На пороге бури

– Пройдемте в мой кабинет, – сказал Дзержинский. – У нас мало времени, но я должен рассказать вам все, что знаю о «Стирателе».

***

Кабинет поражал своей простотой. Деревянный стол, несколько стульев, книжные полки до потолка. На стене висел портрет не Ленина или Сталина, а группы людей в рабочей одежде: мужчины и женщины разных возрастов смеялись, обнявшись.

– Это первый съезд Советов справедливости, – пояснил Дзержинский, заметив взгляд Ивана. – В нашем мире революция победила не через насилие, а через просвещение и объединение. Мы научились слушать друг друга.

Он налил им чай из простого самовара и начал рассказ:

– «Стиратель» появился в нашем мире два месяца назад. Сначала исчезали отдельные люди – те, кто обладал магическими способностями или играл важную роль в истории. Затем стали пропадать целые районы, города, области. Мы пытались сражаться, но наша магия была бессильна. Нельзя победить то, что делает тебя никогда не существовавшим.

Лилит наклонилась вперед:

– Вы пытались понять его природу?

– Конечно. У нас есть целый институт, занимавшийся исследованием аномальных явлений. – Дзержинский горько улыбнулся. – Был. Они выяснили, что «Стиратель» охотится на определенных людей – тех, кто похож на одного человека, но из разных реальностей. Центральная фигура – молодой маг по имени Иван Кузнецов.

Иван почувствовал, как кровь стынет в жилах.

– Откуда вы это знаете?

– Потому что я сам видел его в видениях «Стирателя», – ответил Дзержинский. – Когда эта сущность поглощает мир, она оставляет… отпечатки. Образы. Я видел множество версий одного и того же человека – некоторые были героями, другие тиранами, третьи учеными или священниками. Но все они носили ваше лицо, Иван Петрович.

Степан перестал записывать и посмотрел на друга.

– Ты знал об этом?

– Подозревал, – признался Иван, опуская голову. – После битвы с Лилит моя магия изменилась. Стала сильнее, но… темнее. Я чувствовал в себе что-то, чего не понимал. Иногда просыпался от кошмаров, где видел себя… уничтожающим все вокруг. Думал, это просто остаточное влияние темной магии Лилит.

Лилит положила руку ему на плечо.

– Иван, это не твоя вина. Детские травмы оставляют следы в душе каждого человека. У обычных людей они остаются просто болезненными воспоминаниями. Но у мага твоего уровня…

– Они могут материализоваться, – закончил за нее Дзержинский. – Особенно если магическая сила резко возрастает. В тот момент, когда вы победили Лилит, ваша сила выросла в десятки раз. И вместе с ней выросла сила ваших подавленных эмоций.

Дзержинский потер подбородок.

– В нашем мире был один Иван Кузнецов. Хороший человек, честный солдат революции. «Стиратель» забрал его первым. Но перед исчезновением Иван успел сказать что-то важное: «Он идет из того дня, когда я пожелал никогда не рождаться».

– Детская травма, – прошептала Лилит. – Я была права.

Дзержинский встал и подошел к окну. За стеклом медленно расползалась серая дымка.

– Он уже здесь. Последние часы этого мира. – Он обернулся к гостям. – Но я не зря ждал вас. У меня есть информация, которая может помочь. Наши ученые выяснили, что «Стиратель» – это не просто разрушительная сила. Это материализованная боль, которая ищет источник своих страданий. Он не злой в обычном понимании. Он страдает.

– Это меняет дело, – задумчиво сказал Романов. – Со страдающим можно договориться.

– Возможно. Но сначала нужно его найти. А для этого потребуется то, на что способен только объединенный разум всех версий Ивана Кузнецова.

Здание вдруг содрогнулось. В окна ворвался холодный ветер, хотя рамы были плотно закрыты. В воздухе появились искры серого света.

– Время вышло, – сказал Дзержинский спокойно. – Александр Михайлович, откройте портал. Быстро.

Романов начал настраивать свой прибор, но устройство искрило и дымилось.

– Что-то не так! Портал не открывается!

Серая дымка за окном сгущалась, превращаясь в плотную массу. Она двигалась к зданию, поглощая все на своем пути. Дома, деревья, даже воздух – все исчезало без следа, оставляя абсолютную пустоту.

– «Стиратель» блокирует выходы, – понял Иван. – Он хочет нас забрать.

Лилит вскочила со стула.

– Феликс Эдмундович, есть ли в здании артефакты защиты?

– Был один, – ответил Дзержинский, доставая из ящика стола небольшой кристалл, излучавший теплый свет. – Камень справедливости. Он может защитить от любой темной магии, но ненадолго.

Иван взял кристалл и почувствовал, как его магия резонирует с артефактом. Внезапно его сознание заполнили видения: он увидел другого Дзержинского, того самого палача из своего мира. Но теперь понял разницу. Тот Дзержинский был сломлен детскими травмами и вырос в фанатика. Этот – научился превращать боль в сострадание.

– Вы… вы тоже потеряли отца в детстве? – спросил Иван.

Дзержинский удивился.

– Да. Когда мне было восемь лет. Как вы?..

– Кристалл показал мне. В моем мире ваша альтернативная версия пошла по темному пути. Боль сделала его жестоким.

– А меня научила понимать чужую боль, – тихо ответил Дзержинский. – Возможно, в этом ключ к победе над «Стирателем». Не сражаться с ним, а понять.

Серая масса достигла стен здания. Иван почувствовал, как «Стиратель» пытается проникнуть в его разум, найти воспоминания о детских травмах. Защитный кристалл пульсировал, отражая атаки, но слабел с каждой секундой.

– Иван, – позвал Степан, – прибор Романова начал работать! Портал открывается!

Разрыв в воздухе появился в углу кабинета, но был нестабильным и мерцающим. Сквозь него проникал свет родного мира, но портал дергался и искрил.

– Прыгайте! – крикнул Романов. – Он долго не продержится!

Лилит первой бросилась к порталу, но в последний момент обернулась.

– Иван! Бери артефакты Дзержинского! Они понадобятся нам!

Степа схватил папку с исследованиями и кинулся следом за Лилит. Иван подхватил зеркало, свиток и кристалл принятия, но не мог заставить себя двигаться. Детский плач «Стирателя» становился все громче, и в нем он слышал собственную боль, которую тридцать лет пытался забыть.

– Идите! – крикнул он остальным. – Я должен попробовать кое-что!

– Что ты делаешь?! – завопил Степан из портала.

Иван обратился к Дзержинскому.

– Вы сказали, что с ним нужно говорить, не сражаться. Позвольте мне попробовать.

– Иван, это безумие! – Лилит попыталась вернуться, но портал начал сужаться. – Ты погибнешь!

– Нет. – Дзержинский положил руку на плечо Ивана. – Он прав. Иногда единственный способ помочь раненому ребенку – это показать ему, что он не один.

Иван поднял кристалл принятия и сосредоточился на самых болезненных воспоминаниях детства. Серая масса уже проникла в кабинет, растворяя стены и мебель, но Иван не отступил.

– Я знаю, как тебе больно, – сказал он в пустоту. – Я тоже терял любимых. Тоже думал, что лучше бы не родиться. Но знаешь что? Никто из наших близких, никто из тех, кого мы потеряли, не хотел бы, чтобы его смерть разрушила твою жизнь.

Детский плач на мгновение стих.

– Боль – это не проклятие, – продолжал Иван, чувствуя, как кристалл в его руках становится теплее. – Это память о том, как сильно мы любили. И эту любовь нельзя стереть, даже если избавиться от всей боли.

Серая масса замерла в метре от него. В ней проступали черты восьмилетнего мальчика с заплаканными глазами – точная копия Ивана в детстве.

– Они… все еще здесь? – прошептал детский голос.

– Да, – ответил Иван, протягивая кристалл принятия к призрачной фигурке. – В каждом добром поступке, который ты совершишь. В каждом человеке, которому ты поможешь. Они живы в твоей доброте.

«Стиратель» медленно протянул к кристаллу призрачную руку…

Но в этот момент портал окончательно дестабилизировался. Романов с последними силами удерживал его открытым.

– Иван! Сейчас или никогда!

– Идемте с нами! – крикнул Иван Дзержинскому.

Тот покачал головой.

– Я должен остаться. Кто-то должен продолжить разговор с ним, показать, что не все взрослые бросают детей в беде.

– Но вы погибнете!

– Нет. – Дзержинский улыбнулся печально, но без страха. – Я просто перестану существовать. Вернусь в небытие. А иногда это лучше, чем жить, не сумев помочь страдающему ребенку.

Он повернулся к призрачной фигурке «Стирателя».

– Привет, малыш. Меня зовут дядя Феликс. Хочешь, я расскажу тебе сказку о том, как боль превращается в мудрость?

Иван понял, что больше медлить нельзя. Серая масса снова начала двигаться, поглощая остатки кабинета. Он прыгнул в портал в последний момент, сжимая в руках артефакты и исследования Дзержинского.

Последнее, что он услышал перед закрытием портала, был тихий голос Дзержинского, рассказывающего сказку плачущему ребенку в сером мареве разрушения.

***

Они материализовались в подвале здания КГБ в Ленинграде с грохотом и вспышкой света. Иван упал на колени, тяжело дыша, все еще сжимая в руках артефакты умирающего мира. В голове звучали последние слова Дзержинского, а сердце сжималось от осознания – еще один хороший человек пожертвовал собой ради спасения других.

– Все в порядке? – спросил Степан, помогая ему подняться.

– Да. – Иван посмотрел на папку с исследованиями, зеркало истины и кристалл принятия. – И теперь мы знаем гораздо больше о том, с чем имеем дело.

Но знание это было тяжким грузом. «Стиратель» – это не внешний враг, которого можно победить силой. Это часть его самого, израненная и потерянная, ищущая исцеления, но не знающая, как его обрести.

Лилит изучала показания прибора Романова, ее лицо оставалось мрачным.

– Пока мы находились в том мире, исчезли еще две реальности. Осталось только пять стабильных миров с версиями Ивана.

– Значит, у нас еще меньше времени, чем я думал, – сказал Александр. – «Стиратель» ускоряется. Каждое поглощение дает ему больше сил.

Иван открыл папку Дзержинского и начал изучать материалы. Схемы временных разломов, теории о природе многомирия, методики работы с травматическими воспоминаниями – все это складывалось в пугающую, но при этом и обнадеживающую картину.

– Посмотрите на это. – Он показал остальным схему. – Дзержинский и его ученые составили карту эмоциональных связей между мирами. «Стиратель» не выбирает жертвы случайно. Он начинает с тех версий себя, которые больше всего похожи на него по уровню боли и отчаяния.

Степан наклонился над схемой.

– То есть он пожирает сначала самых слабых? Тех, кто не смог справиться с детской травмой?

– Не слабых, – поправила Лилит. – Тех, кто справился с болью неправильно. Превратил ее в разрушение – либо себя, либо других. А сильные версии, те, что нашли конструктивные способы работы с травмой, оставил напоследок.

Иван задумчиво кивнул.

– Идет по пути наименьшего сопротивления. Возможно, так он набирает силу? Мотивы его поступков туманны. «Стиратель» не хочет исцеляться – он хочет, чтобы все разделили его страдание.

Романов перенастроил прибор.

– Тогда нужно действовать быстро. Следующий мир – мой. Там правит Российская империя, где магия официально признана государственной силой. Встретимся с нашим Иваном.

– Отлично, не будем терять времени, – согласился Иван. – Особенно, если Дзержинский был прав, и со «Стирателем» нужно не сражаться, а найти общий язык. Всегда нужно уметь найти подход даже к самым сложным противникам.

Он поднял с пола кристалл принятия, который выпал из рук при падении. Камень все еще излучал теплый свет, но теперь в нем пульсировали новые оттенки – словно он впитал часть той любви и понимания, которые Дзержинский проявил к «Стирателю» в последние минуты.

– Этот кристалл изменился, – заметила Лилит. – В нем теперь жертвенная доброта Феликса Эдмундовича.

Иван осторожно коснулся камня и почувствовал волну тепла. На мгновение ему показалось, что он слышит голоса – голос матери, потерявшей сына, но нашедшей силы простить, и голос революционера, выбравшего остаться с плачущим ребенком в серой пустоте разрушения.

Степан записывал в блокнот.

– Но как это применить на практике? Нельзя же просто подойти к «Стирателю» и сказать: «Давай поговорим о чувствах».

– Почему нельзя? – возразила Лилит. – В магии самые простые решения часто оказываются самыми эффективными. Иван уже начал с ним разговор в том мире. «Стиратель» отреагировал – замер, послушал.

– Но я не закончил разговор, – сказал Иван с сожалением. – Если бы у меня было больше времени…

– Время у нас будет, – решительно заявил Романов. – В следующем мире мы подготовимся лучше. Создадим защитные барьеры, которые дадут нам возможность полноценно пообщаться со «Стирателем».

Иван встал, чувствуя на плечах тяжесть ответственности не только за свой мир, но за всю множественность реальностей. В его руках были артефакты мудрости и сострадания, накопленные жертвами и героями погибшего мира. Он не имел права подвести их