ПоэZия русского лета
Издательство:
Эксмо
Серия:
Поэзия подарочнаяМетки:
иллюстрированное издание,русский характер,современная русская поэзия,время перемен,стихи о войне,русская душа,русский патриотизм,стихи о жизни,фронтовая поэзия,военная поэзияЖанры:
стихи и поэзия,русский характер,русская поэзия,время перемен,современная русская поэзия,стихи о войне,русская душа,русский патриотизм,иллюстрированное издание,серьезное чтение,cтихи, поэзия,стихи о жизни,фронтовая поэзия,военная поэзияКниги этой серии:
- -
- 100%
- +
© АНО «ТВ-Новости», составление, 2022
© ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Этот сборник – наш шаг в стремлении объединить тех, кто всегда знал, что за русской весной обязательно придёт русское лето.
Переломные моменты истории всегда находят своё отражение в культуре. И в поэзии – в первую очередь. Мы считаем, что голос этих людей должен быть слышен.
С уважением и благодарностью, команда RT
Дмитрий Артис
«В одночасье страна разделилась на две…»
В одночасье страна разделилась на две,у обеих расквашена морда…Светлоликие эльфы с дырой в головесаранчой налетели на Мордор.Небеса, будто веки, поднял доброхот.По классическим правилам шахматсветлоликие первыми сделали ход,пока орки корячились в шахтах.Присосались к земле озорным хоботком,не стесняясь отсвечивать задом,и пищат: «Выходите на драчку бегомиз рабочего ада.Выходите, иначе дома подожжём…Только миру окажем услугу.Как детей ваших вырежем, мамок и жёнс удовольствием пустим по кругу».Где-то ёж копошился в зелёной траве,одуванчик обнюхивал заяц,расписная свистулька с дырой в головеу плохого мальца оказалась.«Выходите, оценим бесстрашный порыв —на осинах развесим повыше…»И к полуночи, смену на шахте закрыв,орки взяли да вышли.«Распаханы земли украинским градом…»
Распаханы земли украинским градом,но мы, не теряя осанки,шлифуем равнину победным парадомна русском обугленном танке.Враги убегают, вздыхают на ладан,бросают в окопах берданки,но мы, наступая на пятки снарядом,любого догоним на танке.Бегут без оглядки, кто лесом, кто садом,теряют портки и портянки,но мы уже близко, но мы уже рядомна русском обугленном танке.Бегите по краю хоть в дальние грани,поймаем и скрутим в баранку.За каждую рытвину русских окраинответите нашему танку.Воронку к воронке оставили б***и,равнина с лица, как с изнанки,но мы эту землю по-братски пригладимна русском обугленном танке.«Открыв сто тысяч пятьсот каналов…»
Открывсто тысячпятьсот каналов,листаю сводкидо темноты…Где «перемога»не проканала,там на бульварахуже цветы.Листаю:ахтунги «знову зрада» —накал истерикштурмует высь,а здесь пейзажи,изгибы сада,земля и небо —в одно слились.Записан роликне военкором,а так,прохожим,и брошен в сеть.Теперь висит онсмешным укоромтому, кто прочилРоссии смерть.По дну окопалегла протока,и слышен яснодевичий смех.Кому-то «зрада»и «перемога»,а нам победа —одна на всех.«Готовимся к долгой войне…»
Готовимся к долгой войнеи впрок запасаемся гречкой.Завёлся сверчок по веснеза микроволновою печкой.Стрекочет, как будто один,весь мир у него в саквояже,а мы собрались в магазин,пока ещё гречка в продаже.Попробуй не ведать вины,стыда не почувствовать, еслиза микроволновкой слышнысверчка беспечальные песни.Торопится тот, кто ведом,притянут к ноге за верёвку,и мы покидаем свой дом —купить про запас упаковку.Ничто так не будет смущать,как песня, горящая свечкой,о том, что жива благодатьза микроволновою печкой.«Отречённые братья выходят на свет…»
Отречённые братья выходят на свет,по бесчестию каждый разут и раздет,и, прикрыв наготу ароматом,улыбаются встречным солдатам.Ковыляют неспешно один за другим,озираясь по-детски как будто благими таким непосредственным взглядом,что никто не ударит прикладом.Безобидные люди, хоть пальцем крути,но торчат вместо рук роковые культи,где набиты, как ценник на пластик,черепа в обрамлении свастик.«Святым оставим футбол и пиво…»
Святым оставим футбол и пиво,а сами в пекло пойдём красиво.У барной стойки не ждут мессию.Плохие парни спасут Россию.Не надо больше домашней каши.Пусть на шевронах подруги нашитак улыбнутся, что обессиленумолкнет сладкоголосый Сирин.Пока святые – не то что парни,а так – печеньки от мишки Барни,расскажут байки про аннексию,плохие парни спасут Россию.Обвисло небо, земля в растяжках,нас очень много, и мы в тельняшках.Святые дома сидят в пижамах,носы в повидле да яд на жалах.Такие люди не знают жизни,им непосильна любовь к Отчизне.И пусть святые подобны змию,плохие парни спасут Россию.«Со всех сторон предатели…»
Со всех сторон предатели,кругом одни враги…Сто лет стоят у материв прихожей сапоги.Отцовские, как новые,с калошами рядком,подошвы коронованыжелезным каблуком.На старте, что на финише, —один потенциал.Я раньше даже выпившийсапог не надевал.Отечества и отчествани разу не сменил.Отец мой вроде плотничали пчёлок разводил.У горизонта пасмурно.Мне издали видатьразграбленную пасекуи вражескую рать.Играть судьбе изломаннойв бездомного щенка.Горит, как зацелованапредателем, щека.И жизнь ещё не прожита,не набраны долги,но я иду в прихожуюпримерить сапоги.Детское
Селу сегодня повезло,бойцы зачистили село.Другому так же повезёт,в него зайдут бойцы вот-вот.Потом военная метлазачистку третьего села начнёт,и будет чисто на свете безфашиста.«В миру ли на ветру, в молитвах и борьбе…»
В миру ли на ветру, в молитвах и борьбея точно не умру от жалости к себе.Как три копейки прост, продлив отца и мать,я буду в полный рост безвременье встречать.На вороном коне без отдыха и сна.Удача будет мне, как женщина, верна.Под орудийный бит, открыв клыкастый рот,архангел протрубит победных восемь нот.С поддержкой огневой в пыли святых дорогвы будете со мной, и с нами – русский Бог.«Солнце темнеет, когда…»
Солнце темнеет, когдав самой красивой воронкедети хоронят кота,бантик стянув на картонке.Слышали шум за версту,будто взрывались пакеты.Ночью могилу котувырыл кусок от ракеты.Мальчики слёзы не льют,век у товарища краток.Тучу расчертит салютиз деревянных рогаток.Девочки сжались в комок,топчут сандалики глину:«Как же ты, как же ты могверных подружек покинуть!»А высоко над землёй,сдвинув сердитые брови,кто-то большой-пребольшойновый лоток приготовил.«Блажен погибающий в первом бою…»
Блажен погибающий в первом бою,с собой даже мухи не взявший.Я родину самозабвенно люблю,как полную грудь комиссарши.На плечи закинув ручной пулемёт,оправлю на кителе складки.Куда комиссарша меня позовёт,туда и пойду без оглядки.Посажено солнце на маковку дня,гудит, как встревоженный улей.В открытом бою не уйти от меняприцельно метнувшейся пуле.Солдат из меня по всему никакой —высокие берцы на замше,зато, погибая, прикрою собой,как родину, грудь комиссарши.«Если вечером выйдешь на запад…»
Если вечером выйдешь на запад,то под утро придёшь на восток.Будто юбка у барышни, задранэтой пёстрой землицы кусок.Кто ходил, тот уже не расскажет.Только ветер до нас донесётвместе с запахом крови и сажиаромат азиатских широт.«Немытые руки раскинув…»
Немытые руки раскинув,как чёрт от любви вереща,вернётся на родину Киевоткушать с устатку борща.Хромая на правую ногу,протиснется ближе к столуи скажет: «Насыпьте немногоборща дорогому хохлу».И будет плести небылицыв кругу сердобольных мещано том, как худел за границей,скучая по русским борщам.О том, как чужбина достала,как недруги выгрызли бок…Наевшись борща до отвала,уснёт головой на восток.А завтра, от наглости взмокши,в обед изогнётся плющом,подсядет к русне или к мокшеи плюнет в тарелку с борщом.«Пока ревёт столетним кедром…»
Пока ревётстолетним кедромвойныразинутая пасть,хочу семейнуюлегендувам рассказатьне торопясь.Мы забываемв суматохео том, чторождены людьми,и в обезумевшейэпохенайдётся местодля любви.Земляплотнее караваяказалась каждомубойцу,когда Втораямироваяшла к очевидномуконцу.В Европусъездившийбез визы,в день завершениявойнымой дед улыбкуМоны Лизынабил себена полспины.Не ведаю,в какой газетекакихповерженныхплемёнон репродукциюзаметили был изрядновпечатлён.Домойвернувшиськ сенокосу,работал в полебез прикрас,рубаха вымокладо сноса,и дед рубахуснял на раз.Сельчаневыпучили зенки,увидев дедасо спины —они узналив иноземкедевчонкус нашейстороны.Не надопатокисердечнойпод выцветающейлуной.Женись на той,что будет вечно,как чувство Бога,за спиной.Судьба скучаетбез каприза.Мальчишник былв кругу друзей,где перебили«Мона Лиза»на вензельбабушкимоей.С тех порчто толькони бывало,но в службе ратнойи в трудеу дедана спине сиялаодна улыбка —Анны Д.
Борис Бергин
Посевная
Постоянно думаешь: только бы не началось.И под сердцем колется ноющий ржавый гвоздь.Фронтовые сводки с полей, а хочется посевной.Постоянно думаешь: ну это же не со мной.Это где-то в книжках, кино, далёком чужом краю.Что бросаешь в землю весной, то осенью соберут.И хотелось сытное в землю бросать зерно,Зарастай зелёной травой, злобой прорытый ров.Говорит мне сын: «Вот с этими прадед мой воевал».Почему у весны опять звериный такой оскал?Почему слетается вновь чёрное вороньё?Только эта земля моя, а я не отдам моё.2014Жёрнов
И когда захочешь границей отгородиться,Повторяя: «Не сторож я, Господи, нет, не сторож», —То беда вернётся в твой дом, как всегда, сторицей,И болит, так болит, за какую струну ни тронешь.И пока ты прячешься, где-то приносится жертва —За отсрочку недолгую, за мимолётность покоя,Беспощадный уже запущен неждущий жёрнов:Перемелет в муку – то нехитрое дело такое.Раскроили рвами землю Войска Донского,Но в степи не скроешься – степь навсегда едина.И здесь общая память и общие путь и Слово,Знамя деда поднимется в небо руками сына.Только б не было поздно, на чашу весов небесныхНе легло бы предательство каиновой печатью,И не стало б в земле от могил свежевырытых тесно.Не зависла б рука: в книге жизни тебя отмечать ли?Тонкой нити родство над какой нас бездной держало,Проходила орда – выживал, кто не встал на колени.И сегодня решается – будет ли вырвано жалоИли завтра ковыль зазвенит над великим забвеньем.2014Московское
У кого под перчаткой не хватит тепла, чтоб объехать всю курву-Москву.
На Красной площади всего круглей земля.
О. Э. МандельштамТрамвайной вишенкой и костью в колесеТы приобщаешься, и ты живёшь как все,И на крови твоей всемирная история.Пальмиры арка на учебнике твоём,Снаряд тяжёлый, разрушающий твой дом.И как мы жили до войны, о чём мы спорили?И в этом городе, не верящем слезам,Чьё время кончилось, кому сказать «слезай»?И будет очень тяжкой поступь командорова…Как много в звуке… но надежды больше нет,Её снарядом разорвало на войне,А так, конечно, начиналось даже здорово.На Красной площади круглей всё и круглей,Руин всё больше в остывающей золе,И центр мира где-то к Горловке смещается.Смерть на миру, онлайн, краснеет монитор,Уже шагнул (зачем позвали?) командор…Давай на выход соберись уже с вещами сам.Объедешь курву? Если есть ещё тепло.Пока ты дышишь, значит, снова повезло.Бывало тоже страшно, но подлей бывало ли?Уж полночь близится… и донна Анна ждёт,Пусть только это ожидание спасёт,Ещё спасёт, пока возможно, хоть бы малое.Да что ж такое, слышишь, страшная пораНикак отсюда не уходит со двора,И каждому свой век, свой волкодав, достанется.Кому кровавый, ну а прочим – покемон,И можно долго ждать, что всё пройдёт само,Но этот век (кому какой) ещё до ста нести…Тебя опять спасёт неспящий у окна,Степь от воронок круглых сверху как луна,А если ближе, то вся чёрная от копоти.Москва, Москва, несчастный воробей,Она не верит, ну а ты её жалей…И сходит небо, постигаемое опытом.2016На краю
Доживём до Пасхи, а там и Троица —Отец Александр не благословил умирать.Закрылась дверь, говорят, что другая откроется.Когда стоишь один на краю, думай: «За нами рать».Там и Троица – будут склоны круч все лиловые,Чабреца у нас – аж до самого Неба дух.На ветру стоять – это быть и битым, и ломаным,Но за битого здесь небитых дают сразу двух.Доживём, конечно, – куда мы денемся.Кому, кроме нас, нужна эта степь да степь.Простояли ночь – это значит, что день еси.А вокруг всё могилы – Саур ли, Острая,И здесь плавится сталь, а живое убить непросто вот:В каждом раненом дереве тень Спасителя на кресте.И кому боронить эту землю рыжую —В ней ведь столько крови, ни в какой другой больше нет,Защищать и пахать – потому мы, конечно, выживем.Степь да степь, если смерть кругом, жизнь особенно здесь в цене.2019Одно и то же
я пишу об одном и том же – кругозор мой узок,я не знаю ни древних, ни новых каких-то греков.что я там читал-то? дон кихота и робинзона крузо.я всё знаю только про мельницы и что дважды не входят в реку.что армия стреляет второй раз уже не в свой народ,что у убийцы не просят амнистий просто.что я знаю-то? как снаряд падает в огороди воронка бывает в два человеческих роста.да о чём я пишу? я кондовый, как советская песня,там, где пули свистят по степи и журавли тебе держат место.это не ко мне, серьёзно, если вам надо поинтересней —я читаю сводки модной писанины вместо.что я знаю? как вмиг лишаешься дома и прежней жизнии считаешь, что повезло, другим было намного хуже.нет ничего интересного в моём соцреализме,в мире креатива и мейнстрима на кой он нужен.я пишу об одном и том же, не для изысканных книгочеев,только позывные для тех, кому тоже невыносимо.у кого всё спокойно, но хочется погорячее —не читайте, идите мимо.2019Не болит
Дуне Шереметьевой
Говорят, что не может пять лет болеть,Говорят, Господь с вами, какая боль.И ещё, что есть на крайняк балет…Если под ногами качнётся пол.Милосердна память, и время докЗабинтует, спирту в стакан плеснёт,Не болит, иначе бы ты не смогУдержать сурового неба гнёт.Говорят, что так выгорает всё,А иначе просто сойдёшь с ума.Не считай, как вертится колесо —Лето, осень, осень, опять зима.И идёт здесь жизнь год считай за пять,Вот и ты идёшь и опять идёшь.Повторенье, мать, снова повторять,Снег идёт и дождь, снег идёт и дождь.Ну а если «Град», то здесь знают все,Как летит, как падает, как звучит,Сколько смерти в чёрном его свинце,И кто будет меч, и кто будет щит.Говорят, совсем уже не болит,Встань и делай молча, что можешь ты.Просто держит мир этот край земли,И не знают здесь, что такое тыл.Говорят, не можешь, а всё живёшь,Говорят, не веришь – вложи персты.А узнаешь правду – поймёшь, где ложь.Вот и Бог с тобой или с Богом ты.2019Всё нормально
у меня всё нормально. душевная боль не в счёт.я одет по погоде, не голоден, жив… ещё.надо мною не каплет, не падает, не печёт.даже ангел ещё за плечом.пролетают пока заплечных дел мастера,ну и что тут такого, что вместо души дыра.о душе не пишите, о крыльях – и всё пройдёт.а не скажешь на чёрное белое – идиот.в идиотском полку отставной барабанщик был,может быть, счетовод и считал – всё гробы, гробы.на Матфеевом списке писал – здесь был дом, и здесь,кем бы ни был, да только вот вышел весь.на куски разлетаясь в каждый обстрел, прилёт,всё же, сука, дышу ещё, чёрт меня не берёт.я все даты запомнил по накалу обсценных слов.ну и как там на небе, скажи, неплохой улов?на гибридной войне сам становишься вроде рыб —не доносится звук из забытой такой дыры.чем туманней вблизи, тем более даль ясна.зарастают окопы травой – и у них весна.у меня всё нормально. и нечего мне менять.и бояться не нужно меня или за меня.я дышу, говорю и, в общем, совсем неплох.у меня всё нормально… да лучше б сдох.2019Донецкое
Говорят, что у Данта над кругами адскимиБыл ещё рай, но кто до него дочитывал?Какие времена, такие и рифмы солдатские,Защити себя сам какой умеешь защитою.Нам выдавали полдень, и небо его было ласковым,Но нам казалось тесно, мало, не слишком розово.А когда всё стирают таким сумасшедшим ластиком,Вдоль какого неба теперь мы пойдём с вопросами?Если верить Данту, небес так же девять наверчено,Святость тоже делится – на чистых и кто попроще.Пусть меня не ждёт ни в одном никакая женщина,Пусть все живут… пусть живут и никогда не ропщут.Что нам рай, куда не пускают даже Вергилия,И, куда ни ткнёшься, места под солнцем все заняты.То, что нас не минует, как знать, может быть, помилует.В город мины летят, а розы – по расписанию.И они всё такие же – алые, белые, чайные,Только небо другое, наверно, круги перепутали.Если смерть ходит рядом – живёшь раза в два отчаянней,Розы тянутся к небу, любому, колючими прутьямиИз надёжной земли, где спасительны ямы и рытвины.Здесь последняя вера, что мелют Господни мельницы.Тот, кто любит, – любим. Небеса нынче настежь открытые.Медь звенит, и кимвалы звучат… души метятся.2019Как называть
был бы моложе – назвал бы тебя джульеттой,был бы испанцем – точно тогда дульсинеей,а здесь у нас такое адское лето,и васильки смертельно синеют.жил бы я в сочи, не помню уже, что знал бы,где она, правда, и кто ещё носит прада,а здесь опять через сердце проходят залпы —сто двадцать второго калибра мины и «Грады».звать бы тебя голубкой, да снова сносит…драму не эту, заглядывать бы к макбету,но сводки читаю, повёрнуты сумрака оси,врут договоры, к чёрту летят обеты.кем бы я был, если бы звал тебя дарлинг,на берегу темзы какой мёрз бы…всё нам дают взаймы, ничего не дарят,здесь и река, если донец, то мёртвый.звать эсмеральдой? – тесен для нас париж-то.у нас бесконечен цыганский размах дороги,небо бездонно, в котором легко паришь ты —можно тебя крыльями только трогать.всё, что не смерть и война, здесь кажется книжным;помню, когда-то наоборот было.как мне тебя называть, чтобы просто выжитьв лето шестое без берегов и тыла?2019Летать
Ты учишь меня летать – научи меня падать,Соломку мне не стели – пусть упал-отжался.Когда за спиной враги, за углом засада,Учи меня забывать, что такое жалость.Когда погиб командир и застава пала,Когда устали считать, сколько там зарыто,Ты учишь меня летать – ни много ни мало,Как будто бы в небе можно найти укрытье.Раскрыты земля и небо до ада и рая,Стоящим в степи до них одинаково близко,Когда под шквальным огнём города сгораютИ падают навзничь разбитые обелиски.Ты учишь меня летать – не учи терпенью,Всегда побеждает тот, кто нетерпеливей,Когда идёшь долиною смертной тени,Как будто идёт над землёю весенний ливень…Ты учишь меня летать – я учусь влюбляться,Я так не умел, пока всё внутри не выжгло…Вот делаешь шаг, и можно взлететь над плацем,Войной и бедой, полем боя – всё выше, выше.2021Говорить языками
Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.
I Кор. (13:1) апостола ПавлаМы с тобой виноваты уже только в том, что живыВ этом времени лживом войн заказных и смут.Если я говорю языками чужими,Как ты думаешь, может, меня поймут?Больше ангельских нет языков, человечьих тоже,Всё смешалось, и слышится только язык врага.Что ещё мы с тобой в этом мире можем,Если млечная речь нам по-прежнему дорога?Да, я знаю, в войне не бывает, чтоб все невинны,Только кто-то напал, а другой защищал свой дом.Но дойдём до какой-нибудь середины,Если говор чужой через площадь переведём?Знаешь, я говорил, что когда-то услышу песнюНа таком языке, что снаряд направлял в мой дом,И заплачу от этой тоски неместной,Только вот не сейчас, а (быть может) потом.Если нет здесь любви, бесполезно кимвал бряцает,Так бряцают кинжалы, оружие, зброя, беда,Сыновья расточают, что собрано было отцами,Не имеет синонимов горькое слово «предать».И звенящая медь тщетно сердце стремится измерить,И пусты все пророчества – будет, что быть суждено,Остаётся лишь та, что больше надежды и веры,И на всех языках говорит об одном.Я хочу говорить о любви языками всеми —Ковылём шелестящим, тёплым грибным дождём.Если станут землёй все, кто ляжет однажды в землю,Может быть, мы друг друга сейчас поймём?2021
Мария Ватутина
«На костылях. В бинтах ступня…»
На костылях. В бинтах ступня.Прошил осколок у Каховки.Глядит смешливо на меня,Стишки читавшую в столовке.Загар, похожий на броню.Досадует на попаданье.«А хочешь, маме позвоню,Когда вернусь в Москву с заданья?У вас тут есть с роднёю связь?Скажу, жива её пропажа».А он ответствовал, смеясь:«Не-не, она не знает даже.Мы бережём. — Он бросил взглядНа раскуроченную ногу. —Про это знает только брат».И мы отправились в дорогу.Я думала за часом часПро дагестанского героя,Который жизнь свою отдастДля материнского покоя.Прощаясь, я ему: «Родной,Н у, ты орёл!» А он с подскока:«Ведь это же мой позывной…»Так он признал во мне пророка.Агитбригада
И я внести хотела лепточкуЖивым курком, взведённым в слове.Летели бортом мы за ленточку.Но кто-то выходил в Ростове.Гуляли, спешившись, по лётному.И шли кормою к фюзеляжуКамАЗы с ящиками плотнымиИ прочей фронтовой поклажей.Майор, с которым там мытарились,Кивнул на ящик: – Дальше вместе.А ты-то знаешь, чем затарились?Ответила ему: груз двести.Стрельнул цигарку несерьёзную.Кивнул, мол, знаешь, уважаю.И полетели мы по воздуху,До неба мёртвых провожая.Из-за обстрелов нас за ленточкуНе повезли, в Крыму сгрузили.Но наши дали им ответочкуИ дальше – жили, жили, жили!Лётный полк. Зарисовка
Мы выступали в лётной частиНа фоне подуставших “сушек”.Собрали техников ворчащихИ двух старушек.Все слушались команды замаПо политической работе.А остальные были, знамо,Уже в полёте.Но не успели депутатаДослушать мужики, как строго,Назойливо, продолговатоВзвилась тревога.Должна покаяться – струхнула.Не то чтоб кинулась метаться,Но смертью, в общем-то, пахнуло.Не отмахаться.От нашего репертуараОстался пшик. Неважно это,Когда, по сведеньям радара,Летит ракета.Стоишь и ждёшь, когда пустоеТо небо, что надеждой правит,Своей мозолистой пятоюТебя раздавит.Потом тревогу отменилиТремя сигналами в прокрутке.Точней, двумя. И все шутили,Что обсчитался тот, кто в рубке.Смеялась замполитша Вера,Хорошенькая, как с картинки,И Золушкиного размераНа ней военные ботинки.«Худая, дряхлая на вид…»
Худая, дряхлая на вид,Совсем иссохшая зимою,Чужая мать в саду стоитНад раскуроченной землёю.Дай обниму тебя, прижму,Поглажу кукольные плечи.Засею землю по уму,Затеплю в доме печь и свечи.Не ты ли вышла на задкиС отцовским знаменем советским,Когда здоровые сынкиПришли к своим задворкам детским?Не твой ли флаг топтали тут,Смеясь, подмётки вытирали?И «куры, млеко и капут»Тебе, затравленной, орали.Чужая матушка моя,Не пяться от сыновней злобы.Твои дурные сыновьяЗабыли свет твоей утробы.Терпи и боль свою таи,Считай, что это просто глупость.Но тихо: «Это не мои», —Она ответила, потупясь.Я горе видела в упор,Но равных нет минутам этим,Как выносила приговорЧужая мать родимым детям.«Они стреляли по донецким…»
Они стреляли по донецким.Они стреляли по луганским.По сношенным пинеткам детским.По каблукам и сумкам дамским.По одеялам и подушкам,Ночнушкам, шортикам, пижаме.И в класс, где запрещённый ПушкинПо-русски говорил стихами.По толстым словарям толковым,По тощим козам, по колодцам,Они стреляли по торговымПалаткам и по огородцам.Они не подходили близко,Стреляя в школьницу у дома,Она была сепаратистка,Она абстрактна, незнакома.Невидимы в прицеле пушкиЕё косички и ладошки,Её забавные веснушки,Припухлые её губёшки.Но в том абстрактном артобстреле,Закрыв глаза на все детали,Они – её убить хотели,Они – по ней в упор стреляли.С остервенением немецким,С особой слабостью к гражданским,Они стреляли – по донецким,Они стреляли – по луганским.«Шёл солдат мимо шахт и пожарища…»
Шёл солдат мимо шахт и пожарища,На броне по лесочкам катил,Восемь лет хоронил он товарищей,Восемь лет у родни не гостил.Его землю дырявили бедами,Выжимали в чужой окоём.«Только мы, – говорил он, – отседоваНикуда никогда не уйдём».Старики на груди его хлюпали,И светлели посёлки вдоль трасс.Вот сажают цветы в МариуполеИ завозят учебники в класс.И чужая худющая матушкаПрипадает на бронежилет:«Вы теперь не уйдёте, ребятушки?Не уйдёте? Не бросите, нет?»Отвечал, наклонившись, как к маленькой,Обещая откинуть врага.Восемь лет он не виделся с маменькой,До которой уже два шага.Две положенных в степь батареечки,Чтоб светилась священная степь.И товарищ с осколочным в темечке,И встречающих пёстрая цепь.Это родина. Вот его родина —До колонки всего дохромать.Дом разрушен, и мать похоронена.Надо новую жизнь поднимать.«Если мы освобождаем Донбасс…»