Куранты

Глава 1. Декабрь

Что если сказки случаются в повседневной жизни? Приходят тихо и ласково, как первый снег в декабре… В них нет магии, драконов и фей. Даже белые кони давно стоят в стойлах, не ожидая, когда же принц сядет в седло и поскачет к приключениям, но чудо всё же происходит. Простое, житейское, необходимое.

Какой сказки ждёт простая девушка из простого города? Правильно – любви. Но что делать, если даже такое светлое чувство вызывает страх?

Но, возможно, в самое волшебное время в году – под бой курантов, чудо всё же произойдёт? Будем на это надеяться так же сильно, как и Настя…

***

Утро в Новочеркасске началось со снега – редкого, тонкого, почти прозрачного. Он ложился на черепицу домов, на подоконники аптек и лавки с мандаринами у входа в «Магнит», а также на старые ели во дворах, сохранившие не только тепло, но и дух прошлых времён. Именно здесь, на улочках, совмещающих новые панельные дома и исторические постройки, яркость зимы ощущалась по-особенному, так, как бывает только в неспешных, маленьких городах. Она возвращала дух детства, предвкушение чудес и подарков, даже если, повзрослев и поменяв санки на проездной на трамвайчик, давно привык эти самые подарки дарить, а не получать.

Настя шла к работе, кутаясь в шарф, и всё время ловила себя на мысли, что это утро пахнет не зимой, а ожиданием. Тихим, невнятным, но живым. Так всегда случалось с ней в это время года, когда девушка вновь начинала верить в чудеса, пусть теперь и связывала их с неожиданной премией или лёгкой рабочей сменой, а то и быстрее пройденной очередью в магазине, а не с тем, что когда-то читала в книжках…

Её длинные тёмно-русые волосы покрывал снег, тая и прячась в тугом узле пучка, пытаясь размазать тушь на ресницах и единственное яркое, что она позволяла себе по будням, – розовую помаду. Но девушка не ёжилась от холода, напротив, казалось, что именно сейчас стало теплее, нежели было по осени, когда на город, расположенный на холме, часто опускались облака, туманной дымкой пряча купол собора.

Город хранил уют улочек, как и многие другие маленькие города, находящиеся на периферии, однако во время учебного года, из-за обилия университетов и колледжей, Новочеркасск наполнялся толпами приезжей молодёжи, то ли разбивающей его слишком ленивую, медлительную жизнь, то ли вносящей в неё сумятицу, скапливаясь около недорогих кафешек, палаток с шаурмой и просто на аллеях, надёжно оккупируя все лавочки под возмущённые взгляды и возгласы бабулек. Это являлось второй причиной, почему Настя так любила приближение Нового года – многие из студентов спешили уехать домой, чтобы провести праздничные дни в кругу семьи, и город вновь затихал, превращаясь в уютный, будто бы отдельный от остального мира кусочек реальности. Тише становилось лишь летом, но знойное пекло юга не давало такого умиротворения, как его мягкая зима.

Дойдя до работы, к аптеке на улице Московской, находящейся в одной из исторических построек, Настя мягко улыбнулась. Внутри было, как всегда: тепло, запах лекарств, дезсредств и кофе из маленького аппарата на подоконнике встречали своей размеренностью, привычностью, к которой Настя успела привыкнуть за несколько лет работы на одном месте. Она сняла пальто, переобулась, накинула белый форменный халат, который периодически носила домой, чтобы тщательно отутюжить, а после налила себе кружку цикория с молоком, привычного, как дыхание, и открыла журнал продаж.

Рабочее утро тянулось спокойно, без происшествий. Покупатели приходили с хрипотцой, с усталостью, с пожеланием «чтобы подешевле». Она понимала это стремление, люди здесь жили простые, не привыкшие к излишествам, но даже с каким-то болезненным удовольствием ругающие постоянный рост цен. Настя улыбалась каждому из них, не потому что обязана, а потому что иначе не могла. В этом была её маленькая привычка – становиться для других тихим светом, даже если самой темно. Так она хотела стать поддержкой, той, что когда-то не смогли получить её близкие. Глупое, альтруистическое желание, а может быть… простая человечность, которую многие позабыли, спрятавшись за эгоизмом? Нередко Настя замечала, что доброту и вежливость воспринимали как слабость, зажатость, неуверенность в собственных силах… Нет. Для Насти «хорошее воспитание» являлось базовыми настройками, выйдя за пределы которых она не представляла себе возможным. «Не стоит опускаться до уровня тех, кто готов лишь изливать горечь в этот мир», – думала она, продолжая улыбаться даже самым сложным, склочным покупателям.

Но как бы там ни было, а хороших людей девушка видела больше, и работа оставалась для Насти единственной отдушиной. В пустой квартире девушку никто не ждал. Она даже хомячка так и не завела, боялась, что привыкнет, прикипит душой, а после будет плакать, когда питомца не станет. В этом была вся Настя – девушка не хотела боли, пусть даже она окажется душевной. Нет, особенно душевной. А оттого не спешила с кем-либо сближаться, даже после того, как её родители решили переехать за город и заняться собственным хозяйством, а стены квартиры стали казаться какими-то холодными.

Дверной колокольчик пропел свою короткую трель, впуская очередного покупателя. Мужчина лет сорока, отряхивая налипший на плечи снег, прошёл к оконцу, попросив:

– Девушка, от простуды что посоветуете?

– А у вас температура есть? Опишите симптомы, – Настя отложила журнал, приготовившись выслушать покупателя. – Или просто для профилактики?

– Да нет, просто усталость…

Усталость – слово, которое здесь звучало чаще всего. Настя и сама была с ним знакома.

– Держите, это лучшее по своей цене, – пробив чек и протянув его вместе с коробочкой лекарств, Настя улыбнулась.

– Благодарю, – кивнул мужчина и уже через плечо, закрывая за собой входную дверь, кинул: – С наступающими вас!

Настя не успела ответить, но внутри, вопреки поздравлению, промелькнула грустная мысль: «А что толку от праздников?»

Вернувшись к работе и заметив двух новых покупателей, Настя постаралась вновь оградиться от всех мыслей за маской профессионализма. Она продавала витамины, сиропы, пластыри, а иногда просто слушала. И так весь день… Иногда люди приходили не за лекарствами – за тем, чтобы кто-то посмотрел в глаза и ответил человеческим голосом. И это успокаивало не только их, но и саму Настю. Только на работе девушка чувствовала свою причастность к чему-то большему, что она нужна… а не просто проживает бесцельные дни.

К обеду снег усилился. За окном было бело, как на открытке с изображением Олимпиады-2014. Настя улыбнулась, вспомнив тот год. В Сочи она, конечно же, не полетела, но студенчество казалось ещё веселее, когда вокруг столько ажиотажа, новостей и предвкушения причастности к знаковому событию родной страны. Настя хорошо помнила олимпийский огонь, который пронесли по их улице, и тот морозец, что кусал щёки, пока она в компании одногруппников с замиранием сердца следила за ярким факелом в руке бегуна, кутаясь в шарф и вспоминая выученный материал для следующей пары. Учёба давалась легко… В молодости всё проще. Даже будни не состоят из серой палитры, а взрываются яркими вихрями пусть не таких уж и значительных, но событий.

Настя на минуту прислонилась лбом к стеклу – просто так, без причины, а может, чтобы передохнуть, ощутить на коже прохладу, – и вдруг увидела отражение. Мужчина в куртке цвета хаки стоял снаружи и задумчиво смотрел на вывеску аптеки. Высокий, в вязаной шапке и сером шарфе – вроде обычный прохожий, но в нём было что-то… знакомое. Настя не сразу поняла, почему сердце дрогнуло.

Он зашёл, и Настя моргнула, отстранившись от окна, и приготовилась выслушать покупателя.

– Здравствуйте. Что-нибудь от кашля есть? – голос показался странно близким.

– Есть, конечно… – она подняла глаза от кассы и застыла.

Серёжа. Тот самый Серёжа – школьный друг, с которым они сидели за одной партой десять лет назад. Не то чтобы они были близки, но… он всегда нравился Насте, и ей иногда казалось, что и Серёжа задерживает слишком долгий, проницательный взгляд, стоит лишь отвернуться, потянувшись за учебниками или мечтательно уставившись в окно класса, но… выпускной давно отгремел её любимой песней со словами про рассвет и их взросление, а пути всех вчерашних одноклассников разошлись, так и оставив некоторую недосказанность. И вот теперь он стоял напротив, всего лишь за тонким стеклом аптечного оконца, и улыбался так, как, по Настиным воспоминаниям, мог только он.

– Настя? – будничным тоном спросил Серёжа, словно они виделись только вчера, а не десять лет назад. – Не ожидал.

– Серёжа?.. Ничего себе.

Он засмеялся.

– Я вот простыл, приехал к родителям на праздники… А они уехали к тётке, – Серёжа пожал плечами. – Так бывает. Думал, заскочу в аптеку. А тут ты.

Настя кивнула, чувствуя, как слова застревают где-то между удивлением и странной радостью.

– От насморка и противовирусное? – дежурно уточнила она, привыкшая, что многие покупатели не знают названий лекарств и, полагаясь на её опыт, доверяют выбор препаратов.

– Да, пожалуйста, – кивнул Серёжа. – Давно здесь работаешь?

Протянув две коробочки с лекарствами, девушка старалась не слишком уж рассматривать его изменившиеся черты. Серёжа, впрочем, как и она сама, стал старше… – ещё бы, десять лет… – на его щеках появилась жёсткая, но нисколько не портящая образа щетина, а в глазах наравне с хорошо знакомым азартным блеском поселилось что-то более глубокое, показывающее, что и Серёжа прошёл немало трудностей на пути взрослой жизни.

– Да, сразу после учёбы устроилась, – выдавила она, почему-то покраснев.

– Так и знал, что всё-таки пойдёшь в медицинский, – словно хваля за это, бодро произнёс он. – Мне спешить надо, но… номер оставишь, пообщаемся, как старые друзья, или мне не стоит его просить?.. Кто-то будет против?

Серёжа многозначительно приподнял бровь и улыбнулся. Распознав его намёк на возможного, но несуществующего, парня, Настя покраснела ещё гуще.

– Нет, нет, всё нормально, я… напишу номер.

Серёжа взял лекарства и визитку аптеки, на которой рядом с печатными цифрами рабочего телефона Настя оставила свой личный номер, сказал «до встречи» и вышел. А девушка ещё долго стояла у кассы, держа в руках сдачу, которую так и не положила обратно в ящик. Почему-то разговор не удался. Насте казалось странным набрасываться на бывшего одноклассника с расспросами, сама не любила и стеснялась подобного, но… Слишком быстрое окончание этой неожиданной встречи оставило неприятное послевкусие, которое Настя постаралась запить новой кружкой любимого напитка. Да и «любимого» лишь потому, что пыталась не налегать на кофе. Вот так всё в её жизни и состояло – самоличные ограничения, лишь бы не терять мнимого комфорта.

Пальцы, обхватывающие стаканчик, отогрелись, и будто бы душе стало немного лучше. И вот уже не грусть, а радость – тихая, лёгкая, но окутала мысли девушки. За окном снег ложился гуще, и воздух стал прозрачным, как в детстве, когда казалось – чудо вот-вот произойдёт. «Приятно встретить кусочек своего детства, – подумала Настя, – даже если его и не вернуть…»

Весь день Настя то и дело возвращалась мыслями к этой встрече. Работа, как назло или к счастью, шла своим чередом, не давая долго предаваться воспоминаниям. Но едва выпадала свободная минутка, образ Серёжи возникал перед глазами. Она вспоминала его смех, их мимолётные разговоры в классе, глупые шутки, которые она не всегда понимала, но под взглядом парня всегда краснела и смеялась, пытаясь обратить на себя его внимание. Вспоминала, как однажды он поделился с ней плиткой шоколада, тайком пронесённой в класс, и как это казалось тогда невероятно важным и даже романтичным поступком. Сам Серёжа никак не вспоминал тот подарок; для него это было чем-то незначительным: он просто не любил сладости и решил отдать однокласснице. Но Настя хранила те воспоминания как что-то сокровенное. Первая влюблённость часто оказывается слепой… Бывало ли так с другими? Окунались ли они в воспоминания, укрывая плечи их далёким смехом, словно тёплым пледом, чтобы спрятаться от рутины обыденных дней? Или только Настя оставалась мечтательницей, несмотря ни на что? Она не знала… Но благодаря этой мимолётной встрече день Насти стал светлее.

– Девушка?

– А? – Настя вздрогнула, услышав женский голос. Напротив неё стояла покупательница с красным то ли от мороза, то ли от простуды носом и с явным недовольством смотрела на замечтавшуюся девушку, которую ей пришлось окликать, по всей видимости, не в первый раз. – Простите, – пролепетала Настя, натягивая дежурную улыбку. – Чем вам помочь?

Женщина хмыкнула, но тут же чихнула, запоздало вытирая нос собственным пуховым платком, обёрнутым вокруг головы и шеи.

– Капли от насморка, порошки от простуды и что-нибудь от сердца, – неопределённо заказала она.

Довольно быстро справившись с двумя первыми пунктами, предложив несколько лекарств на выбор, Настя остановилась на третьем, не зная, что именно предложить. Уж больно формулировка оказалась расплывчатой.

– От сердца что именно? Давление или…?

– Да что угодно! – перебила Настю торопливая покупательница. – Лишь бы не болело так сильно.

Настя задумалась. Обычно она предлагала валидол или корвалол, но что-то в тоне женщины подсказало, что ей нужно нечто большее, чем просто успокоительное. "Может, пустырник?" – промелькнуло в голове. Но и это казалось слишком поверхностным решением. Ничем более серьёзным Настя не могла помочь, не видя рецепт или хотя бы не зная диагноз, но и отпускать покупательницу ни с чем считала неправильным.

– Возможно, вам стоит обратиться к врачу, – осторожно предложила Настя. – Боли в сердце могут быть симптомом серьёзных заболеваний. У нас, к сожалению, нет препаратов, которые могли бы это облегчить без консультации специалиста.

Женщина раздражённо махнула рукой.

– Да некогда мне по врачам ходить! Работаю как проклятая, чтобы хоть как-то выжить. А там очереди, записи на год вперёд, опять же, деньги немалые…

Настя вздохнула про себя. Знакомая история. Ей и самой приходилось простоять ни один час в очереди на приём, а потому девушка предпочитала лечиться самостоятельно. Правда там, где могла, без фанатизма и опираясь на своё медицинское образование. Жалея и понимая женщину, Настя не могла ничем помочь, ведь выдать лекарство без рецепта, которое могло бы навредить, считала непозволительным. За такое ни начальство, ни закон, ни собственная совесть по головке не погладят…

– Я понимаю, – искренне сказала Настя. – Но, может быть, хотя бы измерить давление? У нас есть тонометр. Если оно повышено, могу предложить что-то мягкое, травяное.

Женщина немного смягчилась. Видимо, в глазах Насти она увидела не просто равнодушие, а какое-то участие.

– Ладно, чёрт с ним, с сердцем этим, – махнула она, расплачиваясь за остальные лекарства и пряча их в кармане широкой длинной шубы. – От него вечно одни проблемы.

Настя проводила взглядом уходящую женщину, чувствуя, как ком сочувствия застревает в горле. Ей хотелось крикнуть в спину: «Подождите! Я просто хотела помочь!», но слова так и остались невысказанными. Возвращаясь к своим мыслям о Серёже, она попыталась уловить ту самую ускользающую радость, но вместо этого её всё больше тянуло к осознанию собственного комфортного, но такого… ограниченного существования.

«Действительно, от сердца одни проблемы», – подумала Настя, начав подсчёт дневной выручки. А за окном успело стемнеть, и эта темнота будто бы проникала и в мысли.

Закончив с отчётностью, Настя посмотрела на часы. Рабочий день подходил к концу. Она машинально поправила волосы, взглянула на своё отражение в стекле витрины. Усталое лицо, немного потухший взгляд. "Нужно что-то менять", – подумала она, но что именно, пока не знала. Слова той женщины про работу "как проклятая" эхом отдавались в голове. Разве она сама не живёт так же? Дом – работа – дом. И редкие встречи с подругами, которые тоже погрязли в рутине.

Взяв сумку, Настя вышла из аптеки на морозный вечер. Снег перестал идти, и город сиял огнями. Она вдохнула свежий воздух, стараясь прогнать мрачные мысли.

– Карамель будете?

Неловко повернувшись, не ожидая, что кто-то к ней обратится, Настя чуть не задела плечом уличного торговца. Мужчина в тулупе «под старину» облюбовал место прямо на тротуаре, поставив небольшой столик и торгуя конфетами на палочках, облитыми карамелью яблоками и связками с баранками. Пыхтящий златобокий самовар, предлагающий одним своим видом купить кружечку чая или кофе, пыхтел рядом со столом.

– Нет, благодарю, – Настя дежурно улыбнулась, слегка кивнув головой.

Но торговец не унимался. Он словно почувствовал её колебания, усталость и потребность в маленьком чуде.

– Возьмите, девушка, не пожалеете! Карамель у меня особенная, настроение поднимает. И яблочки, как в детстве! – с улыбкой проговорил он, указывая на аккуратно разложенные сладости. – Сегодня специально для вас скидка!

Что-то в этом простодушном предложении, в этой внезапной заботе тронуло Настю. Она вдруг осознала, что давно не позволяла себе таких маленьких радостей, спонтанных покупок, простых удовольствий. Вспомнила, как в детстве обожала карамельные яблоки и как этот вкус казался волшебством. Недолго думая, она протянула руку к самому большому, ярко-красному яблоку на палочке.

– Спасибо, – тихо сказала она, принимая угощение. Запах карамели ударил в нос, возвращая её в беззаботные времена. Она откусила кусочек – хрустящая карамель, кисло-сладкое яблоко. И действительно, настроение понемногу начало улучшаться.

Настя медленно шла по улице, наслаждаясь вкусом и светом вечернего города. Огни отражались в снегу, создавая сказочную атмосферу. Съев почти всё яблоко, она почувствовала себя немного счастливее, немного свободнее. Возможно, именно такие маленькие моменты и способны раскрасить серые будни, наполнить их смыслом и радостью. И может быть, перемены начинаются не с глобальных решений, а с малого – с карамельного яблока, купленного у уличного торговца.

Новочеркасск продолжал сиять огнями, и, кажется, похожий маленький огонёк начинал зарождаться в душе девушки…

Глава 2. Тот самый сосед

Дом, в котором жила Настя, стоял чуть в стороне от центра – старый, кирпичный, с узким подъездом, где пахло железом, пылью и мандариновыми корками, которые кто-то зачем-то оставил на подоконниках. Впрочем, лучше уж они, чем вечные «бычки» от соседа с первого этажа, решившего курить на лестничной клетке, или крики соседки со второго – она неизменно устраивала представления со своими собутыльниками, а утром, умудряясь выглядеть свежо и непринуждённо, наложив тонну макияжа и преобразившись в леди на тонких изящных каблуках, заполняла лестничные проёмы удушающе-сладким ароматом своих тяжёлых, но, несомненно, дорогих и стойких духов.

Обычная жизнь маленького городка. Обычные люди. Не идеальные, не выдуманные, такие, какими Настя видела их каждый день, то хмурясь, то улыбаясь, понимая, что, возможно, и она для кого-то «та самая – не самая лучшая соседка».

Вечером, когда Настя вернулась с работы, за стеной кто-то возился с музыкой – тихо, но настойчиво. Композиции сменялись, но хриплый шум указывал на сбои. Да, проблема стареньких домов не всегда кроется в их жильцах, а в основном – в отсутствии шумоизоляции, позволяющей ловить доносившиеся звуки из-за стен, вплоть до чиха или сонного, громкого зевания местного дворника, живущего в квартире через стенку. Настя помнила, как в детстве родители часто ругали её за шумные игры или желание покидать мячик – постоянно выпроваживая для подобных активных игр на улицу. Теперь, спустя два десятилетия, многие считали подобные ограничения для ребёнка кощунственными. «В своём доме мы можем делать всё что угодно!» – то и дело восклицали подобные люди, не собираясь жить так, как жили раньше… Но Настя продолжала свой тихий и спокойный уклад, считая хорошим тоном не «жить как хочется», а так, чтобы никто не смог обвинить её в предосудительных действиях. Шум, крики, громкая музыка – для всего этого, по мнению девушки, были специально отведённые места, а дом… Дом – это то место, где хотелось покоя. Хотя бы относительного.

Шум искорёженных мелодий прекратился. Недолгая тишина подъезда нарушилась звуком шагов, а потом раздался стук в дверь. Настя прошла в коридор, сбрасывая мысли о детстве и громких соседях, будто налипшую паутину.

– Настя, извини, – голос из-за двери был мужской, знакомый, чуть глухой из-за преграды. – У тебя случайно не найдётся отвёртки?

Она открыла. На пороге стоял сосед – тот самый, окна которого были рядом с Настиными. Илья – тридцатилетний, спокойный, с глазами цвета летнего моря и небритостью, которая выглядела не неряшливо, а уютно. В руках Илья держал бумажный пакет, от которого исходил приятный аромат выпечки.

– Отвёртка? – переспросила она, улыбнувшись. – Нашлась бы, если бы я знала, где.

Родители говорили, что в кладовке остались кое-какие инструменты, но сама Настя единожды воспользовалась разве что молотком, и то каким-то подозрительно большим и деревянным… Девушка предполагала, что ошиблась в поиске, но задача по вбиванию гвоздя в стену была выполнена, а значит, можно было не корить себя за столь явные провалы в хозяйственных знаниях, которые оставались даже в её почти три десятка лет…

Илья, услышав её ответ, чуть смутился.

– Это тебе, неловко было просить с пустыми руками. – Пакет с выпечкой запоздало перешёл из его рук к Насте. – Сначала решил проигрыватель настроить, он старенький, от дедушки остался. Ну, ты и сама знаешь. Выкидывать жалко, – отчего-то, решив чуть ли не оправдаться, сказал он. – А потом и про гирлянды вспомнил, а там, оказывается, корпус подкрутить надо. Фонарики того же времени, – Илья улыбнулся, будто прося прощения за далеко не новые, но любимые вещи, доставшиеся ему по наследству.

– К Новому году готовишься?

– Ага. Хоть что-то должно быть по-человечески. Хоть и один в этот раз, но праздник…

– Понимаю, Иван Степанович хотел бы увидеть, что ты счастлив.

Старенький сосед, живший ранее вместе со своим внуком Ильёй, оставил у Насти лишь хорошие воспоминания. Пожалуй, он и Илья были чуть ли не единственными хорошими людьми в подъезде… Сначала Настя даже помогала Ивану Степановичу по хозяйству, находя в заботе о другом отдушину, но после того, как полгода назад к нему переехал сменивший город и работу внук, девушка перестала заходить к старичку в гости, испытывая некоторое смущение под взглядом спокойных глаз Ильи, которые, казалось, видели больше, чем она старалась показывать окружающим – не слова и действия, а душу. Но вот, два месяца назад Ивана Степановича не стало, и теперь Настя испытывала некоторую вину от того, что успела отдалиться в последнее время…

Отогнав нерадостные мысли, Настя ушла в кладовую, оставив Илью ждать в коридоре. Пакет с угощениями опустился на тумбу в прихожей, и Настя, быстро отыскав пыльный коробок, вернулась к двери. Парень, приняв ношу, набитую доверху не только инструментами, но и какими-то невесть откуда взявшимися частями старых радиол, улыбнулся, шутливо охнув под её весом.

– Увесистый короб, думал, что отвёртка окажется меньше.

Настя покраснела, но улыбнулась.

– Прости, лучше тебе самому её найти, я…

– Да, понимаю, – улыбнулся Илья, – обещаю вернуть всё в целости и сохранности и… – он посмотрел на сброшенные в кучу инструменты, – и наведу тут порядок. Обещаю, после этого тебе и самой станет легче найти нужную вещь.

Неожиданная помощь Ильи отозвалась теплом. Настю не раз ласково журил отец за нежелание и неумение принимать помощь других. Он каждый раз печально качал головой, надеясь, что дочка перестанет рассчитывать лишь на свои силы и научится доверять другим, перекладывая хотя бы часть ответственности на чужие плечи, но Настя упорствовала. Не из-за недоверия. Просто не могла по-другому. Привыкла всегда доводить дело до конца, вспоминая присказку: «Хочешь сделать хорошо – сделай это сам». А папа хмыкал, надеясь, что рано или поздно найдётся тот, кому Настя доверится. «Ох и намучается с тобой муж, Настюша. Раз сама в хозяйстве не понимаешь, так, может, стоит поскорее помощника поискать?» – спрашивал он, но Настя лишь отмахивалась.

Смотря на Илью с коробком в руках, Настя вдруг снова подумала о покупательнице с «больным сердцем» и о яблоке в карамели. «Ну, раз я решила, что стоит что-то менять…»

– Спасибо, – всё ещё отчаянно смущаясь от решения принять помощь, пролепетала она, вдруг вспомнив, что открыла дверь в помятом, немного нелепом цветастом халате, а на голове вместо привычной строгой причёски завязала небрежный пучок.

Взгляд Ильи скользнул по Насте, но девушка с облегчением не заметила в нём ничего, кроме прежней теплоты.