Возьму босса в хорошие руки

Глава 12

Макс

– Так, и что сидим, кого ждем? – Пашка нетерпеливо потирает ладони.

– Ты прав, – соглашается Лев, – можно уже расходиться.

Я согласно киваю. Деловая встреча закончилась. Предварительные итоги положительные, новый партнер, как и мы, остался доволен. По крайней мере, ладони потирал не менее азартно, чем Пашка.

Кстати, его предложение Льва не устраивает. У него даже глаза округляются от возмущения.

– С ума сошли?! Несколько часов обрабатывали того тугодума, у меня даже язык заболел, и все, расходиться? А отдых где? В кои-то веки вырвались вместе в приличный клуб, а не в забегаловку Гнома!

Сказав это, он тут же оглядывается – а вдруг тот случайным образом здесь? «Индиго», конечно, хороший клуб, и с его владельцем у них вполне приятельские отношения. Но с Гномом-то дружба!

– Стареете вы, что ли, – уже тише ворчит он, засмотревшись на отплясывающих на танцполе девчонок. – Жаль, что как-то стремительно. Были же люди – как люди… А теперь один – про работу. Второй – про спортзал. А здесь само место намекает – эй встряхнись, забудь обо всем и расслабься!

– Я был бы не против, чтобы ты, как мой заместитель, тоже в приоритет поставил работу, – усмехается Лев.

– Успею еще! Состарюсь, как вы, не переживайте. А пока терпите и не завидуйте.

Мы со Львом переглядываемся. Пашка так искренне и до глубины души возмущен, что успешно забывает – Лев младше нас на пять лет. Но старость такое дело – не всегда измеряется цифрами. Особенно когда вокруг так много молодых девчонок в коротком и откровенном. Пашка только головой успевает крутить. Полагаю, шее слегка неудобно, но потерпит. В самом деле – не на нас же ему смотреть!

– Ладно, про работу я понял. А какие у тебя претензии к Максу и спорту? – интересуется Лев.

– Не хочу, чтобы у меня появились комплексы. До сих пор я прекрасно без них обходился.

Мы смеемся. Да уж, Пашка и комплексы – вещи несовместимые. Еще в детстве, если кто-то пытался их ему навязать, он успешно от них отбивался. Благо, секция бокса ему в этом помогала. Ну и я иногда подключался.

– Ох… Вот это да… – тянет он восхищенно. – Я встретил вас – и все былое в отжившем сердце ожило. Я вспомнил время золотое – и сердцу стало так тепло…

Пробормотав это, он одним махом опустошает стакан и подрывается с места. Через пару секунд он уже на танцполе. Сначала крутится с одной девушкой, потом уже с двумя. А потом с тремя сразу.

– Не думал, что движения из девяностых пользуются такой популярностью, – говорю я, наблюдая за странными танцами.

Лев лениво оглядывает собравшийся коллектив.

– С таким нагло выпирающим бумажником он мог вообще никуда не ходить. Сами слетелись бы.

Минут через пятнадцать Пашка возвращается к столику, но уже не один. К одному боку прилипла блондинка, к другому брюнетка. Шатенку он выдвигает перед собой, потом как-то умудряется пошевелиться в этом бутерброде и даже склониться ко мне.

– Она почти рыжая! – шепчет он доверительно.

Девушки хихикают. Лев достает пару крупных купюр и, к сожалению некоторых, тут же прячет бумажник.

– Мне пора. Поработаю дома над документами.

– Мне тоже пора. Еще успею на тренировку.

– Я же говорил, – фыркает Пашка, поглаживая плечико блондинки. – Ладно, я не в обиде. Дела – так дела! Идите, отпускаю, сам хочу важным делом заняться!

Он поглаживает плечики брюнетки и усаживает ее за стол вместо нас. Две другие тоже не отстают и легко вносят плату за вход – позволяют погладить коленки.

– Так, дамы, заказывайте, что хотите! – делает Пашка щедрое объявление. – Мы должны настроиться на этот чудесный вечер, поймать эту волну, начать ее чувствовать…

Пользуясь тем, что в ответ раздается довольный визг и остальные меня не слышат, предупреждаю Пашку:

– Будь добр, настройся заодно на то, чтобы домой их ко мне не вести.

– Понял я, понял. Думаешь, увидишь, что люди могут мастерски вертеть не только гантели со штангами и не сумеешь задушить в себе зависть?

Я только головой качаю, глядя, как от обилия заказанного на столике стремительно образуется бардак. Девочки хотят всего и побольше. Обычное дело. Потом карусель по городу в Майбахе, реки шампанского, гостиничный номер, на прощанье щедрые чаевые.

Ладно, может, Лев прав – и бумажник Пашки действительно выпирает непозволительно нагло. Ну, к утру станет легче.

– Добрый вечер, – радуется администратор спортклуба, когда я захожу.

Я киваю и обвожу взглядом холл. Довольно чисто, хотя можно и лучше.

Уже была или нет?

Отдаю карточку.

– Что-то не так? – волнуется девушка.

– У вас есть график уборки?

Она удивленно моргает. Кивает. Ведет меня к стене, на которой лист, время и росписи.

– Если у вас есть какие-то претензии, вы только скажите! – просит она с легкой обидой, которую пытается скрыть. – Вот, в холле последний раз убирали только пятнадцать минут назад. Но, конечно, я попрошу, чтобы…

– А в зеленом зале? Когда там протираются тренажеры? Я что-то не вижу такой графы.

– Три раза в день. И по необходимости. Если кто-то разольет воду, к примеру. У нас уборщицы не приходящие, а на целый день, до закрытия комплекса. И все официально устроены!

– Это хорошо.

Она громко выдыхает.

– Меня интересует одна из них. Рыжая. Она кое-что потеряла. А я нашел. Хотел бы отдать.

– Ну в принципе… у нас пропадало на прошлой неделе ведро с водой… – Девушка-администратор с сомнением смотрит на сумку для формы у меня на плече. Понимает, что там его нет и снова задумывается. – Две недели назад кто-то украл у уборщицы рукавицы…

Пытливый взгляд. Осмотр с ног до головы. И вердикт:

– Нет, тоже вряд ли. Еще я слышала, у одной как-то пропадала помада…

Она отвлекается на другого посетителя. Приветствует его широченной улыбкой и напутствует, видимо, новичка:

– А свои вещи вы можете оставить в раздевалке!

– Да щаз! – пыхтит тот. – Я уже понял, что в раздевалке нельзя оставлять самое ценное! Лучше я вещи с собой поношу. У меня здесь новая шапочка для бассейна и пляжные шлепанцы от Готье! А у вас… подумать только… Если клуб, конечно, приличный, то… Как такое возможно?!

– Думается мне, – говорю, глядя на этого хвастуна, – кто-то тоже слишком громко кричал, что у него рукавицы от Гучи.

– Ой! Я ушел заниматься!

И все, уже ноль претензий к девчонке, пропало желание показать свое превосходство.

– Спасибо, – благодарит она, вернувшись ко мне. – Я просто так опешила. Жан-Поль Готье… Высокая мода… И вдруг – пляжные шлепанцы!

– Понимаю. А как бы опешил Готье…

Она смеется.

– Так, ладно, – говорит, успокоившись. – Есть у нас одна рыжая уборщица. Она у нас недавно работает, поэтому я не сразу вспомнила. Не слышала, чтобы она что-то теряла, но опять же – новенькая, могла побояться сказать. Пойдемте со мной, так будет быстрее.

Идем мы коридорами и лестницами добрых минут пятнадцать. Лучше бы они так усердно ведра с помадами прятали.

– Пришли, – радует девушка и, толкнув неприметную дверь, заглядывает. – А, вот она! Ее вы искали?

На меня, активно жуя большой бутерброд, смотрит женщина лет… ну, скажем, пятидесяти, чтобы ее не обидеть.

– Рыжая! Почти морковного цвета! – озвучивает примету администратор.

Женщина от удивления даже перестает жевать.

Зря мы ей помешали. Моя рыжая, если бы и могла так выглядеть, то лет через тридцать и килограмм через сорок.

– Вы недавно ничего не теряли? – видя, что я бездействую, приходит на выручку администратор. – Этот молодой человек разыскивает одну из наших уборщиц, которая кое-что потеряла.

– Милая моя, – женщина добродушно улыбается. – Чтобы такой сказочный принц стал кого-то искать, нужно потерять хрустальную туфельку. А на меня не все галоши налезут.

– Извините, что зря побеспокоили вас, – говорю я.

– Да ладно, – она кокетливо поправляет волосы. – Мне было приятно хоть на пару минут почувствовать себя Золушкой.

Мы выходим.

– А больше у нас никого рыжих нет, – расстраивается за меня девушка.

– Ничего, – подбадриваю ее. – Однажды найдем.

Пожалуй, только сейчас я понимаю, что действительно хочу это сделать. А раз хочу – значит, сделаю.

Из клуба я возвращаюсь поздно, но Пашки нет. Видимо, хорошо пошла развлекательная программа.

Нет его и к утру. Хотя обычно он где попало на ночь не остается. Может, у него дома наконец починили воду?

На работе заглядываю в его кабинет.

– Твое начальство не объявлялось? – интересуюсь у его помощницы.

– Сама давно жду. Запишите ему прогул, Максим Тарасович.

– Что-то у меня подозрения, как бы не пришлось выписывать сразу три.

Потом меня захватывают дела, и тема исчезновения Пашки в голове не всплывает. Пока он сам не напоминает о себе странным звонком с незнакомого номера телефона:

– Здравствуй, дорогой друг. Нижайше прошу тебя о помощи. Уж найдите для меня время, если вам дороги наши с вами милые беседы и разгульное совместное детство. В общем, если ты еще не понял – я в секте!

– Что-то тебя бросает из крайности в крайность.

– Можно, мы потом за жизнь поболтаем? А сейчас спасай меня поскорей! Я сутки не ел, а тут из еды только теплый чай и соленые крекеры!

– Погоди, не суетись, осмотрись, вдруг там все тебе намекает – эй, встряхнись, забудь обо всем и расслабься. А ты готовишь побег.

– Очень смешно, – ворчит он. – Так, скидываю геолокацию!

И отключается.

Лев, который тоже был в кабинете, бросает взгляд на экран.

– Я бы вызвал к нему такси и доставщика пиццы, – советует он, отсмеявшись.

– Хорошая идея! Так бы и сделал. Но очень уж любопытно взглянуть.

– Ай да мы, ай да друзья, – подшучивает Лев. – А ведь были же люди как люди!

На место я прибываю спустя час. Большое здание с колоннами трудно спутать с другим. Длинная лестница. Пустой просторный холл. Вдали негромкие, но возбужденные голоса.

Туда и иду.

Спустя пару минут выхожу к приоткрытой массивной двери, на которой висит огромный плакат и выведено фломастерами: «ДЕНЬ ДУШЕВНОЙ ПОЭЗИИ». Спасать Пашку тянет все меньше. Это же его любимая тема!

Правда, в основном под рюмочку с коньячком. А здесь чай и похмелье. Наверное, поэтому его душа сегодня к стихам не лежит.

Тяну дверь за желтую ручку и обозреваю картину. Пятнадцать дам бальзаковского возраста. Одежда максимально закрытая, строгая, юбки в пол, на головах пучки, на коленях по книжке. Сидят кружком и по очереди заунывно вещают стихи. Среди одухотворенных лиц особо выделяется Пашка. Хитрый лис. Пока другие напрягаются, читают и обсуждают, он делает вид, что находится под большим впечатлением и, закрыв глаза, нагло спит.

И это после бадьи чая и пяти пустых упаковок печенья, которые на столе перед ним. Такая вот благодарность!

– Добрый вечер, леди, – воспользовавшись паузой между стихами, говорю я. – Если не возражаете, я заберу у вас своего друга.

Пашка тут же подхватывается и едва не всхлипывая, несется ко мне. А со строгими женщинами происходит неожиданная метаморфоза. Их лица озаряются улыбками, они становятся заметно моложе и краше, а у самой строгой и чопорной дамы на мой вкус влажнеют глаза.

– Я знала, – говорит она чуть дрогнувшим голосом. – Знала, что его друзья приедут за ним. Не бросят. Каждый может ошибиться. Вот и ваш друг ошибся. Это все потому, что у вашего друга слишком доброе сердце.

Я смотрю на Пашку – тот согласно кивает. Да, это доброта во всем виновата, только она! А похоть здесь ни при чем!

Обняв меня, Пашка натыкается на мой взгляд и глотает заготовленный «всхлип». Вместо этого громко вздыхает и скупо, по-мужски трет сухой глаз.

– Как трогательно… – слышится чей-то шепот.

И вот черт знает что… буду думать, что благодарность подталкивает его к тому, чтобы вернуться и пообниматься с каждой из женщин. Одну он благодарит так рьяно, что у нее распутывается пучок и расстегивается пара пуговичек на платье.

– Нам пора, – прерываю его лобызания.

– В спортзал? – грустно сопит он куда-то в область женской груди.

Но потом находит в себе силы оторваться. А не хотелось. Потому что уходит он, не оглядываясь.

Грустит о чем-то пару секунд. Резко выдыхает и ускоряет шаг.

– Что-то ты слишком бодр для недавно спасенного, – замечаю я.

– Считай, что я снова почувствовал жизнь! Кстати, а ты не очень-то торопился!

– Это потому, что я сам провел в подобной секте все детство и был уверен, что ничего тебе не грозит.

Мы садимся в машину. А когда отъезжаем, Пашка долго смотрит на вывеску самого безопасного места этого города – «Центральная государственная библиотека».

– Почему звонил не со своего телефона? – врываюсь в его меланхолию.

– Фейсконтроль не прошел.

Он поворачивается ко мне, и только теперь я вижу, что выглядит он ужасно.

– Что с лицом?

– Ну… из последнего, что я помню – мы закусывали Медовиком. Похоже, пчелы мне отомстили.

– А бумажник пчелы забрали как плату за мед? Или это были нежадные пчелы и оставили, как и телефон?

– Это были хитрые пчелы. Телефон взломать не смогли. Хотя видел бы ты, с какой я проснулся прической – они очень, очень старались, чтоб я все-таки прошел фейсконтроль. Но потом психанули и хотя бы за прическу заставили меня расплатиться.

– Карточки взяли?

– Они дома. Зная свою доброту… – ее вон, даже незнакомые видят с первого взгляда, – я их в загул не беру.

– То есть, мы шли на деловую встречу, а ты сразу настроился на загул.

– Да. Только Льву не говори. А то я как раз себе премию выбиваю.

– Почему не вызвал такси?

– Ты хорошо меня рассмотрел?

Пашка вновь поворачивается.

– Ясно. Смотри лучше в окно. Я все-таки за рулем. Да и других водителей пугать нечего.

– Хорошо, ударим обаянием по пешеходам, – оборачиваясь к окну, легко соглашается он. – Им-то ничего не грозит.

Ну как сказать. Пока мы доехали до следующего светофора, две бабушки выронили сумочки, одна собака вырвалась с поводка и, громко скуля, убежала куда-то за угол. А пролетавшая мимо стая голубей постаралась, чтобы машины сегодня помыли как можно больше водителей.

– Может, ты откинешься на подголовник и немного поспишь? В библиотеке ты очень хотел.

– Я бы лучше поел. Ты что-нибудь с собой захватил?

– Какой-то ты очень прожорливый. Пока ты ко мне не переехал, я этого не замечал. Ладно бы мне это Студент говорил, но ты…

– Ты меня слышал? Там были только печенье и чай! Ну что ты нас сравниваешь? Студент там бы столько не продержался!

Я достаю ему бутерброды, которые успела состряпать его помощница. Пашка становится миролюбивее, почти не смотрит в окно.

– Ну хорошо, – озвучиваю решение. – Пчел твоих мы найдем.

– Да пусть летают, – отмахивается. – Им там не так уж много досталось – так только, почистить пару раз пасеку.

– Найдем, – повторяю с нажимом. – Если не ради тебя, то ради других, которые могут отделаться не так легко. Черт знает, какую дрянь они используют. Да и вообще, они зашли не на ту территорию. Вряд ли хозяин «Индиго» будет рад узнать, какие идиотки орудуют в его клубе.

– Мне кажется, он вообще радоваться не умеет. То ли дело я!

– Кстати, – интересуюсь я. – Что на тебя нашло? Зачем ты их вообще подцепил?

– А, считай, хотел повысить самооценку.

– Знаешь… – усмехаюсь я. – Не поверишь, но поход в спортзал тоже может ее неплохо повысить.

Пашка прищуривается, мол: болтай-болтай, кто тебе верит?

Девочка, которая собиралась переходить через дорогу, неожиданно выпускает яркие воздушные шарики. И те летят вверх, под пиратским прищуром Пашки.

– Хороший сегодня был день! – довольно резюмирует он. – И сейчас – такая красота за окном! Мы домой?

– Да. Но сначала заедем на мойку.

Глава 13

– Лаврентьева, ты мне друг? – выпаливает Василий, стоит мне выйти за дверь.

Провернув ключ, я ловлю на себе его лихорадочный взгляд и с сожалением развожу руками.

– Чипсов нет!

– В общем, Лаврентьева, гадать на ромашке времени нет. Считай, что я за тебя уже подумал. Ты – мой друг. А друг – что? Друг должен спасти друга!

– Это надолго?

Я смотрю на часы. Потом на непривычно оживленное лицо соседа, у которого даже волосы возбужденно торчат. Похоже, и правда пропадает человек.

– Ладно, если ситуация настолько критическая, я могу сходить в магазин. А могу скинуть пару приложений с быстрой доставкой! Они принесут куда больше!

– Лаврентьева, ты случайно не на диете? У тебя что-то только еда на уме. А речь про жизнь человека. Короче, мама решила, что мне пора жениться! – Он награждает меня укоризненным взглядом. – Тоже, видать, задалась вопросом: почему женщинам так трудно найти хорошего мужчину.

– Ну а тебе-то что волноваться?

Укоризны во взгляде соседа становится больше.

– Я в том смысле, что до сих пор ты успешно отбивался. А я помню твою маму – это не так-то легко. Это даже начальнику ЖЭКа не удавалось! Значит, что? Значит, у тебя имеется своя тактика. И значит, она успешно работает. Продолжай в том же духе, и лет через пятнадцать даже самые большие оптимисты перестанут верить, что твое имя может прозвучать в ЗАГСе не только во время регистрации смерти.

– Обожаю твой оптимизм, Лаврентьева! И в игры ты хорошо играешь! Готовить, конечно, не умеешь, убираешь немногим лучше меня. Но маме об этом не обязательно знать. Понимаешь, куда я клоню?

– Нет. К скандалу или к пощечине?

– Ах, да, твое своеобразное чувство юмора меня тоже восхищает. Если не бесит, конечно. В общем, Лаврентьева, ты права, была тактика, но сломалась. И, кстати, по твоей вине. Мама увидела, что у меня в доме чистые окна и решила, что я остепенился, потянулся к уюту и таким образом подаю знак, что готов жениться. Более того, что я этого очень хочу!

– А я здесь при чем? Это же тетя Вера!

– По твоей наводке.

– Но как твоя мама могла увидеть этот твой знак, если она живет в пригороде на даче? У нее же там милый домик, из которого ее выкурить невозможно – ты сам говорил!

– Нашлись умельцы. Там завелся какой-то сосед-нудист, предпочитающий принимать водные процедуры не в ванной, а посередине огорода.

– Ничего себе! Симпатичный?

– Сомневаюсь. Мама говорит, что у нее на подоконнике от этого зрелища завяли все комнатные растения.

– Какой кошмар!

Василий согласно кивает.

– Но это не все. Походил он, походил под мамиными окнами пару дней голышом, видимо, понял, что еще прохладно, да и зрители реагируют не так живо, как ему бы хотелось, и куда-то пропал. Теперь в огороде вместо него трое каких-то бородачей. Раздеваются они не полностью, по пояс, видимо, предыдущий поведал им о своем грустном опыте, но тут они взяли маму количеством. Непотребства в таком объеме она не выдержала и вернулась к папе в городскую квартиру.

– Папа рад?

– Примерно как я. Но он уже женат – его не спасти. А меня еще можно. В общем, Лаврентьева, сейчас придет моя мама с какой-то девицей, а ты ей скажешь, что ты – моя девушка.

– Ой, мне пора!

– Делов на минуту! Это даже быстрее, чем сбегать за чипсами!

– Не могу. Я не могу обманывать маму.

– Это моя мама, Лаврентьева.

– Но мама ведь. Чужих мам не бывает.

– Зато бывают чужие коты, – он многозначительно поглаживает шею, а услышав, как поднимается лифт, хватает меня за руку и шепчет: – Берия, Лаврентьева, Берия. Думай о нем, когда будешь врать – и совесть очистится. Вдруг ему снова захочется меня подушить?

Здесь он зрит в корень – все же у нас турпоход намечается. Я перестаю вырываться, и вовремя. Из лифта выходит мама Василия.

Эффектная, моложавая, словно поставила себе цель – не стареть, пока сына не женит. Легкий запах парфюма, шарфик на шее, модная шляпка, белый брючный костюм. Мне кажется, на этаже даже как-то светлее становится.

– Мама, – сжимая мою ладонь, выпаливает сосед. – Это Лаврентьева. Помнишь ее? Моя одноклассница. Так вот, я хотел сказать, что мы с ней любим друг друга!

Я нервно улыбаюсь. Боже мой… какой провал… какой провал с первых слов. Лаврентьева! Пришел бы вчера со своим шантажом – мы бы порепетировали!

– Сонечка, – кивает женщина, добродушно мне улыбаясь. – Еще бы я ее не помнила. Да и весь двор, думаю, не забыл, как ты горланил: «Сонька – дура, Сонька – дура, полюбила штукатура!»

Я оборачиваюсь к соседу.

– Погоди, а не из-за этого ли за мной по двору бегали двое придурков и пытались обрисовать спину мелом?

– Я тогда в первом классе был, и считай, уже тогда ревновал! – не теряется Василий. – А те придурки от тебя подозрительно быстро отстали, не так ли?

Его мама с милой улыбкой обводит взглядом наши переплетенные руки и продолжает вскрывать древний тайник:

– А после второго класса ты все лето при виде Сони орал с балкона: «Рыжий, Рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!». А у нее как раз в деревне кто-то на дедушку с ломиком напал, и он лежал в больнице.

Я бросаю изумленный взгляд на соседа. А ведь точно! А я и забыла. Было же это, смутно помню, но что-то такое… да, было.

– А я еще понять не могла, – бормочу я, – почему меня в третьем классе вдруг начали звать Сонька-Киллер…

– Я тогда не знал про дедушку, – Василий сжимает мою руку сильнее, чтобы не ускользнула от детских воспоминаний. – Но это дело прошлое. Теперь я за женщинами ухаживать научился, и…

– Вот и отлично! Я знала, что пришла как раз вовремя! Соня… – Мама Василия обнимает меня, тем самым оттесняя от сына. – Ты большая умница, что не держишь детских обид. Я очень рада, что у вас прекрасные соседские отношения. Возлюби ближнего, да? Так и продолжайте – любите друг друга! Надеюсь, что с будущей женой Василия у вас тоже сложатся прекрасные отношения!

– Эм… мам…

– О! – Женщина поднимает палец вверх, к чему-то прислушиваясь. – Прекрасно, а вот и Мариночка!

Из лифта выходит девушка. Вполне симпатичная, ее и очки не особенно портят, худенькая, на вид хрупкая, а в руках огромные пакеты. Удивительно не то, как она под их весом не упала, а как она их вообще подняла?

– Добрый день, – она улыбается всем сразу.

– Василий, – его мать с намеком кивает на пакеты.

Тот бросает взгляд на меня. На баррикаду между нами. Я развожу руками – ну а что я могу? Не оправдывать же мне свою детскую кличку, чтобы обратно к нему пробиваться?

Вздохнув, он берет пакеты. Охает и с трудом заносит их в дом.

Мама Василия почти деликатно подталкивает девушку следом за ним.

– Хорошо, что он вымыл окна, – шепчет мне доверительно. – Я знаю, что это с твоей подачи. Спасибо! А то было бы не очень удобно, пришлось бы просить Мариночку снять очки перед входом в квартиру.

– Да не за что, – я легко отмахиваюсь от благодеяний, за которые мне десять минут назад едва не попало. – А что у нее в пакетах? Мне кажется, они такие тяжелые!

– Еда. Девочка знала, куда идет и зачем. Девочка хорошо подготовилась.

Садясь в машину, я вижу, как в идеально вымытых окнах на шестом этаже отражается очень-очень печальный Василий. Бог мой… он не был таким подавленным, даже когда его душил кот!

У меня только одно объяснение: в пакетах Марины не только еда, но и вещи. И он осознал, что только что сам перенес их через порог.

Надо будет вечером заглянуть к нему с пачкой чипсов, поддержать, так сказать. Хотя нет, на всякий случай захвачу с собой две. Вдруг ему не удастся так быстро отбиться?

Едем, едем отсюда… пока совесть не уговорила вернуться…

– Так, не понял, – спустя пятнадцать минут Славик недовольно рассматривает меня на массажном столе. – А это что за наметившаяся морщинка на лбу? Откуда? Мы столько работаем, чтобы их не было! И их не было! О чем таком ужасном вы думаете?

Я только развожу руками. А потом решаю поделиться. Посмеемся вместе – и морщинка разгладится.

– Представляете, сегодня утром меня чуть не засватали! Правда, это все было не всерьез, понарошку.

– Понятно.

Он недовольно качает головой. Обводит взглядом свои баночки с кремами. И решительно потирает ладони.

– Ничего, ничего, с этой морщинкой мы справимся, – говорит уже мягче. – Вы и так красавица. А я еще так потружусь, что все от зависти лопнут! Закройте глаза и расслабьтесь. Подумайте о чем-то приятном. Не переживайте так. Очень скоро вас точно засватают!

– Эм… – растеряно тяну я. – Спасибо.