Становится темно и батарея садится

Всем тем, кто будет по ней скучать.

Всем тем, кто уже скучает.

Когда стемнело, она впервые ощутила одиночество.

На горизонте поднимался песчаный вихрь, закручиваясь в плотный столб, легко сносящий все на своем пути. Она знала такие вихри: на ее век их пришлось немало. Но всегда казалось, что за ними наступит новый рассвет.

Теперь все было иначе.

Она научилась справляться сама – и с холодом, и с поврежденными колесами, и с отсутствием связи. Не искала компании – хотя в твиттере писали, что еще один ровер блуждает на другой стороне планеты, она не стремилась встретиться с ним. У нее своя работа, у него своя, да и стоит ли отвлекаться?

Не ждала и того, кто смог бы вытащить ее из насыпи песка, оставшейся после бури.

Песчаный вихрь гнался за ней по ее следам.

А потом наступила ночь, долгая холодная ночь, и ни единого солнечного луча не проникало через толстый слой песка, облепивший батареи. Было темно. Очень темно и тихо – буря ушла насовсем, оставив ее одну. Жаль: в шуме песчаного шторма ей иногда чудился человеческий голос.

Шаги на песке раздались ниоткуда.

Она догадывалась, что что-то произошло у кратера Лио. В этом месте, голубом и сияющем, была заключена главная тайна Марса, загадка, которую ей так и не удалось разгадать, хотя и находилась она теперь совсем близко. Синяя вспышка пробудила ее, не дав заснуть окончательно. Свет был настолько яркий, что пробился даже через забитые песком экраны.

Она подняла голову и прислушалась.

Шаги приближались.

Спустя какое-то время она поняла, что из окутавшей дремоты ее выдернул не свет, а звук. Странный, ни на что не похожий звук, который она ни разу не слышала на Марсе за неполных пятнадцать лет. Чужеродный и незнакомый, он бередил в ней желание отправиться исследовать незнакомое, но сил сдвинуться с места не было. Она чувствовала, что песок крепко удерживает ее на месте, ее слишком сильно вплавило в грунт, превращая в отросток на теле красной планеты.

Тем временем к шагам прибавилось дыхание. А дыхание – это пульс, и биение сердца, и голос! Настоящий голос, почти как ученых, что провожали ее на миссию на Земле и отдавали команды по бортовому компьютеру.

– Э-э-эх, не повезло! – голос кажется мужской, и совсем молодой. И так похож на человеческий, что собственная слепота и беспомощность казались досадной помехой.

Человек на Марсе? Неужели за ней прислали ученого, чтобы забрать домой?

– Вот что, – говорил тем временем голос. – Давай мы тебя расчистим. Так нельзя же…

В невидимом голосе было столько сочувствия и заботы, сколько она никогда не слышала ни от кого в NASA. Да и с чего бы кому-то сочувствовать ей? Она гордилась собой. Даже сейчас, засыпая при почти севшей батарее, она гордилась собой. Продержалась намного дольше, чем было положено. Нашла столько интересного! Сделала столько открытий! Пора и честь знать…

Да голос, видимо, считал иначе. Еще у него были руки – количеством не меньше двух, и он откапывал ими слои песка, оставшиеся от марсианского вихря, высвобождая передние колеса. Она послушно ждала, пока он закончит свое дело, и даже не думала ему помешать. Батарея почти села. Ее не хватило бы даже на обогрев двигателей. Она засыпала, и только мысль о том, что энергии проснуться уже не хватил, удерживала ее на плаву.

Голос закончил с колесами и занялся экранами. Сезон ветров уже начался, но даже их не хватало, чтобы очистить ее от песка. А вот голос справлялся. У него были руки, и в руках, кажется, что-то похожее на материю. Точнее она определить без запущенных сканеров не могла.

– Тебе нужно солнце, да? – спросил голос. – Оно скоро взойдет.

Она поверила ему и принялась ждать. Голос сидел рядом – она слышала дыхание и чувствовала пульс. Хотелось измерить его показатели. Понять, человек он или нет. Еще хотелось, чтобы солнце взошло и немного согрело двигатели.

А потом человек может быть проводил бы ее к кратеру Лио. Среди голубого и сияющего она бы могла уснуть, не волнуясь о том, что оставит в наследство NASA и бродящему где-то по другой стороне планеты роверу, чье имя – она читала – было Кью.

– Слышал, тебя зовут Оппи? Назвали «Возможностью» потому что ты была первой? – спросил голос и тут же ответил сам себе. – Слышал, вас было двое. «Дух» и «Возможность». И там, где дух быстро сдался, возможность не упустила свой шанс. Сколько ты здесь уже? Четверть века, не меньше? Никто не думал, что ты вернешься. Знаешь, они сейчас вообще не думают о возвращении. Посадили в шаттл, запустили в космос, и allon-zy! Надо с чего-то ведь начинать. Хотя, мне кажется, они давно могли бы придумать как возвращать на Землю из Космоса то, что отправляют туда, но… Все дело в том, что никто не хочет возвращаться. Ты покидаешь дом – видишь, что мир настолько больше, чем все, что ты раньше знал… Ты видишь Вселенную, ее бескрайние просторы, звезды!.. Ты не хочешь больше домой.

Она заурчала, насколько хватало энергии. Она была с ним согласна. Голос говорил вещи, о которых она не раз думала сама. Еще когда впервые отказало колесо, она понимала, что должна устранить проблему и продолжить миссию, иначе ее могут вернуть домой.

Единожды увидев красные пески Марса, как могла она помыслить о возвращении?

Вот только голубое и сияющее еще не увидела, не показала вблизи, а так хочется…

Часы отключились давно. Сколько они сидели бок о бок с голосом на песке, она не знала. Он говорил без остановки, не давая ее двигателям уснуть: о звездах, кометах и метеоритах, о том, как гаснут и рождаются галактики, о путешествиях во времени и квантовой физике, о карманных измерениях и перекрестных вселенных, о том, что всегда есть выход, и о том, что если есть возможность бежать, ей надо, конечно, пользоваться.

– Если ты устала здесь одна… – сказал вдруг голос. – Тебе может показаться, что ты перестала быть важной. Что они заслали новый ровер, который совершает новые открытия. Но ты… Я путешествовал через время и пространство, и на протяжении сотен лет не встречал никого, кто не был бы важен. А ты… Ты особенная, Оппи. Ты была первой. Они запомнят тебя.

Убаюканная его голосом, она снова задремала. А он продолжил говорить, не давая ей уснуть. Она не задавала вопросов, не расспрашивала о нем – он рассказывал сам. С его слов она поняла, что он не человек, не из NASA и даже не с Земли, да и к Марсу отношения не имеет. Что на его родине – далекой-далекой планете – тоже есть жизнь, и она тоже красная, но не от песков, а от растущей под двумя лунами травы. И что там очень красиво, и он скучает иногда по дому, но потом видит звезды и понимает, что ни за что бы не вернулся назад.

Она с ним согласна. Она бы тоже не хотела назад. Ее домом давно стал Марс.

Когда вышло солнце, ее батареи нагрелись достаточно, чтобы снова завестись. Она видела, слышала и могла говорить, но диагностика показала – этого хватит ненадолго. Все, откаталась. Времени, самое большее, до заката.

Об этом она ему и сказала, а он, что самое странное, понял. И посмотрел на нее так печально, что она сама ощутила себя последним марсоходом на свете. Потом вспомнила о Кью и воспряла духом.

А он стоял посреди красной пустыни, запустив руки в карманы длинного пальто, и длинная челка лезла в глаза. Она прислушалась и поняла: он точно не человек, у него два сердца, и они бьются как две луны над красной планетой.

У Марса тоже две луны. И одно горячее солнце, одно на всех.

– Куда ты хочешь пойти? – спросил он.

И она сказала про кратер Лио, голубой и сияющий. Он положил руку на ее раскаленный корпус, и совсем не обжегся, и они пошли.

На нем не было ни скафандра, ни шлема, ни иной защиты, и это тоже показалось ей странным и восхитительным одновременно, как будто она уже уснула и видит красивый сон.

Они сидели у бирюзового сияющего кратера. Она – расположившись так, чтобы всегда видеть его пологие края и падающее на поверхность солнце, он – рядом, прямо на земле, поджав одну ногу и нацепив на нос солнечные очки. Фотоаппарат отказал – не хватало энергии. Она слишком долго мерзла под толщей песка, чтобы солнцу удалось ее отогреть.

Был ее черед рассказывать, и она говорила.

О том, что раньше на Марсе была вода, причем скорее всего тогда, когда Земля только зарождалась. И что подземные озера до сих пор несут в себе жизнь и готовы вырваться на поверхность. О том, что здесь, в Великой Северной Равнине, лучше всего читается главное – здесь была жизнь.

И будет снова, когда человечество прилетит на Марс. А там – дальше по Вселенной рассредоточится, найдет еще красные планеты, где песок и трава, и две луны, где от красоты дух захватывает; можно ли вернуться домой, когда уже шагнул за пределы?

В ее базе хранился оттиск гравюры Фламмариона. Монах, что увидел обратную сторону звезд, уже не смог забыть об увиденном. По ту сторону звезд всегда начинается новая жизнь. Она не пожалела энергии ради этого: вывела гравюру на экраны, а он смеялся. Потом сказал, что тоже подумал именно об этом.

Близился вечер, и она понимала, что батареи не хватит надолго. Солнце больше не сможет ее согреть.

– Хочешь, я что-нибудь придумаю? – предложил он.

Она задумалась, обстоятельно и надолго, но потом вежливо отказалась. Она сделала все, что хотела. Пусть дальнейшее останется заботами Кью.

– Смотри, – тогда окликнул он. – Закат…

Они сидели бок о бок на берегу кратера Лио и смотрели как медленно опускается за горизонт обжигающее марсианское солнце.

Время вышло. Становилось темно.

«Я не хочу уходить!» – высветилась мысль, с которой она не успела справиться.

– Я с тобой, – ответил он. – Ты не одна.

До самой последней минуты, пока еще держался заряд батареи, она чувствовала его теплую руку на своих экранах.