении специально поднимался вопрос о необходимости шире вести передачи не только по городской сети, но и в эфир, за пределы блокадного кольца».

Вдумаемся в эти решения, представим себе, сколько забот было у городского руководства в марте 1942 года, и мы поймем значение работы радио в те дни. Передачи политического вещания отразили все текущие проблемы, которые вставали перед блокадным городом. В октябре 1941 года, сразу после принятия решения о всевобуче, последовали выступления на эту тему, весной и летом 1942 года по радио регулярно велась пропаганда сельскохозяйственных знаний, рассказывалось об организации огородов. Постоянно выступал с беседами главный агроном Горземотдела. Руководитель объединения огородников одной из фабрик сказал: «Разведение овощей – сегодня тоже оборонная работа». Рядом с боевыми сводками шли сообщения: разбит огород на месте детской площадки на улице Каляева, начался сев в Московском районе. И опять главный агроном Михайлов советовал, как выращивать скороспелые овощи. Десятки информаций, бесед, корреспонденции об индивидуальном огородничестве помогли ленинградцам собрать урожай с городских земель.

Большая часть организационной работы приходилась на долю редакции «Последних известий». Имена редакторов и корреспондентов радио М. Фролова, М. Мерник, С. Альтзицер, А. Пятницкой, З. Лифшица, Е. Озолиной, X. Шуффер редко назывались, но то, что они писали, слышали все. «Передаем последние известия» – по несколько раз в день повторялись эти слова. Утренний выпуск, дневной, вечерний… Люди невольно поворачивались к репродуктору, когда диктор обращался к ним: «Слушайте последние известия».